goodbye & love me

Ожидание продолжалось, только теперь оно уже не казалось таким удручающим и ужасным. По крайней мере, Чонгук находился совсем близко. В это до сих пор невозможно было поверить, и Чимину в некоторые моменты казалось, что это не по-настоящему, а он так соскучился, что просто выдумывает в голове сценарии. Немного позже Чимин попытался ещё раз. Он постучал в дверь, прислушиваясь к звукам, и попросил Чона выйти хотя бы на несколько минут. У него громыхало сердце, в страхе немели кончики пальцев. Это было самое тревожное предвкушение в его жизни. Однако Чонгук ожидаемо не откликнулся на просьбы. Гнетущая тишина заставила Чимина расстроено опустить голову и усесться обратно. Достав из рюкзака телефон, он написал смс Биллу, Тэхену и Юнги, в которых оповещал парней о том, что нашёл Чонгука. Те стали звонить наперебой, но Пак не брал трубку, не хотел отвлекаться, сказал, что позже все расскажет. Юнги попросил обязательно врезать «этому ненормальному придурку», а Тэхен предупредил, что не примет никаких извинений. Билл не запаривал, он просто написал: «жду». Чонгук не вышел из кабинета ни в обед, ни вечером. Он сидел взаперти, заставляя Чимина нервничать. Он больше не пытался достучаться, надеясь, что Чон подумает, что он ушёл и выйдет сам. Это была неплохая стратегия, но ожидание, к которому Чимин, казалось бы, привык, сейчас казалась невыносимым. Рабочий день близился к концу. Поглядывая на наручные часы и наблюдая за тем, как из других кабинетов выходят работники, Пак распереживался. Он испугался того, что Чонгуку могло стать плохо и никак не мог отделаться от неприятного чувства в груди. — Извините, я могу чем-то помочь? — спросил молодой альфа, который шёл вдоль коридора с одной рукой в кармане. Он неожиданно остановился и уставился на Чимина, который встревожено колесил вокруг двери. — А, да, я жду Чон Чонгука, он внутри, наверное, должен скоро выйти, — улыбка у него совсем не получилась и незнакомый альфа удивленно вздернул брови, оборачиваясь в сторону кабинета Чона. — А по какому Вы вопросу? — мужчина подошёл ближе и дернул за ручку, недовольно усмехаясь и закатывая глаза. — Опять закрылся, — прокомментировал он и рассмеялся своими большими былыми зубами. Мужчина был азиатом, но идеально и без акцента разговаривал на немецком, было очевидно, что он местный. Он был худощавым и высоким, в идеально выглаженной рубашке и начищенных туфлях. — Он с чего-то взял, что начальник здесь, — голос альфы стал недовольным, а улыбка пропала с лица. Он ещё несколько раз дернул за ручку, а потом начал колотить в неё, угрожая уволить, если сию же минуту не выйдет. И это сработало. Через пару минут послышался звук поворота ключа, и Чимин почувствовал, как у него отчаянно начинает колотиться сердце. А когда дверь распахнулась и в дверной проеме показалась высокая фигура в чёрном, оно и вовсе провалилось куда-то вниз, продолжая биться там изо всех сил. Первым Чонгук столкнулся взглядом с Чимином, который стоял позади альфы. На его идеальном лице не дрогнул ни один нерв, и также спокойно он перевёл взгляд на альфу, который зло пялился, сведя брови. — Что? — просто спросил он, очевидно недовольный тем, что его потревожили. — Что? — возмутился мужчина и усмехнулся, переглянувшись с Чимином. — Я ведь говорил тебе не запираться, что за привычка? — Я работал. — А тебя кто-то отвлекал? У меня может быть срочное дело, поэтому не выводи меня и не запирайся, иначе уволю. — Хорошо, — лицо парня было невозмутимым. Оно было строгим и серьезным. Глаза не выдавали ни напряжения, ни страха. Очевидно, что он не чувствовал авторитета напротив стоящего мужчины, и был абсолютно безразличен к его замечаниям. Альфа тоже заметил это, и ему стало неловко. Он кашлянул и отошёл в сторону. — К тебе пришли, — неожиданно оповестил он, заставляя Чимина растеряться, но лишь на мгновенье. Он, не теряя ни минуты, подошёл ближе и сжимая губы в напряжении, выдавил короткое: — Привет. В этом простом слове, в интонации, в том, как бегали его зрачки, как ходуном ходили желваки, как дрожала нижняя губа, было все, что Чимин чувствовал не только в эту минуту, но и за все то время, что им пришлось быть порознь. В то же время, Чонгук полностью контролировал себя, ни одной эмоции, в глазах — абсолютная пустота, и это болезненное безразличие, заставило сердце Чимина сжаться, потому что никогда, ещё никогда Чонгук не смотрел на него такими глазами. На приветствие омега не ответил. Он перевёл взгляд на альфу и сказал: — Я ухожу, мне нужно домой. — Уходишь так рано? — он глянул на наручные часы и удивлённо присвистнул. — Разве не ты говорил, что не укладываешься в срок? — Я поработаю дома. — Но у тебя здесь все материалы. — Дома они тоже есть, — Чонгук прошёл обратно в кабинет, оставляя дверь открытой, и это явилось для Чимина возможностью заглянуть внутрь. Там царил настоящий творческий беспорядок. Рулоны цветной бумаги, тканей, различные инструменты и прочее не помещалось в шкафах и валялось прямо на полу. На стенах были прикреплены различные наброски, рисунки и чертежи, стол был чистым, на нем кроме швейной машинки и некоторой канцелярской мелочи ничего не было. Чонгук вышел почти сразу, но уже с рюкзаком на плече. Он закрыл дверь, слегка отпихивая альфу в сторону и закинул ключи в карман худи. — Я думал, что мы вместе поедем, — вдруг сказал альфа, и эта фраза заставила Чимина напрячься. Он посмотрел на реакцию Чона, чье лицо продолжало оставаться невозмутимым. — Автобусы ходят, — парень не попрощался и пошёл к лестнице, Чимин коротко кивнул незнакомому мужчине и поспешил следом. Он нагнал омегу, когда тот остановился у лифта. Он смотрел вверх, одними губами отсчитывая этажи, которые проезжал тот прежде, чем остановиться и раскрыть свои двери. Чимин старался быть беззвучным, чтобы не спугнуть, но его присутствие было очевидным для Чонгука. Когда двери лифта разъехались в стороны, Чон первым прошёл внутрь, а Пак быстро проскочил следом, вставая рядом, меньше чем в метре от предмета своей многолетней тоски. Чонгук нажал на кнопку первого этажа, и лифт тронулся, плавно опускаясь вниз. Чимин поглядывал на спокойное лицо, на длинные реснички, мерно вздымающиеся и опускающиеся и глубоко вздохнул, набираясь храбрости и умоляя Бога дать ему сейчас сил, чтобы не рухнуть в обморок или не расплакаться. — Я искал тебя, — наконец, смог выдавить он и почувствовал, как в горле сжимается от простой истины — он искал и нашёл. — Хотел убедиться, что с тобой все хорошо. Чонгук игнорировал, он приподнял руку и принялся рассматривать свои аккуратно чищенные ногти. Всем своим видом он показывал, что это ни капли его не интересует, и сам Чимин совершенно не трогает его сердца. Ни его слова, ни его присутствие. — Я знаю, что ты ничего не хочешь знать обо мне, но я хочу объясниться. Какой бы огромной не была твоя обида... — он не успел договорить, двери лифта раскрылись, и Чонгук вышел в холл, не дожидаясь ни минуты. Чимин пошёл следом. В этот раз он не стал бежать и догонять, понимая, что это бессмысленно. Чон не слушал и не собирался, ему было неинтересно все, что скажет Пак, и он помнил прощальное сообщение Чонгука, каждую строчку, каждое слово, именно поэтому понимал, что не будет просто, ведь единственное наказание, которое Чимин мог получить — это не заслужить от этого человека прощения. Пусть он и не был тем, кто бросил, пусть и не был виноват, но он причинил боль. И эта боль так сильно поглотила Чонгука, что сейчас его красивое лицо продолжало оставаться красивым, но без единой эмоции. Остановившись у автобусной остановки, Чон принялся пинать камушек носком берца. Чимин встал рядом, он сжимал в руках рюкзак и едва ощутимо чувствовал природный аромат, который едва мог просачиваться из-под терпкого запаха одеколона. Он лишь на мгновенье прикрыл глаза, погружаясь в атмосферу происходящего. Чонгук был слишком близко, он был тут, он все время был рядом, и Чимин не зря это чувствовал. Его влюблённое и раненое сердце подсказывало правильно. Любовь была совсем близко. Смысл его существования, его самое большое сокровище, которое он с трепетом оберегал, не позволяя этим чувствам даже на мгновенье притупиться. — Скажи хотя бы что-нибудь. Что ненавидишь или скажи мне проваливать. Только не молчи так, будто меня вовсе нет. Чонгук втянул носом воздух, и у Чимина затрепетало сердце, потому что ему показалось, что тот хочет что-то сказать, что, наконец, он услышит его голос, обращённый к нему. Он так по этому скучал, и так отчаянно жаждал. Но Чон лишь хмыкнул, ничего не сказав, и это заставило Чимина расстроенно поджать губы. Когда автобус подъехал, Чонгук вошёл первым. Он оплатил проезд и прошёл вглубь салона. Чимин сделал то же самое. Он следовал точно за ним, буквально ступая по его шагам, чтобы в переполненном транспорте не потерять из виду. В какой-то момент автобус резко затормозил, и Чонгука качнуло назад. Чимин неосознанно потянулся к нему и обхватил за плечи, не давая упасть. В этот момент шея Чона была в нескольких сантиметрах от губ Чимина, и второй заметил, как буквально у него на глазах мелкие светлые волоски встают дыбом от ощущения чужого горячего дыхания на коже. — Будь осторожен, — выдавил он, не хотя отпуская и наблюдая за тем, как Чонгук, даже не обернувшись отошел на несколько шагов. Все места были заняты, поэтому парень схватился за поручень и нагнулся вниз, чтобы узнать, где они сейчас находятся. Чимину за поручень держаться было неудобно, поэтому он встал рядом и держался за сидение. Он только сейчас заметил, что Чон жевал жвачку. Он перекатывал ее во рту, и выглядел совсем не так, как обычно. Чонгук, которого он встретил два с половиной года назад в загородном домике был воплощением элегантности, но от того парня не осталось ровным счетом ничего. Чон заметно набрал в весе, и это совсем не нравилось Чимину. Не потому, что ему не шло, наоборот, ему подходили пухлые щечки даже больше идеально ровных скул, но раньше Чонгук был нездорово худым, и эти скачки веса могли быть следствием какой-то серьёзной проблемы. Тут же он подумал, что прошло достаточно времени, и, возможно, он просто хорошо питался все это время. Он не хотел думать о плохом, не хотел даже представлять, до чего в этот раз могло довести Чонгука их расставание. Эта небрежность в образе совсем не была ему свойственна, и походила больше на стиль альфы-подростка, нежели взрослого омеги. И Чимин не понимал, почему, каждый раз глядя на этого обновлённого Чона с короткой стрижкой и едва заметными иссиня-чёрными прядями, у него бегут мурашки по спине. На нем были беспроводные наушники, на запястьях различные металлические браслеты и чёрный спортивный рюкзак, свисающий с плеча. И Чимин улыбнулся, отметив, что годы над его любимым не властны. Совсем не изменился. То же кукольное личико, те же изящные ладошки. Без косметики он смотрелся еще более обворожительным. Его истинная красота затмевала все в этом мире, или может это любовь делала Чимина таким слепым. «А может плевать на все?» — подумал он, не сводя с Чонгука глаз и не уводя взгляда даже тогда, когда второй, обернувшись, заметил эти языки пламени, сжигающие в нем дыру. Неожиданность. И...капелька смущения? Это были первые эмоции после того, как он вышел из кабинета, и они показались Чимину настолько драгоценными, что он буквально задохнулся этим мимолётным мгновением. На одной из остановок Чонгук двинулся к выходу, и Пак поспешил за ним. Они почти одновременно вышли, и второй не знал, что делать, потому что вся эта ситуация была странной и непонятной. Его не существовало. Для Чонгука его не существовало, он был здесь, совсем рядом, но не заметен. Он был невидимкой, прозрачным ветром, чужим шепотом и пустотой. Чон шёл медленно, он никуда не торопился, будто этим хотел ещё больше показать, что здесь он был один, и ему не от кого сбегать или прятаться. Чимин шёл следом, чуть дальше, чем в метре, держа руки в карманах легкой куртки и с тоской наблюдая за рваной походкой перед собой. Сейчас было очевидно, что этот парень сделал все, чтобы выбросить его из памяти и из сердца. Изначально он испугался, поэтому убежал, а сейчас он был спокоен и раз за разом давал Чимину убедиться в том, что тот для него пустое и ненужное ничто. По пути домой Чонгук зашёл в супермаркет. Он собирался сделать то, что должен был. Взял тележку и пошёл бродить меж стеллажей. Чимин чувствовал себя сталкером, но продолжал идти. Чонгук накупил много средств бытовой химии, а также различные вредные вещи такие, как чипсы, шоколадные батончики, булочки и сосиски. Оказавшись на кассе, Чимин не выдержал и влез вперёд Чонгука, доставая свою карту. — Я заплачу, — и только он хотел приложить карту к терминалу, Чонгук достаточно сильно и грубо толкнул его в сторону, протягивая кассиру наличные. Молодой парень за кассой непонимающе посмотрел то на одного, то на второго, пожал плечами и принялся считать сдачу. — Я хотел, как лучше, — сказал Чимин, подходя к Чонгуку, который, держа огромные пакеты, пытался закинуть мелочь в рюкзак. — И сейчас я тоже хочу, как лучше, поэтому предлагаю свою помощь, — Чонгук продолжал игнорировать. Когда он понял, что одной рукой эти манипуляции сделать нереально, положил пакеты и, наконец, кинул деньги в открытый замок. В этот раз Чимин сработал быстрее. Он схватил здоровой рукой один из пакетов и отошёл на несколько шагов. — Я помогу тебе. Это слишком тяжело нести в одиночку. Ты можешь ничего не говорить и не смотреть на меня, если тебе неприятно, просто идти вперёд. Чимину на мгновенье показалось, что Чонгук недовольно сжал губы, но его лицо тут же вновь стало безэмоциональным. Он взял оставшийся на асфальте пакет и пошёл в сторону домов. Он жил в четырёхэтажном жилом доме без лифта и домофона. Снаружи здание выглядело совсем стареньким, но в подъезде был новый ремонт и двери квартир не казались дешёвыми. Чонгук поднялся на второй этаж, достал связку ключей из кармана худи и открыл дверь. Пакет, который нёс Чимин опустился рядом с другим. — Так вот, где ты живешь. Я все пытался гадать, но никогда бы не обратил внимание на этот дом. Ты всегда любил все роскошное, а это место снаружи... — Чонгук не дал ему договорить. Он молча оттолкнул парня, чтобы было удобнее попасть внутрь, занёс на порог тяжёлые сумки и прежде, чем Чимин успел что-то ещё сказать, хлопнул дверью перед его носом. — Не кажется таким, — продолжил он уже для самого себя, глубоко вздохнул, прикрывая глаза облокотился на стену, спускаясь по ней и садясь на холодный подъездный пол. Он почесал голову и потёр лицо обеими руками. Желудок заурчал, напоминая, что хозяин не ел весь день, но Чимин не мог уйти. Вот так просто уйти, когда он, наконец, нашёл? Встать и своими ногами уйти? Это казалось абсолютно невозможным. — Потерпи, — обратился Чимин сам к себе, ощущая, как внутри все скручивает от желания выбить эту чёртову дверь и прижаться к Чонгуку. И пусть сопротивляется, пусть материт, пусть проклинает. Его чувства были сильнее всего этого. — Терпел ведь так долго, значит ещё потерпишь, — он тяжело выдохнул и откинул голову назад. — Дай ему время, — он просил, а точнее, уговаривал сам себя, потому что прекрасно понимал, почему Чон так категоричен, и это было абсолютно нормально. Он бы удивился, если бы тот бросился к нему в объятия. Посидев ещё немного и едва не задремав, Чимин принялся записывать голосовые сообщения для друзей, в которых рассказывал, как ему, все-таки, удалось. В подобном ритме прошло шесть дней. Чимин по пятам ходил за Чонгуком и пытался с ним поговорить. Временами он начинал рассказывать, как все было, но второй наотрез отказывался воспринимать информацию, просто уходя каждый раз. Пак начал встречать того альфу-азиата каждый день. Он неловко улыбался, потому что со стороны, в самом деле, выглядел, как сталкер, но просто подойти и все объяснить тоже не мог. Это выглядело бы ещё более подозрительно. Сотрудники на него косились, некоторые подходили к Чонгуку с расспросами, на что тот безразлично жал плечами. И это расстраивало Чимина ещё сильнее. Подъезд Чонгука стал для Чимина ночлегом. Он редко забегал домой, в основном лишь для того, чтобы перекусить и переодеться. Чонгук выглядел так, будто его это совсем не трогает. Он оставался стойким, он продолжал игнорировать, Чимина по-прежнему для него не существовало. Сидя в кафетерии во время обеда и жуя булочку с кофе, Чонгук старался не замечать Чимина, который сидел в одиночестве за соседним столом. Тот снова ничего не ел весь день, и Чонгук, хоть и ненавидел себя за это, специально спустился вниз перекусить, чтобы и у второго была такая возможность. — Я могу кое-что прояснить? — сказал альфа, садясь напротив Чонгука. На его подносе была тарелка с полноценным обедом, десертом и жестяная банка колы. Альфу звали Хосок. Он был этническим корейцем, а ещё прямым начальником Чонгука. — Передвигай графики, я не успеваю в срок. И ты не выделяешь мне помощников. — У всех свои дела. Передвигать графики не буду, успевай, как хочешь. И я не об этом хотел поговорить. — А больше говорить не о чем. — Не о чем? — усмехнулся мужчина и откинулся на сидение, переводя взгляд на Чимина, который в чужой обстановке чувствовал себя неловко. Он очень медленно и аккуратно доедал свой сэндвич и постоянно поглядывал в сторону Чонгука. — Что насчёт этого парня? Ты так и не знаешь, кто это такой? — Понятия не имею. — А мне кажется, что вы знакомы. — Тебе кажется, — Чон сунул в рот последний кусочек булочки и отряхнул руки. — Послушай, я не знаю, что за черт между вами двумя происходит, но ты ведёшь себя, как сволочь. — Есть! — Что есть? — Это здорово. Я рад, что так кажется со стороны. Значит, я не буду останавливаться и пойду дальше. Буду вести себя ещё хуже. — Хуже невозможно, я не знаю, в чем он так провинился, но... — Раз не знаешь — молчи, — сказал Чон и бросил короткий взгляд в сторону Чимина. Удостоверившись, что тот доел, он поднялся и бросил Хосоку: — двигай графики. У меня не сто рук, а всего две. — Тогда работай по ночам, — безразлично бросил мужчина и продолжил трапезу. — Я и так работаю дома сверхурочно. Тебе не кажется, что ты просто нашёл ломовую лошадь? — Исключительно твой выбор. Кто когда-то просил завалить работой, чтобы не было ни одной свободной минуты? Чонгук недовольно закатил глаза, снял кожаную куртку со спинки стула и процедил сквозь зубы: — Надеюсь, ты не подавишься, — сказал он и быстрым шагом пошёл прочь и кафетерия. Чимин молниеносно подскочил и поспешил следом. — Надеюсь, ты, наконец, трахнешься с кем-нибудь и станешь немного добрее, — крикнул Хосок на все помещения и столкнулся взглядом с проходящим мимо Чимином. Мужчина обворожительно и неловко заулыбался, на что Чимин не скрывая своего разочарования, закатил глаза. — Что? Что? Всем нужен секс, это полезно для здоровья! Что они все косятся на меня?! — продолжал бубнить он, снова принимаясь за еду. Чимин, как обычно, нашёл Чонгука на остановке. Вечер был прохладным, моросил неприятный дождь, создавая грязь и лужи на дорогах. Автобус, на удивление, был полупустым. И для Чона, и для Пака были места, правда в разных концах салона. Чонгук прошёл дальше, Чимин проследовал за ним, вставая позади и держась за его сидение. Чон по-прежнему не издавал ни звука. Он достал из кармана куртки наушники и включил музыку. Чимин нагло пялился в экран чужого мобильного, следил за тем, как аккуратные пальцы быстро орудуют на сенсоре, а потом включают неизвестную для Чимина песню. Каждый раз, находясь так близко, у него буквально подгибались ноги, а сердце падало в район ботинок, валяясь там едва живым. Не контролируя себя, парень наклонился вниз и глубоко вздохнул в районе шеи густой аромат своего любимого. Чонгук, ничего такого не ожидающий, резко дернулся и прижал плечо к щеке, от ощущения чужого дыхания в том месте у него побежала щекотка. Он вскинул голову и буквально упёрся своим лицом в лицо Чимина, продолжающегося нависать над ним. Горячее дыхание второго вновь обдало лицо Чона, пахло мёдом и едва ощутимо салатом из бутерброда, который он съел недавно. — Извини, я... — Чимин хотел сказать «я не хотел», но это была бы гнусная ложь. — Я хотел. Хотел почувствовать тебя поближе. Чонгук быстро заморгал и отвернулся, он был растерян и зол, и его милое личико, которое только что было так близко вызвало в груди Чимина такой неконтролируемый поток огня, что ему захотелось больше. Захотелось обнять, прижаться, поцеловать, залюбить, доказать, что он не такой ужасный, весь мир бросить к ногам того, кого он так сильно любил. И он был уверен, он чувствовал, что его обязательно до сих пор любят в ответ. До квартиры Чонгука они привычно добрались вместе. Чимин шёл немного позади и остановился, когда Чон достал ключи, чтобы открыть дверь. Он не знал, сколько ещё это может продолжаться, поэтому, собрав всю силу, в кулак, сказал: — Позволь мне тебе все объяснить. Позволь, я расскажу тебе, что произошло, как я оказался здесь и как нашёл тебя. Ты можешь ничего не говорить, всего лишь выслушай. Чонгук распахнул дверь, чтобы войти, но Чимин успел ее придержать и прошёл следом за Чонгуком в его небольшую, но приятную квартиру. Внутри пахло чем-то сладким и природным запахом Чона, и Чимин сначала растерялся, но тут же поспешил взять себя в руки, проходя за парнем в комнату. — Я не собираюсь ничего от тебя требовать, дай мне шанс просто объяснится! — умоляюще попросил он и остался стоять на месте, ожидая Чона, который в этот момент скрылся за дверью ванной комнаты. Он вышел через пару минут с ведром воды в одной руке и шваброй в другой. Поставив их перед Чимином, он сначала глянул на него, а затем кивнул куда-то в сторону, заставив второго обернуться. Весь коридор и вся комната была в следах от его обуви. Сам Чон сразу разулся на коврике в прихожей, а Чимин не подумал об этом. Он открыл рот и виновато уставился на Чонгука, который продолжая молчать, снял куртку и повесил на специальный крючок. — Извини, я сейчас все уберу, — на цыпочках Пак побежал обратно в коридор, скинул туфли и нырнул в лежащие там же мягкие тапочки. Чонгук, тем временем, достал из холодильника колу и пошёл в другую комнату, закрывая за собой дверь, из которой через пару минут послышались звуки включённого телевизора. Сжав в руке ручку швабры, Чимин не смог сдержать улыбки. По крайне мере, он уже был ближе. Пусть это происходило слишком медленно, пусть Чон продолжал его отталкивать, но сейчас, по крайней мере, он был в его квартире, мог посмотреть, как он живет, мог узнать, что делает после работы. Его сердце сжалось от жалости к себе, но даже эти мелочи делали его счастливым. Он быстро протер пол, вымыл ведро и швабру и оставил их в ванной. Та была небольшой, с душевой кабиной и крошечной раковиной. В специальном стакане находилась зубная паста и щётка. Одна. За эту неделю Чимин убедился, что Чон живет один, но на его сердце потеплело от ещё одного очевидного доказательства. Увидев в барабане стиральной машины вещи, Чимин достал их, вдохнул приятный аромат порошка, которым всегда пахло от одежды Чонгука, и принялся развешивать их. Потом он вернулся в комнату, огляделся по сторонам, и, заметив некоторое подобие беспорядка, решил убраться. У него все ещё ухало сердце, каждый раз, как за дверью раздавались слишком громкие звуки от телевизора, потому что он даже предположить не мог, какова будет реакция Чонгука, если тот узнает, что Пак до сих в его квартире. Однако он решил рискнуть и принялся собирать разбросанную по всем поверхностям мелочь в стаканчик для ручек, складывать футболки и худи, сваленные ворохом на стулья, поправлять обивку на диване. Он даже нашёл средство от пыли и протер все поверхности, одновременно проветривая комнату. В кухне царил меньший беспорядок, лишь потому, что было очевидно, что Чонгук приходил с работы убитый и у него просто не было времени и сил ни на готовку, ни на уборку. Чимин прошёлся влажной тряпкой по столу и ящикам, на свой страх и риск заглянул всюду, куда только мог, и понял, что Чон крайне плохо питается. В основном вся его еда представляла собой батончики, некоторые из них были специальными добавками для набора веса, всякие чипсы, закуски, пиво, сосиски. — Он говорил, что у него была язва, — поджав губы, пробормотал Чимин и расстроенно уставился в полупустой холодильник. — Как он может так питаться с подобными проблемами? Он попытался найти что-нибудь сносное, из чего можно было приготовить нормальную еду и, обнаружив некоторые ингредиенты, принялся готовить корейский рисовый суп. Все это время Чонгук не выходил из комнаты. В какой-то момент телевизор перестал работать, и Чимин подумал, что сейчас тот выйдет, но нет. В квартире была абсолютная тишина, Пак бросил в кастрюлю последние специи и выключил газ. Он прошёл обратно в зал и беззвучно сел на диван, прислушиваясь. Чонгук, который, вероятно лежал на кровати, перевернулся на другой бок и пару раз кашлянул. Очевидно, что он спал, и Чимин не знал, может ли быть настолько наглым, чтобы остаться здесь на ночь. Если Чон узнает, он просто убьёт его, или сделает что похуже. Но тишина становилась ещё более гнетущей, а Чимин был невероятно уставшим, поэтому он поднялся, выключил свет и полулёжа устроился на мягком диване в зале. Утром, проснувшись от шума на кухне, Пак с трудом разодрал глаза и даже не сразу понял, где находится. Но впервые за прошедшую неделю, он чувствовал себя отдохнувшим. Немного придя в себя, Чимин поднялся и подтянул штаны. Если Чонгук был на кухне, то это означало, что он уже встал, соответственно видел его, спящего здесь. А это ничего хорошего не предвещало. На негнущихся ногах омега прошёл к источнику шума и остановился в дверном проеме. Чонгук заваривал кофе и складывал бутерброд из салями и сыра. — Доброе утро, — сказал он, но как всегда не получил ответа. — Извини, что я остался без разрешения. Ты уснул, а я не хотел рыться и искать ключи, — это была ложь и Чимин тут же осекся. — На самом деле, я был уставший и хотел остаться поближе к тебе. В подъезде не очень удобно, — он усмехнулся и потёр ладошки друг о друга. Чонгук продолжал стоять спиной и совершенно не обращал на чужое присутствие внимания. — Я приготовил суп. Поешь его, он диетический, и это будет хорошо для твоего желудка. Я заметил, что ты все время питаешься в сухомятку. Лицо Чонгука продолжало быть непроницаемым. С таким же безразличием он снял с кастрюли крышку, взял ее за обе ручки и перевернул, спуская все содержимое в раковину. Чимин дернулся от неожиданности и слишком резкого звука и прикрыл рот рукой, едва сдерживаясь, чтобы эти звуки обиды и отчаяние не вырвались у него из груди. Он несколько минут молчал, тяжело дыша, и продолжая наблюдать за Чонгуком, который спокойно переливал кофе в кружку. — Тебе необходимо все это делать? Необходимо так вести себя? — он сдерживал себя от истерики. — Я знаю, что подонок, знаю, но я не собирался тебя отравлять, я хотел сделать, как лучше. Ты должен нормально питаться, — Чимин замолчал. Ничего не помогало, никакие уговоры, никакие слова, ничего не действовало. Чонгук будто оглох, будто ослеп именно для него, для Пак Чимина. Он больше не слышал и не видел его, больше не воспринимал и не замечал, и ему больше ничего не было от него нужно. Ни супа, ни любви. — Хорошо, — кивнул Чимин и сделал несколько шагов вперёд, вставая за спиной Чона. — Ты хочешь, чтобы я ушёл?! Хорошо, я уйду. Я уйду сейчас, выйду за эту дверь. Но я приду снова вечером. А ещё приду завтра, послезавтра, через неделю, через месяц, через год, — он замолчал и тяжело сглотнул, пытаясь проглотить слёзы. Он смотрел на широкую чёрную кофту Чонгука, чувствовал его запах и не удержался. Приблизился ещё на один шаг и прижался грудью к его спине, крепко сцепляя руки на животе и укладывая щеку на плечо,зажмуриваясь. Чон замер. Он проглотил слюну слишком громко, а Чимин был слишком близко, чтобы на собственной коже ощутить едва заметную дрожь, проходящую по чужому телу. — Я буду приходить и мозолить тебе глаза до тех пор, пока ты не будешь готов со мной поговорить. Я буду рядом каждую минуту, и каждую минуту я буду доказывать, что на свете нет ничего сильнее моей любви к тебе. Ты сам все поймёшь, и мне не нужны будут слова, — Чимин наблюдал за тем, как лежащие на столешнице аккуратные пальцы пытались сжаться в кулачок, но не могли, слишком сильно дрожали. Дыхание Чонгука участилось, от этого обыкновенного объятия его буквально затрясло, и будучи таким сильным и невозмутимыми все это время, сейчас он предстал слишком живым, чрезмерно трепетным и чувствительным, как оголенный провод, с трудом сдерживающий в себе огромный заряд напряжения. Его горло было сдавлено до боли, и он приложил нечеловечески много усилий, чтобы произнести простые три слова: — Пошёл отсюда вон, — на его шее вздулись вены, а лицо раскраснелось так сильно, что буквально горело пятнами. Он повернул голову, тяжело дыша и зло смотря на Чимина. Его глаза блестели, и сейчас Пак увидел в этом взгляде все: всю вселенную одинокую и прекрасную, играющую различными красками от ненависти до неземной любви. И осознание того, что ему удалось, наконец, расколоть эту маску безразличия, заставило Чимина облегченно выдохнуть и выдавить из себя, пусть и грустную, но улыбку. Он нехотя отпустил Чонгука из объятий и ушёл. Но, как и сказал, это лишь передышка, потому что после этого космоса в глазах, он вдруг наполнился безграничной уверенностью — теперь он точно сможет дойти до конца.