Три с половиной удара

Война с мудрецами завершилась. Артефакт – инструмент Создательницы, которым Она стирала объекты из материального мира, – разобран, а его части спрятаны. Прямо как в какой-нибудь легенде, в которую верят только самые наивные, если бы всё это не происходило на глазах у сотен людей и Спустившихся. Мир спасён. Мир на грани. Сотри артефакт на одного бессмертного больше, и верхняя часть точно рухнула бы на нижнюю. Три с половиной колонны, на которых отныне держится душа Клепсидры, едва справляются с поддержанием равновесия. И они ничего не могут с этим поделать. Клепсидра болеет. Сумерки и ночи всё ещё длиннее дня. Затопленный на две трети материк Лотуангэ никто не поднимет над уровнем моря. Теперь это остров, ведь размером он даже меньше скромного Хатостро. Ураганы и землетрясения начинаются сами собой, будто мир пытается стряхнуть и раздавить нерадивых жителей. Тех, что сами же и привели его к такому болезненному состоянию. Война закончена. Им ничего не остаётся, как жить дальше. Другого дома у них нет – лишь покалеченная Клепсидра с трещинами на все стенки Часов. Хотя кого они обманывают – нет никаких стенок у их мира. Всё эфемерно. И волочить Клепсидру опять придётся бессмертным – тем самым, что так ненавистны людям. Справедливо ли? Двое остались на Верхнем этаже, одна оказалась на Нижнем. Плохое разделение. Как же не хватало троицы, стёртых из-за заблуждений фанатиков. Война закончена, и старшие Короли остались налаживать отношения между народами. Цеткрохъев и Цехтуу почти полностью посвятили себя политике и… трауру. Они объявили Спустившимся о гибели братьев и сестры. Скрывать более не имело смысла, ведь когда-нибудь их поданные начнут спрашивать, куда делись другие. Смертные глупы, а их мировоззрение ограничено, но даже они умеют считать. Даже они знают, чем три отличается от шести. Трудно смириться, что бессмертных возможно исключить из существования. Некоторые Спустившиеся до сих пор считают новость уловкой или хитрым планом. И всё равно траурные церемонии прокатились по городам. Серебристые и зелёные флажки, символизировавшие огонь среднего и младших бессмертных, растянули между улицами. Уйма слёз, недоумения и растерянности, так что едва ли на Верхнем этаже остались Спустившиеся, которых не зацепило отголоском всеобщих эмоций. Чувство потери перешло от сохранённых Королей на весь народ, и каждый ощутил опустошённость внутри. Да только скорбеть вечно нельзя. Колонны снесли, но мир не рухнул, а потому дни продолжали сменять друг друга. Кое-чего не хватало. Цехтуу со дня на день ждала, когда к ней придёт нерадивая половинка – дочь покойного брата. А та, залечивавшая раны за пределами дворца, игнорировала приказ Королевы и не появлялась. Цехтуу мрачнела с каждым разом всё больше, вспоминая полукровку, посылала за ней Спустившихся, пока однажды те не сказали, что девочка пропала. Она ушла, не предупредив родню. Королеву это знатно взбесило, но горькое осознание затушило гнев: это было предсказуемо. Об этом говорил и Цеткрохъев, столкнувшийся с тем же осознанием раньше сестры. – А чего ты ожидала от неё? – спокойным тоном говорил Король. – Что она не будет капризничать и выдержит критику! – взвилась Цехтуу. – Я отправила её на задание с единственной задачей: истребить всех мудрецов! Я подозревала, что девочка в той точке кипения, чтобы жаждать расправы. Почему же мудрецы до сих пор живы? Она сама напросилась на моё недовольство! Я бы просто поругала её за допущенную провинность! – Не притворяйся, будто не понимаешь, что дело не в этом. Цеткрохъев зрел в корень. Он знал сестру, как самого себя, ведь когда-то они были едины. Юлить с ним было бесполезно. – Она сбежала не потому, что боялась твоей критики, – продолжил Цеткрохъев. Он мог долго и неподвижно стоять на одном месте, как изваяние. Весь в чёрном и с такими же глазами. – Мы с тобой держали заметную дистанцию с девочкой. А ты, – на этих словах Цехтуу недовольно поджала губы, – едва не убила её. Устраивала ей пытки с выворачиванием суставов. Не пустила раненую во дворец и заставила лечиться в местной больнице. Игнорировала её. Кто после этого захочет возвращаться к такой родне? Цеткрохъев не осуждал сестру. Он констатировал факты, не вкладывая в них эмоций. Он сам не был подарком и не проявлял теплоты к племяннице, поэтому любое порицание Цехтуу из его уст звучало бы лицемерно. Они оба постарались отвратить девочку от себя. – Оно и к лучшему, – добавил Король. – Она всё же наполовину смертная. Мы можем ненароком сломать её. Цехтуу кивнула, пускай и видела, что её брат на самом деле так не считал. В нём боролись те же противоречия, что и в самой Королеве. Надуманное и не вполне справедливое презрение конфликтовало с ответственностью и обещанием. Цехтуу любила среднего брата и из уважения к нему не желала обижать его дочь. Она же ненавидела Вселенную за подарок, который та сделала Сайтроми, а не ей. Сейчас Королева, заведшая себе названного сына и получившая опыт от общения с ним, не была уверена, что и впрямь могла бы стать хорошей матерью. Может, будь Гаррел её родным… или эта девочка… Что там говорил Цеткрохъев? Что сестра выворачивала полукровке суставы? Да, было и такое. А ещё Цехтуу вышвыривала её из комнаты, словно девочка была виновата в своём появлении на свет. Неудивительно, что она сбежала. Жить с теми, кто тебя не любит и не ценит, было бы невыносимо. Королева отгоняла назойливые фантазии и старательно не возвращалась к саднившему беспокойству. Неловко было признаваться, но Цехтуу начала мириться с существованием девочки. Время и впрямь умело лечить. Обтирало острые углы и развеивало едкие облака обиды. Их семья сейчас расколота. Чувство потери, раньше столь далёкое всем бессмертным, сделалось объёмным и всепоглощающим. Иногда Цехтуу думала, что сойдёт с ума от одиночества и скорби. Ей не доставало смеха младшей сестры, дурацких шуточек младшего брата, циничности среднего… Сат’Узунд сидела на Нижнем этаже и не слышала обращений по имени. Из всей их большой и относительно дружной семьи с проблемами на Верхнем этаже теперь разбирались лишь двое, и груз ответственности давил с ужасающей силой. Можно ли в таких условиях разбрасываться теми крохами, что у них остались? Разумно ли отвергать полукровку, если в ней, так или иначе, течёт кровь одного из бессмертных? В какой-то момент напускное равнодушие лопнуло. Цехтуу отправила Спустившихся на поиски девочки, чтобы просто справиться о её самочувствии. Ребёнок последние месяцы жил жаждой расправы, и дни заполнялись поисками мудрецов и артефакта. Когда война с ними завершилась, девочка потеряла смысл жизни. Вдруг она наложит на себя руки и откажется от бессмертия? Лес, всё такой же отточенный механизм их мира, по-прежнему заявлял права на её душу. – Тебя это волнует? – видя, как разъедает сестру двойственность чувств, спрашивал Цеткрохъев. – Конечно! А вдруг она умрёт, и в Клепсидре образуется ещё больше трещин? Отчасти мир держится и на ней. – Не в такой степени, как на нас. Ты же знаешь, что с её смертью ничего не будет. Цехтуу знала. Она всего лишь искала оправдание растущей тоске из-за отсутствия привычной семьи. Их так мало, а они не приняли ту, что близка им по духу. Слуги продолжали возвращаться ни с чем. Девочка скрывалась, не шла за провожатыми. Даже ни разу не называла бессмертных по именам, дабы показать, что она ещё жива. Почувствуют ли они её смерть? Через сколько узнают, что её остывающее тело навсегда замерло в той или иной точке на карте? А ведь были ещё Спустившиеся. Король и Королева посвятили всех себя защите народа, чтобы никто на Верхнем этаже не посмел прогнать и обидеть новых соседей. Переговоры с регентом Хатостро шли полным ходом. Без дотошного вмешательства Церкви строить адекватный диалог было просто. Lux Veritatis обязательно помешал бы укоренению Спустившихся на Верхнем этаже, но временный правитель Королевства был открыт к переменам. Этому способствовала гибкость самих бессмертных, которые разрешили переселить беженцев с затопленного материка на Нижний этаж. Регент, бесспорно, руководствовался практичными целями. Беженцы заполонили Королевство, умоляя выделить им клочок земли. Леса так быстро не вырубались, а города – не строились, поэтому переброс части этих несчастных душ на земли Нижнего этажа разгружал территории. Смешение народов стало неизбежным. Шли месяцы. Три, пять, семь… За оторванными листами календаря следил Цеткрохъев, уважавший эту загадочную материю. Цехтуу никогда не обращала внимания на время, которого у неё в запасе была вечность. – Служители собираются в тесные кучки, – сообщил старший брат, получивший донос разведчиков. – Lux Veritatis возвращается. – Это уже никогда не будет Lux Veritatis. Религия продолжит существовать. Люди даже организуют новое объединение, где по старой памяти будут ордена, но то будет что-то иное. Цехтуу не боялась перемен. Она знала, что служители наберут силы и продолжат вставлять палки в колёса, но это уже будет неважно. К тому моменту, как церковники отважатся на решительные шаги против бессмертных, люди и Спустившиеся настолько уживутся и свыкнутся с необходимостью соседства, что внушить им ненависть друг к другу будет сложно. А если конфликт назреет, Короли дадут отпор. Они были полны негодования из-за гибели братьев и сестры, так что руки чесались что-нибудь разрушить. Утопить материк в крови, раздробить каждый дом, каждую улочку Королевства на щебень. Бессмертные этого не делали, но соблазн выместить злость преследовал их. Цехтуу даже жалела, что противостояние с Церковью получило такую отсрочку. Она испытывала неудовлетворение, что в нынешние спокойные дни, забитые переговорами и политическими делами, не на ком и не на чем спускать пар. Может, оно и к лучшему, что племянницы нет под боком. – Проклятые люди! Надо было устроить им геноцид. От их народа одни проблемы, – мечтательно шептала Королева. И понимала, что никогда так не поступит. Увы, она была слишком мудра, чтобы предаваться банальной ненависти. – Они едва не разрушили мир. – Большинство не виновато в ошибках заблудших единиц, – выказывал их общую мысль Цеткрохъев. И то была правда. В них было так много злости, в этих Королях. И так много выдержки, закалки, о которой не догадывались простые смертные. Если бы они ведали, сколько боли бессмертные испытывали ежечасно, имея связь с покалеченной душой их мира, то ужаснулись бы. Никто не должен брать на себя так много, даже боги. А самым страшным было то, что однажды наступит день, когда о выхолощенных забудут. Артефакт не просто истреблял – он изымал объект из реальности, словно того никогда и не было. И воспоминания о нём со временем пропадали. Думать об исчезнувших было физически трудно, как если бы что-то в человеке или Спустившемся восставало, противилось попыткам. Короли не сомневались: они всегда будут скорбеть по стёртым родственникам, но народы перестанут верить, что те когда-то существовали. Это произойдёт ещё и потому, что жители мира имеют привычку умирать, а родившиеся, не видевшие явление своими глазами, не придают ему значения. Рассказы превратятся в мифы, а те когда-нибудь обрастут мхом и перестанут привлекать внимание. Забвение для бессмертных – это отвратительно. Во всём виновата лишь Терпящая. Это Она бросила свой инструмент, а люди из глупости или отчаянья придумали ему убийственное для мира применение. Виноваты были и Короли, которые никогда не стремились понравиться соседям на Верхнем этаже и шли дорогой войн и конфликтов. Однако бессмертные не признали бы этого. – А ведь с Неё не спросишь. Терпящая уже не вернётся. – Будем надеяться, что вернётся кое-кто ещё, – Цеткрохъев намекал на черноволосую девочку. Вернее, девушку, пусть для вечных существ она и рисковала навсегда остаться ребёнком. К тому моменту Король и Королева окончательно уверились, что племянница им важна. Они ещё не любили её, но смирились с её ролью в семье. – Нахиирдо. – Цехтуу пережёвывала имя. Она редко называла его вслух, словно боялась опорочить. – Мы были так строги к ней, что она ещё долго не навестит нас. Какого же было удивление бессмертных, когда они оба ошиблись. В один день объявилась не только племянница, но и Та, в чьё возвращение продолжали верить лишь наивные глупцы. Ослепительная вспышка сопровождалась столь оглушительным громом, что мир взорвался. Смешно, но с миром как раз ничего и не случилось, а вот с Королями и их маленькой половинкой… – Так нельзя, – прошипела Цехтуу. Вселенная точно издевалась над ней. Эта насмешка чересчур затянулась. – Она не имеет никакого права! Именно. Терпящая не имела права возвращаться. Она бросила Клепсидру, её жителей, своих детей. Отвергла всё, что породила, натворив массу ошибок. Таких, за которые расплачивались невинные: Спустившиеся, сброшенные на Нижний этаж после переворота Часов, что было не то случайностью, не то планом Терпящей; их Короли, пострадавшие от действия артефакта, который Она, Создательница, кинула на видном месте без инструкций и объяснений; люди, которые умирали за нелепую идею, потому что их любимая богиня не объяснила, как правильно относиться к соседям. И теперь, когда трагедия едва отгремела, Она пришла, чтобы… Зачем Терпящая пришла? Едва ли мир ощутил изменения. Отголосок втёкшей в него энергии коснулся бессмертных, но остальные жители ничего не почувствовали. Возвращение Терпящей застало Королей врасплох в разгар приятной беседы с Нахиирдо за чашкой чая. Цехтуу невольно обрадовалась, когда слуги сообщили, что в приёмной топчется черноволосая девушка, и тут же позвала брата. Они обязаны были продемонстрировать племяннице, что та небезразлична им. Нахиирдо не стоит сторониться их странной семейки, отвергать их внимание и поддержку, даже если раньше Цеткрохъев и Цехтуу были несправедливы к ней. И вот в Клепсидру вошла Терпящая – очень древний осколок, отколовшийся от их семьи свыше тысячелетия назад. Это было уникальное событие, но Цехтуу не могла не злиться. Она понимала, что попала в зеркальную ситуацию: рядом с ней на балкончике стоит дочь её брата, которая ещё может отказаться от дружбы с бессмертными; при этом сама Королева, внезапно переставшая быть старшим поколением, не выносила идею ровно такого же сближения с Матушкой. Цехтуу попала в ту же моральную ловушку, что и Нахиирдо. Только если полукровка всё же пошла на контакт с Королями, то Терпящая ни за что не расположит бессмертных к себе. Она предала их так давно, и обида за тысячу с лишним лет лишь усугубилась. Шрам стал глубже. – Нужно встретить, – коротко отозвался Цеткрохъев, кладя руку на плечо сестры. Цехтуу одарила его столь красноречивым взглядом, что ни у кого не осталось сомнений: она не пойдёт. Королева предпочла бы игнорировать присутствие Терпящей в их мире и продолжить чаепитие. Вот только так нельзя. Тем более что её брат уже засобирался на место, откуда исходила энергия Создательницы, и Нахиирдо трусцой последовала за ним. – Не надейся на многое, – предупредила её Цехтуу. – Она та ещё дрянь. Нахиирдо благоразумно не стала спорить, но и не согласилась. Она была ребёнком – открытым, всё ещё по-своему наивным, пускай ей и пришлось пережить ужасные события. В делах божественных она пока не разбиралась. Разделяя любопытство Цеткрохъев, девушка поспешила догнать бессмертного. Цехтуу с ними не пошла.