Три с половиной удара

Глава 2.1 Опечаленная Мать Помните дети, что матушку надо слушаться и любить её всей душой. А Терпящую и подавно. Знаете ли вы историю о том, как обманули Терпящую Её собственные дети? Как мерзко и подло они поступили с Её доверием, когда Она особенно в них нуждалась? Был у Терпящей старший ребёнок, Це… . Жестоким и скрытным было дитя, хотя неясно, что развило в нём пороки. Уж явно не Матушка растила его таким. Как и от любого старшего в семье, от Це… требовалось помогать Терпящей. Пока Она творила и развивала мир, старшее дитя следило за чертогами, содержало их в порядке: выносило сор, счищало грязь, помогало потчевать гостей. А Терпящая была настолько сердобольной, что всем тварям своего мира давала кров. Никого не прогоняла. К Ней могли залететь птахи с ранеными крыльями, и Терпящая излечивала их и содержала, пока те не поправятся. К Ней забредали изголодавшиеся путники, и всем перепадало любви и тепла Её дома. К Терпящей заносило закрученные на ветру семена растений, и великодушная рука Её сажала их в землю и позволяла расти, а не иссыхать в неизвестных краях. И так это злило Це…, что Матушка уделяет внимание другим не меньше него, такой ревностью разъедало, что задумало дитя подлость. Когда очередные путники, на этот раз из рода людского, пришли к Терпящей на поклон, Та приняла их с распростёртыми объятиями. Усадила за стол и велела Це… принести приготовленные яства. Любое блюдо на столе Терпящей содержало толику божественного, и вкусивший его ощущал себя умнее, здоровее и счастливее. А сколько блюд было, не перечесть! Десятки сортов мяса и рыбы! Сотни овощных закусок! Напитки на любой вкус: от чистого источника до вкуснейшего вина, от ягодного морса до козьего молока. Выбирай – не хочу! Путники уселись за стол, что в три леса длиной, и приступили к угощениям. Люди эти не были жадными и взяли немного еды с краюшку. Поели – и вдруг ощутили такое недомогание, что свалились с больными животами! Терпящая пришла в ужас и стала лечить несчастных. Кто же был виновен в отравлении? Вестимо, злодеяние свершил старший ребёнок, приревновавший Матушку к смертным творениям Её. Так это опечалило Терпящую, что разделила Она нерадивое дитя на две половинки, желая уменьшить поганость его души. А погань эта поделилась вместе с Це… и перепала обеим половинкам. Что же это за дитя такое, раз пакостит Матери и очерняет Её в глазах гостей?

Конец первой главы

Цеткрохъев и Цехтуу уже не помнили, как были едины, но знали: то целостное существо было первым, кого Терпящая запустила в новый мир. Оно стало старшим и с готовностью приняло на себя обязанности как помощника Матери в любом деле, так и главенствующего в семье. Возможно, поэтому Цехтуу и Цеткрохъев получились слегка отстранёнными в отношении братьев и сестёр: подсознательно у них сохранился опыт одиночества, в то время как средний и младший рождались в уже растущей семье. Это не значит, что старшие вообще не любят родню. Известно, что Цеткрохъев необидчив и редко реагирует на оскорбления в свой адрес. Но стоит кому-то серьёзно задеть Сайтроми или Сат’Узунд, оскорбить Хатпрос или Хат’ндо, и в старшем Короле пробуждалось чудовище. Это не противоречит тому, что в остальное время Цеткрохъев спокойно обходится без общения с роднёй и нередко игнорирует их совместные дела. Цехтуу тоже за близких рвала и метала вдвое усерднее, чем за себя. Старшее существо стало первым, кого Терпящая разделила на два. И Она осталась не вполне довольна результатами. Первый блин комом. Цехтуу и Цеткрохъев вышли двумя крайностями, стали максимально противоположными. Королева почти не унаследовала от первоначальной ипостаси терпения и сдержанности, которые с лихвой достались старшему брату. Она же забрала вторую радужку, оставив Цеткрохъев с одноцветными глазами. Цехтуу горела решимостью, не любила риторику и бросалась с головой в действия. Король же вдумчиво анализировал, изучал, планировал и продумывал стратегии. И отношение к Терпящей у этих двоих поделилось пополам, что удручало Создательницу. Она с недовольством замечала, что Цеткрохъев слишком равнодушен к Матери, а Цехтуу, наоборот, копит обиды и критикует почти каждый Её шаг. Наблюдать столь разительное отличие в поведении тех, кто некогда являлся единым целым, было странно. У старших нашлась ещё одна уникальная особенность: они хорошо принимали тех, кого знали до разделения, но к новым лицам привыкали долго и с явной неохотой. Словно их симпатии истратились ещё вначале, и кто не успел – тот довольствовался крохотными остатками. Так, Цехтуу и Цеткрохъев ладили с братьями и сёстрами, а также защищали Спустившихся (тогда их называли Галодениями, но имя затерялось в анналах истории). А вот люди, появившиеся уже после разделения бессмертных, не получили должного одобрения. Что опять же поразило и огорчило Терпящую. Она старательно прививала старшим интерес к новому народу, что начал разрастаться на Нижнем этаже. Создательница приглашала двух «Ц» вниз – поглядеть с близкого ракурса на людей, познакомиться с ними. Она планировала, что в скором времени именно старшие станут поводырями человечества. Однако Цеткрохъев и Цехтуу демонстрировали столь малую заинтересованность в людях, продолжая проявлять излишнюю на тот момент заботу о Галодениях, что Терпящая отчаялась и перенесла обязанность на младших бессмертных. Как известно, насильно мил не будешь. По какой-то причине старшие не были способны прикипеть к людям. По крайней мере, на первых порах. Сама собой обнаружилась трудность: бессмертные не могли свободно переходить с одного этажа на другой. Проходы для Королей оказывались столь узкими, что либо не пускали их, либо причиняли массу дискомфорта и даже боль. Цеткрохъев однозначно пенял на отсутствие опыта у Терпящей, что и привело к печальной ошибке. По его мнению, Она весьма криво приделала Нижний этаж, соединив его неустойчивыми и капризными по природе мостами. А усовершенствовать не смогла. Шестеро крепко застряли на верхней половине Часов, пусть и не сильно страдали из-за этого. Терпящей было жаль, что все разделённые бессмертные не проходили стадию детства. А вот изначальные существа – да. И Создательница помнила, как Она возилась с подрастающим старшим существом, как направляла его и развивала. А Цехтуу и Цеткрохъев этого не помнили. Они вообще сохранили воспоминания лишь о разделении, засевшем занозой в их бессмертных душах. Терпящая вовремя не разглядела, что Её дети – сложные натуры и так просто их любовь не купишь. Она верила, что упростила их, разбив поистине невероятных существ на два менее замысловатых вместилища, и всё равно… Терпящей было обидно ещё и потому, что Она больше всего надежд возлагала именно на старших. На остальных Её внимание рассеивалось с переменным успехом. Младших Она почти не трогала. Хатпрос тайно пугала Создательницу, а Хат’ндо казался неприметным и скучным, но при этом самым послушным. Средние Её всем устраивали, но и ответственности на них было меньше. А вот старшие… Любимый первенец, на которого можно положиться во всём. Любимый первенец, который раньше всех разочаровался в Матери и, обидевшись не только за себя, но и за всех, показал зубки. И почему воспитать послушного почитателя так сложно? Создательница старательно поощряла увлечения бессмертных, чем желала заполучить их расположение и немного скрасить обиду от разделения. Она одобряла тягу Цеткрохъев к познанию, распаляла его исследовательскую натуру, подбрасывая загадки. И старший Король с почтением и благодарностью принимал старания Матушки. Терпящая пыталась направить агрессию Цехтуу в правильное русло – и та выходила из себя, видя в действиях Матери манипуляции. Ошибочно будет полагать, что старшая бессмертная всегда плохо относилась к Создательнице. Да, между ними возникало недопонимание, но Цехтуу уважала Мать. Из споров с Ней Королева набиралась опыта управления. Ярость и глубокая обида пришли позже – когда Терпящая перевернула Часы и отказалась объяснять причины. И исправлять что-либо тоже. Цехтуу видела, как обескуражены и расстроены средние и младшие, как угнетён и подавлен народ Спустившихся, и в ней взорвался вулкан. Постыдные подозрения в несостоятельности Терпящей оформились в уверенность. Критика ошибок Создательницы перестала быть осторожной и с тщательно подбираемыми фразами. Если бы Терпящая спросила старших напрямую, любят ли они Её, они бы не смогли ответить однозначно. Цеткрохъев видел в Ней придаток, уверенный, что Ей пора перестать притворяться Матерью и стать уже Той, кем Она изначально позиционировала Себя – божеством и строителем устойчивого мира. Цехтуу заявила бы, что любовь – слишком расплывчатое и необъективное понятие, однако признательность к Матери Королева точно испытывает. Любопытно, что Цехтуу стала первой, кто согласился с выдвинутым предложением пожертвовать Терпящей ради благополучия мира, а Цеткрохъев стал первым, кто начал продумывать реализацию. Глава 2.2 Лекция (о) высших Восемь месяцев были наполнены для меня настолько несопоставимыми впечатлениями, что я бы даже заново почувствовала вкус жизни, если бы ни давящая пустота внутри. Почти каждую ночь меня сопровождала вполне реальная боль от потери трёх бессмертных. Моральная – от гибели отца. И мистическая, приходящая откуда-то извне и при этом впивающаяся в саму суть – из-за смерти Хатпрос и Хат’ндо. Я выворачивала бельё на кроватях тех редких таверн, что мне попадались, пинала мебель и кусала ладони до крови, и всё равно не могла найти покой. Хотелось наложить на себя руки и прекратить эти мучения. Как только умер третий бессмертный, во мне начали бесконтрольно пробуждаться силы, никогда мне не принадлежавшие. После того, как артефакт разобрали и раскидали по свету, приступы внезапного могущества не прекратились, к сожалению. Правда, они проходили почти сразу и сильно не донимали. Я могла ни с того ни с сего узреть, что человек делал за стенкой. Или разом услышать мысли всех людей поблизости. Я не чувствовала связи с этими способностями, словно они были вынужденными, навязанными кем-то. Они пугали, и когда накатывал очередной приступ, я прекращала любую деятельность и пережидала. Точно больной, которому нужно откашляться перед тем, как нормальным голосом продолжить разговор. Днём я отвлекалась на миссии, которые сама себе придумала, лишь бы не свихнуться. Чем-то напоминала себе чайничек из одной забавной сказки, который вышел на прогулку холодным, а к концу закипел. Почти всё в моём путешествии по капле нагревало терпение, пока это не вылилось в отчаянную авантюру. Всё началось с мудрецов. Если бессмертные не хотят заниматься недобитками или их последователями, подумала я, то сама попробую отыскать их следы. Эту дрянь нужно окончательно вытравить из мира, чтобы больше ни у одного человека не возникло желания собрать артефакт и пустить его в ход. Однако в какие бы дыры я ни залезала, по каким бы городам и деревням ни проходилась под видом заинтересованной слухами служительницы, искомые личности не находились. Я знала, что они не сунутся на территорию Спустившихся, поэтому вышла за её пределы к людям. Из-за позорного клейма, навешанного на хранителей артефакта некогда целым Lux Veritatis, к этим загадочным людям в рясах относились с недоверием. Поэтому, если некоторые мудрецы выжили, они не покажут носа ещё лет сто, пока их репутация в народе проламывала крышу Нижнего этажа. Дно чайничка начинало подогреваться. Я старалась не носить платья, чаще рядилась в мальчишескую дорожную одежду, а волосы прятала под кепкой. Было видно, что я девушка, но подобная ленивая маскировка должна была снизить внимание к моей персоне. Первое время в дороге не случалось ничего примечательного, так что я расслабилась и вновь почти остыла. Единственный неприятный инцидент застал в задрипанной таверне в соседнем от Веллонри городе. Место мне сразу не понравилось: душное, прокуренное, а ещё в нём нарушался запрет двенадцати часов. Чаще всего такие заведения строились по одному принципу, который стал чем-то вроде негласного закона. Первый этаж занимала харчевня, где можно было подкрепиться и пообщаться с работниками или даже хозяином. На втором этаже располагались комнаты для постояльцев и путешественников. В порядочных тавернах посетителям разрешалось сидеть внизу исключительно до полуночи. После их прогоняли, а нижний этаж закрывали. Это обеспечивало тишину и покой спящим наверху. В этой же таверне, куда меня по несчастью занесло, гуляки могли гоготать в голос хоть всю ночь. Выпивох никто не прогонял, и шум с первого этажа проникал в спальни. Более того, второй этаж оказался забит под завязку, и мне пришлось ночевать на первом прямо за стенкой от шумного зала. Невероятно дёшево, но и удобства ноль. Я расплатилась украденными деньгами, заперлась в комнатушке и накрыла голову подушкой, чтобы не слышать смех пьяных мужчин. Мне и без того было трудно договориться с собой о сне, а тут ещё эти неприятности. Удивительно, но я всё же заснула. Беды только начинались, и шум был не главной из них. Меня разбудил неизвестный, запрыгнувший на грудь и натянувший мешок на голову. В области шеи затянулась удавка, и дышать стало трудно. Я задёргалась под чужим весом. Первые секунды обуял страх, но привычка взяла верх над эмоциями. Нападавший уже отлетел бы к стене или сгорел, если бы… не ощущение мертвецкой усталости и знакомое пощипывание кожи. Церковная магия? Это было неожиданно. Я таки сбросила неизвестного собственными силами и махнула рукой. Мышцы скрутило болью, однако в этот раз нападавшего, судя по звукам, зашвырнуло в угол комнаты. Он столкнулся со стоявшим там столиком, и грохот обязан был разбудить соседей. Я поспешно стянула мешок и увидела, что недругов было двое. Второй помогал товарищу подняться, а тот ругал его нерасторопность. Накатившая слабость была ненормальной. Даже спросонья я могла пользоваться способностями на всю катушку, будь то передвижение материальных объектов, спутывание мыслей или белый огонь. Болезненная тяжесть во всём теле была странным, но отчего-то смутно знакомым чувством. Собрав волю в кулак, я обратила бросившегося на меня человека в горящий серебристый факел. Вот теперь на крики и запах палёной кожи и волос точно сбежится вся таверна. Неимоверными усилиями я затушила пламя. Второй нападавший вскочил с раздавленного стола и бросился за дверь. Гнаться за ним было бы глупостью: в коридоре могли засесть его дружки, а непредвиденные слабость и ломота в мышцах не проходили. Вот так ночка, Нахиирдо! Раз через дверь нельзя, найду другой путь. Я бросилась к окну и распахнула его. Спрыгнув, прокатилась до стены соседнего здания и засела за углом, наблюдая за шумихой в таверне. Забавно, но панику не поднимали долго. Соседи, которые не могли не слышать наших разборок, не осмеливались выйти из комнат и проверить. Никто не хотел ввязываться в чужую драку и отхватить ножом в печень или кулаком в челюсть. Свои часики висят с краю… В конечном итоге на место неудачного покушения пришёл хозяин. Я поняла это, когда его пухлое лицо показалось в окне. Он порыскал в темноте взглядом, но больше для вида. Я спряталась за стеной и высунула нос, уже когда окно закрылось. Знала бы, что хозяин будет так медлить с проверкой, не торчала бы за углом всё это время. Теперь нужно было действовать быстро, пока из комнаты не вынесли все улики. Я забралась внутрь почти сразу же, как из неё вышли, подобрала кепку и осмотрелась. За пределами таверны слабость прошла, но внутри снова стало дурно. На полу вокруг кровати обнаружился источник недомогания: там стояли странные не то обереги, не то столбики с рунами. Они высасывали из меня бодрость. Недоброжелатели предварительно расставили их перед тем, как напасть. Обыкновенные бандиты никогда бы не узнали, чем ослабить меня. Этих подослали охотиться на конкретного зверя. Во мне взбрыкнула паранойя. Кто был в курсе, что я остановилась в этом заведении? Они и теперь на хвосте? Церковники пытаются изловить меня, потому что я вышла за пределы безопасной территории Спустившихся, это очевидно. Но кому понадобилось выслеживать меня сейчас? Я так старательно игнорировала крики пьянчуг в главном зале, что сквозь сон не услышала, как в комнату кто-то забрался. Интересно, они взламывали замок или подкупили хозяина и взяли запасной ключ? Проверять не стала и просто покинула неприятную таверну через окно. Чайничек всё разогревался. Я запретила себе прятаться или возвращаться на территорию Спустившихся. А вот бдительность заработала на максимуме. Если тайные недоброжелатели действительно чаяли навредить мне, пусть предпринимают больше попыток. Теперь я знаю об угрозе и буду готова дать сдачи. Путешествовать пешком было непрактично, и я обзавелась транспортным средством. Нарвалась на шайку дорожных бандитов и, перебив их (испепелив, если точнее), отобрала их коляску с открытым верхом. Спать можно было на сиденьях, чтобы не светиться в людных тавернах. К перевозке была прикреплена одна лошадь, хотя для комфортного путешествия с ветерком явно требовались две. Это замедляло меня, пусть на колёсах в любом случае быстрее, чем на своих двоих. Я старалась ездить по объездному, а не основному тракту, проложенному меж городами. На широкой землистой дороге редко встречались такие же путешественники, и чувство безопасности иногда некстати накрывало с головой. Я смахивала его и сосредотачивалась на окружавших пейзажах, подозревая, что из-за кустов на меня могут выпрыгнуть неизвестные недруги: разбойники, одичавшие Спустившиеся или церковники, замыслившие изловить меня с помощью магических фигурок. Деревья предостерегающе махали вслед тонкими ветками. Меня сопровождали звуки леса, растекавшиеся по каждой травинке и пеньку. Однажды по левую руку возле дороги попался установленный кем-то памятник – серый треугольный камень с подозрительными бурыми пятнами по бокам. На нём были выбиты имена, возможно, убитых бандитами или «демонами» путников. Кормить лошадь было негде, и приходилось останавливаться в поселениях для закупки продовольствия. Мой собственный аппетит находился на опасной отметке рядом с нулём, но есть было надо. Помимо охоты на мудрецов оставались другие дела на территории людей. Например, я искала дверь на Нижний этаж. Такую, которая без проблем бы пропустила мою сложную энергетическую сущность. Следовало повидаться с любимой тётушкой. Я так и не нашла в себе смелости написать письмо с извинениями. Такие вещи нужно говорить лично. А для этого требовалось воспользоваться мостом между этажами – наука, от которой я была безмерно далека. Наследство отца висело на мне отягощающей ношей. Мне не было суждено легко скакать между половинами мира, поэтому я искала особенную дверь. Абсолютно не умела различать проходы в полотне пространства и попросила помощи у знакомой Спустившейся. Тигоол изучила все точки в округе, но подходящая дверь не отыскалась. Девушка стала вести себя менее деловито в моём присутствии, показывая себя настоящую. До нашего сближения она прикрывала неуверенность за ворчливостью и едкой насмешливостью. Теперь же Спустившаяся более открыто делилась со мной своими переживаниями и опасениями. – Как твоя мать? – спросила я, когда мы сидели на заборе возле заброшенного дома. – Хорошо. По-старому. Тигоол теперь тоже знала о гибели трёх владык и время от времени бросала на меня обеспокоенные взгляды. Её молчаливое сочувствие растворяло моё самообладание, и хотелось накричать на неё. – Ты уверена, что на Хатостро нет подходящих дверей? – Я отказывалась мириться с поражением. – Я не осматривала весь Хатостро. Могу заняться этим в свободное время, но… это сложно, Нахиирдо. Материк маленький только на картах, да и я не смогу залезть во все уголки. – Спустившаяся развела руки в стороны. – Ты же помнишь, какие меры предпринимали средние Короли, чтобы в прошлый раз протащить тебя туда и обратно. Я даже не знаю, что потребует дверь, если ты перед ней предстанешь. Значит, визит на Нижний этаж откладывался. Я находилась в путешествии всего полтора месяца и готова была подождать. Лишь бы рано или поздно нужный проход образовался в непосредственной близости от моего местоположения. Аномалия нашего мира, чтоб её… – К тому же… – Тигоол помедлила. В свете закатного солнца её белые волосы местами казались покрытыми медной пудрой. Она не выглядела оптимистичной, и её настроение передалось мне. – Грустно об этом говорить, но сейчас даже такие простые Спустившиеся как мы… то есть… Мы сейчас тоже уже не так легко можем перемещаться между этажами. – Что ты хочешь этим сказать? – Я не знаю, что случилось, но проходов стало меньше. И они… утончились. Даже не знаю, как буду возвращаться домой. У меня всё отмерло внутри. Если Тигоол с её врождёнными талантами к перемещению испытывала трудности, то я тем более никогда не найду подходящую дверь. Думать об этом было невыносимо. Я уткнула лицо в ладони, подавляя желание закричать. Образ Сат’Узунд в воспоминаниях сам собой отдалился, словно я теряла её. – Не всё так плохо, Нахиирдо, – поспешила утешить подруга. Она легонько коснулась моего плеча. – Нет, всё именно так! Их смерть разрушила всё, Тигоол, – чуть ли не плача выпалила я. – Лучше бы Клепсидра полностью разбилась! Разбилась уже окончательно, чтобы не висеть этим окровавленным куском! Если бы тут был Сайтроми, он бы глубоко вздохнул и попросил не истерить. Его холодный тон отрезвил бы меня, а невозмутимость во взгляде пристыдила бы порывы разрыдаться. Но его не было. Только Тигоол с её щенячьими глазами и неловкими попытками увести в сторону от чувства одиночества. Всепоглощающего и разрывающего на части. – Это всё Они с их дурацкой экстра переменной! Спустившаяся не понимала, о чём я толковала. Она не знала, что мир худо-бедно стоял благодаря бессмертным и моему рождению. Что я была вписанным элементом, который устранял коллапс Часов в необозримом будущем. Лучше бы Вселенная прописала пилюлю от гибели Королей! Меня трясло от осознания несправедливости и лицемерия тех, что выбирали вмешиваться в проблемы Клепсидры выборочно и по велению непостижимой воли. – Я поищу дверь, – чтобы хоть как-то взбодрить меня, пролепетала Тигоол. – Не обещаю, что это будет быстро. Ничего. У меня была вечность в запасе. Чайничек опасно накалился. А ведь это было только начало его прогулки. Если нельзя в ближайшие дни увидеться с Сат’Узунд, займусь другой целью. Третьим пунктом в списке значился Рандарелл. Ещё более болезненная тема, вгонявшая в тоску и уныние. Я не тешила себя иллюзиями касательно наших отношений, особенно после последней встречи, когда мы были готовы поубивать друг друга. Вместе нам не быть из-за разнившихся убеждений. Но если влюблённость сходила на нет, то моя признательность и уважение к нему как к другу сохранились. Рандарелл не виноват, что предрассудки общества людей убили в нём зачатки здравого смысла и сделали рабом заблуждений. Я помнила, каким светлым и целеустремлённым он был задолго до начала войны, и в груди ворочалось отчаянное желание хотя бы раз ещё пообщаться с тем самым Рандареллом. Сейчас служитель, должно быть, страшно разбит. Lux Veritatis послал его на войну, а затем бросил. Мудрецы, обещавшие исполнение желаний, проиграли. Как Рандарелл чувствовал себя теперь, когда все чистые помыслы валялись растоптанными в грязи? Мне не терпелось найти его и подарить новую цель в жизни. Он был неугомонным и трудолюбивым, а такие люди либо бьются за свою правду до смерти, либо выгорают и погружаются в отчаянье. Я догадывалась, что Рандарелл не примет мою поддержку. Сейчас мы почти враги. И размышляла, с какого бока подойти к упрямству друга, чтобы он не прогнал меня с порога. Чаяла протянуть ему кусочек света и вселить надежду на более оптимистичное будущее, в которое сама едва ли верила. Вот только откуда начать поиски? Если Рандарелл жив, куда он отправился после разгрома мудрецов? Вывод напрашивался сам собой: служитель по призванию и научению, он чувствовал себя дома лишь в одном месте – резиденции Lux Veritatis. Та, что была стёрта артефактом с полотна мироздания. Меня передёрнуло. Все, кто был в тот день в величественной и неприступной крепости Церкви, перестали существовать. Их души не переродятся. Я точно знала, что Рандарелл избежал подобной участи, и вздыхала с облегчением. Он не успел бы так быстро добраться до резиденции. А ещё мне не составляло труда вспоминать его, хотя люди, вытравленные из реальности артефактом, обычно вызывали болезненную щекотку и расплывались в памяти. Думать об исчезнувших было почти физически неприятно. С Рандареллом не возникало таких ощущений. Раз Lux Veritatis больше нет, остаётся одно место, куда обездоленный служитель может податься – Церковь Терпящей. Её центральная обитель или окрестные монастыри. Меня вновь передёрнуло. Невозмутимо ступить за порог Церкви Терпящей будет той ещё насмешкой. В меня наверняка полетят золотые цепи ещё на лестнице. Нужен план, но его-то как раз и не было. Стоять под окнами и выкрикивать имя Рандарелла… «А выйдет ли он сегодня погулять?». Смешно и всё так же бессмысленно. Как и резиденция Lux Veritatis, центральная обитель Церкви Терпящей была вынесена за пределы столицы Королевства. Верующие люди не видели в этом смысла, а их короли недовольно цыкали и качали головами. Наличие столь приметных строений в столице подняло бы репутацию города, куда стекались бы все религиозные деятели и почитатели Терпящей. И самомнение правителей Королевства тоже, очевидно, взлетело бы до небес. Возможно, ещё и поэтому Lux Veritatis и Церковь Терпящей передислоцировали свои главные оплоты – чтобы сбить спесь с господ, продемонстрировать независимость от их мнения. Центральная обитель располагалась в западной части материка на границе леса и гор. Она стояла на возвышенности, и при подходе путник имел удовольствие лицезреть, как за листвой мелькают светло-серые стены и величественные остроконечные башни. Это был настоящий замок, взиравший на подходящих гостей сверху вниз и вызывающий трепет в сердцах впечатлительных личностей. Я залюбовалась игрой света в стёклах окон, и на душе стало неожиданно легко. Словно вернулась домой, а не пришла к недругам. – Надеюсь, ты там, Рандарелл, – прошептала я. Служители Церкви Терпящей заботились о народе и старались духовно просвещать его, даже если времена изменились и демоны, которых поносили среди людей, теперь жили по соседству. Мне было любопытно, сможет ли Церковь Терпящей подстроиться под новую эпоху, измениться, стать терпимее и прививать это мудрое спокойствие к Спустившимся своим прихожанам. Или продолжит злословить о «демонах», спровоцировав в итоге их владык на разрушения? Защитить служителей Церкви Терпящей будет некому, ведь главные драчуны из Lux Veritatis мертвы. Королям Спустившихся ничего не будет стоить снести резиденцию святош, чтобы те не смели продолжать пропаганду ненависти к «демонам». Я оставила коляску с лошадью чуть в стороне от спуска и остаток пути до ворот преодолела пешком. Массивные двустворчатые двери, казалось, плотно закрыты, но то лишь видимость. Стоило человеку приблизиться ко входу, как их отворяли и приглашали путника зайти. Если же к дверям подходил «демон», его игнорировали или отгоняли простенькой магией и молитвами. Или не совсем простенькой… Я встала напротив входа, чтобы меня можно было разглядеть из окон. Не подходила к дверям и не поворачивалась спиной. С этой позиции стало возможно рассмотреть небольшую часовенку справа от восточной стены обители. Она была выстроена из более тёмного камня и казалась затравленным существом, подавляемым старшим и грозным братом. Сущий лилипут в сравнении с замком! Ко мне не выходили, а в треугольных окнах лишь иногда мелькали лица. Такая форма в архитектуре символизировала стремление ввысь, к чертогам Терпящей. А нижняя сторона треугольника олицетворяла стойкость и опору убеждений. Люди избрали такой простой символ для обозначения веры в Ту, что столь сложна и непостижима. Я упрямо стояла на одном месте, перенося тяжесть веса с ноги на ногу. Несомненно, служители внутри знали о моём присутствии. Среди них должны быть те, кто охотился за мной по наводкам обезумевшей настоятельницы Катрии. Теперь эта история чудилась бесконечно давней, словно произошла не со мной и не в этой жизни. Я ждала их реакции долго. То ли служители испугались, то ли готовили для меня ловушку. Наконец одна из массивных дверей слегка приоткрылась, и ко мне скользнули двое. Женщина в сарафане со множеством синих и золотых вышивок на подоле и рукавах была кем-то из высшего звена. И мужчина в более скромных белых одеждах. Они встали напротив, не доходя до меня пяти шагов. – Королям что-то нужно? – без приветствий произнесла служительница. Она спросила про бессмертных, потому что знала о моей связи с ними. Женщина выглядела настороженной и недружелюбной. Мужчина, остановившийся справа от неё, не выказывал эмоций. – Мне нужно увидеться со служителем. – Я не подтвердила и не опровергла предположение служительницы. Пусть думает, что искомый парень нужен не лично мне, а владыкам Спустившихся. – Его зовут Рандарелл. Без родового имени. – Зачем он тебе нужен? Что ответить? Скажу, что у Королей к нему дело, и выставлю друга предателем среди служителей. Они потом ему плешь проедят допросами. Совру, что Рандарелл нанёс ущерб Спустившимся и теперь должен быть осуждён, – его будут выгораживать с утроенной рьяностью. Своих служители сдают неохотно, особенно если те насолили «демонам». – Мне нужно поговорить с ним. Тему обсуждения я вынуждена сохранить в секрете. Он у вас? Я почти не сомневалась, что Рандарелл сидел в стенах обители. Мне очень этого хотелось. – Возможно, – упрямилась женщина. – Нам нужно знать тему разговора. Мы обсудим необходимость вашей встречи. Только тогда дадим согласие, если она удовлетворительная и служитель с нами, или отказ, если его тут нет или тема покажется нам недопустимой. Они не собирались облегчать мне задачу! Неужели нельзя просто сообщить, в обители Рандарелл или нет? Вдруг я зря сотрясаю воздух и играю с ними в дипломатов, а парня за километры от замка не видели? – Это срочно. – Я решила надавить на них. – Мои поручители не будут ждать, пока вы там разжуёте всё между собой! Если Рандарелл здесь, пусть выйдет! Клянусь, ему не причинят вреда и никуда не уволокут! Я повысила голос для убедительности, а также чтобы парень, если он в обители и наблюдает, услышал меня. Однако даже мне самой требования казались расплывчатыми, а тон требующего – неадекватным. Я бы не пошла на поводу у такой вот девушки, пришедшей в одиночку в Церковь Терпящей и настаивавшей на выдаче служителя. Люди тоже видели, что у меня ничего нет и что штурмом я обитель не возьму, если они пошлют меня куда подальше. – Мы подумаем, – сдержанно оповестил мужчина. – Обсудим и сообщим завтра утром. Они ушли, оставив меня со скребущим неудовлетворением. На следующий день ко мне никто не вышел, сколько бы ни стояла напротив входа. Я вернулась к коляске и, покормив лошадь, уселась в ожидании. Но и это ничего не дало. С возвышения ко мне не спустился однорукий парень с выгоревшими ресницами. Не беспокоили и другие. Никому не было дела до моих надежд. Я осталась ещё на ночь, фантазируя, что переполошившиеся служители просто не выпускают Рандарелла, денно и нощно следят, дабы он не сбежал ко мне. Как же наивно! Он сам не выйдет ни под каким предлогом! А штурмовать обитель я не могу, тем более что Рандарелла может и не быть там. Где тогда его вылавливать? Проверять каждый монастырь, каждую церковь? Руки сами собой опускались. Чайничек на грани кипения. На Нижний этаж нельзя. Мудрецы залегли на дно. Рандарелл не находится. И с Глядящим в Душу никаких успехов. Чтобы заманить его в ловушку, требовалось проявить недюженую хитрость и осторожность. Просто позвать Спустившегося не выйдет: он не такой дурак, а его обещание калечить моих друзей и знакомых усугубляло положение мстителя. Имелась у меня парочка вроде бы удачных идей, как завлечь Глядящего в Душу, но я боялась проверять их без подстраховки. И… это предел. Неудача за неудачей, и горячий пар вырывается из носика и обжигает равнодушно холодный воздух. Терпение лопнуло. И я начала обращаться к механизмам Вселенной, ругая их за все несчастья, даже в которых Они не были виноваты. Как самые могущественные существа, с которыми я встречалась в жизни, они виделись мне не то шестернёй невероятно сложной машины, не то панацеей, которую никто не знает, как правильно применять. Вмешавшись единожды, разве не обязаны Они были следить и впредь, чтобы в Клепсидре ничего не ломалось? Эта непоследовательность решений выводила из себя. Если бы можно было попросить их исполнить желание… – Вы слышите меня? Икс? Игрек? Высшие либо окончательно покинули Клепсидру после того, как выполнили свою работу, либо игнорировали мои обращения. Ни разу не ощутила присутствия сторонних наблюдателей, зашедших проверить, кто так сквернословит о них. Вероятно, Их можно как-то призвать? Провести обряд и привлечь… нет, глупости какие! Однако меня уже захватила идея выяснить побольше о существах, что древнее и могущественнее Создательницы мира. Сат’Узунд крайне мало поведала о загадочных гостях извне. К разгорячённому чайничку приблизился сосуд, дабы избавить его от кипятка, но в него ещё нужно попасть. И не расплескать содержимое впустую. И хватит уже этих глупых сравнений со сказкой, словно я ребёнок! Единственные сказки, которые меня веселили, рассказывал Сайтроми, но то отныне болезненные воспоминания. Я решила развлечь себя поездкой в столицу. В ней должны располагаться видные университеты, в которых умные дяди и тёти преподают богословие, историю сотворения мира и прочие философские премудрости. Может, они что-то слышали о механизмах Вселенной? Я уже бывала в столице, но не ходила по её улицам, а сидела взаперти во дворце короля Антуара. Толкучка на дорогах, удушливая многолюдность и шум навалились на меня со всех сторон, закрутили, завертели и оглушили. На окраине ещё было терпимо, но чем ближе к центру, тем невыносимее становилось. У города не было названия, и его кликали просто столицей Хатостро. Ни с чем не спутать. Город, огороженный длинной серой стеной, издали походил на чудную грибницу со множеством разнородных отростков. Какого-то баланса не существовало, и узкие одноэтажные строения могли быть зажаты между многоуровневыми банками и трёхэтажными домами зажиточных семей. Цветовая гамма варьировала от тёплых оранжево-красных черепиц до мрачных болотно-чёрных, от белоснежных стен до грязно-коричневых. На улицах можно было легко заплутать, потерявшись в их переплетениях. Я догадывалась, что трудности возникали с непривычки и у приезжих. Коренные жители наверняка давно привыкли и к плотности населения, и к несмолкаемым в любое время суток голосам за окнами. Я плюнула на попытки разобраться в дорогах, пристроила лошадь в конюшне и наняла экипаж. Меня усадили внутрь кибитки, огородив от безумства столичных улиц. Извозчик был опытным и ловко сворачивал на нужные дороги, везя меня к ближайшему оплоту знаний. Университет святого Имунга – первый из двух высших учебных заведений и достояние Королевства. Простым смертным так просто не попасть на его территорию, но я и не была из их числа. Сквозь помутневшее от дорожной грязи стекло я смотрела на проносившиеся здания. Меня удручало, что глаз не цеплял зелень. В городе властвовал камень, а все деревья и кустарники остались за пределами столицы. Кое-где попадались балкончики с горшками и растущими из них культурами и цветами, но даже это казалось редкостью. Я вышла из кибитки у ворот, расплатилась с извозчиком и с насмешкой поглядела на университет. Он был, конечно, впечатляющим, если ставить его в один ряд с соседними строениями. Но из памяти ещё не выветрился восторг от грандиозной обители Церкви Терпящей, рядом с которой наследство покойного святого смотрелось жалко. У входа под крышей веранды стоял десяток незапертых клеток, и разноцветные птички летали туда-сюда, одаривая зрителей весёлым щебетанием. Когда я приблизилась, некоторые из них заверещали чуть более тревожно. – Вы заблудились? Меня, само собой, успели заметить. Я сухо поздоровалась с подошедшим мужчиной во фраке и сказала, что меня пригласили на лекцию. – Вот рекомендательное письмо. – Я протянула ладонь лодочкой вверх и внушила человеку, будто он внимательно прочитал его. Голова затрещала. – От уважаемого господина Вортеса! Вы служитель ордена Апрогси? – Мужчина с сомнением поглядел на мальчишескую одежду. – Я новенькая. Господин Вортес направил меня получать знания, чтобы скорее пополнить ряды слуг Терпящей. – Я слышал, что стало с резиденцией. Ужасная новость! – Демонам не сломить нашу волю. Нас ведёт благословение Терпящей, – спародировала я речи служителей. – Наш орден за просвещение. Я буду стараться, чтобы порадовать лидеров. Не покажете, куда идти? Мужчина провёл меня внутрь. В холле на всеобщее обозрение были выставлены бронзовые бюсты не то покровителей и донаторов, не то выученных в институте гениев. Слева во всю длину стены висела доска с грамотами и вырезками из газет, в которых лестно отзывались о заведении. – Тут расписание. – Провожатый указал на список лекций на ближайшие дни. – Что конкретно вам нужно? – Религиозные семинары. – Ну конечно, я мог бы догадаться. Вы не оставите мне письмо, чтобы я с него переписал данные в журнал? Это застало меня врасплох. Я вновь прибегла к внушению, осознавая, что вечно лгать не получится. Моя легенда и без того трещала по швам. Сейчас мужчина ушёл, уверенный, что получил письмо в руки, но позже он заметит его отсутствие. Решит ли он, что потерял письмо, и начнёт докучать расспросами? Или сам напишет в Апрогси, после чего задерживаться в университете станет опасно? Пока меня не гнали взашей за обман, следовало выжать из местных мозгов как можно больше знаний. Я изучила названия, дивясь замысловатости некоторых из них. Например «Имплицитная форма дореволюционных религиозных текстов» или «Анализ теории полимонархических государств». Будто от сложности зависела глубина знаний. Или преподаватели так завышали значимость своего предмета? «Теория креационизма» и «Научное божественное» показались мне нужными темами, и я запомнила даты и время проведения. Похоже, мне предстояло задержаться в столице на пять-десять дней. Пользуясь ненадёжным внушением и доверчивостью людей, я посетила несколько лекций. И убедилась, что мне нужно не это. Преподаватели много и сухо рассказывали о том, какие физические и не очень законы могли лежать в основе нашего мира, пересказывали гипотезы предшественников о том, почему Терпящая выбрала форму часов. Это очень странно и забавно – наблюдать, как в обществе, где все знаю о существовании высших существ, учёные подгоняют божественное под какие-то законы. Они бились в попытках придумать название энергии, которая удерживала два этажа в балансе. Спорили, можно ли наше светило отнести к звёздам, или Терпящая сотворила свой собственный источник энергии и поместила всё это внутрь обособленной сферы, которая висела в каком-то там космосе в виде «планеты»… В общем, чего я только ни наслушалась. Следовало спросить этих умников, стоит ли кто-то над Терпящей, и меня награждали недоумевающими или снисходительными взглядами. – Вы думаете, у Терпящей есть родители, высшие боги? – произнёс старичок, вещавший перед небольшой аудиторией. Я ожидала аншлага, но неизменно приходило не больше тридцати человек. Для столичной гордости далеко не рекорд, хотя, возможно, предмет не был популярным. – Пантеон богов, верно? Кто же со стопроцентной уверенностью скажет об этом? Я уяснила для себя непривлекательную истину: никто из людей ничего не знал о механизмах Вселенной. Однако упрямство заставило наведаться во второй университет. Он оказался крупнее первого, и людей на лекциях сидело больше. Меня накрыло ностальгией. Я ощутила себя маленькой девочкой, которую заставляли ходить в школу, чтобы научиться читать и писать. Или в церквушку к Магросу, чтобы послушать о терпении Создательницы и вероломном предательстве Шести. От последнего воспоминания пробирала дрожь. Мне попался интересный предмет – «Религиозные литературные тексты», на котором дородный господин с лысеющей макушкой разбирал ценность тех или иных трудов о Терпящей. Возможно, в рукописях старины найдутся намёки на высшие силы. – В этом отрывке, – говорил лектор, – описывается свойства энергии света. В частности – золотых цепей, что причиняют физический и ментальный урон Шести. На людей они не действуют никак, проходят сквозь одежду и кожу, в то время как у бессмертных остаются повреждения в тканях. Для них это оружие материально, для всех остальных – призрачно, так что действует только на уровне жизненных сил. Поначалу я скучала, слушая цитирование текстов и их разбор. Тем более что многое я знала на личном опыте. О тех же золотых цепях, например. Забавно, что на меня они действовали так, будто не могли определиться, смертная я или родственница Королей. Кольца и наконечники из света проходили сквозь кожу и одежду, а не рвали её, но боль от скрученных мышц была реальной. С каждой лекцией я всё больше увлекалась разбором литературных работ. В итоге сделала вывод, что обязательно прослушаю весь курс, даже если это ни на шаг не приблизит меня к цели. – А у Самой Терпящей есть родители? – На одной из лекций я осмелилась задать этот злополучный вопрос. – В религиозных работах от начала становления Lux Veritatis об этом что-то сказано? – Ничего. Терпящая всегда была одна. Напротив, – рассказывал мужчина, – во многих текстах утверждается, что нет никого сильнее нашей богини. Она – Создательница Всего здесь и за пределами Клепсидры. Я удручённо вздохнула. Мир не был в курсе. Откуда тогда узнали бессмертные, позвавшие, как выражалась Цехтуу, «Вселенную на чай»? Они ведь должны были получить информацию, прежде чем обращаться к высшим существам. Жаль, я не спрашивала об этом Сат’Узунд. Отдохнув душой на лекциях, я покинула столицу. Злость на Вселенную росла и крепла. Я думала об Иксе и Игреке каждый день по многу раз. Говорила вслух, чтобы хотя бы толика моего недовольства коснулась Их. Где бы Они ни находились. – Ну и где вы, лицемеры? Вас тут ждут с ещё одной переменной! Или вы только пакостить умеете? Ничего. Реальность насмехалась молчанием. Однажды почудилось, что пространство ответило на мою ругань смешком, но когда я завертелась в поисках источника, то перепугала семейство белок на дереве. Они поглядели на мой волчок с осуждением и забрались выше по стволу. Четвёртый месяц моего топтания по материку подходил к концу, когда лёд тронулся. Я потратила почти месяц на лекции в университетах и каждодневные жалобы на Вселенную, отчаиваясь с каждым разом всё больше. И тогда реальность зашевелилась, ожила и глянула на меня всевидящим оком. Я ощутила изменение резко, без подготовки, пока лениво направляла лошадь по узкой дорожке мимо поля. Слева росли осины и кусты шиповника, а справа расстилалась вспаханная и готовая к посеву земля. Весна вступила в свои права. Садоводы и агрономы судачили между собой, что температура уже превышает любые нормы. А лето так вообще будет невыносимо знойным. Люди переживали за посевы и пророчили гибель урожая. Мир отыгрывался на жителях за то, что его сдуру покалечили. Поделом вам! Воздух и впрямь был раскалённым, и я запекалась на ходу. Тогда-то и уловила присутствие посторонних. – Эй, – позвала я, остановила коляску и спрыгнула на землю. Вокруг ни души, но то обманчивое впечатление. – Пожалуйста. У меня вопрос. – Она вся в отца. – У того тоже вечно рождались вопросы. Я воззрилась на парочку, возникшую на тропке сразу за коляской, и сердце забилось учащённее. Рванула к ним, да так что больно саданула локтём по перевозке. – Вы можете всё исправить? – без предисловий выпалила я. – Скучный вопрос. Смотреть на этих двоих было невыносимо. Их черты лица и одежда постоянно менялись, но смертные этого, должно быть, вообще не замечали. Глядя на стройную блондинку и плечистого мужчину без растительности на лице, люди или Спустившиеся не подозревали подвоха. А когда в следующий миг уже пялились на седую старушку и обрюзгшего господина, им казалось, что и секунду назад Икс и Игрек были такими. А ещё через мгновение Их облик снова менялся, и новый не вызывал диссонанса у наблюдателя, будто всё было правильно. Я улавливала метаморфозы краешком сознания, так что почти сразу забывала о них. А когда пыталась концентрироваться на этой странности, голова гудела. Эти двое были шаблоном всех возможных комбинаций внешнего вида и одновременно не имели собственного, что придавало парочке «неотмирасегошность». – Почему вы не забрали артефакт? – А зачем? В этом мире разве нет богов, которые следят за ним? – проговорил Он. Это была жестокая насмешка. Упоминаемые боги как раз и пострадали от артефакта больше всех. – Ладно, не обижайся, – согласилась Она с моим внутренним протестом. То, как эти двое не двигались, наводило жути. Они казались такими ненастоящими, искусственными, будто куклы, которые кто-то дёргал за ниточки. – Мы не отобрали. Теперь это факт. – Но хотели? – Может быть. Теперь это неважно. Факт есть факт. – Нет, так не пойдёт. Не смейте втирать мне про невмешательство! – Меня не волновало, что я не очень уважительно говорила с высшими существами. Слишком распирало от обиды. – Вы влезли в чужой мир со своей экстра переменной! Вас даже не просили этого делать, но вы подсуетились! И зачем? Чтобы мир не сломался. А потом, когда мудрецы начали использовать артефакт налево и направо и ломать мир, вы просто стояли в стороне! Лицемеры! – Мы следим за развитием миров и их устойчивостью, – пояснил Он или Икс. Мне было всё равно, как называть их, ведь имён то у них и не было. – В конфликты внутри мира мы не вмешиваемся, – добавила Она или Игрек. – Войны и локальные разборки – не наша область. Они высказывались так сухо и безэмоционально, что я засомневалась, а были ли они живыми. А ещё Икс и Игрек напоминали мне близнецов, которые дополняли друг друга, продолжали мысли. Или Королей, но в каком-то ином, улучшенном смысле. Если бессмертные были разделёнными некогда едиными существами и теперь являлись независимыми личностями, то Икс и Игрек во многом вели себя так, будто Они – детали целого механизма. А что их двое, мне просто грезится. – Говорите, вы не вмешиваетесь в конфликты? Но этот конфликт едва не разбил Клепсидру! Неужели вам не жалко свой труд? Вы привели мир в устойчивое состояние, чтобы потом наблюдать, как кучка фанатиков всё разрушит? Мне померещилось, что в пространстве что-то дрогнуло, как если бы я задела невидимую струну. Так у них всё же были чувства. – Она соображает, – произнесла Игрек. – Нам неприятно от того, как всё сложилось. Однако невозможно исправить мир по щелчку пальцев. – Даже мы на такое не способны. То, о чём ты мысленно умоляешь нас, почти нереально. – Почти? – Это слово, напротив, зародило во мне надежду. Игрек вдруг задвигалась, обходя меня по кругу. Сейчас Она была пожилой дамой в пенсне и с милыми кудряшками. – Ты хоть осознаёшь, как сложно настраивать мир? Ты даже не представляешь себе, сколько переменных нужно вписать, не ошибившись. Сколько сил вложить, чтобы распределить энергию в правильном порядке. Это как стократно усложнённое программирование. В их мире же ещё не изобрели компьютеры? – Игрек глянула на вторую половину. – Ты вроде посещала лекции по креационизму. – Так вы наблюдали. – Я сжала кулаки. – Вы знали, что я ищу вас, и игнорировали! Они оба вдруг оказались на сиденье коляски. Игрек похлопала себя по коленям. – Давай прокатимся немного на север. Там есть пруд. Нам никто не помешает, а тут скоро люди пойдут. – Вы же не боитесь людей. – Нет. А вот они испугаются, послушав, что мы тебе скажем. Заинтригованная и взволнованная, я повела коня дальше по тропинке в указанном направлении. Упоминаемый пруд и впрямь вскоре нарисовался в стороне от полей. – Вы же не создали его тут намеренно? – озвучила я и задумалась, откуда знала о такой вероятности. – О, она помнит, даже если не помнит, – проворковал Он. Игрек уже стояла сбоку от коляски. Они оба не слезали с неё, а перемещались в пространстве. Я свернула с дорожки и спустилась ближе к пруду, следуя за странной парочкой. – Сядь в свою перевозку. А можешь на стул, если хочешь. – Какой стул? Она указала мне за спину. Я почти не удивилась, найдя позади простенький стул из светлого дерева. А когда повернулась обратно, обнаружила врытую в землю доску. – Это уже слишком! – обомлела я. – Нельзя создавать вещи из ничего! Откуда вы берёте энергию? – Это секрет Вселенной. – Он махнул спутнице и отошёл с глаз долой. Я помедлила и опустилась на стул. Он не был иллюзорным, как можно было подумать, и идеально подходил под мои габариты. Из пруда несло затхлостью, и где-то в высокой растительности пели лягушки. Это почти болото. – Любишь лекции? – Вперёд выступила рыжеволосая девица в чёрной накидке поверх белой рубашки. – А я люблю притворяться преподавательницей. В некоторых мирах развитие науки проходит настолько медленно, что приходится немного подталкивать его жителей. Обожаю подкидывать идеи тамошним гениям. Они потом такие счастливые. Это называется «галстук-бабочка», к слову. Надеюсь, у вас его тоже когда-нибудь изобретут. – Можно, вы не будете подавлять меня своими безмерными знаниями и просто расскажете уже, что планировали? – взмолилась я. Их привычка беззлобно щёлкать жителей миров по носу собственным превосходством была своеобразной манерой, которую лично я предпочла бы избегать. – Создание мира – вещь сама по себе непростая. – Игрек крутилась возле доски и рисовала на ней какие-то фигуры. Они были замысловатыми, а некоторые словно входили сами в себя. Среди фигур я заметила песочные часы. – Нужно учесть множество переменных, написать целую программу из элементарных частиц, чтобы всё было логично и соответствовало параметрам Вселенной. Если мир получится слишком вычурным и странным, он не будет жизнеспособным и придёт к коллапсу. Если параметры будут вылезать за границы стандартов, тоже нехорошо. В усреднённости нет ничего плохого, если она помогает выжить. Создать ком грязи проще, чем сложно организованную систему. А мир, согласись, весьма непростая система. Я насупилась со стула. Если Она собралась читать мне лекцию о создании миров, то я предпочла бы перейти сразу к главному. – Терпение. Мы почти подошли к самому важному, – сказала мнимая преподавательница и указала на спутника, сидевшего сбоку от доски. – Вот Он тебе многое рассказал бы о терпении. Но давай вернёмся к нашему гипотетическому созданию мира. Понимаешь, мир обязан обладать запасом энергии, благодаря которому он и существует. Этакий perpetuum mobile(1), только не совсем он. И вообще, забудь о сравнении. – Она махнула рукой. – Чтобы источник не исчерпался, происходит непрерывный обмен со Вселенной. Там уйма тонкостей, я не буду вдаваться в подробности. Если ты внимательно слушала меня, то уже задалась вопросом: откуда демиурги берут столько энергии для сотворения мира? Это называется укрощением внешней пустоты. Во Вселенной куча бесхозной энергии, и демиурги часто заимствуют её для реализации своих фантазий. – Мы сейчас потеряем её, – поторопил Икс, заметив растущее во мне раздражение. – Ты просто отвратительный лектор. – Вся эта нудятина необходима, чтобы ты лучше понимала: мир нельзя состряпать на коленке. – Игрек театрально отбросила указку, которая растворилась в воздухе прямо в полёте, а за ней пропала и доска. – Ты со своим примитивным разумом представляешь, будто использовать энергию Вселенной – это как выйти на прогулку к морю с баночкой и зачерпнуть немного жидкости для своего песочного замка. Всё куда сложнее, и нередко демиурги, не справляясь с тяжестью «баночки», вкладывают в творение энергию собственных бессмертных тел. – Терпящая тоже? – подумав, спросила я. – Ну да. Ваш мир не всегда был биполярным. Когда-то он состоял из одной половины. И вот ваша Создательница такая: «Зоопарк маловат. Нужно больше зверинца поселить, а то скучно как-то». И приделала вторую половину. А подготовить все скрепки, на которых две половины держались бы друг за друга, вовремя не успела. В ваших религиозных текстах весьма достоверно упомянута одна значимая деталь о состоянии этой вашей Терпящей. Игрек выжидающе уставилась на меня. Она продолжала играть роль преподавателя, а я, соответственно, была ученицей. – Терпящая ослабла. Заболела. – Вспомнила я. – Как мило: заболела. Зачтено! – Девушка с пепельными волосами в красном платье похлопала в ладоши. – Удивительно, что люди даже не переврали такую подробность. Терпящая заболела, я бы даже сказала, почти умерла, потому что вложила излишне много своей жизненной энергии в поддержание двух половин мира. Ей пришлось торопиться, ведь мир со вторым этажом не уравновешивал сам себя, а энергии не хватало. При этом его уже заселяли первые существа, которые могли бы погибнуть вместе со всей Клепсидрой. – Как бы сейчас ни злились на халатность Терпящей, – добавил Он, – надо отдать Ей должное: Она приложила максимум усилий, чтобы спасти шатающуюся конструкцию Часов. – Да, ваш демиург красиво выкрутилась. Это было умно – подставить дополнительные опоры. Вместо трёх сделать шесть, чтобы одна половина держала Верхний этаж, а вторая – Нижний. Не в прямом смысле, конечно же. Само существование шестерых бессмертных гарантировало Клепсидре устойчивость. Мир перестало качать. Но демиург растратила всю себя. Я пожевала губу и сердито дёрнула головой. История интересная, но причём здесь мой вопрос? – Пошевели чутка извилинами. Давай же. – Подбодрила Она. Мне не требовалось озвучивать мысли вслух, ведь парочка и без того знала, что вертелось на моём языке. – Чтобы сегодня залатать дыры в Часах, нужно перетаскать огромное количество «баночек». – Я решила использовать метафору, предложенную Игреком, чтобы подразнить Их. – Верно. Необходимо использовать ту же энергию, из которой состоит Клепсидра, – подхватил Икс. Игрек зашукала на Него, веля не лезть. – Но кто из жителей вашего мира умеет это делать? Никто. Мы же таким заниматься не будем. Мы не для этого существуем. – Если Терпящая вложила часть Себя в мир, Её энергия тоже сгодится? – уточнила я. – А если бы Она вернулась с Клепсидру, Она могла бы… поставить рухнувшие колонны на место? Их переглядывание мне не понравилось. Я поёжилась на стуле, когда меня коснулся отголосок какой-то непривычной эмоции этих двоих. Интерпретировать её не получалось, но она оставила холодок на коже. – Это вряд ли. – Почему нет? – Объясню, – сказала Она. – Так называемый артефакт, который мы зовём просто «ластиком», стёр из вашей реальности важные составляющие. Ваш мир перестроился. В нём теперь иные параметры, которые зафиксированы в пространстве и времени. Хочешь всё отменить? Извини, это так не работает. Ты не можешь вынуть из себя пережёванное яблоко и сложить его в шар без последствий. Если мы просто отменим действие «ластика», ваш мир снова перестроится. Но на этот раз это случится так быстро, что новые параметры не успеют вписаться в структуру мироздания, и вас раздавит. Вселенная не принимает таких резких и необдуманных изменений. – То есть создать стул и доску для каракулей вы можете! А как просишь о чём-то посложнее, то сразу нет? – Я вскочила со стула и всплеснула руками. – Вот именно: посложнее! Это тебе не колодец в лесу воткнуть и не дерево за секунду вырастить! Ты хочешь не встроить в ткань этого мира что-то неприметное. Ты просишь отменить целое действие, которое уже оставило отпечаток в реальности. Такие вещи не проходят бесследно. Нужен океан энергии для компенсации подобных махинаций. Океан, который поглотит отдачу, так что мир не развалится. – А если предоставить вам энергию, вы используете её как… топливо или кирпичи для строительства? Вам почти не придётся ничего делать. Вы будете валяться на пляже и ждать, пока вам натаскают воду, чтобы вы улучшили песочный замок. Они знали, что всё придёт к этому. Я внезапно осознала (или Икс и Игрек подарили мне эту правду), что Они для того и отозвались на мой зов, чтобы насладиться шоу. Поглядеть, как отчаявшийся ребёнок будет с бешеным упрямством спорить и требовать, предлагать невозможное, лишь бы получить желаемое. У меня даже разозлиться на Них не вышло, потому что… я должна была попробовать. – Ох уж эта история любви, – протянула Она. – Любовь всегда всё портит, – вторил Он. – Посмотри, как горят глаза нашей экстра переменной. А как горит она сама. – Боюсь, даже если Создательница проявит великодушие, прилагаемых Ею сил не хватит. В прошлый раз Она едва не растворилась в собственном мире, приделывая второй этаж. Едва ли Терпящая хочет повторение «болезни», – предупредила Она. – К тому же, ты разве забыла? – Создательница вас не любит. – Икс провёл от глаза до подбородка, изображая прокатившуюся слезу. – Она не вернётся и не поможет залатать дыры, которые наделали фанатики с артефактом. – Я спрашивала не об этом. – Да, ты просила: «можно ли Её использовать?». Мы не можем распылить вашего демиурга против Её воли. Если Создательница вашего мира согласится пожертвовать собой, то, возможно, полного запаса Её жизненных сил хватит с излишком. – Если Она согласится. Или если принести Её в жертву. – Прошептали мои губы. Я и сама ужаснулась такой идее. – Ух, теперь она хочет убить демиурга, – присвистнула Она. – И предложить нам тушку в качестве той самой энергии. Только где ты возьмёшь оружие? – Я живу в мире, в котором убивали бессмертных! – Инструментом, нужным для выхолащивания лишних предметов из реальности вашего мира. Он годен лишь для его жителей. Чтобы разобрать на атомы демиурга, потребуется «ластик» покрупнее и из другой части мироздания! Я только сейчас заметила, что лягушки умолкли. Тишина была жуткой, а пруд теперь казался мёртвым. – Если ты преуспеешь, на что мы хотели бы с большим интересом посмотреть, – подхватил Он, – мы выполним твою просьбу. Того объёма энергии, что можно вытянуть из демиурга, хватит на устранение отдачи от резких изменений параметров. Но тебе нужна именно ваша Создательница, так как мир состоит во многом из Её жизненных сил. Мы восстановим разрушенные колонны без последствий, и мир снова обретёт былую прочность. Может, даже останется что-то на ремонт стенок. И потолка. – А вот менять две половины вашего мира местами мы не будем. Но вы тут такие потрясения пережили: катаклизмы, гибель бессмертных, мир едва не сломался. Вас такими мелочами уже не испугать. – Даже не представляю, как ты будешь охотиться на Терпящую. Я весь в предвкушении! Всё же дочь стоит своего отца. – До такого безумия даже он бы не додумался. Я ждала, что Они засмеются в голос над моим предложением. Их странное согласие напугало меня больше идеи покушаться на Создательницу мира. Ведь это попросту невозможно. Я ляпнула сгоряча, и лишь сейчас глупость затеи уничтожала меня изнутри. Это то же самое, что сдуру выпалить: «Я вот как возьму и подлечу на вершину башни!». Дворовые детишки хохочут над хвастливым ребёнком и предлагают ему исполнить задуманное. А он и не может. Я не могу убить Терпящую. Она – демиург, существо значительно более сложное и могущественное, чем способно нарисовать воображение. Идти против Неё – форменное самоубийство. Однако Вселенная отчего-то внимательно следит за мной, не одёргивает и не предупреждает, что мои шансы равны нулю. Едва ли Им интересно наблюдать, как демиург разобьёт наглую девицу на частички. Чего же они хотят? – Вы не можете помочь сражаться с демиургом, да? – осторожно начала я. – Но, может, вам позволено доставить в этот мир оружие, которое навредит Терпящей? – Мы не будем вмешиваться ровно до окончания потасовки, – отрезал Он. – Однако у нас есть для тебя совет. – Ты права: мы бы не согласились, если бы у тебя не было шансов. Но ты не первая, кто хочет принести Терпящую в жертву, – добавила Она. – Её любимые дети додумались до этого задолго до твоего рождения. Члены семьи думают одинаково. – Короли? – не поверила я. – Они… хотели? – Да, после переворота Часов, – проговорила Она. – Бессмертные винили Матушку в бедах народа. Терпящая была слишком слаба, чтобы менять что-то. – Терпящая была слишком слаба, и Её можно было легко добить. Так они и думали, твои родственники. А их Матушка всё прознала и сбежала. С тех пор Её никто не видел. Колени сами подогнулись, и я опустилась на стул… вернее, землю, поскольку мебели на прежнем месте не оказалось. Игрек развела руки в стороны на моё айканье. – Спроси своих бессмертных, как убить Терпящую. – Икс помахал мне. – Я ставлю на демиурга. Он исчез. Я поднялась и отряхнула заднюю часть штанов. – Но даже если способ есть, – пролепетала я, – как мне призвать Её? Терпящая бросила этот мир. Она не слышит наши молитвы. – Не слышит. Но что будет, если Вселенная вдруг обратит внимание на нерадивого демиурга и попросит Её отчитаться за былые ошибки? – Вы… попросите Её прийти сюда? Я не верила своим ушам. Весь разговор напоминал сюрреалистичную сказку, и с каждой минутой ощущение безумства накрывало всё сильнее. Позвать демиурга… убить демиурга… использовать Её энергию для компенсации… – Это не будет легко, – с сочувствием произнесла Игрек. – Возможно, эта авантюра даже не стоит свеч. Тебе сейчас больно. У тебя свербит от чувства потери и одиночества. Нужно просто перетерпеть. Прошло ещё так мало времени… – Мне не станет легче! Я знаю об этом! – выпалила я упрямо. – Если бы это была личная потеря, то боль притупилась бы. Но меня терзают раны мира, а это никогда не пройдёт. Потому что мир не излечится. – Когда-нибудь и он восстановится. Частично. Обновлённая энергия малость затянет трещины Клепсидры. – И сколько ждать? Годы? Столетия? – Я замотала головой. – Тысячу лет? – То есть альтернатива сразиться с Создательницей здравая? Лучше, чем подождать? – Игрек посмеялась под нос. – Это безумие. Но это твой выбор. – Как будто вы в этом вообще не участвуете! Если бы не ваши советы, я бы никогда не задумалась о таком. Вам настолько скучно? Вы манипулируете жителями миров, чтобы состряпать себе спектакль на потеху! Я бы не удивилась, если бы выяснилось, что всё можно изменить прямо здесь и сейчас, а Икс и Игрек всего-навсего провоцируют меня на конфликт с Терпящей. Ради развлечения. – Нет. Это не так. – Впервые в голосе высшего существа появились ледяные нотки, и меня пробрало. – Мы лишь озвучили варианты. Это не возбраняется. И да – нам тоже хочется исправить сломанное, чтобы, как ты выразилась, наши труды не пропали зря. Но если бы ты сказала «нет», мы не стали бы тебя склонять и хитростями заставлять противостоять демиургу. Мы не имеем права влиять на живых существ. Ваше право выбора – это ваша свобода. – Тогда почему вы предлагаете этот вариант мне, а не Королям, которые, как вы уверяете, когда-то планировали напасть на Терпящую? – Но ведь это ты который месяц упорно зовёшь нас! Короли нам не доверяют, а кто-то даже обижен на нас. – Она сцепила пальцы на уровне живота. – И есть ещё одна причина. Она сложная. Видишь ли, в мире так мало существ, которые отважатся пойти против Создательницы. Из всех этих храбрецов мы предпочитаем дать совет тебе, а не бессмертным. Мы не хотим, чтобы они становились спасителями мира, ведь в таком случае Клепсидру ждёт печальная участь. Они сами же её и сломают своей гордыней и злостью. Если ты получишь преимущество… Впрочем, об этом пока рано. Ты ещё не готова. Мы ничего не будем делать до тех пор, пока ты не перейдёшь рубеж. – Какой рубеж? Но Она уже исчезла. Эти двое вечно бросали меня на пике эмоций с трещавшей головой. Я пнула мыском землю и забралась в коляску, обдумывая нашу беседу. Лягушки снова весело кричали на берегу. (1) вечный двигатель