Лучше, чем ничего

Слэш
NC-17
Завершён
17153
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
741 страница, 59 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Награды от читателей:
17153 Нравится 6505 Отзывы 6123 В сборник Скачать

Глава 42. Брат

Настройки текста
Александр Кто сказал, что утро добрым не бывает? Еще как бывает. Особенно если начинается оно днем. И ты лежишь под теплым одеялом, чувствуя паранормальное умиротворение. Не знаю, куда себя деть от нездоровой радости, обрушившейся на мою извечно мрачную натуру. К такому я был не готов. Так и до клиники не далеко. Разлепив заспанные глаза, не сразу соображаю, где я нахожусь и с какого, собственно, хуя мне так хорошо. Незаслуженно хорошо. Я что, накидался какой-то дряни? Или умер? Расплывчатые стены кажутся незнакомыми. Голова гудит. А когда я пытаюсь приподняться на локтях, спина и руки отдают тупой болью. Физически мне хреново… Но не могу отделаться от ощущения необъяснимого счастья, которое невольно заставляет меня насторожиться. Что, черт побери, происходит? Мне это нравится, но мне не нравится, что мне это нравится. Сука, я инстинктивно ожидаю, когда это состояние развеется чем-то плохим. Вот тогда я смогу вздохнуть с облегчением. Но ничего не происходит. На меня не падает люстра. Я не оказываюсь закован в кандалы. Даже нож из спины не торчит. Пиздец. В чем подвох? Память пробуждается постепенно. Со скрежетом и неохотой. Сперва она подкидывает мне причину, по которой пострадали мои предплечья, и настроение резко портится. Вслед за тем вспоминаю, почему так саднят мои плечи, лопатки и шея… И настроение возвращается к небесам. Запоздало поворачиваюсь к месту на кровати, где должен сопеть Саня. Но парня там не обнаруживаю. Конечно его там нет. Майский уехал сдавать зачеты. И даже не разбудил, собака. Так, мне нужны очки. Если в своей комнате я знал, где что расположено, и мог ходить по ней и с закрытыми глазами, то здесь и с открытыми, но подслеповатыми очами однозначно соберу все углы, прежде чем начну нормально ориентироваться. Благо, рюкзак я оставил рядом с кроватью. За ночь его местоположение не поменялось. Нашариваю правой рукой жесткую ткань, опускаю руку в большой карман и извлекаю футляр с очками. Прозрев, вновь оглядываюсь по сторонам. На громко тикающих часах значится одиннадцать ноль девять. Я и не помню, когда в последний раз просыпался так поздно. Дома даже в выходные я поднимался без будильника не позже восьми сколько себя помню. Внезапно вспыхивает чувство вины за то, что я упустил столько времени зря, но я силой воли заглушаю его. Период вечных дедлайнов и погони за светлым будущим закончился. Больше я в таком нервяке жить не собираюсь. Проспал до одиннадцати? Ну, и что? Не катастрофа. Имею право. Вторая вещь, привлекающая мое внимание после часов, оказывается записка на тумбочке. Сложенный вдвое лист бумаги поставлен домиком. На нем печатными буквами старательно выписано призывное «Прочитай». Невольно улыбаюсь, беря послание в руки. Майский, дурында, что за замашки ХХ века? Ты с таким же успехом мог оставить мне сообщение в "ВКонтакте". Разворачиваю письмо и пытаюсь вчитаться в витиеватый почерк с пляшущими в разные стороны буквами. То есть терпелки у тебя хватило нормально написать только одно слово? И на том спасибо. «Доброе утро! Я уехал в универ. Тебя будить не стал. Утром у тебя была температура, поэтому как проснешься, выпей лекарство. Я оставил его на тумбочке рядом с этим письмом. Там же стакан с водой. Там же крем для рук (Нет, не «Бархатные ручки», их мы истратили). Там же запасные ключи от квартиры, если тебе будет необходимо выйти (Сейчас ты, скорее всего, дома один, так как батя уже уехал на работу). Что найдешь в холодильнике, все твое. То же касается ванной и моей комнаты. Если надо будет куда-то уйти, ОБЯЗАТЕЛЬНО напиши мне об этом, потому что я свихнусь, если прикачу домой и не обнаружу тебя там. Но лучше никуда не ходи и отдыхай. P.S. Никогда не писал такие письма. Как их заканчивают? Типа: «С уважением, Александр Майский»? P.P.S. Или что-то вроде «Люблю, целую»? P.P.P.S. Люблю, целую». Тихо прыскаю, представляя, как Майский с серьезной миной ломал голову, как же закончить письмо. Что ж… инструкции мне дали более, чем развернутые. Выпиваю лекарство. С наслаждением стою под душем добрые двадцать минут. Еще двадцать трачу на прием пищи. Все это время то и дело вздрагиваю от мнимой необходимости что-то делать, учить, искать. Дурацкое ощущение, которое не позволяет мне нормально расслабиться. Помыв за собой посуду, решаю сделать это же со всей той грудой тарелок, что накопилась в раковине. Заодно. Протираю стол и кухонную столешницу. Тоже заодно. Отмываю плиту от пятен, появившихся там, кажется, еще в эру динозавров. За-од-но. Да что со мной не так?! Ухожу из кухни от греха подальше. Падаю на кровать и пялюсь в потолок. И что мне делать? Мне же надо делать хоть что-то? Может полки книжные протереть? Или полы помыть, как предлагал вчера Майский. Дитрих! Успокойся! Тебе совсем не обязательно быть полезным двадцать четыре часа в сутки. Даже наоборот. Следует учиться иногда становиться бесполезным. И получать от этого удовольствие. Но сперва необходимо поменять постельное белье. После вчерашнего. Запихнув смущение куда подальше, роюсь в шкафу Майского, пока не нахожу чистый комплект и застилаю им постель. Старый комплект запихиваю в корзину в ванной. Возвращаюсь в комнату. Лежу. Усердно пытаюсь ничего не делать. Желая отвлечься от назойливой пиздадельности, протягиваю руку к телефону, всю ночь стоявшему на зарядке. Верчу его в руках, не решаясь включить. Можно подумать, он взорвется у меня в руках. Да и чего опасаться? Сомневаюсь, что родители посреди ночи внезапно пришли в себя и взялись мне названивать. А кроме них и Тани, которую я оповестил о моем приходе к Сане, звонить мне никто не станет. Понимаю, насколько я ошибаюсь, когда включаю телефон, и он тут же начинает вибрировать от десятка уведомлений. Брат: восемнадцать пропущенных вызовов. Восемь за вчерашний вечер. Семь в течение ночи. Еще три этим утром. И одно смс: «Позвони, как сможешь». Черт. И почему я не подумал о том, что отец, очухавшись, первым делом побежит названивать Сергею и жаловаться, как я не оправдал его ожиданий?! И что я гей. Невыносимый позор для семьи. А брат что? Неужели настолько хочет отчитать меня, что не спал всю ночь? Перезвонить или не перезвонить? Смотрю на экран, не решаясь нажать на кнопку вызова. Бояться мне нечего, уверяю я себя. Максимум, что Сергей может сделать, это наорать на меня. Разве моя жизнь от этого как-то изменится? Нет. Тогда почему так страшно? В попытке оттянуть неизбежный разговор, переключаю внимание на уведомление, указывающее, что Саня отправил мне сообщение в вк. Саня: Наткнулся сегодня на эту песню. Почему-то она ассоциируется у меня с тобой. У меня уже скулы болят от улыбки. Что ты со мной делаешь, Майский? Нажимаю на плей привязанной к сообщению песни. Первые аккорды, доносящиеся до моих ушей, кажутся мне идиотскими. Но я намерен дослушать песню до конца, даже если она мне не понравится. И в девственно чистый плейлист добавлю. На всякий случай. …Я заслонил тебе солнце, …Я заменил тебе социум… А ты уверен, что песня должна ассоциироваться со мной? На мой взгляд, она куда лучше характеризует тебя, Майский. …И наступая на горло — …Я перекрыл тебе воздух. Это такой намек, Саня? Я чего-то не понял. …Эта камера пыток — наш будущий дом, …Ведь у нас всё серьёзно. От этих слов меня неожиданно бросает в жар. Да, сама по себе песня меня бы вряд ли впечатлила. В любом другом случае. Но сейчас, вслушиваясь в каждое слово, я ненароком проецирую их на нас с Саней. И чувствую некий резонанс. Что-то… необычное. Интересно, Майский отправил мне этот трек, потому что почувствовал то же самое? И в этом главная причина его любви к музыке? Потому что он не просто слушает, но чувствует ее? Переживает? И находит даже в самых казалось бы обычных песнях что-то, отголоском отпечатывающееся у него на подкорке? …Поверь, у нас всё хорошо! …Под ногтями иголки, забей, — ну и что, а? И я зачем-то представляю, как засовываю Майскому в рот палец и приказываю облизать его. Чувствую влажный кончик его языка. Наслаждаюсь недоумением в его взгляде. И тем, что он подчиняется и делает то, чего я от него хочу. …Я под ребра тебе вкручу штопор — Покрываю его тело поцелуями, оставляя на ребрах багровые засосы. Вжимаюсь в него с такой силой, что он задыхается, вцепившись в мой затылок. …Твоё тело немеет от шока. Ощущаю дрожь его тела в момент, когда он изгибается от экстаза, судорожно хватая ртом воздух. И с губ его срывается тихий стон, который я заглушаю поцелуем. …Наложи пару швов на свои запястья. Прижимаю его руки к кровати, лишая возможности совершать лишние движения. Обнажаю его беспомощность и упиваюсь ею, творя с ним все, что мне вздумается. …Петелька на шее совсем разболталась, …Давай-ка потуже. Давлю на шею ниже затылка, заставляя вжаться лицом в подушку, и провожу языком по выпирающему позвоночнику. А он в ответ тихо шипит, чтобы я прекратил измываться и вошел в него наконец. Блядство, почему сейчас все это возникает у меня в голове? Разве это имеет какое-то отношение к тексту песни? Что за пиздец творится с моей фантазией?! Херово даже не то, что я успел напредставлять, а то, что… Опускаю взгляд и «любуюсь» стояком, из-за которого топорщатся бриджи. Ну, приехали. Я возбудился от песни, которая даже не в моем вкусе. Вызывайте санитаров, пришло время брать ипотеку в дурдоме. Александр: И почему эта песня ассоциируется у тебя со мной? — решаю я узнать, один я больной на голову, или мы с Майским — два сапога пара. Саня: А это не очевидно? Александр: Текст садистский, — провоцирую Майского на куда более развернутый ответ. Саня: Бро, ну, ты ебнутый, нет? Не надо воспринимать слова буквально. Это же аллегории. Описание жарких, но противоречивых отношений. По-моему, нам очень подходит! Ты так не думаешь? С задумчивым видом смотрю на экран телефона. Стояк не спадает, хотя я и пытаюсь его игнорировать. Александр: Ты скоро домой? — печатаю дрожащими пальцами. Саня: Мне еще один зачет осталось сдать. А что? Уже соскучился? — паразитина. Александр: Да, — строчу чистосердечное. И, чуть подумав, добавляю: Александр: Хочу тебя. Саня: Попридержи коней, чудовище! Я сегодня еле разогнулся! И от бати прилетело! …Разобьём посуду, что стоит на столе; …Мы с тобою станцуем на битом стекле. Какого же хера это так возбуждает? Собираюсь было напечатать сообщение про то, что есть и иные способы удовлетворения сексуальных потребностей без прямого проникновения, но вместо этого открываю дорогое сердцу фото Майского, прикованного наручниками к постели. …Обольёмся бензином, потом подожжём — это всё …Для того чтобы было теплей! Пожирая взглядом фото, запускаю руки в бриджи и… телефон неожиданно начинает дрожать от входящего вызова. Я от неожиданности роняю его себе на лицо и лишь каким-то чудом не попадаю по очкам. Ибо нефиг, Дитрих, страдать херней. Что, блядь, на тебя нашло?! На экране высвечивается имя брата и силуэт человека вместо фотографии. Видимо, Сергей не намерен ждать, когда я, словив перевозбуждение от дурацкой песни, вздрочну разок-другой. Возбуждение тут же улетучивается. На его место приходит необоснованная тревога. Что делать? Взять или не взять? Сергей настырный. Терпеливо ждет, когда я отвечу, не бросая трубку даже после седьмого гудка. Ладно, Александр. Пора прекращать прятаться от проблем. — Слушаю, — произношу я, прикладывая телефон к уху. И сам не узнаю своего голоса. Выше обычного, что выдает то, насколько я нервничаю. — Слава богу, — раздается из динамика. — Ты хоть представляешь, как я волновался?! — выдает Сергей. И судя по интонации, он не врет. — П… прости, — выговариваю я с запинкой, слегка обескураженный реакцией брата. — Телефон разрядился. Скверное чувство. Минуту назад я хотел подрочить, а теперь ощущение, будто тону в нефтяной яме. — Главное, что с тобой все в порядке. С тобой же все в порядке?! — торопливо интересуется Сергей. — Да. — Ты сейчас где? — следует вопрос, заставляющий меня напрячься. — У своего… — У своего парня? Приятная мысль, но произнести ее вслух не решаюсь, — … друга, — предпочитаю сперва понять, сколько знает Сергей. Возможно, родители рассказали ему не все? Иначе как еще объяснить это его неожиданное расположение? Почему он не кричит на меня? Почему не унижает? Или все впереди? Правда… он и раньше ведь никогда на меня не кричал. И злого слова не сказал. Холодная война между нами имела скорее односторонний характер. То есть я-то с ним воевал, а он об этом даже не подозревал. — Хорошо, — кидает Сергей и продолжает уже после заминки. — Как ты уже наверняка понял, мне вчера звонили родители и рассказали о произошедшем. Меня бросает в пот. — Ага. — И… я поверить не могу, что… Что я гей? Или что я посмел пойти против желаний матери и отца? — …что они так с тобой поступили. Из пальцев, что держат телефон, почему-то утекает вся сила. И мне приходится придерживать средство связи второй рукой, чтобы не выронить его повторно. — Может, встретимся? — не получив от меня ответа, предлагает Сергей. — Где? В скайпе? Или лично? Не стоит приезжать только потому, что… — Я прилетел в город сегодня утром, — прерывает меня брат. — Предупредил бы вчера, возьми ты трубку, — по голосу слышу, что Сергей улыбается. — Ты… прилетел из-за меня? — не знаю почему, но к горлу подкатывает ком. Нормально же все было. Проблема себя исчерпала. У меня есть Саня. И в его пыльной комнате дышится куда легче, чем в стерильной квартире родителей. Так какого хера? Какого хера прямо сейчас я готов разрыдаться? Почему меня так эмоционально штормит? — Разве я мог поступить иначе? — недоумевает брат. Конечно, блин, мог! Мог сделать вид, что тебя это не касается! У тебя своя жизнь. В большом городе. С женой и ребенком. Перспективной работой и армией друзей. И я все это время искренне считал, что частью этой жизни не являюсь. Так почему ты упорно веришь в то, что все еще являешься частью моей? Разве не понимаешь, какой это геморрой?! — Хорошо, давай встретимся, — выдыхаю я, из последних сил сдерживая рвущиеся из меня слезы. — Где? — следует незамедлительный вопрос. Поднимаюсь с кровати, подхожу к окну и осматриваюсь, пытаясь сориентироваться, где нахожусь. Название улицы Майского мне ни о чем не говорит. Зато вдалеке виднеется узнаваемый шпиль торгового центра, в котором мы пару раз собирались с ребятами, участвовавшими в подготовке к студзиме. — Помнишь торговый центр «Виктори»? — спрашиваю я, не рассчитывая на положительный ответ. — Да. — Давай там. На фудкорте. — Не думаю, что фудкорт подойдет для нашего разговора, — справедливо замечает брат. — Там есть менее людные места? — Около кинотеатра вроде был французский ресторан, но я там никогда не был, так что не могу гарантировать, что там будет пусто, — бормочу я. — Хорошо. Договорились. Третий этаж. Французский ресторан. Как быстро сможешь до него добраться? По моим прикидкам, идти мне до места встречи минут пятнадцать. Но я невольно кидаю взгляд на свое отражение в заляпанном зеркале и понимаю, что над внешним видом надо еще поработать. — Через час буду, — после недолгого молчания сообщаю я. — Хорошо. Через час в «Виктори», — в голосе Сергея слышится облегчение. Наверное, он беспокоился о том, что я могу отказать ему во встрече. Вообще-то я и сам удивлен, что согласился увидеться с братом. Кто знает, вдруг Сергей скооперировался с родителями. Может, они решили, что мне надо пополоскать мозги еще немного. Отгоняю от себя плохие мысли. Нет, худшее уже позади. И что бы сейчас ни произошло, я просто вернусь к Майскому и все будет отлично. Лишь брат кладет трубку, я тут же берусь строчить Сане: Александр: Мне звонил брат, просил о встрече. Ты не против, если я возьму что-нибудь из твоей одежды? Ответ прилетает незамедлительно, и от него было появившаяся тревога сходит на нет. Саня: Всё моё — твоё. Саня Утро начинается не с кофе. Мое утро началось с будильника в четыре утра, который я поставил накануне с намерением повторить весь необходимый материал перед зачетами. Но когда я выбирал время своего пробуждения, я еще не знал, что ко мне придет Дитрих. Не знал, какую бурю эмоций переживу от его вида. А главное, я не знал, что меня так искусно выебут. Кончить и отключиться? Такого в моей жизни точно еще не было. Учитывая, что произошло это уже после того, как мы решили, что теперь сладкая парочка, сей акт следовало бы назвать «занятием любовью». Но… у меня язык не повернется окрестить произошедшее столь нежным словосочетанием. Давайте будем честными, меня, сука, выебали. И в четыре утра, пытаясь подняться с кровати, я во всей красе ощущаю это чуть ниже поясницы. Хорошо, что я оказался единственным, кто проснулся так рано, потому что до ванной комнаты я еле доползаю, хромая на обе ноги. А то, в какой раскорячке я забираюсь под душ… Даже расписывать не стану. Ну и сука же ты, Дитрих! Ебаное животное! Но любимое. НО ЖИВОТНОЕ! После горячего душа, пантенола, который явно не ожидал оказаться там, где оказался, и кружки жутко крепкого кофе, я кое-как собираю себя воедино и берусь-таки за учебу. Но покорпеть над зачетными вопросами мне удается не так долго, как хотелось бы. В шесть утра встает батя… — Саня, — без пожелания «доброго утра» обращается он ко мне, врываясь на кухню. И судя по его синякам под глазами, вызванными явным недосыпом, я сразу понимаю, разговор будет весьма неловкий. — Какого хуя, Саня? — выдает отец, наливая себе кофе. Сижу размышляю, нуждается ли вопрос в ответе или он риторический? — Какого хуя, я спросил?! Не какого, а чьего! — Ну… — протягиваю я, пытаясь подобрать нужные слова. Голова не варит. Сам-то спал от силы часа три. И все тело ломит. И задница, сука, болит. Да еще и зачеты. Сейчас я не в том физическом состоянии, чтобы тратить силы на оправдания! Так что… Прости, батя, но вразумительного ответа ты не получишь. — Сын, — вздыхает отец, садясь за стол рядом со мной. — Любимый мой отпрыск. Дорогой ты мой ребенок. Сейчас что-то будет… — Объясни мне, ты совсем стыд потерял? — Пап, я… — Серьезно, Саня, я человек понимающий. Сам настрогал тебя в семнадцать лет, так что прекрасно осознаю, как могут взыграть гормоны. И я не требую от вас хранения целибата, но йоп-вашу-машу! При живом отце такое выделывать! Я полтора часа выслушивал ваши охи-ахи! — шипит отец, опрокидывая в себя сразу полчашки кофе. — Я что, вообще для тебя не авторитет?! — Еще какой авторитет! — с жаром заверяю я батю. — Авторитетище, честное слово! — Так какого хера?! — разводит отец руками. — Трахайтесь в свое удовольствие, никто вам не мешает, но… — Но… — НО НЕ КОГДА Я В СОСЕДНЕЙ КОМНАТЕ! — рычит батя, вторым глотком осушая чашку. — Или если, ну, настолько приперло, что вообще невмоготу, то… постарайтесь сделать так, чтобы я вместе со всеми соседями по дому не был в курсе происходящего! — Да мы вроде тих… — лепечу я, смущенно втыкая взглядом в корявые конспекты на мятых листах бумаги. — НИХЕРА НЕ ТИХО! — уверяет меня отец. — Прости, — бормочу я, тяжело вздыхая. — Правда, пап… ситуация немного вышла из-под контроля. Больше этого не повторится, — заверяю я его, стыдливо краснея. — Очень надеюсь, — кивает батя, решивший сменить гнев на милость. — Но это произойдет лишь в случае, если ты научишься контролировать своего пацана, — бросает он, хмурясь. — Дитрих здесь вообще ни при чем! — встрепенувшись, вру я. Батя в ответ смеривает меня тяжелым взглядом. — Да его темпераментом можно дома сносить, Саня. В его слепых глазенках плещется пламя преисподней. Будто я не видел, какие взгляды он на тебя кидает, — фыркает он. — И ты достаточно сознательное дитё… Иногда непрошибаемо тупое и летящее, но все же сознательное… — дает он мне яркую характеристику. — Так что можешь не прикрывать его жопу. Я знаю, что инициатором был именно он. И… ему, полагаю, действительно было это необходимо не столько в физическом плане, сколько в эмоциональном. После всего-то пережитого, — батя щелкает зажигалкой и закуривает. — Но если ты собираешься встречаться с ним, готовься к тому, что тебе придется добавить в свои яйца стали и научиться его контролировать. И я не верю, что говорю это тебе, учитывая, что ты не всегда способен контролировать даже себя! — Не буду я его контролировать, — злюсь я. — Он всю жизнь под гнетом родителей прожил! — В этом-то и проблема, Саня! — разводит батя руками. — Представь, что ты голодаешь двадцать дней. А потом тебя подводят к фуршетному столу. Ты накинешься на еду, желая утолить голод, но… Ты же понимаешь, что если после двадцатидневной голодовки нажрешься от пуза, то с большой вероятностью там же и сдохнешь? Прямо рядом с гребаным столом?! — Понимаю. Но причем здесь… — Дитриха твоего контролировали всю жизнь, но представь, что будет теперь, когда он абсолютно свободен. Люди, попавшие в такую ситуацию, зачастую кидаются во все тяжкие. Эта свобода сейчас для него будет скорее ядом, чем спасением. Тебе, Саня, придется взять на себя ответственность. И научить его правильно жить с этой свободой. Понял меня? — Кажется… — И первое, чему ты его научишь, это не трахаться, чтоб вас, когда я дома! — Ладно. — Не «ладно», а «будет сделано»! — рычит батя. — Будет сделано! — заверяю я его. Вот только как, я все еще не знаю. Мне Дитрих кажется человеком, который всегда и все держит под контролем. Держит и будет держать. Думаю, батины опасения преувеличены, но… В его словах присутствует зерно истины. Вот только в какой форме мне контролировать Дитриха? И как вообще возможно контролировать хоть кого-то? Не контролировать, нет… мне не нравится это слово. Надо заботиться. Активно участвовать в его жизни. И, если что-то будет идти не так, открыто ему об этом говорить. Именно к такому выводу я прихожу спустя шесть часов, уже успев сдать один зачет, попереписываться с Дитрихом с дурацкой ухмылочкой на губах, и теперь смиренно ожидая преподавателя для получения еще одной завитушки в зачетке. — Странно, обычно Саша приходит на зачеты даже если у него самого по ним автоматы, — делится своими переживаниями Марина, то и дело оглядываясь по сторонам и видимо ожидая, что Дитрих вот-вот влезет в окно или прискачет к ней на белом коне. — А сегодня не пришел. Может что-то случилось? — вздыхает она. — Может, просто зассал? — открывает варежку Сальчиков, сегодня больше напоминающий быдло-панду с двумя красивыми фингалами под глазами. Один — моих рук дело. Я был уверен, что он после произошедшего захочет со мной перетереть за жизнь в каком-нибудь укромном уголке. Но меня парень стоически игнорирует, хотя я пару раз спецом сверлил Антона взглядом, пытаясь добиться хоть какой-то реакции. — А у него есть причины зассывать? — подаю я голос скорее для того, чтобы обратить-таки внимание Сальчикова на мою персону. Фиг знает, зачем мне это надо. Наверное, причина кроется в легком чувстве вины, возникшем у меня сегодня поутру, когда я его увидел. Он, конечно, парень сложный и за языком не следит. Но бить его было совсем не обязательно. Думаю я ровно до той секунды, пока Антон не открывает пасть: — Оттого, что теперь общественность знает его секрет, — усмехается Сальчиков. — Что еще за секрет? — недоумеваю я. — Так он педик, — выплевывает Сальчиков, явно получая удовольствие от произнесения этого словосочетания вслух. — Вообще я думал, что и ты тоже. Но раз вступился за жиробасину, видимо, нет. Просто по жирным. Мерзко, но… Сжигаю свое чувство вины на костре возмездия. Нет, этому пацану явно не помешало бы хорошенько вдарить по роже еще пару раз. Пару тысяч раз. Делаю шаг в сторону Антона, чувствуя, как внутри меня все аж переворачивается от лютой злости. Даже не знаю, что меня в его словах взбесило больше: то, что он оскорбляет Дитриха или то, что даже получив в глаз, продолжает оскорблять Ларису. Ты, как посмотрю, недалекий, братишка. С первого раза нихера не понимаешь. Заметив мою манипуляцию, Антон неожиданно шарахается от меня. Это забавно, учитывая, что он, хоть и ниже, но сложен лучше. И в физической силе я ему явно уступаю. Но меня сейчас это не волнует, и Сальчиков, видимо, это чувствует. — Знаешь, Антон, ты никогда не отличался умом и сообразительностью, но сейчас твое поведение переходит все границы! — вспыхивает и Марина. Кинутые однокурсником слова не оставляют равнодушной и ее. — Не понимаю, как можно быть настолько омерзительным?! — недоумевает она. — Чего ты к Саше прицепился? Он тебе ничего не сделал! — Ага, кроме того, что он педик, — выплевывает Сальчиков. Так, он сейчас стопудово доиграется! Я уже намечаю, по каким частям тела буду бить ногами. — Очень в этом сомневаюсь! — огрызается Марина, а затем, помолчав, неожиданно продолжает. — Но если бы это оказалось правдой, ну и что? Тебя это как касается? Чем лезть в чужую постель, лучше бы последил за своей! А то в ней кроме твоей руки, видимо, никто и не бывал, — гневно выдыхает она. Антон лупит на нее удивленные глаза. Я тоже немного растерян. Кажется, сейчас я, подруга, зауважал тебя больше прежнего. Но Дитрих все равно мой, так и знай! Этот разговор ненароком наводит меня на мысль о том, а получится ли нам с Дитрихом скрывать наши отношения в стенах университета? Надо ли их скрывать? И если мы решимся открыться, выдержит ли он последствия. Мне-то пофиг, что обо мне говорят, но у педанта с этим все сложнее… Так. Саня. Кажется у тебя Дитрих головного мозга! Прекращай! Все будет отлично. Независимо от того, раскроем мы карты или решим повременить, все это ерунда. Главное, что мы вместе. И пока это так, нам все по плечу! А если у Саши начнут вылезать какие-то заебы, я наизнанку вывернусь, но верну его в состояние эмоционального покоя. Наверное, когда батя упоминал про ответственность, он имел в виду в том числе и это. Да, душнилы родители из его жизни ушли, но от этого его сдвиги по фазе так просто не рассосутся. Те же приступы, один из которых я наблюдал в туалете. Все не так просто. Это само по себе в одночасье не проходит. Так что мы еще в самом начале пути по построению нашей идеальной жизни. Но… мы справимся, я знаю. Я смогу вытащить Дитриха из любой трясины. Ни на секунду не сомневаюсь в своих силах. В кабинет заходит преподаватель и зовет за собой первую десятку студентов, желающих сдать зачет. Я обычно из тех, кто отвечает одним из последних. Люблю потянуть резину до победного. Но лишь дверь кабинета закрывается, как мне приходит сообщение от старосты: Александр: Мне звонил брат, просил о встрече. Ты не против, если я возьму что-нибудь из твоей одежды? В горле возникает ком. Пульс учащается. А этому твоему брату можно доверять? Я не переживу, если вчерашнее повторится. Точнее… этого можешь не выдержать ты. Саня: Всё моё — всё твоё, — отвечаю, а затем, чуть подумав, пишу второе сообщение: Саня: Когда и где встречаетесь? Не хочу, чтобы он подумал, будто бы я устраиваю ему допрос. Но мне нужно знать. Благо староста не встает в позу и не требует не лезть туда, куда не просят: Александр: Через час в «Виктори». Мы решили сходить в ресторан на третьем этаже. Не беспокойся, все будет ок. Просек, что я нервничаю. Может и ок. А МОЖЕТ И НЕ ОК! И если что-то пойдет не так, я должен быть рядом! Саня: Мне приехать? — уточняю я на всякий случай. Александр: Пока второй зачет не сдашь, даже не думай уходить из университета. ВОТ И КТО КОГО КОНТРОЛИРУЕТ? ДЕСПОТИЯ ЧИСТОЙ ВОДЫ! Что ж, засранец. Ты установил четкие рамки. Я не могу уйти, пока не сдам зачет. Но если сдам, значит, могу прийти? Правильно я понял? С этой мыслью распахиваю дверь в кабинет и заглядываю внутрь. Преподаватель смотрит на меня с недоумением. — Могу я сдать зачет прямо сейчас? — прошу я. — Как видите, все парты уже заняты, — замечает преподаватель, считающий, что за одной партой больше одного студента сидеть не может. Зачет же. Можно подумать, это спасает от списывания. — А я без подготовки! — заявляю я дерзко. — Вы настолько уверены в своих силах? — удивляется мужчина. — Еще бы! — Удивительно слышать это от студента, который половину моих пар пропустил, а на второй половине валял дурака, — замечает преподаватель строго. — Дайте шанс, Константин Валерьевич! Молю-умоляю! — Так и быть, — вздыхает преподаватель, — проходите, Майский. Но не думайте, что я дам Вам поблажку за Вашу смелость. Да не нужна мне никакая поблажка. Мне нужен живой и здоровый Дитрих! Ради него я готов на все! Даже сдать зачет без подготовки! И нихера не зная половины билетов… Черт. Не обосраться бы. Не сдам, так Дитрих с меня три шкуры спустит! Попадалово.
Примечания:
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.