Лучше, чем ничего

Александр Получив от Майского карт-бланш на изучение содержимого его шкафа, в котором я уже успел порыться в поисках постельного белья, повторно распахиваю скрипучие деревянные дверцы и с ужасом взираю на пестрое разнообразие аля «Цирк уехал, а костюмы клоунов остались». Для встречи с братом стоило бы выбрать что-то поприличнее, но у меня есть подозрение, что в шкафу Майского вещи, подходящие под данное описание, отсутствуют принципиально. Так и вижу, как любой нормальный предмет одежды, попав в руки Сани, начинает полыхать синим огнем преисподней. Других причин, почему в его гардеробе нет ни единой нормальной шмотки, я найти не могу. Я предполагал, что выбор одежды станет для меня испытанием, но в силу скудной фантазии не смог заблаговременно оценить степень его тяжести. Поэтому и в полной мере подготовиться морально у меня не получилось. И вот стою. И вот смотрю. Сейчас психану. «Ладно, все не так уж и плохо», — пытаюсь я себя успокоить, решив сперва найти для себя подходящие штаны. Единственные черные джинсы оказались настолько узкими, что останься я в них, и меня бы постигла судьба евнуха. Джинсы цвета химических отходов из Симпсонов я решил даже не пробовать мерить в силу того, что они, мать их, цвета химических отходов! Помню, каждый раз, когда Саня припирался в них на пары, надо мной тут же нависала угроза наступления эпилептического припадка. И эрекции, так как задница у него в них просто конфет… Кхм… Коричневые джинсы на мне попросту не застегнулись. И почему-то мне кажется, что они не застегнулись бы и на Майском. Так какого черта ты их не выбросишь, барахольщик? Темно-синие джинсы с драными коленями я так же отмел. Если в рванье я и готов разок прогуляться, то точно не в минус двадцать. Майского это, конечно, никогда не останавливало. Нравятся ему, видать, колокольные перезвоны промерзших яиц. А вот у меня яйца отвалятся на полпути до торгового центра с коленями в придачу. Я уже почти отчаялся найти что-то нормальное и начал кидать тоскливые взгляды на штаны цвета химических отходов, когда из глубины шкафа выудил явно давно позабытые хозяином светло-серые джинсы. Узковаты. Но застегнулись. И я даже могу в них сгибать ноги. Сойдет. С верхом все оказалось куда плачевнее. Классическая рубашка у Сани наличествует в единственном экземпляре, о чем он сам мне с гордостью и сообщил. Та самая, которую он вчера надел на студзиму и которая теперь валяется в корзине для грязного белья. Поэтому мне представилась невероятная возможность окунуться в гардероб Майского с головой, чтобы окончательно убедиться, насколько у нас разнятся вкусы в плане одежды. Свитер с совокупляющимися оленями? Нет. Желтая толстовка с покемоном? Однозначно нет. Клетчатая рубашка с большим «Fuck off» на спине? Двойное нет. Черная толстовка на замке, из карманов которой будто бы вылезают мемные коты, показывающие средние пальцы? Блядь. Окей. Лучший вариант из худших. Под нее бы не мешало еще и футболку надеть. Благо у Сани они есть на любой вкус. На любой, кроме моего. Футболка с эмблемой Гриффиндора. Нет. Футболка с вопящей капибарой. Ни за что. Футболка с миллионом лиц Николаса Кейджа. Да ни в жизни. Футболка с единорогом. Только через мой труп. Футболка со скелетом на самокате. Футболка с бородатым скелетом. Футболка со скелетом акулы. Не дохрена ли скелетов?! Футболка с надписью на груди «Я шизофреник», а на спине «Я тоже». Спасибо, я не голодный. Поняв, что время поджимает, а я выбираю одежду непростительно долго, запускаю руку в шкаф и не глядя выуживаю первое, что нащупывают пальцы. Хочешь носить вещи Майского? Так думай как Майский. Главное им не стать. Безмерно люблю его долбоебизм со всеми этими стремными штанами, инфантильными толстовками и клоунскими футболками, но лично мне и своего идиотизма хватает с лихвой. Смотрю на свою добычу и понимаю, что чуда не произошло. Но принт пробивает на ржач. Страус с горящей задницей. Та самая футболка, в которой я увидел Саню в нашу первую встречу. Боже, на тот момент я даже мечтать не мог, что моя мгновенно возникшая симпатия через какой-то год и несколько месяцев окажется взаимной. Будь у меня машина времени, и я бы вернулся в тот день, чтобы подбодрить того Дитриха, который даже думать себе не позволял о вероятности подобного исхода. Того Дитриха, что как заведенный твердил про женитьбу и детей и был уверен, что никогда и ни за что не признается родителям в своей ориентации. Того Дитриха, которым я больше не являюсь. И благодаря кому? Заслуга Майского. Но я и сейчас все еще помню, насколько нуждался в тот момент в человеке, который бы пришел, похлопал меня по плечу и заверил, что все будет хорошо. Скажи мне кто в тот день: «Не отчаивайся. Этот парень еще станет твоим» — и, возможно, все вышло бы проще и куда раньше. Следовало взять Саню за жабры еще на первом курсе. Зажать его в каком-нибудь толчке, а затем наблюдать, как он активно дозревает до серьезных отношений. Сейчас об этом, впрочем, рассуждать бессмысленно. Облачаюсь в футболку и толстовку и смотрю на отражение в зеркале, молящем о чистящем средстве. Как ни странно, но мой внешний вид вызывает во мне куда меньше негативных эмоций, чем я предполагал. Возможно, потому что он ассоциируется у меня с Майским, мысли о котором исключительно позитивные. Единственное, чего не хватает для полноты картины, это носков. Я обшарил весь шкаф, но не нашел ни одной пары. Чертовщина какая-то. Александр: Майский, где у тебя носки? — строчу в раздражении, то и дело поглядывая на часы. Моя пунктуальность начинает бить в колокола, требуя выходить из дома немедленно, чтобы прийти на встречу хотя бы на десять минут раньше. Саня: В тумбочке. Впервые встречаю человека, который хранит носки отдельно от остальной одежды. Задаюсь вопросом, нахера это надо, до момента, пока не распахиваю дверцу и не давлюсь воздухом. Помню, я раньше представлял, как Майский, не разбирая постиранные вещи, забрасывает их в шкаф единым комом. Но футболки, толстовки и штаны, к моему удивлению, хранятся в относительном порядке. В отличие от носков. Смотрю на пестрый ком и пытаюсь сообразить, сколько в этой куче пар. И у всех ли носков эти пары вообще в наличии? Вываливаю все носки на пол в попытке найти два одинаковых. Но время тикает, а они слишком яркие и аляповатые. Спустя пять минут у меня начинает рябить в глазах, и я впервые понимаю Саню. Проще взять два разных, чем пытаться найти одинаковые. Это было бы очень смешно, если не было так не смешно. Сука, вернусь после встречи с братом и разберу всю эту носочную вакханалию! Даже если у меня на это уйдет несколько часов моей драгоценной жизни! Натягиваю зеленый носок с арбузами и синий с окровавленными ножами. Выбирать похожие цвета нет ни времени, ни моральных сил. Чувствую себя в разных носках полным долбоебом. Но выбора нет. Придется идти так. **** Как бы я ни пытался взять себя в руки и убедить в том, что независимо от характера беседы с братом, катастрофы не произойдет, чем ближе подхожу к торговому центру, тем больше нервничаю. Когда же захожу в ресторанчик и безошибочно узнаю спину брата, сидящего за одним из столиков, меня и вовсе накрывает ощущение, будто сердце с силой бьется где-то в районе желудка. Сглатываю. Делаю глубокий вдох и направляюсь в сторону Сергея, обильно потея и пытаясь унять нарастающую дрожь в руках. Дитрих, прекрати. Не забывай дышать. Сука, Дитрих, какого хуя?! — Привет, — стараюсь я выговорить как можно непринуждённее, но даже сам замечаю, с каким напряжением звучит мое приветствие. Брат поднимает на меня голубые глаза и слегка теряется. Кажется, мой внешний вид его несколько обескураживает. — Привет! — несмотря на это, улыбается он, кивая на диван напротив. — Решил сменить стиль? — шутит он, и я только теперь понимаю, что он тоже нервничает. Странно. Разве у него есть хоть одна причина для беспокойства? — Да, — киваю я, стягивая куртку и вешая ее на крючок. — Благодаря родителям, — бросаю и тут же жалею, что поднимаю эту тему. Я сюда не плакаться пришел, в конце концов. Тогда зачем? Сам не знаю. Сажусь за стол и начинаю с деланным интересом изучать меню, хотя не голоден и заказывать здесь ничего не собираюсь. Не в том я финансовом положении, чтобы обедать во французских ресторанах. Сергей берет с меня пример и тоже вчитывается в состав предлагаемых блюд. Оба молчим. Оба не знаем, с чего начать. Оба боимся. Лишь после того, как у нас берут заказ, тем самым лишая нас возможности и дальше прятаться за желанием выбрать себе блюдо, я решаюсь заговорить: — Зачем ты приехал? — спрашиваю в лоб. Да, Сергей вроде бы популярно мне объяснил, что из-за меня. Я честно пытаюсь в это поверить. И честно не верю. — Хотел убедиться, что с тобой все в порядке, и помочь, чем смогу, — отвечает брат с готовностью, будто бы ждал, когда я сделаю первый шаг. — Я… Мне всегда казалось, что мы не очень близки, — произношу я вслух то, что давно уже вертится у меня в голове. Еще вчера днем я бы не решился сказать такое, глядя брату в глаза. А теперь отчего-то это не кажется мне такой уж сложной задачей. Иногда быть откровенным — единственно правильный выход из ситуации. А может и не иногда. Брат тяжело вздыхает. Откидывается на спинку мягкого дивана, поправляя лацканы дорогого пиджака, и начинает нервно барабанить пальцами по столу. — Расскажу тебе одну историю. Не против? — спрашивает он осторожно, почему-то при этом смотря не на меня, а на пустующий стол слева от себя. Невольно морщусь. Я пришел не истории слушать. Но Сергей выглядит таким растерянным и подавленным, что я не позволяю себе колкости. Лишь сдержанно киваю. — Сколько я себя помню, родители всегда сравнивали меня с дочерью друга отца, моей ровесницей, — произносит он тихо. А у меня впечатление, будто макет вечной жертвы, построенный моим воспалённым мозгом в отношении меня любимого, дает трещину. Одна фраза. Одна чертова фраза, а мне уже нехорошо. В смысле, сравнивали? Ты же… Ты же идеал для родителей! Я был уверен, что нет никого лучше тебя! Я был уверен, что уверены в этом и родители! А теперь ты мне говоришь, что был в моей же шкуре?! Вот так просто? В гребаном французском ресторане? — Ты ведь всегда занимал первые места и притаскивал домой только золотые медали, — невольно выдыхаю я, пытаясь поймать брата на лжи. Полученная информация не укладывается у меня в голове. Он точно врет. Пытается втереться ко мне в доверие, верно? Сейчас расскажет историю, из-за которой я почувствую с ним некую связь, а потом под ручку с родителями сдаст в психушку? Какой твой план? Признавайся! — Да, приносил, — кивает Сергей. — Вот только отцу этого всегда было мало. Пока я выигрывал городские конкурсы, эта девочка занимала первые места в областных. Пока мое эссе читали во время школьного мероприятия, ее статьи печатали в журналах. А когда она закончила экстерном школу и поступила в университет на два года раньше остальных, моя жизнь вообще превратилась в Ад. На меня в то время ужасно давили… Хотя почему же только в то? На меня всегда ужасно давили, — вздыхает Сергей слишком правдоподобно для вруна. — Знакомо, — кидаю я лаконично, чувствуя, что паранойя начинает потихоньку ослаблять свою хватку. Не врет он. Слышу я в его голосе слишком знакомый налет безнадеги. И мне, как бы стыдно это ни было признавать, становится легче. Не потому что осознаю, что Сергею тоже пришлось нелегко, а потому что мы, оказывается, все это время плыли в одной лодке. Только веслами гребли в разные стороны. — Знаешь, что самое смешное? — брату, кажется, тоже становится легче с каждым произнесенным словом. — Мне бы родителей хаять, а я ненавидел эту девчонку. Всей душой ненавидел. Только представь! Представляю. — Я ведь даже ни разу ее не видел. Не говорил с ней. Но иногда ложась спать, я представлял себе, как отец заходит ко мне в комнату с новостью о том, что она провалила какой-нибудь экзамен. Или сильно заболела. Или подсела на наркоту. Я мечтал о том, чтобы идеальная девочка перестала быть идеальной. Я искренне хотел, чтобы ее жизнь разрушилась. Как же жутко это сейчас звучит, — вздыхает Сергей. — На тот момент я был озлоблен на весь мир и никому не доверял. Никому кроме тебя, хотя и видел, что ты не слишком стремишься со мной сближаться. Но, несмотря на это, ты казался мне единственным близким человеком. Наверное, потому что тебе от меня никогда и ничего не было надо. А остальные искали во мне выгоду. Что родители. Что друзья. Что девушки. Вот так новость… — А мне твоя жизнь всегда казалась простой и беспечной, — признаюсь я. — И я жутко тебе завидовал. — Да, знаю. Но понял я это, к сожалению, далеко не сразу… Сергей замолкает, так как официантка приносит нам два кофе. Да, пятнадцать минут мы штудировали меню, чтобы заказать по чашечке горьковатого напитка. Сотрудники ресторана, наверно, уже вертят пальцами у висков. Лишь девушка уходит, Сергей продолжает чистосердечное признание: — Моя злость достигла такого апогея, что я решил поступить в тот же университет, что и девушка, с которой меня всегда сравнивали. И на ту же специальность. Это стало моей идеей фикс, хотя я и не представлял, что же буду делать, если реализую желаемое. И вот поступил. Уехал в Москву. Мне бы расслабиться. Наслаждаться тем, что родители как бы ни пытались, но больше не могли меня контролировать как раньше. Но единственное, чем была забита моя тупая головушка — эта самая бесячая девушка. — И… ты нашел ее? — спрашиваю я осторожно, а сам чувствую, как пульс мой учащается. Только не хватало, чтобы мой идеальный брат внезапно оказался маньяком-убийцей. — Да, нашел, — кивает Сергей. — И не просто нашел… О господи… — …Я еще и женился на ней. На мгновение затаиваю дыхание. — Маша? — сиплю я, не веря. — Она самая, — кивает Сергей. — Но… но как? Как ты смог полюбить человека, которого ненавидел годами?! — Как моя ненависть к ней переросла в любовь? — смеется брат, будто читая мои мысли. — Очень просто. Я ее нашел. Познакомился и… В нашу первую встречу я был немного пьян и не совсем себя контролировал… Боже, да мы два сапога пара. — …Взял да и высказал ей все в глаза. Орал, как больной. И… кажется, еще и ревел. Говорю же, хреновые были времена. Я не выдерживал давления, учеба из-за стресса давалась мне с трудом, а отец грозил заблокировать карту и перестать перечислять деньги, тем самым в одночасье оставив меня без средств к существованию в чужом городе без друзей и родственников. А за что? За то, что по одному экзамену грозила четверка. Почему я об этом не знал? Всегда был уверен, что у Сергея все гладко и просто. Как же так? Ах, да… в этом меня уверяли родители. Те самые, что вчера отлупили и выгнали из дома. И по какой причине я все еще чему-то удивляюсь? — И как тогда отреагировала Маша? — Удивительно адекватно. Она сказала мне одну вещь, которая мгновенно открыла мне глаза. Я будто бы все это время жил в какой-то дикой злобной иллюзии, а она помогла мне из нее вылезти. После такого я бы не смог не влюбиться. Согласен? — О да… — невольно улыбаюсь, зная, кто эту роль сыграл в моем случае. — Что же такого она тебе сказала? — любопытствую я. — Помню, я сидел на кухне, упиваясь жалостью к себе и рукавами рубашки вытирая сопли, а она подошла ко мне, положила руку на плечо и тихо произнесла: «Серый, да твои родители ебанутые». Я ведь не ослышался? Мне требуется несколько секунд, чтобы все осознать. А затем я начинаю смеяться. Да что там… ржать на весь французский ресторан. Сергей ко мне присоединяется, и мы как два больных идиота давимся от смеха не меньше минуты. — Только что я понял, что Маша нравится мне все больше и больше, — выдыхаю я, приходя в себя от приступа смеха. — А на вид такая скромная девушка. — Ты бы слышал, что она говорила после первой встречи с родителями! Мне кажется, я тогда влюбился в нее сильнее прежнего, если это вообще возможно, — поддакивает Сергей. И мы оба замолкаем. Наверное, стоит перейти к прощупыванию почвы на тему моей ориентации, но я не успеваю открыть рта, когда Сергей неожиданно выдает: — Прости меня. Вздрагиваю и поднимаю на него глаза. — За что? Брат вместо ответа берет мою левую руку и приподнимает рукав, оголяя красочные синяки от ремня на предплечье. Рефлекторно отдергиваю руку и натягиваю рукав обратно до ладони. — Тебе казалось, что моя жизнь лучше. А мне в это время казалось, что лучше — твоя, — признается он. — Я-то никогда усидчивостью не отличался. Часто филонил. А в подростковом возрасте и на ночь уходил, и, чего скрывать, прибухивал. Каждый раз, когда я где-то пропадал, тебя уверяли, что я учусь. А когда я возвращался, отец каждый раз звал меня в свой гараж. Якобы помогать. О, я это помню. Я еще всегда завидовал Сергею и по этому поводу тоже. Меня-то отец в помощники никогда не записывал. — Вот только в гараже я ему не помогал. Там он предпочитал меня наказывать. Обычно ремнем. Хотя кому я это рассказываю… Шумно сглатываю. Блядство. Почему ты так спокойно об этом говоришь? — Ты, в отличие от меня, всегда делал то, что говорят родители. Потому у меня сложилось убеждение, что ты что-то вроде «любимчика», если у наших родителей таковые вообще могут быть. Но я никогда не испытывал к тебе из-за этого ненависть. Ты был младше, и мне всегда казалось, что я должен тебя защищать. Я, только представь, даже немного гордился тем, что беру на себя удар… Вот только потом я уехал. А позже, приезжая в гости, начал замечать синяки и на тебе. Сперва я решил, что родители переключились на тебя после моего отъезда, и только много позже понял все коварство отца: он просто никогда не бил нас на глазах друг у друга. Зачем? Возможно боялся, что мы, скооперировавшись, решим дать ему отпор или… Да хер его знает, чего он добивался. Главное другое: в одну из поездок я с ужасом осознал, что стал для тебя тем, кем для меня была Маша. Ты меня ненавидел за мои успехи. Ненавидел с легкой руки родителей, которые тыкали тебя в них носом. И я… Сейчас, наверное, глупо прозвучит, ты только не смейся… Я решил попробовать спасти тебя. И над чем тут смеяться? Тут рыдать надо. Я у себя в голове, Серега, хуесосил тебя почем зря, пока ты… пытался придумать, как мне помочь? Я с каждой минутой чувствую себя все паршивее. — Сперва я надеялся, что ты поступишь в университет в Москве. Тогда бы я забрал тебя к себе без прямых конфликтов с родителями. Но ты не поступил и потому… Брат прерывается и смотрит в имитацию окна ресторана, которое выходит не на улицу, а в холл торгового центра. — Твой знакомый? — неожиданно интересуется он. Я, встрепенувшись, поворачиваю голову в ту же сторону, куда смотрит брат, и теряю дар речи. Майский, блять! Саня Мое любимое высказывание о зачетах и экзаменах «пять минут позора, и ты свободен» сегодня видоизменилось до «полчаса унижения и можешь лететь на крыльях любви навстречу прекрасному». Преподаватель не кидался пустыми угрозами и решил оторваться на мне по полной программе за каждую пропущенную пару. То, как рьяно я отвечал на все дополнительные вопросы, удивило не только его, но и меня. Видимо, в голове моей что-то перещелкнуло, или я, наконец, связался с космосом и научился черпать инфу напрямую из него. Какой бы из вариантов ни оказался верным, главное то, что знания из меня так и лились. Наружу вылезло все от того, что я читал накануне и этим утром, до тех обрывков информации, которые умудрился получить фоном на посещаемых парах. Возможно, их действительно не стоит пропускать, раз что-то откладывается у меня в голове даже помимо воли? Конечно, на некоторых вопросах я стопорился или нес несусветную чушь, но в большинстве своем отвечал правильно, а потому спустя тридцать минут терзаний преподаватель сжалился и таки поставил в моей зачетке желанную закорючку. Вообще долгими сдачами меня не напугать после того, как на первом курсе я сдавал Дискретную математику шесть с половиной часов. Но тогда-то я никуда не спешил, а сейчас передо мной практически стоит вопрос жизни и смерти. Не до зачета, знаете ли. Я бы вообще на него забил, если бы не Дитрих с этими его пунктиками. Лишь преподаватель протягивает мне зачетку, я вылетаю из кабинета и, даже не удосужившись поделиться впечатлениями с однокурсниками, стремительно несусь вниз. Вообще-то я пока не знаю, куда именно несусь и что собираюсь делать. Не припрусь же я внаглую на встречу Дитриха с его братом? Не хочу я его пасти. Но и… сидеть дома, ожидая его возвращения, при этом гадая на кофейной гуще, а вернется ли он вообще, я тоже себе позволить не могу. Так что простенький план все же формируется у меня в голове уже в автобусе, двигающем в направлении дома. Я приду в торговый центр и просто потаскаюсь по третьему этажу. Если начнется потасовка, я быстро об этом узнаю. А если потасовка окажется между Дитрихом и его братом, успею прибежать на помощь. Всё. Мой мужик достаточно настрадался, и я не позволю ему и дальше в одиночку тащить на себе все тягости бытия. Придется Вам, Александр, поделиться со мной сим сомнительным сокровищем. Вслед за планом тут же формируется небольшое дополнение к дальнейшим действиям, которые могли бы послужить реабилитацией в случае негативного разговора с братом и приятным бонусом в случае позитивного. Только домой следует заглянуть… Совершив все дополнительные манипуляции, поднимаюсь на третий этаж и ищу взглядом пресловутый ресторан. Получаю двойное комбо, находя не только его, но и Дитриха с братом, что сидят у внутреннего окна ресторана и о чем-то беседуют. Теперь следует слиться с местностью и ждать завершения разговора… Думаю я, а самому жуть как любопытно, как же выглядит брат старосты. Издалека не разглядеть. Что ж… Дитрихи явно поглощены беседой, потому они не должны обратить внимание на человека, который проплывет мимо, правда же? С этой мыслью подхожу ближе и ближе, пока незаметно для себя самого не оказываюсь к окну почти вплотную. Я успел себе нафантазировать в роли старшего брата старосты этакого идеального мужика во всех смыслах этого слова, на фоне которого и Александр Дитрих оказался бы тусклым среднячком. И очень удивляюсь, видя перед собой обычного парня. Совершенно обычного. Максимально обычного! Прям как я! Обычное лицо. Обычная офисная одежда. Обычная мимика. И хоть оба брата сидят за столом, видно, что старший брат куда ниже младшего. Хорошо-хорошо… по внешности людей судить нельзя, но я не могу представить этого молодого мужчину в роли злодея. Вот батя Дитриха сразу показался владельцем первого места в Топ-10 самых пизданутых людей планеты. А этот… нормальный. Без лишнего пафоса или неуместных замашек. Я настолько увлекся оцениванием брата Дитриха, откровенно буравя его взглядом, что потерял бдительность. И даже когда он повернулся ко мне и подарил ответный изучающий взгляд, я не напрягся и не успел изобразить из себя обычного прохожего. Из забытья меня вывел другой взгляд, который разве что дыру в моей голове не прожег. «Майский, блядь!» — прочитал я по губам Дитриха и понял, что… спалился. Александр Ебанутое создание. Только, блять, подумайте! Стоит впритык к стеклу с идиотским видом: «Я не я, и жопа не моя». — В некотором роде… — отвечаю я с запозданием на вопрос брата, на что получаю его скептический взгляд. — Так давай позовем его к нам, — предлагает Сергей и, не дождавшись моего ответа, жестом зовет Майского. На лице Сани появляется забавное выражение. Кажется, до него только теперь доходит, в какой он оказался ситуации. Самое время бежать, Майский! Сейчас ты здесь не к… Идиотина, не поймав моего телепатического посыла, почти вприпрыжку вбегает в ресторан и направляется в нашу сторону. Боже, только не спиздани чего-нибудь лишне… — Добрый день! Меня Саня зовут! Я его парень! — тыкает Майский пальцем в мою сторону. Блять. Блять! БЛЯТЬ!!! Я ведь до сих пор не понял, знает ли Сергей, что я гей! БЛЯТЬ-БЛЯДИЩЕ ТЫ, САНЯ! — Здравствуй, — кивает Сергей спокойно. — Сергей, его брат, — представляется он, поднимаясь со своего места и протягивая Майскому руку. Дебилушка смотрит на него с заминкой, а затем продолжает творить дичь. — Ой, зачем этот официоз?! — вопрошает он. — Мы же почти родственники! Нет, Майский! НЕ СМЕЙ! НЕ СМЕЙ ЛЕЗТЬ К НЕМУ ОБНИМАТЬСЯ! … Саня обнимает моего охуевшего от ситуации брата, а потом плюхается рядом со мной. А я не знаю, куда деться. Упершись локтями в стол, закрываю горящее от стыда лицо руками. Твою-то мать, Майский. Что с тобой не так?! — Извините, что прервал, — продолжает цвести и пахнуть Саня. — Я тут мимо проходил, и… — Ага, как же… — рычу я, начиная жалеть, что подробно расписал, куда и с кем пойду. Но у меня на тот момент и в мыслях не было, что он увяжется за мной! — Ну, предположим, не мимо, — тушуется Саня, начиная запоздало осознавать, что вторгся в мое личное пространство. — Я беспокоился, — бормочет он смущенно. — Извините. Я, наверное, вам мешаю, да? — Да! — выдыхаю я раздраженно. — Нет, — одновременно со мной произносит Сергей. — Я рад познакомиться с любимым человеком моего брата, — выдает он спокойно. За свою жизнь я не раз хотел провалиться сквозь землю, но впервые хочу сам себя в нее живьем закопать. Сука, как же неловко. — Что-то мне подсказывает, что он сам бы познакомил меня с тобой только через несколько лет, — улыбается брат. — И да, как ты, наверное, понял, родители мне рассказали все, включая первостепенную причину вашего конфликта, — обращается он ко мне, предсказывая мой вопрос. — О-о-о… так вы еще не… — лепечет Саня смущённей прежнего. — Именно! — рычу я зло. — Видишь, как я облегчил твою задачу, — смеется он в ответ, и не думая на меня обижаться. — Я бы и сам справился, — упорствую я. — Но если бы ты решил, что Сергей не знает о твоей ориентации, ты бы разве ему признался? — Да. — Сразу? — допытывается Майский. Молчу. На самом деле, я не знаю. — Ты слишком скрытный! — журит меня Саня. — Он всегда таким был, — кивает Сергей. Так. Какого хера?! — Прекращайте дружить против меня! — шиплю я. — Да мы даже не начинали, — пожимает Майский плечами. — К тому же… Раз с родаками ты на ножах, кто-то ведь должен мне показать твои унизительные детские фотки, — заявляет он. — О, а у меня ведь есть! — смеется Сергей. — Я в свое время все старые фотографии отсканировал и загрузил в виртуальный альбом! — ТОЛЬКО ПОСМЕЙ! — выдыхаю я взбешенно. Брат в ответ продолжает улыбаться. — Хорошо, как-нибудь в другой раз. Сперва закончим наш разговор, — вздыхает он, откладывая телефон, в котором уже начал было искать фотографии. — Да. И для начала скажи честно, что ты думаешь… хм… ну… о том, что я… — почему это все еще так сложно произносить вслух? — Я думаю, что меня не касается, с кем ты спишь, — пожимает Сергей плечами. — Главное, чтобы ты был счастлив. Не знаю, почему, но к горлу снова подкатывает ком, а глаза начинает щипать. Блять, да что ж такое? — Я точно не помешаю? — продолжает строить из себя прилежного мальчика Майский, заметив, что разговор у нас с братом сугубо личный. Об этом стоило думать до того, как ты присосался к стеклу ресторана, придурок! — Помешаешь! — рычу я. — Не помешаешь, — вновь отвечает Сергей вразрез мне. — Я рассказывал Саше, что собирался выцарапать его из пут родительского надзора в случае, если бы он поступил в университет в Москве. Но у него не вышло, и тогда я придумал другой план, — говорит он. — Я купил здесь квартиру. Небольшую. Студию. В новом строящемся доме. Еще полтора года назад. Такое впечатление, будто брат решил меня довести до инфаркта. Каждое новое откровение выворачивает мою душу наизнанку. — Несколько месяцев назад дом сдали. Помнишь, я приезжал. Родители думали, что просто погостить. Но на самом деле из-за нее. Сейчас там как раз готова чистовая отделка. Но кухню привезут только после новогодних праздников. А мебель я думал закупить как раз к твоему дню рождения. Эта квартира должна была стать тебе подарком. Мне казалось, что при таком раскладе родителям ничего не останется, кроме как отпустить тебя. Кто же знал, что все обернется настолько…экстремально. Сижу и тупо смотрю на брата. И не могу подобрать слов благодарности. Конечно, я знаю, что он хорошо зарабатывает. Но даже для него подобный подарок это слишком дорого. К тому же… у него жена и ребенок. То есть всегда есть, куда деть деньги. Зачем ты потратил их на меня?! — Я… — с усилием сглатываю очередной подкатывающий к горлу ком. — Я все верну… — Что вернешь? — удивляется Сергей. — Деньги. Брат смотрит на меня как на умалишённого. — Слово «подарок» тебе ни о чем не говорит? — спрашивает он с грустной усмешкой, прекрасно понимая, кто вложил в меня установку отдавать деньги за все, что бы я ни получил. — Это слишком дорого, — упрямлюсь я. — Тебе какая разница? — резонно спрашивает брат. — Я не могу… принять такое, — не очень убедительно, но пытаюсь строить из себя человека, не нуждающегося в помощи. — Ну… — протягивает Сергей, почесывая подбородок. — Придется смочь. Я о твоих возможностях в принятии подарков не спрашивал. Хмурюсь. Мозгом-то понимаю, что это отличный выход из положения, казавшегося безвыходным. Но… как мне с этим жить?! Сперва я был на иждивении у родителей, а теперь, получается, у брата? Надо срочно что-то менять. Я бы даже сказал «всё». Но сиюминутно деньги на съёмную квартиру у меня не появятся, а жить у Майского, значит… Быть на иждивении у него. Блядский заколдованный круг! — Сейчас пока жить в квартире будет сложновато, учитывая, что там нет абсолютно ничего, — не обращая внимание на мои душеметания, продолжает Сергей разговор. — Поэтому у меня следующее предложение: сегодня я заберу тебя в Москву. Отпразднуешь с нами Новый год, а после праздников вернемся и все закупим в твое новое жилище. Твои вещи я у родителей заберу сам. — Они не отдадут, — парирую я, решив пока смириться с положением дел и не высвечивать со своей неуместной гордостью. В конце концов, кто я такой, чтобы отказываться от столь щедрого предложения брата? Студент без работы и средств к существованию? — Не отдадут добровольно, я всегда могу твои вещи выкупить, — улыбается Сергей. Да, от такого предложения отец с мамой вряд ли откажутся. — Ты ведь понимаешь, что твои отношения с родителями из-за меня могут испортиться? — интересуюсь я осторожно. — Понимаю, — кивает Сергей. — Но так ли мне эти отношения дороги? Я их и поддерживал-то больше из-за тебя. Мама смирится. Может не сразу, но… А отец. Он не тот человек, близостью с которым я мог бы гордиться и с кого хотел бы брать пример. — И… извините, — влезает в разговор Майский, о котором я успел позабыть, огорошенный очередной информацией со стороны брата. — Я тут спросить хотел… Я и Сергей переводим на него взгляды. Саня смущенно мнется. — А вам обязательно забирать Сашу в Москву? Оу. Мне кажется, он впервые называет меня по имени нормально без этих прижимистых «Саня», которые меня всегда бесили. Как ни странно, его самого я называю только так. Слишком ему идет эта форма имени. И абсолютно не идет мне. Хм… В постели, помнится, он называл меня только Дитрихом. Хотелось бы услышать это самое «Саша». Теперь не смогу прекратить думать об этом… — А есть другие варианты? — удивляется Сергей, пока мои мысли концентрируются далеко не на прозвучавшем вопросе. — Он бы мог остаться у меня, — выдает Саня. — Не думаю, что твой отец придет в восторг от того, что я буду жить у вас несколько недель, — запоздало очухиваюсь я. Будь я на месте отца Сани, я бы точно не обрадовался. Но если бы было можно, я бы остался. Конечно, я рад провести это время и с братом, но… С Саней все равно лучше. — Да ты что! — восклицает Майский. — Батя точно против не будет! У меня в школе в последнем классе друг был из неблагополучной семьи, так он у нас однажды почти два месяца прожил. И ничего! Батя, конечно, не плясал от радости, но и не настаивал на его уходе типа «Не выгоним же мы ребенка на улицу». — Но я-то уже не ребенок, — замечаю я. — Сомнительное утверждение, — замечает Майский. — Кто бы говорил, — ворчу я. А Сергей наблюдает за нашей перепалкой и продолжает улыбаться. — Я рад, что ты нашел человека, рядом с которым можешь вести себя настолько непринужденно, — заявляет он, заставляя мою кровь вновь приливать к лицу. — Если хочешь остаться, я не буду тащить тебя в Москву силой, — поспешно добавляет он. — У нас еще вся жизнь впереди, успеем наобщаться. Но летом я жду вас в гости, — подмигивает он. Нас? В смысле вместе с Майским? В гости? Мне это снится? — Круть! Никогда не был в Москве, — сообщает Майский и продолжает беседу с Сергеем. Я же наблюдаю за ними… За их обычным разговором без обвинений, без напрягов, без подколов. И поверить не могу, что это возможно. Так просто. Еще полтора года назад я был уверен, что никогда не прикоснусь к мужчине, как бы мне этого ни хотелось. Еще три месяца назад я был уверен, что никогда не начну встречаться с парнем. Еще пару дней назад я был уверен, что ни за что не признаюсь родителям в своей ориентации. Но… Прямо сейчас я счастлив рядом со своим парнем, мило болтающим с моим братом. И уверен, что все будет хорошо. Не может не быть.