Лучше, чем ничего

Александр: Привет, как дела? Таня: Привет. Ровно. У тебя как жизнь? Александр: Всё ок. Таня: Прямо всё? Александр: Ну, почти… Таня: Проблема? Александр: Имеет место быть. Таня: Кто бы сомневался. Реальная или надуманная? Александр: Надуманно-реальная. Таня: И снова не удивил! В чем суть? Александр: Скоро день Святого Валентина. Таня: И? Александр: Не знаю, что дарить Майскому. Таня: Трагично. Александр: Таня! Таня: В чём запара? Себя подари! Александр: Как я могу дарить ему то, что и так ему принадлежит?! Таня: Ого, вау. Это бы прозвучало ванильно, сопливо и весьма мило, не знай я, с какой серьезной физиономией ты это печатаешь. Александр: Я факт констатирую. Таня: Ну да, ну да. И что, без подарка никак? Типа… В XXI веке реально кому-то не поебать? Александр: Мне не поебать! Это очень серьезно! Таня: О да… Что это я… Черствая женщина. Александр: Это наш с Майским первый день Святого Валентина. Таня: И что? Очередной день, в который магазины попытаются стрясти с тебя побольше бабла. Александр: Нет, ты не понимаешь. Я не могу просто взять и проигнорировать его. Иначе… Таня: Иначе что? Александр: Вдруг Майский воспримет это как звоночек. Таня: Звоночек у тебя в жопе, Саш. Даже не звоночек, а церковные колокола. А в голове еще и часы с кукушкой. Ку-ку. Ку-ку. Ку-ку. Александр: Таня, будь человеком, помоги! Таня: А обычно я, по-твоему, кто? Ведьма? Александр: Саркастическая скотина! Но не о тебе сейчас речь! Таня: Вот, значит, как ты разговариваешь со своей любимой бывшей девушкой?! Александр: Таня, ты заебала. Поможешь или нет? Таня: Так и быть… Помогу. Только как? Александр: Идеей. Вот ты своей девушке что дарить собираешься? Таня: ТАК РЕЧЬ ЖЕ НЕ ОБО МНЕ! Александр: Таня! Таня: Ладно-ладно. Я купила два комплекта клевого нижнего белья. В одном я ее встречу, а второй предназначается ей. Ночка обещает быть жаркой! Александр: Черт… Почему мы с Майским не девчонки? Звучит круто. Таня: А при чем здесь половая принадлежность? Александр: Даже если я куплю супер крутые мужские трусы, это в любом случае будет стрёмно. Таня: Так ты эротические купи. Думаю, Майский обкончается на месте, встреть ты его в чем-нибудь эдаком. В каком-нибудь комплекте из секс-шопа. Не обязательно в мужском комплекте, кстати. Александр: Сдурела?! Я? В женском белье? Не хочу я, чтобы мой парень помер от смеха. Таня: А кто сказал, что он будет смеяться? Александр: Я сказал. Таня: Саш, ты слишком консервативен. А вот представь, что Майский тебя встречает в ахуительном черном кружевном белье. Александр: Господи. Таня: В чулках. Александр: Прекрати. Таня: В прозрачных трусишках и подвязках с бантиками. Александр: Хватит! Таня: В корсете на шнуровке. И в кожаной портупее, перетягивающей его торс, живот и бедра. Александр: Таня! Таня: Что? Скажешь, не возбуждает? Александр: … Таня: Да или нет? Александр: Если Саня выйдет сейчас из ванны и увидит меня со стояком в штанах и телефоном в руках, это будет только твоя вина! Таня: Аха-ха-ха! Это победа! Александр: Это жопа. Сам я такое не надену. И ему подарить… постесняюсь. Таня: Почему? Александр: …неловко. Таня: Ох, все время забываю, что вы встречаетесь всего месяц и ещё нежны и невинны. Александр: Больше месяца! Таня: Пардон-пардон. С календариком небось сидишь и каждый день скрупулёзно зачёркиваешь? Александр: Не уходи от темы. Что дарить Майскому? Таня: Это мне тебя надо спрашивать. Разве ты знаешь о его увлечениях не больше остальных? Что он любит? Александр: Петь любит. И музыку, в общем и целом. Таня: Подари музыкальный альбом. Александр: Но какой? У него любимых групп как грязи! И где он его будет включать? Плеера у него нет, дисковода в его ноуте для перекидывания музыки — тоже, а с телефона с таким же успехом можно в контаче или spotify музыку слушать. Таня: Так купи плеер? Александр: Уже гуглил. Реально крутые плееры стоят дохрелион, и я в них ни черта не шарю. Я себе в этом плане не доверяю. Таня: Дохрелион — это сколько? Александр: Сто двадцать кесов. Таня: Сколько??? Ты ебанулся? Купи что-то среднее по средней цене! Александр: Нет. Майский заслуживает только самого лучшего. Таня: И снова это было бы сопливо, не пиши это ты… Окей, что ещё он любит? Александр: Дурацкие носки и футболки. Таня: Во! Подари футболку с надписью «Собственность Александра Дитриха»! БУДЕТ ОГОНЬ! ЕМУ ЗАЙДЕТ, ГАРАНТИЯ СОТКА! Александр: Ебанулась?! Мы что, блять, возвращаемся в крепостное право? Таня: Ну, а что? Назовет тебя пару раз в постели хозяином или «мой феодал». Или тебе больше по душе «папочка»? Александр: НИКАКИХ ПАПОЧЕК! Таня: Не зарекайся. И к этому еще придете. Александр: Таня! Таня: Господи, Дитрих, достал! Слепил проблему из говна и палок. Ну, подари носки. Из «Оно», например. Где Loser трансформируется в Lover. Александр: Я не смотрел «Оно». Таня: Так посмотри! Там, между прочим, есть красивая безответная голубая любовь. Александр: Разве там не про ебанутого клоуна? Таня: И это тоже более чем актуально. Кто ты, Дитрих, если не ебанутый клоун? Александр: Не буду я ему носки дарить на день Святого Валентина. Это тупо. Таня: Когда мы с тобой встречались, у тебя не было таких перипетий. Веник с конфетами торжественно вручишь и нормально. Александр: Наши отношения были ненастоящими! И никакие веники я тебе не дарил. Только красивые цветы. Тебе же вроде нравилось. Таня: Не, я к цветам равнодушна, а на шоколад у меня аллергия, так что обсирался ты, будь здоров. А тот медведь, которого ты мне подарил в последний Валентинов день, пошел на растерзание моему некастрированному коту. Александр: Окей, виноват. Я заглажу свою вину, НО СЕЙЧАС МЫ НЕМНОГО НЕ О ТОМ! Таня: Черт, а я-то надеялась, что ты сольешься! Столько драмы в сообщение вложила!.. Короче… Просто устрой ему бурную ночь. Александр: Мы и так постоянно трахаемся. Таня: И что? Уже надоело? Александр: Нет, конечно! Как это может надоесть?! Таня: Правильный ответ. Ну, вот и… Сделай что-нибудь необычное. Обмажь Саню шоколадом, поюзай свечи или купи какую-нибудь игрушку в секс-шопе. Александр: Стоп. Игрушку? Хм… А это неплохая идея. Таня: Серьезно? Ты не шутишь? Александр: Нет, не шучу. Таня: ТВОЮ МАТЬ! ДИТРИХ! МОЙ МАЛЬЧИК ВЫРОС! Александр: Да ну тебя. Таня: Так какая тематика нас интересует? Александр: Нас??? Таня: Ты же не думаешь, что я дам тебе выбирать одному! Я тебе не доверяю. Купишь какую-нибудь тривиальную херню. Александр: Тань, ты свихнулась? Таня: И не надо ля-ля, Дитрих. Такой день Святого Валентина Сане устроим, он вовек не забудет! Саня — Давай ещё раз, — требую я, перебирая жесткие струны. Подушечки пальцев жутко саднят. Мышцы левой руки болят от напряжения. — Саня, может, хватит на сегодня? — спрашивает батя, зевая. — Нет! День Святого Валентина уже пару часов как наступил, а я еще не готов! — настаиваю я и вновь зажимаю пальцами струны для первого аккорда. — Третий час ночи, — страдальчески стонет отец. — Всего лишь третий час ночи! — поправляю я его. — Мне на работу вставать через четыре часа! — Смысл в таком случае вообще ложиться? — парирую я. — Лучше помоги любимому сыну! — Мне давно не девятнадцать в отличие от некоторых. Мне нельзя не спать! Я старый больной человек… — Не старый и не больной! Хорош ныть, пап! Сосредоточься! — Ты и так вполне сносно играешь, — отмахивается отец. Готов сказать что угодно, только бы я отпустил его спать. Ну, уж нет! Родил сына? Неси ответственность! Страдай! — Я не хочу «сносно»! Я хочу «заебись»! — заявляю я громогласно. — Для того, чтобы играть «заебись», надо учиться не за неделю до выступления, — бубнит батя. — А ты ещё и петь параллельно пытаешься, что само по себе усложняет задачу, — вздыхает он. — Я все смогу! — уверенно говорю я. — Ради любви! — Ты уже неплохо потрудился! Пойдем спать, Саня! — молит отец. — Нет, не пойдем! Надо лучше, — и я снова начинаю играть первые аккорды песни, которую батя за последнюю неделю успел возненавидеть раз двести. — Уверен, того, что выходит у тебя сейчас, более чем достаточно, чтобы твой Дитрих впал от восторга в кому, — бубнит отец недовольно, а я из-за этого сбиваюсь и прерываюсь. Кто ж знал, что я поставил перед собой настолько сложную задачу? Был уверен, что выучить одну простенькую песню труда мне не составит. Хуй там! Ни хера не выходит! Дитрих меня засмеет! — Да конечно, — протягиваю я с сомнением, — он вообще-то перфекционист! — Саня… — продолжает настаивать батя. — Не знаю, заметил ты или нет, но весь перфекционизм твоего мужика как ветром сдувает, когда дело касается тебя. Подари ему спичечный коробок, и он сделает из него кулон и будет хранить до гробовой доски. — Не преувеличивай, — отмахиваюсь я. — Да я ещё преуменьшаю, — фыркает отец, вглядываясь в потухший экран телефона и рассматривая свое отражение. Под его левым глазом здоровенный фингал. За последнюю неделю изначально насыщенно-бордовый синяк поменял окраску на сиренево-желтый, но до сих пор смотрится весьма эффектно. — А ты что будешь Шурику дарить? — решаю я приободрить родителя, переходя к животрепещущей для него теме. — Не знаю, — хмурится батя. — С удовольствием бы подарил ему пиздюлей, да боюсь, вернёт сторицей. — Я, кстати, так и не понял, за что он тебе в глаз дал, — признаюсь я. — Ты же его, вроде, спас! И повел себя, как джентльмен! — Вот, думаю, за джентльменство мне и прилетело, — рычит отец, болезненно морщась. — …Зато теперь он отвечает на твои сообщения, — продолжаю я пытаться подбодрить батю. — Ага. Через одно, — бросает он без энтузиазма. — Позови его куда-нибудь завтра. И отправь сообщение дважды. А лучше даже трижды! Тогда ему точно придется ответить! — делюсь я вдохновляющими идеями. — Не получится. Он в командировку вчера улетел. Вернётся через две недели, — тоскливо протягивает батя и тянется к пачке сигарет, но затем передумывает и снова гипнотизирует телефон. Знает, что уж в три-то часа ночи Шурик ему стопудово не напишет. И все равно ждет. Наблюдаю за этим, и сердце кровью обливается. Блин, так нечестно. Хочу, чтобы у папы все было хорошо. Жаль, моего желания недостаточно для того, чтобы все сложилось именно так. — Так отпразднуете, как вернётся, — заявляю я бодро. — Ты главное встреть его как следует! — Как следует — это как? С топором? Или с ведром успокоительного? С двумя ведрами: одно ему, другое мне, — смеется батя. А глаза грустные. — Пап, перестань. Ты же знаешь, что в конце концов все будет хорошо, — заверяю я его. Точно будет. И я приложу к этому всю свою смекалочку! — Знаю, — вздыхает отец и взъерошивает мои волосы на затылке. — Что ж… Ещё разок, — оповещаю я батю и вновь берусь за гитару. — О боже, нет! — стонет он. — Давай я дам тебе денег, и ты купишь Дитриху, что захочешь?! — умоляет он меня. — Нет! Я подарю ему песню! Не материально, зато от души! — Так спой без гитары! — Нет, я подарю ему песню и сыграю, — настаиваю я. — Пел я много кому, но никогда никому не играл! — Но он-то об этом не знает! — разводит батя руками. — Главное, что об этом знаю я! — меня не переубедить. — Итак. Готов? — Нет. — Хорошо! Поехали! Александр Так, ладно. Здесь главное не психовать. Точнее не психовать слишком сильно, потому что не психовать вообще у меня не получится. Это всего лишь день Святого Валентина, а не похороны Сатаны. Я даже не уверен, что для Сани этот день имеет хоть какое-то значение. До недавнего времени для меня самого данный праздник казался лишь пустым звуком. Никогда я не вкладывал в него что-то особенное. Никогда! Так чего ж меня сейчас так переёбывает, будто от того, как мы с Майским этот день проведем, зависит будущее наших отношений? Это же бред! Или не бред? Господи, да за какие такие грехи я себе такой ебанутый? Удивительно, как у по уши влюбленного человека меняется восприятие мира. Наступившее четырнадцатое февраля у меня ассоциируется с безумно вкусным ужином, который приносят осуждённому перед смертной казнью. С самого утра ебучие сердечки и ангелочки встречают меня везде, будь то браузер на компе, магазин или чертова маршрутка, в которой не в меру общительный водитель вещает о вечной любви. Надо же было так нарваться. Подарок я выбрал и заказал, но и он успел помотать мои и без того помотанные нервы. Для начала, выбранная мной «игрушка» оказалась далеко не дешёвым удовольствием (не таким дорогим, как приглянувшийся мне плеер, но, учитывая мое нынешнее финансовое положение, мне бы следовало даже сухари покупать в «Пятерочке» сугубо по акции) и мне пришлось потратить почти все деньги, что я успел заработать во время сессии. Обычно я таким безалаберным отношением к финансам не отличаюсь, наперед рассчитывая что, куда и зачем. Но тут я столкнулся с ужасающим фактом: когда дело касается Сани, все как в тумане. Заберите все мои деньги, только бы Майскому понравилось! Промониторив кинутое Таней показательное порно (чисто для изучения материала и его действия на организм человека!) и точно определив, что именно мне бы хотелось подарить Сане, я нахожу сайт, предлагающий нужные мне приблуды, и делаю заказ до того, как начинаю задаваться вопросом, как собираюсь выживать после. Хер бы с ним. Выживу. Куда больше нервов мне впустую попортила доставка. Подарок обещали привезти за пару дней до назначенной даты. Когда я уже запомню, что дача обещания в нашей стране не гарант его выполнения? За два дня до события Икс мне приходит сообщение о том, что курьер не смог до меня дозвониться, что невозможно, так как мне не звонил вообще никто. Доставку перенесли на следующий день, в который произошло ровно то же самое. Это они, конечно, зря. Думаю, теперь половина колл-центра их магазина, равно как и вся курьерская служба, вспоминают обо мне с содроганием, ибо я названивал им целый день, включив самого задротского зануду, на которого был способен, и капал на мозги всем без исключений операторам, вещая о том, что если моя Очень Важная посылка не будет на пороге моего дома с утра четырнадцатого февраля, я дозвонюсь до начальства всех начальств, напишу письмо президенту и обращусь в мировой суд. Шутки шутками, но до начальства я действительно планировал добраться. И добрался бы! Остальное нес чисто для подчеркивания своей неадекватности, что должно было либо сподвигнуть продавцов сделать все для того, чтобы в утро четырнадцатого у меня в руках оказался мой заказ, либо для того, чтобы на пороге квартиры появилась не посылка, а санитары. Но, видимо, люди, слушавшие мой пассивно-агрессивный бредовый гундёж, решили со мной не связываться. И долгожданная посылка приехала в срок. Мне бы расслабиться и выдохнуть, но хрен там! Не успел я распаковать покупку, а уже надумал новую проблему, которой решил напоследок всласть поебать себе мозги, а именно: «Вдруг Сане не понравится?» Эта мысль просверлила дыры у меня в висках. О чем я думал? Секс-игрушка на первый Валентинов день? И где здесь, по-твоему, романтика? Такое впечатление, будто ничего тебе от Сани больше и не надо, кроме секса! Майский для тебя что, кусок мяса? Да он эту хреновину в голову тебе запульнет. А после — громко хлопнет дверью и никогда не вернётся! Настолько себя накрутил, что почти приготовился спрятать подарок до лучших времён, а сам — притвориться человеком, которому на этот праздник плевать с высокой колокольни. Но приняв пару таблеток успокоительного, я таки привел мысли в порядок и посчитал, что прятать подарок и притворяться — малодушие с моей стороны. Да, мы с Саней встречаемся не так уж и долго, но я считаю, что между нами построились более чем доверительные отношения. Если подарок ему и не понравится, он честно скажет мне об этом и ничего более. Никто меня не бросит. Не еби себе мозг, Дитрих. Лучше уж еби почаще Саню. Вам обоим это пойдет только на пользу. Решив все свое внимание сконцентрировать на приятном, готовлю ужин — самый обыкновенный, потому что на необыкновенный денег не остается. Накрываю стол. Ради этого «мероприятия» я даже свечку купил с вульгарными сердечками. Фикспрайс наше всё. И вот на часах без пяти шесть (мы договорились, что Саня ко мне приедет к шести). Музыкальное сопровождение в виде плей-листа Майского тихо играет на заднем фоне. Я то и дело нервно тереблю пуговицу на манжете рубашки. …Gotta be up on my feet when the morning comes …Должен быть на ногах, когда наступит утро, …‘Cause this fight we can't ignore …Ведь этот бой мы не можем игнорировать. Без четырех шесть. Бой с самим собой и своими заебами размером с Антарктиду. А если Саня из-за моего подарка решит, что я конченый извращенец?! И испугается? Или разочаруется? Скажет: «Дитрих, ты совсем крышей поехал?!» И праздник будет безвозвратно испорчен. Может, все же убрать?! …I feel a chill building up inside …Я чувствую, как внутри появляется дрожь, …Seeing the sweat filling up my eyes …Пот заливает мне глаза. Лучше и не скажешь. Мандраж такой, будто я ожидаю экзамена, к которому плохо подготовился. Сердце стучит, как ненормальное. Ладони противно потеют. И дыхание то и дело сбивается, хотя я просто сижу за столом. Тянусь к коробке, которую сам упаковал в черно-серебристую подарочную бумагу. Получилось у меня не с первого раза. Потратил часа три, чтобы все выверить и ровно склеить. Правда сейчас я замечаю, что рисунок в одном из углов не соответствует миллиметра на полтора. С-с-сука! ЕЩЕ И РИСУНОК НЕ СООТВЕТСТВУЕТ НА ПОЛТОРА МИЛЛИМЕТРА. НУ ВСЕ, ЕМУ ТОЧНО НЕ ПОНРАВИТСЯ! …Fingers stretching out from nowhere …Пальцы тянутся из ниоткуда …Reaching for my throat …Прямиком к моему горлу, …They're hungry for my skin …Они голодны до моей плоти. Без трёх шесть. Не знаю, что насчет пальцев, но мысли душат меня не хуже. Хоть головой о стол бейся. Решаю оставить коробку в покое и поворачиваю ее к себе той частью, где рисунок подарочной бумаги лег ровно. Я бы переупаковал, только после далеко не единственной моей попытки сделать все идеально, бумаги не осталось, а времени на этот вызов геометрии — тем более! Нормально все. Нахер меня Саня не пошлет. Наверное. Не пошлет он меня нахер! Он меня любит! Наверное. Он же не такой ебанутый, как я! Вот с этим спорить сложно. …Everything is gonna be fine, fine, fine …Всё будет хорошо, хорошо, хорошо. Без двух шесть. Даже песня говорит, что все будет хорошо! Что ж ты так напрягаешься, психованная ты скотина?! Стучу пальцем по столу, гипнотизируя часы. Понимаю, что сказал приходить к шести, но совсем не обязательно быть таким пунктуальным! Приди ты минуты на две раньше, и я бы тебя не загрыз! …Everything will be just fine …Всё будет только хорошо. Без одной минуты шесть. ВСЁ БУДЕТ ТОЛЬКО ХОРОШО! Слыхал? Щёлкаю зажигалкой перед свечкой. Пламя вспыхивает. Пламя затухает. И вместе с ним во мне то вспыхивают, то затухают все новые еще более ненормальные, чем до того беспокойства и сомнения. Не хочу зажигать свечу раньше времени, но это необходимо сделать до прихода Сани. Прямо сейчас или лучше дождаться звонка домофона? А если опоздает? Тогда не сейчас. А если решит прийти раньше. Тогда надо сию секунду! А если… Выключите меня, я больше не могу этого выносить! Ровно шесть. Тишина на ивановском кладбище. Ну не совсем тишина… Играет новый трек, но я уже не прислушиваюсь к словам. Слишком поглощен процессом бомбежа в себя. Так. Спокойно. Он же не обязан приходить секунда в секунду. Уйми в себе задрота, Дитрих! Уйми, кому говорят! Когда это и куда Майский приходил вовремя? Да он и на собственные похороны опоздает! Одна минута седьмого. И КАКОГО ХРЕНА ТЫ ОПАЗДЫВАЕШЬ?! НЕЛЬЗЯ ЧТО ЛИ БЫТЬ ЧУТОЧКУ ПУНКТУАЛЬНЕЕ?! СЕГОДНЯ, МЕЖДУ ПРОЧИМ, АХУЕТЬ КАКОЙ ПРАЗДНИК! Две минуты седьмого. Твою мать. Он не придет. Как пить дать, либо забыл, либо забил. А я как круглый идиот весь день страдал какой-то херней! Три минуты седьмого. Блять, а если он насмотрелся всей этой романтической чуши, что крутят сегодня по телеку, понял, что у нас все не так, разочаровался в наших отношениях и решил раствориться в тумане?! Я ж, блять, этого не вынесу! Не вынесу!!! Четыре минуты седьмого. Пожалуйста, приди. Я обещаю, что стану лучше. Перестану трахать тебе мозг. Я все для тебя сделаю! Только приди. Пять минут седьмого. Раздается звон домофона. УБЬЮ СКОТИНУ. ДАЖЕ НА СВИДАНИЕ УМУДРЯЕТСЯ ОПАЗДЫВАТЬ! Открываю дверь и молча стою у порога, скрестив руки на груди и являя собой само воплощение недовольства. Саня, лишь выйдя из лифта в общий коридор и завидев мою исключительно кислую рожу, широко улыбается и машет рукой. За спиной у него кожаный чехол для гитары. Внутри, судя по всему, эта самая гитара. Только на черта она ему не пойму. Он же говорил, что не умеет играть. — Привет! — здоровается со мной Майский, бодро вваливаясь в коридор, закрывая за собой дверь и разуваясь. Мое явное, читающееся на роже плохое расположение духа он стоически игнорирует. — Ты опоздал, — рычу я. — Что, правда? — удивляется Майский и смотрит на часы. — На пять минут, в пределах нормы! — сообщает он мне, подмигивая, после чего скидывает куртку и проходит в комнату. — В пределах какой ещё нормы?! — сатанею я. — Дитрих, — лицо Сани внезапно становится серьезным. — Выглядишь ахуительно, — заявляет он, осматривая меня с ног до головы. Да, я решил принарядиться: белая рубашка, черный пиджак, галстук и зауженные брюки. По поводу своего внешнего вида я тоже успел вытрахать себе мозг до изнеможения. — Просто валить и трахать! Пиздец сексуально, — как удар под дых. — С…спасибо, — выдавливаю я из себя, борясь с неожиданно нахлынувшим чувством смущения. Вот же свинья! Он это специально! Знает, как выбить меня из колеи. И смотрите-ка, продолжает сиять, как начищенный таз. — …и все равно ты опозд… — слабо пытаюсь я вернуться к теме косяка Майского. — Ещё и линзы надел, — гнет свое Саня. — Такой, пиздец, сладкий. — Ч…чего? — Пиздец, сладкий, говорю! — отмахивается от меня Саня и приставляет чехол с гитарой к стене у матраса. Кровать я все ещё не дождался. — Что за лицо? Сегодня же день Святого Валентина! День, когда можно кидаться в ебало любимому человеку ванильными соплями, которые хотел сказать весь год, но стеснялся! — заявляет он. Впервые слышу такую характеристику этого праздника. — А что за новая идиотская футболка? — невольно спрашиваю я. На груди Майского на черном фоне значится «Трахаю, тибидохаю». Я, блять, сейчас тебе устрою трах, тибидох! — Новая, да со старыми заплатами, — смеется Саня, деловито осматриваясь. — Это что, романтический ужин? — кивает он на стол. Нет, блять. Поминальный. Еще и свечку зажечь забыл! — Типа того, — подхожу я к столу и поджигаю свечу с таким видом, будто так все и было задумано. А внутри какая-то сковывающая тревога, природу которой я объяснить не могу. — Но на пир на весь мир не рассчитывай, — добавляю я смущенно. — Да ты шутишь, что ли?! Макарохи с фаршем — пища богов! — восклицает Саня, невозмутимо шаря по кухонному закутку. — Не макарохи с фаршем, а паста Феттуччине, — морщусь я. — Там вообще-то еще грибы. И сливки. И сыр. — Суть-то одна, — пожимает Майский плечами, хватаясь за ручку сковороды. — Грабли убрал, — реагирую я, возможно, слишком резко. — Почему это? — удивляется Майский. — Я жрать хочу, как скотина, — чистосердечно признается он. — Так ты пожрёшь, — рычу я, а затем осаждаю себя. Так, успокойся. Будь галантным. Романтика, Дитрих! Романтика! — Но сегодня позволь мне за тобой поухаживать, — мягко усаживаю я Саню за стол. — Ну… Ладно… — он даже не пытается скрыть растерянности. — Давай сперва выпьем, — предлагаю я и начинаю возиться с купленной накануне бутылкой Cecilia Beretta «Soraie». — Это что? — лупит Майский глаза на бутылку. — Винище? — Вино, — поправляю я его. — Не знал, что ты его любишь, — протягивает он. — На самом деле я пробовал вино всего пару раз и только белое. В восторге от него не остался. Но это порекомендовал брат. Его жена такое очень любит, — объясняю я, выкручивая деревянную пробку и разливая пурпурно-рубиновый напиток по винным стаканам из фикспрайса. Красиво, как говорится, жить не запретишь. — Как насчёт тоста? — предлагаю я, нервничая все заметнее, но всячески пытаясь это скрыть. — Чтоб хуй стоял и деньги были! — громогласно выдает Саня и ударяет своим стаканом о мой. Ебанутый! — Ахуеть, тост. Соответствует событию, — хмурюсь я. Моя идеальная картинка идеального Святого Валентина не просто трещит по швам. Горит в лаве извергающегося внутри меня вулкана ярости. — Главное, что актуальный, — пожимает Саня плечами и отпивает вина. Но тут же морщится. — Фу, кисло. Я тоже пробую. Действительно кисло. — Мда… Наши вкусы явно не совпадают со вкусами жены моего брата, — говорю я глухо. Кажется, все, что я мог сделать через жопу, через нее я и сделал. — Даже вина нормального купить не могу, — бормочу я досадливо. — Нет вина лучше, чем вискарь! — золотые слова, Саня. — Как славно, что я его притащил! — неожиданно заявляет он и выуживает из рюкзака бутылку виски, Кока-Колу и лимоны. — Сейчас все намучу! — обещает парень. — Уверен, что вискарь подходит к Валентинову дню? — ворчу я. — Хм… — Саня, побежавший было разливать вискарь по стаканам, усаживается обратно за стол. — Разве суть этого праздника не в том, чтобы провести хороший вечер с любимым человеком? — Ну… да. — И если любимому человеку нравится, скажем, вискарь, а не вино? Это плохо? — спрашивает он, смотря на меня глазами а-ля Кот из Шрека. — Нет, совсем не плохо, — бубню я, теряясь. А Саня-то чертовски прав. — Могу признаться? — задает Майский неожиданный вопрос. — Ты не на это рассчитывал? — пытаюсь я предугадать его следующие слова. А сердце стучит, будто отбойный молоток. Всё, Дитрих, ты обосрался. — Не-е-ет, не в этом дело! — качает Саня головой. — Как раз наоборот, я вообще ни на что не рассчитывал, — заявляет он. — И теперь… Теперь мне стрёмно, потому что ты так расстарался, а я пришел в футболке трахтибидоханья. — Да уж, расстарался, — морщусь я. — Всё через жопу… — бормочу я, а у самого от сердца отлегает. Все нормально. Иначе и быть не могло. Это же Саня, Господи Боже. Почему я так всполошился? Накрутил себя на ровном месте. — Что через жопу? Все великолепно! Свеча, еда, алкоголь, ты даже принарядился. А я чувствую себя идиотом. И… И меня все это ахуеть смущает. Будто мы на театральной постановке «Красавица и чудовище», только вот я из чудовища в принца не перевоплощусь! — смеется Майский. Ну почему же? Для такого перевоплощения тебе достаточно раздеться. Честно говоря, меня складывающаяся ситуация тоже отчего-то очень смущает. Трахаться не смущаюсь, а при свечах (точнее свече) винцо распивать — так проще сквозь землю провалиться. А тут ещё и подарок мой… — …Поэтому давай бахнем вискаря и расслабимся! — предлагает Саня, поднимается со своего места и идёт мешать напиток богов. Через полминуты мне торжественно вручают полную кружку. Делаю пару глотков и соглашаюсь, что виски с колой и лимоном все же нравятся мне больше вина. Намного больше. И ощущение нелепости ситуации потихоньку угасает. — Теперь жрать можно? — уточняет Майский на всякий случай. — Нет, сперва открой подарок, — виски делает свое дело. Лишние беспокойства уходят на второй план, и я решаю брать быка за рога. Не будем медлить и мяться. Пододвигаю коробку к Майскому и с интересом наблюдаю за его реакцией. — О, у меня тоже для тебя под… — было отвлекается Саня. — Нет, сначала мой, — настаиваю я, стуча пальцем по коробке. — Ок, — пожимает Саня плечами и начинает беспощадно рвать подарочную обёртку на отдельные лоскуты. Варварство в чистом виде! Я же на всякий случай допиваю кружку с вискарем до дна. Надо морально настроиться на возможную негативную реакцию. Саня смотрит на подарок, и в глазах его сплошные вопросительные знаки. Украдкой глянув на меня и поняв, что я ему помогать в угадывании содержимого коробки не стану, он ее открывает и… Вопросительных знаков становится больше. — Это же… Секс-игрушка? — спрашивает он осторожно. — Да, она, — киваю я расслабленно. Благодаря алкоголю эмоциональный шторм внутри меня стихает, и теперь я могу вести себя соответствующе ситуации. Майский вытаскивает подарок из пластиковой защиты. Вертит его в руках. — Похоже на штопор. Только вместо винтового стержня… Хм… Маленький писюн? — Называй, как хочешь, — улыбаюсь я, испытующе смотря на Саню. — Ну его размеры явно отличны от твоих, — какое интересное умозаключение. Это единственное, что приходит тебе в голову? Сравнивать игрушку с моим членом? — А зачем ему быть подобным мне? Я тебе не свою замену дарю, — смеюсь я. — Тоже верно… — соглашается Саня скованно. Кажется, он растерян и не знает, как на это реагировать. И что с этим делать, он тоже не знает. — А в чем прикол? О, прикол лучше прочувствовать. — Считай это моей прихотью, — улыбаюсь я, не отвечая на вопрос. — Л… ладно, — протягивает Саня с подозрением и было кладет игрушку обратно в коробку, но я его останавливаю: — Нет, опробуй прямо сейчас, — заявляю я нагло. — Слышь… — Майский порядком смущён. — Я так-то не против, — бормочет он. — Но давай сначала поедим? Серьезно, я жутко голодный. — Сперва, пусть мой подарок окажется на своем законном месте. А потом спокойно поешь, — настаиваю я. — В смысле? — глаза Майского становятся больше. — Ты хочешь, чтобы я сидел за столом с этой штуковиной в заднице? И как ни в чем не бывало уминал макарохи?! — Пасту Феттуччине, — поправляю я на автомате. — И да, именно этого я и хочу, — киваю я и ставлю рядом с коробкой тюбик со смазкой. — Давай после ед… — Сейчас, — неотступно прошу я. Пару секунд мы с Саней играем в молчаливые гляделки. Буравим друг друга взглядами, не мигая, будто тот, кто моргнет первый, тот и проиграл. — Думаешь, мне слабо? — делает Саня неожиданные выводы. — Кто знает, — провокационно пожимаю я плечами. — Вот так значит, да? — щурится Майский, а затем хватает со стола смазку и игрушку и двигает в сторону туалета. — Если мне не понравится, ты с этой хреновиной в универ поедешь, так и знай! — слышится угроза, а затем хлопок двери. Смущенный Майский — сплошное очарование. Саня Так, день Святого Валентина активно выходит из-под контроля! Дитрих так расстарался, будто это не дурацкий день влюбленных, а, как минимум, наша десятая годовщина. И мне теперь пиздец неловко, что я со своей стороны всего лишь притащил вискарь и подготовил песню. С чего я вообще решил, что Дитриху понравятся мои песнопения? Я и так постоянно горланю. Куда разумнее было бы подарить ему купон, при использовании которого Дитрих получает несколько часов тишины с моей стороны. Бьюсь об заклад, он бы остался в полном восторге. Мысль неплохая, и можно было бы реализовать ее прямо сейчас, не притащи я гитару. И не разучивай я простенькую мелодию целую неделю до мозолей на пальцах. Не хотелось бы сливать свои усилия в унитаз, так что Дитриху придется радоваться тому, что есть. Только сперва мне самому следует порадоваться тому, что есть у меня… Благодаря Дитриху я уже давно понял, что чем правильнее человек ведёт себя на людях и чем больше ограничений себе ставит, тем голоднее его черти. И все равно секс-игрушку в качестве подарка я получить никак не рассчитывал. Пытаясь погасить знатный ахуй, как дурак стою посреди туалета с этой фиговиной в руках и туго соображаю, а в чем же, собственно, прикол? Что и куда засовывать, я понимаю, здесь выбор не велик. Но нахуя, а главное зачем? Затем, что черти Дитриха проснулись и теперь так просто с меня с живого староста не слезет. Я, конечно, могу отказаться, но вы бы видели его лицо, когда я заявил, что вино кислое. Бедняга так расстроился, что мне мгновенно захотелось выпить всю бутылку залпом, только бы он прекратил выглядеть таким несчастным. Да и, чего скрывать, в секс-игрушках я ничего плохого не вижу. Мне даже любопытно. Они ведь созданы не красоты ради. Стимуляция, увеличение чувствительности, и, как следствие, более яркие оргазмы. Хотя куда уж ярче, у меня и так с Дитрихом-то искры из глаз сыплются, то уши закладывает от резких скачков давления. Неужели может быть еще лучше? Представить это так же сложно, как цвет, которого не существует в природе. Но раз мне предоставляется возможность опробовать это на своей шкуре, отказываться причин не вижу. Да и судя по взгляду Дитриха, обычного «нет» он сейчас не примет. Парень завелся, это видно по всему, начиная от того, как он сидит за столом, заканчивая каждым утонченным, но вместе с тем резким жестом. А когда Дитрих заводится, с ним хер поспоришь и хер откажешь. Совру, если скажу, что мне не нравится эта его черта. Возбуждаюсь я от такого с пол-оборота. Но все же… легкие сомнения при виде подарка имеют место быть. Саня… У тебя что, задница из хрусталя? Или ты развалишься, если засунешь в себя эту штуку? Ни хера не развалюсь! И зад далеко не хрустальный! Со вздохом спускаю штаны с трусами до колен. Открываю тюбик смазки и выдавливаю из него немного прозрачной вязкой жидкости. Затем, подумав, выдавливаю побольше. Обычно-то «пикантной» частью моего тела предпочитает заниматься Дитрих. И делает это так ловко и непринужденно, что я никогда не акцентировал на этом внимание, предпочитая растворяться в общих ощущениях. Но сегодня мне дали карт-бланш на собственное тело. Волнительно, но… ссыкотно. — А ты не хочешь мне помочь? — с надеждой кричу я из туалета. Быть может, это часть игры и староста уже некоторое время трется у входа, ожидая, когда я его позову? — Нет, сегодня ты самостоятельный мальчик, — слышится глухой голос Дитриха. Самостоятельный. Ну ахуеть теперь! — А мне после этого надо одеться? — все ещё не понимаю, что же задумал староста. — Да, надо, — подтверждает парень. Блин, что за странные игрища? Что ж… Начнем. Александр Саня возится в туалете так долго, что я начинаю беспокоиться, не решил ли он часом с помощью моего подарка устроить мировую революцию. Но вот моё чудо в перьях возвращается в комнату. Идёт медленно. На лице несвойственная Майскому сосредоточенность. Даже серьезность. Хоть в депутаты иди. Вот с таким выражением лица в политику не то что берут, отрывают с руками! Саня аккуратно садится за стол и хмуро смотрит на меня. — Все нормально? — уточняю я с деланным равнодушием. — Да вроде, — кивает Саня. — Мог бы и помочь! — бормочет он с недовольной миной. Выходит, определенные трудности не обошли его стороной. — Не мог бы, — парирую я, облокачиваясь на стол и улыбаясь. На самом деле, я бы не отказался понаблюдать за тем, как Саня справляется с игрушкой. Но мне и моей фантазии вполне достаточно, чтобы проникнуться великолепием картины, что развернулась бы моим глазам, зайди я в туалет. О да, это было бы горячо, я уверен. Но не стану сожалеть о неувиденном. Убежден, мне еще представится такая возможность в будущем. На сегодняшний же вечер у меня другие планы. — Как ощущения? — продолжаю я расспросы. — Немного неудобно. Особенно сидеть, — делится со мной Саня, старательно сохраняя хмурый вид. Но я знаю, как вернуть его благосклонность. — Тогда, полагаю, можно приступать к ужину, — торжественно сообщаю я и поднимаюсь за тарелками, по которым уже успел разложить пасту. — О господи, я думал, ты уже никогда не предложишь! — тут же оживляется Саня. И хмурого вида как не бывало. Ставлю тарелку перед Майским, и не успеваю еще сесть на свое место, а он уже хватает вилку и берется поглощать ужин. И правда голодный. Не стоило его так долго мучать. Саня набивает рот пастой, а затем выдает: — Я не шашем повял, ватем… — Прожуй, потом говори! — осекаю его я. Что за дурацкая манера говорить с набитым ртом? Как же она меня вымораживает! Вообще Саня — целый кладезь манер, которые бесят меня до трясучки, что не мешает мне видеть в нем объект вожделения, рядом с которым то в жар бросает, то в холод. Майский усиленно пережевывает пищу, а затем повторяет: — Я не совсем понял, зачем нужна эта штука, — выдает он. — Типа… Не то чтобы я сильно возбудился, — признается Саня, еще не поняв фишки подарка. Потрудись он прочитать инструкцию, что покоится в коробке, и все бы встало на свои места. Но Майский не из тех, кто ищет легкие пути, а я на это и рассчитывал. — Я знаю, все это индивидуально. Быть может, она мне просто не подходит? — А ты и не должен взять и сразу возбудиться, — интригую я парня. — Точно? — протягивает Саня с сомнением. — Уверяю тебя. — А то я уже решил, что может со мной что-то не так, — чавкает Майский. Смотрите-ка… Беспокоится. Не то чтобы сильно, еда его волнует куда больше, чем игрушка в заднице. Но это исправимо. — Саня, с тобой все отлично, — успокаиваю его я, еле сдерживаясь, чтобы не засмеяться. Но не хочу, чтобы хитрость моего плана раскрылась раньше положенного. — Ты ешь, не отвлекайся, — подгоняю я его. Саня окидывает меня подозрительным взглядом и берется за поглощение пасты с утроенным усердием. Вкусная еда забирает на себя все его внимание, потому он не замечает, как я пробуждаю экран телефона и кликаю по необходимому приложению. Нет, я не чудовище, так что позволю Майскому спокойно насладиться ужином. Но потом… Саня Дитрих жутко бесится, если я зависаю в телефоне больше, чем на пару минут. Тут же куксит недовольную мину и психует. «Там что, что-то интереснее меня?» — рычит он каждый раз. А затем начинает приставать, видимо, доказывая, что лучше него нет ничего и никого. Весьма убедительно! Так что сначала я лазил в телефоне по привычке, а позже уже в качестве провокации, прекрасно зная, к чему это приведет. Невероятное коварство с моей стороны! Но сегодня с какого-то хера в телефоне зависает именно Дитрих. И я, кажется, начинаю понимать, почему его подобные манипуляции так раздражали. По той же причине, по которой сейчас они раздражают меня! Я тут значит, подарок его в себя впихиваю, делаю всё, что бы он ни сказал, а староста что? Переписывается там с кем-то? Или новости читает? Что там сейчас на рынке ценных бумаг, не подскажешь? Эй, так нечестно! И эта штука в заднице ситуации не улучшает. Мне не больно. Но и не то чтобы ахуеть приятно. И стояка нет. Может, я сделал что-то не так? Никогда не пользовался игрушками. Даже не интересовался. Наверное, зря. Как бы теперь перед Дитрихом не опозориться, тем самым испортив Валентинов день. Что-то я сегодня непривычно напряжен. Надо расслабиться. Ну, лазает Дитрих в телефоне и лазает. Может, он котят смотрит. Я бы и сам посмотрел. Или фотографии голых девчонок разглядывает, которых в социальных сетях сейчас тьма. Я и к этому отношусь спокойно. Только если смотришь сам, изволь поделиться прекрасным со мной! Пара мы или кто? Доедаю пасту и залпом допиваю все, что осталось в чашке. Запоздало вспоминаю, что не хотел пить алкоголь, пока не подарю свой подарок. Я и так постоянно сбиваюсь, а под алкоголем сыграю ещё хуже. Надо бы «вручить» заготовленное Дитриху до того, как я приложусь ещё к паре порций вискаря. — Наелся? — деловито спрашивает Дитрих, не поднимая на меня глаз. Он продолжает сосредоточенно копаться в телефоне. Ты там что, Пентагон взламываешь? А до утра это не подождет? — Да, — киваю я, размышляя, как бы потактичнее попросить его оторваться от телефона? Чтобы это не звучало, как лютая обида или ревность? А то я прекрасно осознаю, насколько идиотские чувства меня сейчас обуревают, и не хочу, чтобы Дитрих о них узнал. И я не обижен. И не ревную. Вроде. Обычно я нормально отношусь к таким вещам, просто именно сегодня это не в тему. — Хорошо, — слышится со стороны старосты, а в следующее мгновение по телу моему проходит неожиданная вибрация. И я сперва подскакиваю на месте, а затем, невольно вцепившись в стол, ссутуливаюсь. — Какого… ХУЯ?! — выдавливаю я из себя, когда резкие и, безусловно, яркие ощущения сходят на нет так же неожиданно, как до того появились. Причина их ясна как день. Виной всему штуковина внутри меня. — Интересно, правда? — невинно интересуется Дитрих, наконец, отрывает взгляд от телефона и смотрит на меня. В глазах пляшут черти. Ах, ты ж, скотина! — Здесь несколько режимов, — оповещают меня спокойным голосом. — Давай опробуем все? ДА НУ ТЕБЯ НАХЕР, ДИТРИХ, Я К ТАКОМУ БЫЛ НЕ ГОТОВ! Александр Специально изображаю сосредоточенность на телефоне, чтобы Саня не заметил моего нетерпения. Жду, пока моё чудо насытится. А уже после можно будет заняться удовлетворением иных потребностей. Стараюсь сохранять самообладание, а у самого аж руки дрожат. Надеюсь, мой подарок меня не разочарует. Надеюсь, он не разочарует Саню. Понятное дело, нет смысла ждать такого же эффекта, как демонстрируют в порно. Но я рассчитываю хоть на что-то. Лишь Майский заканчивает с едой и допивает свой вискарь, я, на всякий случай убедившись, что он действительно завершил трапезу, без предупреждений включаю первый самый простой режим. Лёгкая прерывистая вибрация. Реакция следует незамедлительно и даже ярче, чем я рассчитывал. Саня резко вздрагивает и ссутуливается. — Какого… ХУЯ?! — слышится полустон с его стороны. Великолепно. Выключаю вибрацию и устремляю взгляд на Майского. — Интересно, правда? — протягиваю я, не в силах сдержать улыбки. — Здесь несколько режимов. Давай опробуем все, — предлагаю я, вертя в руке телефон и демонстрируя открытое приложение. — И можно регулировать силу вибрации, — говорю я, наслаждаясь тем, что весь контроль в моих руках. Ох уж этот ни с чем несравнимый вкус власти. — То есть… Ты можешь управлять этой штукой через телефон?! — в дрожащем голосе Сани слышится искреннее удивление. — Да, — киваю я. — Прогрессивно, не правда ли? — Ну, ты Дитрих… И извращенец! — выдавливает Майский, пытаясь перевести дух, а я в ответ выбираю новый режим. Эффект очевиден. Майский содрогается и вновь сжимает стол до побелевших костяшек. На лбу его появляется испарина. Взгляд расфокусирован. — Этот лучше? — я продолжаю изображать непробиваемое спокойствие. — А-а-а? Ч…чего? — ого, а Саня-то поплыл. Его чувствительность для меня не новость, и все же я не думал, что подарок настолько ему… «Зайдет». — Режим, — улыбаюсь я. — Этот лучше или хуже? — О…оба норм, — выдавливает Майский, пытаясь сохранять лицо. Но выходит у него хреново. Дыхание сбитое. Зрачки расширены. И стояк заметен невооружённым глазом. Снова меняю режим, а затем откидываюсь на спинку стула и внимательно наблюдаю за своим парнем. Майский, все ещё держась за стол, сгибается пополам, упирается лбом в деревянную поверхность и издает что-то вроде всхлипа. Ого. Я и не думал, что наблюдение за реакцией Сани так меня заведет. Или, быть может, меня куда больше заводит абсолютный контроль над ситуацией? Думаю, виною всему и то, и другое. — Д… Дитрих, хватит! — слышу я тихий стон, приглушенный поверхностью стола. — Почему? Тебе не нравится? — спрашиваю я с деланным равнодушием. — Н… нравится… — отвечает мне Саня с запинкой. Голос его звучит выше обычного. — Насколько нравится? — продолжаю я допрос с пристрастием. — Оче…ох… очень нр… равица… но… — Но? — наверное, со стороны в белой рубашке и черном пиджаке я похожу на порнозвезду, изображающую молодого амбициозного руководителя небольшой компании. Саня в таком случае тянет на проходящего собеседование горе-секретаря. О ролевых играх я никогда не задумывался и совершенно точно зря. Еще я не задумывался о домашнем кино, а сейчас руки так и чешутся сперва сделать пару фотографий, а затем запустить запись видео. Надо бы позже предложить Майскому расширить горизонты наших постельных возможностей. — Но как-то странно, что… Ох… — Майский не договаривает, прерванный очередной сменой режима. — П…перестань, я же сейчас кончу! — возмущенно восклицает он, отлипая от стола и пытаясь остановить взгляд на мне. Но то и дело яркие ощущения ниже пояса перетягивают всё его внимание на себя, из-за чего взгляд его стекленеет и потому кажется, будто он смотрит не на меня, а словно сквозь. — Б-блять! Все! Мх-х-х!.. Я сейчас вытащу… вытащу эту штуковину! — заявляет он, неуклюже поднимаясь со стула. Он даже успевает сделать шаг в сторону туалета, но я с каким-то садистским удовольствием вновь меняю режим, и Майский падает на колени, упирается руками в пол и тяжело дышит. До ушей моих доносится еле различимое жужжание вибратора в его заднице. — Я сам вытащу, — обещаю я, разворачивая свой стул к парню и теперь сидя прямо перед ним. Саня с заминкой оборачивается ко мне, и я маню его к себе пальцем. Майский на карачках пытается преодолеть разделяющее нас расстояние. Всего пара метров, но для него эта миссия оказывается почти невыполнимой. От каждого собственного движения он то и дело вздрагивает и останавливается, пытаясь справиться с нахлынывающими ощущениями. — А ты сам… — дрожащим голосом выдыхает Майский на полпути от меня, — не хочешь п… поучаствовать? — запинаясь, спрашивает он. — Даже не знаю, — протягиваю я с издёвкой. — Надо подумать. — Да чего… мф-ф-ф… чего тут думать?! — раздраженно шипит Саня. — Присоединюсь, если хорошо попросишь, — подмигиваю я ему, вразвалочку сидя на стуле и жонглируя телефоном, перевоплотившимся в пульт управления ощущениями Сани. — У тебя, как посмотрю, у самого нес… сколько режимов, — цедит Майский сквозь плотно сжатые зубы. — От занудного за… мх-х-х… учки до лютого извращ… извращуги одно нажатие кнопки? — то ли ворчит, то ли стонет он. — Не без этого, — оспаривать данный довод бессмысленно. Все так. Не стану лишь упоминать, что, а точнее кто является этой кнопкой. А то Майский ещё неделю будет таскаться за мной и напоминать, как он хорош. А я и без него это прекрасно знаю. — И как же мне… замотивир… овать моего извращенца на участие? — Саня смиренно принимает правила нашей не очень невинной игры. — Ох, даже не знаю, — наигранно вздыхаю я. — Придумай что-нибудь… Если останется на это время, — с этими словами я включаю очередной режим. Мощность вибрации при нем явно увеличивается, потому что звук становится громче, а Саня вновь сгибается пополам. — Ну, все Дитрих, — бормочет он теперь уже в пол. — Ты у меня сейчас попляшешь! — обещает Саня и поднимает на меня решительный взгляд. — Я не лучший танцор, — предупреждаю я со смехом. — Не доказано, пока не проверено, — Майский осторожно поднимается на ноги, не отрывая от меня взгляда. Он будто пытается загипнотизировать меня подобно удаву, что охотится на кролика. Только что-то мой удав выглядит больно трогательно, буквально всем своим видом крича, чтобы я поскорее к нему прикоснулся. Саня рискует шагнуть ко мне, а я уже ожидаемо меняю режим, и парень резко с тихим стоном опускается обратно на корточки. — Да прекрати ты уже так делать! — слышу я отчаянное. — Мы ещё не все режимы проверили, — отвечаю я невозмутимо. — Оставь парочку на следующий раз! — требует Саня. — Нет, — качаю я головой. — Хочу попробовать все сегодня. Это лишь проба пера, а затем, Саня, даже не сомневайся, каждому режиму мы уделим отдельную ночь. Я обещаю. — Какой же ты упрямый! — сокрушается Майский. — Есть такое, — улыбаюсь я. Сохранять самообладание все тяжелее. Внешне я демонстрирую спокойствие, а в голове у меня тем временем разрываются атомные бомбы. Я даже не знаю, что меня во всей этой ситуации возбуждает сильнее: звонкие стоны Сани, его раскрасневшиеся щеки, раздраженный взгляд, постоянно стекленеющий при смене режимов, или то, что все происходящее в моих и только моих руках. Пожалуй, последнее — мой личный афродизиак. И как бы ловко я ни сохранял невозмутимость, стояк выдает меня с потрохами. Саня, чуть очухавшись, вновь осторожно поднимается на ноги. Дышит тяжело, прожигая меня взглядом. — Только снова поменяй, и я… — он не успевает договорить. — Раз ты так просишь, — пожимаю я плечами и снова кликаю по соответствующей кнопке. Саня, вскрикнув, падает передо мной на колени уже в третий раз за сегодняшний вечер. — Я сейчас реально кончу, придурок! — с усилием выдыхает он. — Не боишься, что мне так понравится, что и член твой окажется без надобности? Очень неуклюжая попытка манипуляции, которая, впрочем, действует на меня отрезвляюще. Действительно, на черта я вообще здесь сижу, если все за меня делает игрушка? — Иди ко мне, — зову я Майского, демонстративно откладывая телефон в сторону. — Я больше не буду менять режимы. — Как… Как насчёт того, чтобы выключить… Вообще? — судорожно выдыхает Саня. — А вот здесь, увы, мне придется тебе отказать, — качаю я головой. — Ты ведь уже привык к последнему режиму. Давай, поднимайся, — подгоняю я бедного Майского. — Точно не поменяешь? — Саня с подозрением косится на телефон. — Точно. — Обещаешь? — Да обещаю-обещаю. Давай, иди уже ко мне, — зову я его, хлопая себе по колену. Саня неловко поднимается на ноги и, придерживаясь за стол, наконец, добирается до меня. Футболка липнет к вспотевшему телу. Руки дрожат. Взгляд шальной. Парень останавливается прямо передо мной и вновь поглядывает на мой телефон. — Даже не думай, — предупреждаю я его на случай, если он попытается отнять у меня телефон и выключить игрушку. — Садись, — киваю я себе на ноги. Майский не без трудностей плюхается ко мне на колени лицом ко мне и жмется своим стояком к моему. По моим бедрам начинают пробегать волны вибрации. Саня в нетерпении ёрзает, обнимая меня за шею. Стул из Икеи под нами, явно не созданный для того, чтобы держать на себе порядка ста пятидесяти килограмм, протяжно скрипит. Надеюсь, он не развалится, иначе созданная атмосфера рассыплется вместе с хрупким предметом мебели. Впрочем… Судя по возбуждению Сани, если мы неожиданно окажемся на полу, он скорее воспользуется ситуацией, нежели потеряет всякий интерес к происходящему. Не дожидаясь от меня активных действий, Майский хватается за узел моего туго завязанного галстука и тянет его на себя. Черная полоса ткани расплетается посредством единственного выверенного движения так же легко и просто, как и любая проблема, которую Майский берется решать. Никогда не устану удивляться тому, как легко и непринужденно он выбирается из любой задницы, в которую до того так же легко и непринужденно влез. Галстук падает на пол. Саня берется было за верхнюю пуговицу моей рубашки, но я в последний момент останавливаю его, вцепившись в его запястья и с силой отвожу руки парня от себя. Майский не теряется, резко подаётся ко мне и жадно впивается в мои губы. Чувствую, как горячий язык скользит по сомкнутому ряду зубов. Не получив желаемого ответа, Саня отстраняется от меня и щурит глаза. — Ты чего? — хмурится он. — Не хочу торопить события, — поясняю я, отпуская его правую руку, а левую притягивая к себе и целуя его запястье. — Ты ёбнулся, Дитрих? — не оценивает моего порыва Саня. — Не хочет он торопить события, ахуеть! Нет уж, ты поторопись! Иначе у меня крыша нахуй поедет! — Я лишь хочу завести тебя ещё немного, — улыбаюсь я. — Да я уже пиздец перезаведенный! — восклицает Майский с отчаяньем в голосе. — Штуковина в моей заднице для того и нужна, не так ли? Так вот, она ахуенно справляется со своей задачей! — заверяет меня Саня. — Но мне этого мало. Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому! — вы посмотрите-ка, какие громкие слова. Но пошутить по этому поводу я не успеваю, так как Майский внезапно хватает меня за волосы на затылке и резко тянет от себя, заставляя меня задрать голову. — Что ты?.. — я не договариваю, так как получаю ответ в виде впивающихся в мою шею губ. Причем поцелуй ощущается прямо под линией челюсти, на том месте, которое ни черта не скроешь воротом рубашки или водолазки! Твою-то мать, Майский! — Саня, отпусти! — шиплю я, пытаясь отстранить от себя парня, но он не отлипает! Вцепился в меня всеми своими конечностями. Хрен сдвинешь! — Майский! — гаркаю я. — Останется след! Как я в универ пойду? — уже ору я. Саня вроде бы прислушивается к моим воплям, потому что отстраняется от меня и смотрит прямо в глаза. — В универ? — невинно интересуется он. — А сам-то хоть раз задумался, как в универ хожу я после того, как ты наоставляешь на мне засосы где ни попадя?! — рычит он. — На этой неделе физра! В раздевалке я буду звездой! Ведь у меня три засоса над пахом и ещё парочка на пояснице! О других частях тела я вообще молчу! — Но тебе же похуй! И я не думаю, что кто-то обратит внимание на твои засосы. А вот на мои — обратят стопроцентно, — парирую я. — Я знаю, — кивает Майский и расплывается в хитрой улыбке, — вот поэтому… — он вновь льнет ко мне, к тому же самому месту под челюстью, только ещё ко всему прочему не стесняется использовать зубы. Чтоб наверняка. — Ай, больно! — морщусь я, но Майский вместо того, чтобы ослабить хватку, лишь усиливает ее. А его свободную руку я ощущаю на своей ширинке. Саня Ну, все, фашист, лови гранату в виде засоса размером с галактику. Не представляю, как Дитрих его скроет, но пытаться будет однозначно, и я намерен пронаблюдать этот цирк с конями от начала и до самого конца! Наслаждаться буду каждой секундой! Я на всякий случай даже немного пожевал шею Дитриха, чтоб след остался что надо! — Ай, больно! — слышится недовольное от старосты. Больно ему, посмотрите-ка на нашего изнеженного принца. А мне, по-твоему, каково?! С твоим-то подарочком, вибрирующим в заднице?! И с мужиком, который не торопится решать мою проблему ниже пояса?! Я уже весь извелся! Меня аж передергивает от возбуждения! Ты, сволочуга, делать с этим что-то собираешься? Нет бы взять, повалить меня на матрас и хорошенько нагнуть. Нет! НЕТ! НЕТ!!! Тянет резину, явно надо мной измываясь! Ну, я тебе сейчас покажу небо в алмазах! Впиваюсь в Дитриха словно пиявка. Укладываю руку на его стояк. С силой сжимаю его вместе с грубой тканью брюк и начинаю медленно, но ощутимо надрачивать старосте. — Майский! — выдыхает он грозно. — Слишком грубо. Убери руку! Немедленно! — А ты заставь, — провоцирую я Дитриха, уверенный в выгодности своего положения. Телефон моей сатанюги на столе. Сейчас он до него не дотянется, а если и попытается, я легко смогу пресечь его попытку переключить вибро-режим игрушки. Мне, правда, и без новых режимов не сильно сладко. Хотя в данном случае было бы уместнее обозначить происходящее, как Слишком сладко. Ясно одно: секс-игрушки — это тема, которую следует изучить внимательнее. И купить Дитриху. Хочу, чтобы и он как-нибудь оказался в таком состоянии, в котором прямо сейчас пребываю я сам. Боже, если он не поторопится, я не представляю, что сделаю. Дурацкая штуковина во мне стимулирует отменно. Но закончить хотелось бы все же классическим методом, в котором в процессе активно участвуют два человека! А не один человек и силиконовый писюн! Или из чего эта штуковина сделана? Блядина ты упертая, давай уже, сделай что-нибудь! СДЕЛАЙ ЧТО-НИБУДЬ НЕМЕДЛЕННО! Дитриха моя самоуверенность не впечатляет. Мне вообще давно пора бы запомнить одну простую истину: не провоцируй. Не провоцируй, и тогда черти Дитриха останутся в своем омуте решать математические задачки. Но если разоряешь пчелиное гнездо, обвинять пчел в последствиях неразумно. Здесь так же… За язык меня никто не тянул. Сам нарвался. В ответ на мое «А ты заставь», Дитрих ловко расстёгивает мою ширинку, но рука его, вопреки моему ожиданию, ныряет не к паху. Скользящие касания холодных пальцев я сперва чувствую на пояснице, а затем они спускаются ниже. К заднице. И к вибрирующей игрушке. Я лишь на полпути к пониманию происходящего, когда староста нажимает на основание игрушки, проталкивая ее глубже в меня. И я, накрываемый новой волной ощущений и невольно содрогаясь всем телом, издаю плаксивый стон, позабыв и о засосе на шее старосты, и о его стояке. — Блять, — выдыхаю я с чувством. — Так не честно! — Ох, бедного Майского снова обыграли, — смеётся Дитрих, а я лишь кусаю губы, пытаясь держаться. Не хочу я кончать от этой хреновины! Крутой… но хреновины! Это дело принципа! Но и сказать ничего не могу. Спровоцирую Дитриха еще больше, и не я, а он устроит мне то самое небо в алмазах. — Дитрих, серьезно, — выдыхаю я умоляюще. — Начинай уже участвовать в процессе! — Так я участвую, — смеётся эта паскудина, снова нажимая на игрушку. И я, вскрикнув, цепляюсь за парня и невольно откидываюсь назад. Единственная причина, по которой я не слетаю с колен Дитриха, это то, что он, быстро среагировав, подхватывает меня за талию. Я же, дрожащими руками вцепившись за его рубашку, держусь из последних сил. — Так приятно? — интересуется староста с самодовольной улыбкой. — Иди ты нахуй! — все-таки выговариваю я заплетающимся языком. Чувствую себя пьяным. Тело не слушается. Сердце выбивает биты Prodigy. Я сейчас либо кончу, либо помру. И до слуха моего, как назло, доносится трек, который я недавно добавил себе в плейлист. Когда я услышал эту песню в первый раз, моя бурная фантазия нарисовала великолепную картину — секс с Дитрихом в замедленной сьемке. То, как я поваливаю его на кровать, сажусь верхом и тяну тот самый галстук, что стащил со старосты минуту назад. …We wanted so much …Мы так хотели… Как одним рывком не расстегиваю, разрываю на нем рубашку, не жалея пуговиц. …Were getting in your head …Чтобы у тебя в голове было столько Как ложусь между его ног и цепляюсь за пряжку ремня. …Nothing can stop us …Всего, что нас ничто не остановит. Как шепчу ему в самые губы что-нибудь вроде «Расслабься, сегодня я все сделаю сам». …Well make it to the end …Что ж, доведи это до конца. Песня играла на репите дня три. И я, не постеснявшись наличия у меня парня, неплохо так под этот трек вздрочнул пару-тройку раз, фантазируя и фантазируя именно о такой ночи. Снова и снова, пока фантасмагория не впечаталась в мою память в виде ложного воспоминания момента, который никогда не происходил. …Take a hit, take a shot (oh yeah) …Сделай удар, сделай выстрел (о да!) И теперь этот трек подобен неожиданно включившемуся проектору, спроецировавшему на стену качественное порно. Он провоцирует меня вспоминать откровенную эротическую выдумку, которая добивает мой и без того перевозбужденный мозг. — Давай лучше ты, — слышу я голос Дитриха будто бы сквозь пелену и не сразу соображаю, что его слова — ответ на мой посыл нахуй. — Поднимайся, — командует он. Мне бы повыпендриваться на сей счёт, но я сейчас не в том состоянии. Готов стелиться перед старостой в любой позе, только бы он закончил мои сладкие муки. …Leave your hearts in the dust …Оставь свои сердца в прахе. Неуклюже встаю с колен Дитриха. Он, оставаясь сидеть на стуле, цепляется за шлевки моих джинсов и притягивает меня к себе ближе. Я стараюсь не смотреть на старосту. Боюсь не выдержать. Слишком эта скотина сексуальная. Потому с усилием вглядываюсь в окно за его спиной, пытаясь отвлечься. Всматриваюсь в огни вечернего города, расплывающиеся в сыплющем с неба мелком снеге. В густые облака. В морозные рисунки, украсившие углы окна. В телебашню, по которой ползает собранный из огоньков городской герб. Кажется, больше никогда я не смогу смотреть на зимний город спокойно. Момент запечатляется помимо моей воли: тихая возбуждающая музыка, запах домашней еды, потрясающий вид, открывающийся моему взору, и пронзающее тело удовольствие, когда Дитрих наклоняется (я этого не вижу), берет в рот головку моего члена, проводит по ней языком… …We aint never giving up …Мы никогда не сдаемся. …И перед глазами у меня все мутнеет. Эмоциональные фейерверки разрывают меня изнутри. Я, кажется, забываю, как дышать. И громкий стон, заглушающий музыку, оказывается моим собственным. — Быстро ты, — с невозмутимым видом комментирует староста, проглатывая мою сперму и облизывая губы. — Это было слишком неожиданно, — пытаюсь я оправдаться, одновременно с тем прислушиваясь к своему телу. Быть может, дело в вибрирующей игрушке, но я не чувствую ни малейшего удовлетворения, мне лишь становится немного легче. — Ну да, ну да, — протягивает староста, стягивая с меня сперва футболку, а затем штаны вместе с нижним бельем. — Смотри, если игрушка понравится тебе слишком сильно, я могу и взревновать, — предупреждает он. В этом я почему-то даже не сомневаюсь. Можешь стопудово! Дитрих притягивает меня вплотную к себе. Касается губами моего живота и одновременно с тем цепляется за игрушку и аккуратно вытягивает ее из меня. Зудящее возбуждение остается, но без игрушки терпеть его куда проще. Староста отбрасывает свой подарок в сторону, а затем расстёгивает свою ширинку и откидывается на стуле. — Welcome! — выдает он с самодовольной ухмылочкой. — Прямо на стуле? — уточняю я. — Почему бы и нет? — Он нас может не выдержать, — предупреждаю я. — Ну и что? — пожимает староста плечами. Кажется, когда он хочет трахаться, авантюризм начинает лезть у него из всех щелей. Что ж… Если мы упадем, я-то приземлюсь на мягкое — на Дитриха, а вот ему повезет меньше. Мне бы не помешала минутка перевести дух и составить коварный план, при котором теперь не я, а Дитрих бы стонал в голос, но староста пялится на меня с таким нетерпением, что не хочется упускать момента. Александр Саня после оргазма — услада для глаз. Чувствую исходящий от него жар. Любуюсь слегка расфокусированным взглядом и вздымающейся от сбитого дыхания грудью. Мне даже спать с Майским не обязательно, чтобы получать удовлетворение. Достаточно довести его до теперешнего состояния и сидеть любоваться. — Не остановлюсь, даже если попросишь, — заявляет Саня смело. После оргазма он более-менее приходит в себя и, судя по настрою, готов сворачивать горы. — Жду не дождусь, — протягиваю я с вызовом, опуская тот момент, что ему и стараться особо не надо. Не только Майского здесь штормит от перевозбуждения. Я и сам нехило завелся. Слишком Саня красиво стонет, чтобы оставаться к этому равнодушным. Интересно, это связано с тем, что он поет, или же причина в скрытом таланте — стонать так, чтобы партнёр даже без прикосновений доходил до состояния полного отрыва от реальности? Смазки Саня для игрушки не пожалел. И теперь несколько прозрачных капель стекают по внутренним частям его бедер. Я невольно протягиваю руку, чтобы поймать одну из капель, когда слышу тихое: — Руки убрал! Я же сказал, что сам! Сам так сам. Хотя я не прочь помучать Майского ещё самую малость. Ему не особо удобно. Но после минутной заминки, он все же осторожно опускается на мой член и шумно сглатывает. — Больно? — спрашиваю я с тревогой. — Н…нет, — выдавливает он из себя. — Ощущения странные, — бормочет он тихо. — У меня внутри как будто все горит и покалывает, — признается он. — Я думал, это от твоего подарка. Но вот его нет, а ощущения остались. — А, это, наверное, от разогревающей смазки, — спокойно отвечаю я. — Чего? — Саня лупит на меня глаза с таким выражением лица, будто я его подставил. — Ты ничего не говорил про смазку! — Так я же дал ее тебе в руки, — смеюсь я. — Мог бы и прочитать. — Мог бы и предупредить! — парирует Саня. — Считай это моим сюрпризом, — протягиваю я. — Не многовато ли сюрпризов для одного вечера?! — в самый раз. — Знай, месть моя будет страшна! — обещает мне Майский и тут же берется претворять свои слова в реальность посредством мощного насаживания на мой член. Я в ответ тяну его к себе ближе, желая прикоснуться к соскам, но чувствую несильный толчок в плечо. — Нет, — отказывает Саня. — Не трогай меня. Нигде. Вообще. Понял? — рычит он. Это насколько же тандем игрушки и смазки сделали тебя чувствительным, что ты боишься кончить от мимолётных касаний? Надо будет на досуге ознакомиться и со всем ассортиментом секс-шопа. И в первую очередь купить нормальные наручники. Очень уж они идут Сане. К глазам. Ритмичные повторяющиеся движения и давление кольца из плотных мышц легко претворяют угрозы Майского в реальность. Мне не хватает всего пары движений, когда Саня, вскрикнув, вздрагивает, а затем обмякает в моих объятьях. Так… стоп… Всё? Я ведь в этот раз даже ничего не делал! — Черт, — слышу я надсадное. — Прости. Опускаю взгляд и наблюдаю, как по моей белоснежной рубашке стекает сперма Майского. — Ну что же ты, — произношу я с наигранной досадой. — За это мне придется тебя наказать. Саня в ответ поднимает на меня недовольный взгляд. — Совсем кукухой поехал? — фыркает он, явно раздосадованный, что кончил уже во второй раз, тогда как я все ещё не дошел до логического конца даже в первый. Он не осознает, что единственная причина моей «выдержки» в том, что я слишком сосредоточен на нем. — Я тебя сейчас сам так накажу, мало не покажется! — о, а Саня реально злится. — Ну-ка пошли, — парень резко поднимается, хватает меня за ворот рубашки и тащит за собой на матрас. Я даже сказать ничего не успеваю, а уже уложен на лопатки и наблюдаю, как Майский лихо взбирается на меня. — На стуле неудобно, — поясняет он. — Дважды кончить тебе это не помешало, — замечаю я, за что получаю злой кусачий поцелуй. — Заткнись Дитрих, иначе следующей игрушкой в нашем арсенале станет кляп, — обещает Саня, вновь садясь на мой стояк. — Читаешь мои мысли, — соглашаюсь я, укладывая одну руку на бедро парня, а второй касаясь пирсы в пупке. — Я же сказал меня не трогать, — сопит Саня, ежась. — Слишком… — Хорошо? — невинно интересуюсь я. — Ощутимо, — бормочет Саня. — Ты вроде и до этого был достаточно чувствительным, — замечаю я, вопреки просьбе Майского продолжая к нему прикасаться. Не могу удержаться, грешен. — Это д… другое, — бормочет он с запинкой, приподнимаясь надо мной. — Дитрих, умоляю, убери руку! — стонет он, опускаясь обратно на член. — Мне нужен гол престижа! Немедленно! — Чего? — не доходит до меня. — Гол… престижа? Это что, из футбола? — Из него самого, — Саня силком убирает от себя мои руки. — Не знал, что ты увлекаешься, — удивляюсь я. — Смотрю иногда… мх… с батей, — шепчет Майский, не отвлекаясь от процесса. — И что такое гол престижа? — задаю я вопрос. Не в тему, но не могу не спросить. Саня будто пробуждается от наваждения. Останавливается и взирает на меня, как на идиота. — В смысле? — недоверчиво протягивает он. — Наш заучка не знает про гол престижа? Чего ты врешь, ты все знаешь! — заявляет он на полном серьезе. — А этого не знаю, — уверяю я Майского. В футболе я ни в зуб ногой. — Гол престижа, это когда сильно проигрывающая команда забивает гол, хоть он и не изменит хода игры, — объясняет Майский, вновь начиная двигаться. Я рефлекторно тянусь к его пирсингу на сосках, но Саня ловит меня за запястья и прижимает их к матрасу у меня над головой. — Что-то вроде «Мы не так хороши, но тоже кое-что умеем»? — улыбаюсь я, намеренно пытаясь отвлечься. Иначе гол престижа Майского наступит слишком рано, а мне бы хотелось полюбоваться его недовольной моськой ещё немного. — Я много чего могу! — уверяет меня Саня, после чего отпускает мои руки, резко выпрямляется, а затем и вовсе отводит корпус назад. Угол проникновения резко меняется. Действительно можешь, я в этом ни на секунду не усомнился! Я не знаю, что мое терпение подрывает раньше: изменение положения Майского или то, какой мне открывается благодаря этому вид. Разгорячённый парень, насаживающийся на твой член — настоящее испытание выдержки. А когда к виду присоединяются ещё и стоны, пытка становится почти невыносимой. Ритм стремительно нарастает. Голос Майского раздается на всю квартиру. По его торсу медленно стекает капелька пота. Неизбежное совсем близко, потому тяну руку к члену Сани, сжимаю влажную головку в кулаке и… Чувствую, как мое напряжение выстреливает в Майского, даря крышесносную эйфорию, стремительно разливающуюся по всему телу. Вслед за тем Саня обессиленно падает на меня, и я ощущаю влагу рукой, что сжимает его стояк. Поднимаю ее к лицу и разглядываю испачканную спермой пятерню. — Блять, — выдыхает Майский досадливо. — Три ноль, — выдыхает он мне в шею. — Три… один, — поправляю я его. Язык меня не слушается. Тело будто в огне из удовольствия. И в ушах шумит. Саня приподнимается надо мной. — Ты тоже? — с недоверием уточняет он. — Ну да, — шумно сглатываю я. — Не почувствовал? — Я много чего почувствовал, так сразу и не понять, — бормочет он смущенно. — Мы, выходит, одновременно что ли кончили? — удивляется он. — Плюс минус пара секунд, — порчу ему малину. — Я думал, такое только в книгах бывает, — смеётся Майский. — В книгах и между партнёрами, которые хорошо друг друга знают, — отвечаю я, делая вид, будто бы в этом эксперт. И назревает вопрос, какие же ты, Саня, читаешь книги?! Кинь ссылку, глядишь, и мне подобная литература придется по вкусу. — Но мы-то знаем друг друга не очень хорошо, — неожиданно заявляет Майский. — Это почему же? — Потому что счёт три-один. А должна быть ничья! — заявляет он. — Никто не виноват в том, что ты такой быстрый, — смеюсь я. — Никакой я не быстрый! Очень даже выносливый! Я же не виноват, что ты меня… Вынуждаешь! — фыркает Саня. — Бедный-бедный Александр Майский. Мерзкий Дитрих вынуждает его кончать! — наигранно вздыхаю я. Саня в ответ с явным усилием, но все же вновь принимает сидячее положение. — Ну все, парень. Ты попал, — выдыхает он.— Ночь-то длинная. Сравняется. — Здесь ты прав, — киваю я, а затем хватаю Майского за шею и бедро и мягко, но быстро меняюсь с ним местами, подминая парня под себя. — Ночь длинная. Саня Дитрих сидит на матрасе, упёршись спиной в стену. Уже не белая рубашка и уже не самый чистый пиджак благополучно отправлены в корзину для белья, потому староста по пояс голый, бездумно гладит мою щиколотку, вглядываясь куда-то в пустоту. А я в одной из рубашек Дитриха (трахтибидошную футболку меня попросили не надевать) — единственном предмете одежды помимо трусов, перебираю струны притащенной накануне гитары. На часах три ночи. — Уверен, что у тебя на это есть силы? — спрашивает Дитрих осторожно. — Не хочешь получить мой подарок? — удивляюсь я. — Хочу, конечно! — заверяет меня староста. — Тогда заткнись и получай! — советую я, пытаясь привести мысли в порядок. Надо сосредоточиться на струнах, но мое внимание волей-неволей то и дело перекочевывает к Дитриху. Что ж ты такой красавчик-то, а? — Просто мне кажется… — Когда кажется, креститься надо, — советую я старосте и беру первый аккорд. Руки слегка дрожат, что лишь усложняет мою и без того непростую задачу. Я уже было начинаю петь, когда пальцы срываются и гитара издает совсем не тот звук, на который я рассчитывал. — Так, погоди! Все сначала, — предупреждаю я Дитриха. — Не знал, что ты умеешь играть на гитаре, — кидает староста. — Я и не умею, — пыхчу я. — Умеет батя. Я попросил его научить меня паре простеньких аккордов. — Специально для меня? — кажется, в голосе Дитриха проскальзывает удивление. Что в этом такого особенного? Я ж тебе не планету дарю. — Ну, а для кого ещё? — пожимаю я плечами. — Правда батя сказал, что песня не очень подходит для дня Святого Валентина. Но никто ведь и не говорил, что в этот праздник можно дарить лишь ванильные оды о любви. Я подарю тебе те чувства, которые ты заставил меня испытывать до начала наших отношений и за которые теперь тебе придется расплачиваться — то есть любить меня — до конца дней своих! — подмигиваю я Дитриху, а затем вновь берусь за струны. — Блин, я что-то все забыл… — бормочу я себе под нос. — Неделю ее разучивал и все коту под хвост. — Неделю? — слышится ещё более недоуменное со стороны старосты. — Тебе ещё не надоело переспрашивать у меня очевидное? Чему ты удивляешься, я понять не могу? — поднимаю я глаза на Дитриха и встречаюсь с ним нос к носу. И когда только успел подползти ко мне так близко? — Твоей усидчивости. Ты ведь не любишь напрягаться, — напоминает мне староста. — Не люблю, — соглашаюсь я. — Но в этот раз я сам захотел… Напрячься, — произношу я и в ответ получаю лёгкий, но от того не менее болезненный поцелуй. — Коснешься моих губ ещё раз, и я расплачусь, — угрожаю я парню. — Ты и так закусал меня до полусмерти. Все тело болит! — жалуюсь я, отодвигая ворот рубашки и демонстрируя бордовые пятна. Впрочем, в этот раз и на теле Дитриха осталась парочка моих автографов. И самый яркий на самом видном месте под подбородком! Я считаю это победой. Ох и ору будет утром! — Ой, да ладно… — Дитрих пытается скрыть смущение, но у него не выходит. — Прохладно, — ворчу я. — И вообще, не мешай мне дарить тебе подарок! — давай, Саня, соберись и сбацай, как Бог! Щелкаю пальцами. Укладываю их на струны. Делаю глубокий вдох и начинаю. Дитрих …Мы пытались убить друг друга мутно и дорого, …Я искал тебя в клубах, ломал тебе рёбра. Саня знает толк в романтике. Переворачиваюсь на живот, подпираю подбородок кулаками и исподтишка наблюдаю за Майским. Он сосредоточен на гитаре и не замечает моего изучающего взгляда. Лажает немного, но так даже лучше. …И кто кого отымел, здесь всё было поровну, …Ты кусал мне губы и разбивал мне голову. …Моё сердце сейчас — это открытая рана! …Умирать ещё рано, умирать ещё рано! Рано однозначно. Мы еще не занялись любовью на новой кровати, не приобрели нормальную посуду, не напились до зеленых соплей, не разругались вдрызг и не помирились в постели пять раз кряду, не купили общую квартиру и не съехались, не завели собаку и кошку, не съездили на отдых, не нашли работу, мы еще не скучали друг по другу, не злились и не прощали. Мы только в самом начале пути. …Мы вместе горим и сами дуем на пламя, …Я слышу твой крик, когда пальцы ломаю. Невольно думаю о зарождении наших взаимоотношений. Вот уж где и горели, и дули на пламя. В основном этим, правда, занимался именно я, то вещая о жене и детях, то зажимая Саню в кабинете университета. Казалось бы, все это происходило всего несколько месяцев назад, а, кажется, будто прошло уже много лет. Даже подумать страшно, насколько сильно я изменился под влиянием Майского. А он ведь об этом, скорее всего, даже не подозревает. …Я следил за тобой, но всё равно упускал, …Я пускал тебе кровь и зал рукоплескал, …Но когда тебя не было, я не знал что мне делать, …Я любил тебя, но ты никогда мне не верил. Вспоминаю, как заявил Сане, будто надеюсь, что он найдет свою любовь. Самое неискреннее, что я когда-либо говорил в своей жизни. А он кричал мне в спину: «Так я уже нашел! Тебя!». Тогда я действительно не поверил, не придал этим словам то значение, которое в него вложил Майский. …И вот теперь он сидит в моей квартире. На моем матрасе. В моей рубашке на голое тело. И горланит посреди ночи песню, которую выучил не для кого-нибудь. Для меня. …Когда прятался в ванной, я выбивал к тебе двери, …Но если столько любви, то ярость можно измерить. Как же мы друг на друга злились, господи боже. С такой же силой, с которой теперь я слепо… — Люблю тебя, — выдыхаю я тихо, пока Майский поет припев. Это трусливое «люблю тебя». То, которое пока не расслышать. Но ведь и это уже кое-что? — Я очень тебя люблю, — повторяю я одними губами. Когда-нибудь я решусь сказать это громче, глядя тебе в глаза. Ну, а пока… …Моё сердце сейчас это открытая рана, …Умирать ещё рано, умирать ещё рано.