Лучше, чем ничего

Александр Этот разговор происходит примерно месяц назад… Я решаю задание по матану, которое, как считает Саня, мне затем следует благородно дать ему списать, но сделает он это, как считаю я, только через мой труп. Учеба все ещё является для нас с Майским своеобразным камнем преткновения. Иногда у меня выходит настоять на своем и заставить Саню готовиться к очередному занятию вместе со мной. В другие дни любые мои попытки воззвать к голосу его разума оказываются тщетными, и тогда Майский сидит рядом и слушает музыку или и того наглее, укладывает голову мне на колени и беззастенчиво дрыхнет, пуская слюни мне на штаны. В самом начале наших отношений я очень беспокоился из-за того, что буду неосознанно давить на него, требуя сделать что-то, что, по моему мнению, правильно. Эти беспокойства не беспочвенны. Иногда действительно давлю. Я не учел только одного нюанса. Давить на Саню бесполезно. Можно целый день ходить за ним хвостом и бубнить: «Сядь за задание, сядь за задание, сядь за задание», а он в ответ либо будет лыбиться, либо и того хуже — полезет ко мне с поцелуями. В общем, Майский слишком хорошо знает, как избегать острых углов моего гундежа. Вертит мной, как хочет, хитрая сволочуга. В тот день Саня не настроен учиться, потому, пока я пыхчу над вычислениями, он решает постоять под душем. Помню, как раз застреваю на середине задания, когда шум воды перекрывает трель телефонного звонка. Саня всегда таскается в ванну с телефоном с неизменно врубленной на нем музыкой. Но тогда пение вокалиста сменяется неприятным пиликаньем, потому что Майский слишком ленив, чтобы ковыряться в телефоне и выбирать рингтон для звонка. Единственный человек, ради которого он все же слазил в настройки, это я. Если звонок от меня, телефон Сани разрывается от непонятного мне: …Выпей до дна меня …Со вкусом пламени. …Губы твои так пленят — это яд. …Выпей до дна меня — это талант! …На языке таю, как тает весна. …То, что не растает, впитает десна …И нам не до сна! …Я кубик льда! Да. Да, блять. Песня про кубик, сука, льда. В понимании Сани, кубик льда — это я! — Ты ебанутый? — справедливо вопрошаю я, услышав песню впервые. — Люблю тебя! — выдает Саня в ответ, полностью меня обезоруживая. Ну, раз нравится, хер с тобой, золотая рыбка. Кубик льда так кубик льда. …Саня вырубает воду и берет трубку. Подслушивать в мои планы не входит, вот только не сделать этого, учитывая размеры моего жилища, весьма сложно. Благодаря близости соседних помещений и миллиметровой толщине стен я знаю, что сверху живёт какой-то Григорий, который не может выбрать между Машей и Леной. Я бы на его месте выбрал Лену, потому что, когда они трахаются с Машей, от ее стонов даже у меня сводит скулы и стынет кровь в жилах. Когда секс соседа с Машей я услышал в первый раз, сперва хотел вызвать полицию, испугавшись, что кого-то надо мной убивают. Мне всегда казалось, что такое действо должно у окружающих вызывать либо зависть, либо раздражение, либо возбуждение. Но в случае с безликой Машей хочется завернуться в одеяло и расплакаться. Имени соседа снизу я не знаю, зато почти уверен в модели его перфоратора. Да, дом новый и звуки ремонта на данный момент, что переливы соловья в лесу, но только этот долбоеб считает своим долгом периодически включать свою ударную машину в четыре утра. Не знаю, как это работает. Возможно, у него бессонница. Или биологические часы тикают таким образом, что на четыре утра выпадает пик его активности. Честно говоря, мне плевать. В четыре утра я думаю лишь о том, что сосед многое теряет, не засовывая перфоратор себе в задницу. Соседка справа от меня — молодая девушка с маленьким ребенком. И этим все сказано. Ещё парочка бессонных ночей и можно договариваться с ней о графике, когда к ребенку будет подходить она, а когда я, ибо каждое пробуждение детёныша я слышу так же хорошо, как если бы он ревел у меня над ухом. Нет-нет, у меня нет претензий. Это же ребенок. Но боже, как же хочется выспаться… Только слева соседей нет. Там улица. Так что левая стена моя любимая. Зная, как хорошо я слышу соседей, логично предположить, что и они в свою очередь неплохо слышат нас с Саней… Потому я, понимая, что и у самого рыльце в пушку, не тороплюсь идти на конфликт и усиленно во время секса зажимаю Сане рот. Не то, чтобы этот способ был эффективен, но… Лучше, чем ничего! Так вот, благодаря волшебной звукоизоляции и близости Сани, я невольно слышу его разговор. Звонит Макс, к которому я до сих пор Майского тайно ревную. Но мы сейчас не об этом… Макс сообщает Сане, что у него появилась девушка и у нее скоро день рождения, и спрашивает у Майского совета насчет того, что ей можно подарить на предстоящий праздник. Саню как обычно не смущает ни то, что он не знает девушки Макса, ни то, что вообще слышит о ней впервые. Он тут же начинает сыпать разноплановыми предложениями, подспудно выуживая у друга информацию, которая бы помогла удачнее подобрать презент. Саня мне не раз говорил, что день рождения — это святое, а именинник в этот день — царь и Бог. И каждый раз, когда где-то слышится заветное «ДР», Саня бежит помогать в организации. Даже если организовывать нечего. Вы когда-нибудь видели, как организуют Ничего? Нет? Саня в этом неиронично профессионал. Я стараюсь не вслушиваться в слова, отвлечься на задачку, потому что мне неприятно то, что я оказываюсь свидетелем вещей, которые меня не касаются. Благо, разговор заканчивается быстро. Саня прощается с Максом, но после того, как тот отключается, не торопится возвращать музыкальное сопровождение и не включает воду. С минуту в квартире царит гнетущая тишина. Затем следует то ли испуганный, то ли восторженный вопль, от которого я подскакиваю на месте и почти зарабатываю инфаркт. Я уже собираюсь бежать спасать Саню, но он вываливается из ванной комнаты первым. В одном лишь полотенце, обернутом вокруг бедер. С мокрыми взъерошенными волосами. И подозрительно пристальным взглядом, устремленным в мою сторону. Мне бы напрячься, но мой взгляд волей-неволей начинает ползать по оголенным частям тела Сани. Приятное зрелище напрочь выбивает у меня из головы мысли об учебе. Когда дело касается Майского, я неожиданно слабый духом человек. — Ты! — выдыхает Саня, стремительно приближаясь ко мне, разворачивая к себе недавно купленный компьютерный стул, на котором я сижу, упираясь руками в подлокотники и нависая надо мной. — Я-я?.. — недоуменно протягиваю я, усиленно размышляя, станет ли уместным, если я прямо сейчас протяну руку и стащу с Майского полотенце? Можно ли его поведение рассматривать, как намек? Или необдуманность действий? Что вообще за неожиданная перемена в настроении? — Ты что же… Родился пятого мая? — спрашивает Майский с непонятным мне волнением. — Ну… Да, — киваю я. На дворе, если что, первое апреля, в честь которого Майский уже успел подшутить, утром вручив сонному и ничего не соображающему мне кофе с коньяком, вместо сливок. Невероятно смешно, учитывая, что я сегодня выступал на конференции. И исходящее от меня коньячное амбре незамеченным не осталось! Саня смеялся до слёз. Я не смеялся. Я строил планы по тому, как вечером Майский будет расплачиваться передо мной за все свои прегрешения. — Пятого мая, — протягивает Саня, постукивая пальцем по подбородку. — Ты только узнал, когда у меня день рождения? — улыбаюсь я, очарованный такой бурной реакцией. — Так ты не говорил! — хмурится Саня. — Так дата в ВК, — парирую я. — А ты, значит, знаешь, когда мой др? — морщится Майский, видимо уверенный в отрицательном ответе. — Конечно, знаю, — киваю я. — Девятнадцатого июля. Знак зодиака Рак. Саня сперва лупит на меня глаза, затем принимает задумчивый вид. — А твой знак зодиака? — зачем-то спрашивает он. — Телец, — отвечаю я со вздохом. — Круть, надо будет погуглить совместимость! — заявляет Майский. — Но ты-то сам понимаешь, что это значит? — спрашивает он, вновь приближаясь ко мне. — Что значит то, что я телец? — недоумеваю я. — Я не верю в знаки зодиака. — Я тоже не верю, — отмахивается Саня. — И не о том. Твой день рождения пятого мая! — повторяет он, ожидая, что его слова произведут на меня фурор. Но они не производят, потому что я уже почти двадцать лет в курсе даты своего рождения. — Ну и что? — пожимаю я плечами, отчаявшись понять, отчего Майский выглядит таким взбудораженным. — Как это, что?! — всплескивает он руками. — Как это что, Дитрих?! Ведь получается… — Саня наклоняется ко мне совсем близко, смотря мне в глаза не мигая, — что ты майский, — произносит он. — Э-э-э… — не сразу до меня доходит смысл сказанного. — Ты родился в мае! Значит, Майский! Ты! Майский! — разводит Саня руками. А ты дурак… — Саня, у тебя все в порядке с головой? — хмурюсь я, не разделяя восторга своего парня. Майский на это лишь счастливо лыбится и уходит обратно в ванную. На тот момент мне кажется, что разговор о сомнительном празднике закончен, но хер там плавал. Врать не стану, свой день рождения я не очень люблю. Каждый год эта дата превращалась для меня в настоящее испытание. Конечно, мама готовила что-нибудь вкусное. Мне даже дарили далеко не дешевые подарки. Но домашний торт не радует душу, когда ты сидишь под надзором родителей, ласково напоминающих тебе о том, что прошел еще один год твоей жизни, а ты все еще ничего не добился. Посмотри, Саша, вон Вася Пупкин в твоем возрасте уже поехал на национальную конференцию по навозу, а ты тут сидишь и ничего не делаешь! Разве можно быть таким безынициативным? Где твои амбиции? Мы тебя воспитывали не таким! Неужели ты ничего не хочешь добиться в этой жизни? А я в ответ всегда думал, что хочу только одного: чтобы меня оставили в покое. Презенты — и того хуже. При одном только слове «подарки» у меня начинает дергаться левый глаз, потому что они всегда делились на две категории. Первая категория подарков — то, что мне изредка, но дарили одноклассники или Таня: книги, сладкое, элементы одежды вроде галстука. Со стороны родителей они всегда подвергались жесткой критике. «Тебе это не надо, — говорили они, — выбрось этот мусор», — и ведь выбрасывал же. Не хотел, но даже если что-то припрятывал, это все равно позже оказывалось в мусорном ведре. Вторая категория подарков — дары родителей, которые мне вручали исключительно с чеком, чтобы я видел, сколько на них, а значит и на меня, было потрачено денег. Такие вещи многим пришлись бы по вкусу, но для меня новый гаджет или дорогущий костюм казался очередным камнем, подброшенным в мешок, что тащил меня на дно. Так что день рождения — день моего личного траура. Но Саня с этим мириться не собирался. Через неделю Майский неожиданно заявляет, что он придумал мне подарок на день рождения. Но есть один нюанс: он не сможет приходить ко мне до самого пятого мая. Только от этой новости я уже не в восторге от складывающейся ситуации. — Нет, погоди! — упрямлюсь я, рыча в телефон. — Какого хера? Не нужен мне подарок! — уверяю я его. Мне Ты нужен, дебил. — Может и не нужен, но он тебе понравится! — заверяет меня Саня. — Нет, не понравится! Если из-за него я не смогу видеться с тобой, на черта он мне?.. — Дитрих, не паникуй! — осекает меня Саня. — Будем мы видеться. Пары-то никто не отменял. И в ВК переписываться с тобой я готов с утра до ночи! Просто я не буду приходить к тебе в гости. — Просто? — ощетиниваюсь я. — Это непросто! Это совсем не просто! — знаю, что немного перебарщиваю с эмоциями, но поймите меня правильно, с момента, как мы начали встречаться с Саней, я еще ни разу не оказывался один больше чем на несколько дней. Я уже привык, что в основном Майский рассиживает у меня, занимает большую часть кровати, как саранча сжирает все, что находит в холодильнике, по полтора часа торчит в ванной или ведет со мной холодную войну за ноутбук, на котором я хочу позаниматься, а он — посмотреть сериал. То есть как это ты перестанешь все это делать?! Я против. Я против! — Да, будет тяжеловато, но я уверен, три недели без секса ты вытерпишь! — продолжает вещать Саня, явно улыбаясь. Напомню, что в январе, когда я сам запретил приходить ко мне, пока не будет сдана сессия, ты выражал крайнюю степень возмущения оным решением! А там срок воздержания изначально подразумевался куда короче! Но дело-то не в этом! — Да причем здесь секс?! — взрываюсь я. — И не три, а четыре! Четыре недели! — Дитрих, хорош! Все будет на мази! На какой, нахуй, мази? Геморройной?! Какие бы доводы я ни приводил, Майский настаивал на своем. Я знал, что, если ему что-то взбредет в голову, он тот еще упрямец. Но не думал, что настолько! Упрямый баран! — Черт с тобой, — сдаюсь я спустя почти сорокаминутный спор, в процессе которого все мои доводы разбиваются о единственное: «Я хочу сделать тебе подарок! Это твой подарок! Это для тебя!». — Если тебе этого так хочется… На этом конфликт можно было бы считать исчерпанным. По факту так оно и было. Но адская шарманка в моей голове на сей счет имеет свое мнение. После нашего разговора Саня пропускает почти неделю обучения, на мои справедливые возмущения лишь посылая подмигивающие смайлики. — Ты заболел? — Не-а. — Что-то случилось? — Не-а. — А хули ты тогда не в универе?! — Секретик! — В жопу твой секретик! — Всему свое время! Бесил меня до трясучки, при этом бомбардируя мой ВК с восьми утра до двенадцати ночи. Музыка, мнение о просмотренных сериалах, впечатления от обеда, «Эй, видал, какая погода сегодня пиздатая?!». Видал. Но лучше бы я тебя повидал. — Раз ты ко мне приходить отказываешься, так может, я наведаюсь к тебе? — скромно интересуюсь я, спустя неделю без Сани уже начиная потихоньку лезть на стены. — Ни в коем случае! Я тебе дверь не открою! — заявляет он. — Это еще, блять, что значит?! — рычу я. — Именно то, что я сказал! — говорит Саня и снова смеется. Такой счастливый, что я ненароком начинаю думать, а не связано ли его хорошее настроение с тем, что рядом нет меня? Наверное, дышится куда легче, когда твой душный парень не мозолит тебе глаза двадцать четыре на семь, верно? Затем Майский на парах таки нарисовывается. В этот же день я уволакиваю его в укромное место и требую объяснений. Саня лишь лыбится. Отвечает кратко и будто бы сквозь зубы. Гнет свою версию про подарок. И я ему верю. Ему — да. Себе — ни в коем случае! Ненароком начинаю размышлять, что я сделал не так, из-за чего мой парень не хотел бы видеть меня столь длительное время. В том, что я где-то провинился, сомнений нет! Я во всем виноват! И то, что я не знаю причины, лишь подтверждает мою вину! Я был не слишком внимателен! В попытке погасить волну самобичевания, я наклоняюсь поцеловать Майского, но он, к моему ужасу, уклоняется! Правда затем, видимо прочитав мое выражение лица, дарит мне легкий поцелуй в уголок рта. И все! — Будь терпелив! Жди дня рождения! — кидает мне Саня, при этом зачем-то отворачиваясь от меня в сторону. Будто не хочет смотреть в глаза. Терпение здесь ни при чем. Я боюсь тебя потерять. Зря накручиваю себя? Быть может. Вот только… Саня не хочет ко мне приходить, избегает моего взгляда и, несмотря на бомбежку сообщениями в ВК, не желает со мной говорить в реале. Какие еще тут можно сделать выводы?! На самом деле выводов, полагаю, можно сделать несколько и не столь мрачных, к которым прихожу я, но у меня в голове уже засела ядовитая мысль и так просто от нее не избавиться. Есть только одна возможная причина подобного поведения со стороны Майского (как мне кажется). Сане надоело. Саня устал. Саня понял, что я — не лучшая кандидатура для пары на всю жизнь. И я его не виню. Действительно не лучшая. — Он бросит меня, — сообщаю я Тане замогильным голосом в этот же вечер. — Это с хуя ли? — раздается из телефона. Я в ответ объясняю ситуацию. Таня хранит недолгое молчание, прежде чем, наконец, отвечает: — Значит, он сказал, что готовит подарок? — Да. — Хм… знаешь, что это значит? — протягивает Таня встревоженно. — Что? — спрашиваю я, переставая дышать. — ТО, ЧТО ОН ГОТОВИТ ТЕБЕ ПОДАРОК, ИДИОТА ТЫ КУСОК! — неожиданно орет подруга мне на ухо. — Подарок, из-за которого мы не можем видеться до самого моего дня рождения? Это же бред! — упрямлюсь я, хотя от слов Тани сразу становится легче. Знаю, что накручиваю себя зря. Знаю, что подобные подозрения — это нечестно по отношению к Сане. Знаю я это всё! Но я не могу избавиться от почти животного страха потерять Майского. — Бред — думать, что парень, который разве что пылинки с тебя не сдувает, неожиданно решит тебя кидануть! — заявляет подруга. — Не то чтобы прям пылинки, — вяло мямлю я. Вообще-то Майский действительно постоянно печется о моем комфорте, умело находя компромиссы в любой ситуации.  — Я не знакома с Саней, но одну вещь о нем поняла: если бы он захотел тебя бросить, он бы взял и бросил. Нахуя ему такую радость хранить до твоего дня рождения? Он же не садист! — продолжает бушевать Таня. — Но… — Саша, харэ ебать себе мозги! Дай пацану порадовать тебя, что бы он там ни задумал, — требует она. — Может, он песню новую учит. — Как песня может помешать нам видеться? — Или решил сделать эпиляцию всего тела… — Что? — Что? Разве тебе бы не понравилось? — Без понятия, никогда об этом не думал и эпиляция так же не… В общем, на ближайшие недели фортуна к Тане поворачивается жопой, потому что до самого наступления дня рождения я планомерно выношу ей мозги изо дня в день. И ее доебываю, и себе заскучать не даю. Нервы натягиваются как струны. Аппетит пропадает. Сон по ночам прерывистый и беспокойный. И то и дело по всему телу проходит непонятная дрожь. Пару раз мне даже кажется, что меня вот-вот накроет… Как в старые-добрые. Но не накрывает. Даже не знаю, почему. То ли я словил недостаточно стресса, то ли научился кое-как с этим справляться. То ли причина в том, что все действия Майского буквально кричат о том, что беспокоюсь я зря. И вот пятое мая. На часах «00:00», когда мой телефон вибрирует, указывая на входящее сообщение. Я вздрагиваю и пробуждаюсь от беспокойных грез. Сонно протираю глаза, нацепляю очки и взираю на вспыхнувший экран. SMS от Сани. Мне бы радоваться, но я почему-то испытываю очередной приступ страха. Даже думаю проигнорировать сообщение до утра, но понимаю, что не засну, пока не открою его, потому разворачиваю послание и вчитываюсь в три слова: «С др, йопта!» Это всё. В первую секунду хочется вышвырнуть телефон в окно, но я усилием воли подавляю в себе это желание. Все же телефон стоит денег, которых у меня нет. С др, йопта? Я тебе такое йопта утром покажу, только дождись! Не успеваю представить всю палитру гнева, которая отразится на моем недовольном лице поутру при виде Сани, когда от него прилетает новое сообщение: «Дверь открой». Вздрагиваю повторно. Что? Дверь? Сейчас? В смысле, дверь? Входную или подъездную? Наверное, входную. Но как ты преодолел домофон в двенадцать ночи? Шумно выдохнув, откладываю телефон в сторону и встаю с постели. Мне бы радоваться, но я, сука, в ужасе! За эти четыре недели я накрутил себя достаточно для того, чтобы сейчас быть уверенным на девяносто девять и девять десятых процента в том, что Саня расстанется со мной. Расстанется в эту самую минуту. Саня Да-да-да, начать встречаться с человеком и не узнать даты его рождения — лёгкий проеб с ароматом говна. Но главное, что я вовремя сориентировался! Ну… Почти вовремя… Больше чем за месяц, пусть положения моего этот месяц и не спасает. Почему не спасает? Да потому что мои финансы поют романсы даже круче, чем это делаю я сам. Да, попроси я денег у бати, и он бы выдал мне щедрую сумму денег для нормального подарка, вот только… А где же душевность? И можно ли считать подарком от меня то, что куплено на чужие деньги? Вот если бы я сам заработал пару шекелей, ценность презента явно бы возросла, потому что он стоил бы не просто n-ой суммы, но десятков часов моей прилежной работы! А на деньги бати я могу купить только подарок от него. Заведя речь про подработку, подвожу вас к причине, по которой все же считаю, что о дне рождения Дитриха я узнал поздновато. Предположим, у меня уйдет неделя на ее поиск (при самом хорошем раскладе), это не гарантирует того, что ровно через месяц я получу свои деньги. Нет. Скорее всего, во временные рамки я не уложусь. Можно было бы понадеяться на авось, как я это делаю обычно. Но не в этот раз! Моя интуиция подсказывает мне, что предыдущие дни рождения у Дитриха проходили так себе. А я намереваюсь пресечь череду плохих праздников старосты. Вот только что же ему подарить, чтобы продемонстрировать всю глубину моих чувств и при этом не залезть в чужой кошелек? Что-то индивидуальное. Чтобы он сразу понял, что это исключительно от меня исключительно ему! Да уж, задачка. Матан отдыхает. Несколько дней я ломаю голову, даже не представляя, в каком направлении размышлять в принципе. А затем меня посещает озарение. Идея приходит настолько неожиданно и кажется такой фантастической, что я решаю сразу взяться за ее реализацию. В моей гениальной задумке присутствует лишь один негативный момент: дабы не спалить подарок перед Дитрихом, мне следует сократить до минимума наше с Сашей общение до самого его дня рождения. Да-да-да, знаю, что вы скажете. Саня, какого черта, ты сам был готов съесть Дитриха с потрохами, когда он поставил тебе подобное условие. Так-то оно так… и легко пережить этот период я не планирую. Зато… подарок! Он стоит подобных жертв! Дитрих стоит подобных жертв! Я в этом уверен! Вера верой, но через недельку после заявления Дитриху о том, что не появлюсь на пороге его дома до самого пятого мая, я начинаю скисать. То ли потому что из-за подарка мне пришлось пропустить универ, и из-за этого Дитриха я вообще не видел, то ли потому что, появившись на парах, я замечаю, что что-то не так. Староста выглядит дерганым. Расстроенным. Будто бы погруженным в собственные явно мрачные мысли. Я интересуюсь у него, все ли в порядке, а в ответ получаю сухое: — В порядке. Так он будет отвечать мне и следующие три недели. И все эти три недели я буду чувствовать, что он мне врет. Но почему врет, я не понимаю. Может, проблемы с каким-то предметом? Или предки очнулись, наебывают на телефон и выносят мозги? А может, опять тревожат эти его приступы? Блять, вот почему он молчит? Почему не рассказывает? Не хочет портить мне настроение? А может… может, у него другой мужик поя… Да нет, Саня, посмотри на себя, ты вне конкуренции! Нет для Дитриха никого лучше тебя! Дело не в мужиках, это ясно. Но что-то все же происходит. И это что-то Дитрих умалчивает! Три недели я мельком неотрывно наблюдаю за Сашей, надеясь понять, что произошло. Но в голове ни единого варианта, а мое беспокойство за Дитриха начинает потихоньку расти. Но мои попытки вывести его на разговор в ВК ничего не дают, а вживую поговорить я с ним нормально пока не могу! В результате за пару дней до дня Икс я, отчаявшись, приседаю на уши бате. — Как думаешь, в чем причина? — спрашиваю я, перед этим подробно рассказав обо всех своих волнениях. Батя окидывает меня тяжелым взглядом:  — Саня, у нас в семье, конечно, гениев никогда не было, но это даже для Майских уже чересчур, — заявляет он. — В смысле? — луплю я глаза на батю. — В прямом, — вздыхает он. — Ты и есть причина такого поведения Дитриха. — Я? — не верю я своим ушам. — Да я-то здесь при чем? — А при всем, Саня! — настаивает батя. — Для тебя что, внезапно стало открытием, как твой мужик любит поебать себе мозги? — Нет, об этом я осведомлен из первых рук. — Вот. А теперь представь, какие мысли крутятся в его голове все эти четыре недели, — предлагает мне батя. — Ну… подарка, наверное, ждет не дождется, — предполагаю я. — Ага, конечно, — скептически фыркает он. — Небось, уже твердо решил, что ты намерен послать его нахер. — Да с чего бы? Я же ему сразу сказал про подарок! — не понимаю я. — Но ты же не сказал, какой это подарок, — настаивает отец. — Нет, конечно. Это сюрприз! Я зря, что ли, шифруюсь? — Вот именно… Шифруешься. И он однозначно рассматривает твое поведение через призму бесконечной череды собственных комплексов. — То есть… я во всем виноват? — прихожу я к неутешительному выводу. Первый порыв после этого — подорваться, прибежать к Дитриху и чистосердечно рассказать ему о моей задумке, но… Блин, четыре недели терпел, еще и Дитриху, как оказалось, нервы потрепал. И все коту под хвост? Нет уж… Пара дней погоды не сделают. Единственное… Если сперва в день рождения я хотел наведаться к Дитриху после пар, то теперь решил не тянуть кота за яйца и нарисоваться у его порога, лишь пятое мая вступит в свои права. Припираюсь к дому Дитриха за час до нужного времени. Наворачиваю круги по двору, а затем вижу, как выгуливавший собаку мужчина идет к нужному мне подъезду, и плетусь за ним. Звонок в домофон — это тоже неплохо. Но лучше оказаться сразу у входной двери. Чтобы от меня оказалось невозможным ни спрятаться, ни скрыться. Лишь часы показывают «00:00», я отправляю душевное поздравление. Знаю, что у Дитриха чуткий сон, так что даже если он уже спит, то точно проснется. Выждав пару секунд, отправляю следующее. Жду. За дверью тишина. Не проснулся, что ли? Телефон поставил на беззвучный? Не хотелось бы колотить кулаком в дверь. Но если что, я не постесняюсь. А, нет. Слышу тихие шаги. Отлично! Дверь распахивается, и я сталкиваюсь взглядом с Дитрихом, выражение лица у которого такое, будто к нему пришел не я, а как минимум наряд полиции. — С днем рождения! — выкрикиваю я бодро и протягиваю старосте букет белых роз. Я прочитал, что белые розы типа символизируют чистую и вечную любовь. Не думаю, что Дитрих сечет в таких нюансах. Да и вообще цветы я купил чисто по приколу. Но реакция именинника на них слегка сбивает меня с толку. Сперва Саша непонимающе оглядывает меня с ног до головы, будто не веря, что на его пороге действительно я. Затем протягивает руки и бережно забирает у меня букет. Выглядит он растерянно, очень трогательно, но… искренне счастливо! — С… спасибо, — выдавливает Дитрих из себя, — красивые, — бормочет он себе под нос, при этом… краснея? В моем воображении эта сцена выглядела немного иначе. Я думал, что Дитрих назовет меня ебанутым и сообщит, что он вообще-то не девчонка. Вот только с чего я вообще взял, что цветы любят только девчонки? Я что, дурак? Я дурак. А Дитриху нравятся цветы. Реально нравятся! Так, а что еще тебе нравится? Свечи? Аромалампы? Скрабы для тела? Ты только скажи, я все принесу! — Мне, правда, некуда их поставить, — выдыхает Саша сконфуженно. Будто ему за это стыдно. При этом Дитрих наклоняется к розам ближе, закрывает глаза и втягивает цветочный аромат. Я наблюдаю за ним с лёгким недоумением, но в то же самое время безбожно очарованный собственным мужиком. Да, мы недолго вместе, но мне почему-то казалось, что удивить Дитрих меня уже не сможет. Это потому что я приготовился к любым психам с его стороны, к аграм и бугуртам. А вот к тому, что он с цветами будет обниматься, приготовиться забыл. Сука, как же я хочу тебя сейчас засосать! Но всему свое время… Короче, надо реально брать подработку и заваливать Дитриха цветами каждую неделю. Такой счастливый, я не могу! — Говно вопрос, я все продумал, — с секундной заминкой сообщаю я Саше, стягивая со спины рюкзак и вытаскивая из него небольшую вазу из Fix Price. Фирма веников не вяжет, фирма делает гробы. Я прошаренный чувак, и пусть цветы задумывались как шутка, это не значит, что я не подумал о том, что мы будем делать с ними после того, как Дитрих запульнет в меня букет. Так он еще и не запульнул… Пранк настолько вышел из-под контроля, что перестал им быть. — Вау, здорово! — вазе Дитрих рад чуть ли не так же сильно, как и цветам. Какого хера?! Почему я не знал об этой твоей черте? Это же безумно мило? Крышесносно мило? Мило на максималках?! Мне как теперь с этим жить??? Саша забирает у меня и вазу, а затем уходит вглубь квартиры. Я же прохожу в маленький коридорчик и закрываю за собой дверь. Дитрих счастлив, значит и я счастлив. Но вместе с тем на его лице я успеваю прочитать еще одну эмоцию. Облегчение. А значит батя был прав… Эта идиотина реально думал, что я его кину? Ебал себе мозги, не жалея ментального члена? Небось, стер его до мозолей. То есть… Как ты вообще мог позволить себе предположить, что я способен тебя бросить? Ты охренел? Ух, как меня это злит! Невероятно злит! Ничего-ничего, сейчас я на тебе оторвусь. По полной программе. Скинув кроссовки и повесив джинсовую куртку на крючок, прохожу в комнату. Дитрих наполняет вазу водой, а затем принимается ковыряться в цветах. — Кажется, Таня как-то рассказывала мне, что розы надо подрезать, прежде чем ставить в воду, — заметив мое недоумение, поясняет Саша и вновь переключает все свое внимание на букет. — Честно говоря, я без понятия, — пожимаю я плечами. — Погугли, — советую я, подходя к парню сзади и обнимая его за торс со спины. Дитрих вздрагивает, будто подобное поведение с моей стороны для него неожиданность. Совсем без меня одичал, да? С этого момента я зарекаюсь проводить подобные «эксперименты». Больше никаких четырёхнедельных разлук. Даже ради подарков. Одного раза более чем достаточно. Понял, принял, выводы сделал. — Ты что, похудел? — хмурюсь я, жамкая Дитриха и не сразу понимая, что не так. Блин, реально похудел. Я ещё маленький торт принес от «Палыча». Он в рюкзаке. Помяни мое слово, Дитрих, ты из этой квартиры не выйдешь, пока не сожрешь его весь без остатка. — Я не взвешивался, — доносится до меня смущенное ворчание. — Где мой жирок, я тебя спрашиваю?! — взываю я Сашу к ответу. — У тебя на жопе, — фыркает он. — Я думал, что жирок на моей жопе твой, — смеюсь я, укладывая подбородок Дитриху на плечо. — Забей на цветы, позже поставишь, — поняв, что Дитрих не отвлекается от поставленной задачи, прошу я. — Так завянут же, — слышится возмущение. И я только сейчас замечаю, что уши у Дитриха красные. Да сегодня день смущения, как я посмотрю. Это цветы тебя так раззадорили? Или мое длительное отсутствие? Обычно-то Саша такой весь из себя строгий, чопорный перец, к которому на сраной козе не подкатишь. А тут, гляньте-ка, нежная ты моя фиалка. — Хер с тобой, занимайся цветами, только поспеши. Мне же ещё подарок тебе вручать! — бросаю я как бы невзначай. — Подарок? — резко оборачивается Саша, реагируя именно так, как я и надеялся. — Разве не это твой подарок? — тычет он пальцем в вазу и цветы. — Нет, это так… По приколу… — отмахиваюсь я. — Основной подарок другой. А, и еще тортик, — вытаскиваю я из рюкзака небольшую коробку и ставлю на кухонную столешницу. — И так слишком много всего, — заявляет Дитрих, ловко орудуя кухонными ножницами в отношении роз. — Я бы так не сказал, — спорю я, начиная прохаживаться по небольшой комнате из угла в угол. Была бы у меня возможность, так твоя хата, Дитрих, ломилась бы от подарков. Но пока я нищий, как монастырская мышь. В будущем, впрочем, я обязательно эту проблему решу и уж тогда, Саша, берегись. Помяни мое слово, ты в моих подарках утонешь! Мне не терпится «вручить» основной презент, но вместе с тем я беспокоюсь, а не превратится ли он в херню. Нервничаю. Пиздец, как нервничаю. А вдруг я сделаю что-то не так? Или просто выйдет «никак»? «Никак» — это ведь даже хуже! Дитрих, прислушавшись к моей просьбе, быстро разбирается с цветами, ставит вазу в центр небольшого стола и затем выжидательно смотрит на меня. — Готов? — расплываюсь я в улыбке. — А что, это подарок, к которому надо готовиться? — усмехается он. — Вот сейчас по твоей реакции и поймём, — подмигиваю я, хватаю Дитриха за руку, подвожу к кровати и усаживаю его на мягкий матрас. Сам сажусь перед ним на пол на колени. Думаю, Дитрих бы быстрее врубился в то, к чему все идет, загляни я к нему в середине дня. Но сейчас он ещё сонный и вялый, а потому я могу держать интригу до последнего. — Если подарок, из-за которого я не видел тебя четыре недели — секс, я тебя голыми руками придушу, — обещает мне Саша, при этом уже наклоняясь, чтобы поцеловать меня. А вот хрен тебе. Рано! — Не зарекайся, — смеюсь я. — С днем рождения, Дитрих! — повторяю я уже в который раз и высовываю язык, на котором теперь красуется шарик пирсинга. Собственно, вот он. Мой тебе подарок. Лично для тебя и ни для кого другого. — Ты… — Я. — Это же… — Да, оно. — Так вот почему… — А ты думал, почему? — смеюсь я. — От меня так просто не избавиться. Ещё взвоешь, — обещаю я. — Ну, а теперь надо срочно это опробовать! Давай, Дитрих, сЫмай портки, принимай подарок! — заявляю я, хватаясь за резинку пижамных штанов Саши. — Ч… Чего?! Александр Такого поворота событий я ожидал меньше всего. Расставание, скандал, серьезный, морально тяжёлый разговор — вот на что я настраивался. А на то, что нагрянуло по факту — НЕТ! — Я… Устал! — заявляю я в ответ на просьбу Майского избавиться от пижамных штанов и, полагаю, нижнего белья под ними. В моем заявлении немного лукавства. Я и правда устал, потому что в попытке отвлечься от поебывания своего мозга, ушел в учебу рьянее прежнего. Ещё и заказов набрал больше, чем мог потянуть без ущерба для сна. Так что в последнюю неделю, когда мои натянутые струной нервы начали потихоньку лопаться, я, дабы не психануть, спал часа по три, все остальное время как больной решая контрольные и самостоятельные. Даже неплохие деньги поднял, хотя о них я на тот момент думал в последнюю очередь. Да и в деньгах нет особой нужды, когда тебе кажется, что ты в шаге от бесславной кончины, ведь расставание с Майским казалось мне подобным смерти. Я сдал почти все свои заказы в вечер перед днём рождения, вымотавшись настолько, что к девяти часам меня начало беспощадно рубить. И разбуженный в двенадцать Майским чувствую я себя не намного бодрее. Это, конечно, никак не влияет на тот факт, что секса хочется, хоть волком вой. Мне сейчас, ой, как не помешало бы слить в Саню весь накопившийся за это время стресс и напряжение. Но… Но не так, как предлагает Майский. Точнее… Блять, конечно, я бы не отказался от минета! И все же… — Чего? — Майский делает вид, будто не расслышал. — Устал, говорю, — стараюсь выговорить спокойно. — Гонишь, — щурит Саня глаза. — Нет, правда. — У тебя стояк, — парирует Майский. Конечно, у меня стояк! Четыре недели секс-поста, я, по-твоему, железный? — Я серьезно. — Вообще, твоя усталость — не проблема, — неожиданно заявляет Майский. — Тебе ведь ничего делать и не надо! Лежи и кайфуй, я все сделаю сам! Вот же упрямый! — Да дело не… — я недоговариваю, потому что чувствую, как Саня вновь начинает активно стаскивать с меня штаны. Я же хватаюсь за резинку и старательно удерживаю ее в первоначальном положении. — Да в чем проблема? — хмурится Майский. — Ты что, за месяц перестал меня хотеть? Если так, говори прямо, — выдает он, хмурясь. И я вижу, что Саня начинает злиться. Майский и «злиться» — очень редкое сочетание. Это заводит. Разозлись сильнее, мне это нравится. — Ты что, идиот? — фыркаю я. — Конечно, хочу! Но не так… — выдавливаю последнюю фразу еле слышно. — Как это «не так»? — со скепсисом в голосе приподнимает Саня левую бровь. — Ну… Что ты там собрался делать… — А что я собрался делать? — Майский! — Дитрих! — не отстает от меня Саня. — Это называется минетом, если что. И если мне не изменяет память, ты мне его делаешь постоянно. Хотя, заметь, я ни разу этого не просил! — замечает он. — Так какие у тебя могут быть проблемы с минетом? Хотя… Погоди. Только не говори, что это ударит по твоему хрупкому мужскому достоинству, предполагающему, что только ты можешь делать со мной что хочешь и доводить до состояния не стояния, но сам при этом в таком положении находиться не должен? Не хочешь отдавать мне контроль, я угадал? Тонкое замечание. Отчасти, может, оно и так, но главная причина в другом. — Многие этого не любят делать, — бормочу я. — Чего «этого»? — продолжает допытываться Майский, явно издеваясь. Блять. — Минет, — терпеливо объясняю я. — Многие не любят делать минет. Это считается… Неприятным… Или… Не знаю… Грязным и унизительным процессом. Врубаешься? — Нет, не врубаюсь, — качает Майский головой. — Мне ты насасываешь, потому что процесс грязный? Или унизительный? — невинно интересуется Саня. Я тут недавно гуглил кляпы. И, кажется, прямо сейчас понял, что надо срочно прикупить парочку штук. — Потому что мне это нравится! — цежу сквозь зубы, нервно поправляя очки. — Меня это возбуждает. — Вот и меня это возбудит! — заверяет меня Саня. — Ты не можешь этого гарантировать! — упорствую я. — А ты не можешь гарантировать обратного. Так что завали ебало и снимай уже эти свои ебучие штаны! — рычит Майский. — Я, по-твоему, что, зря прокалывал язык, читал гайды и тренировался?! — возмущается он. — Тре… тренировался? — давлюсь я воздухом. — На чем, интересно? — На огурцах, — заявляет Саня, не моргнув и глазом. Ни намека на стыд, паразитина. — На таких больших и длинных, которые в «Пятерке» продаются поштучно. На них акция была, — продолжает он, видимо решив меня добить. Я честно пытаюсь сдерживаться, но смех из меня рвется сам собой. — Господи, — выдыхаю я, сотрясаясь от ржача. — Какой испанский стыд! — Испанский стыд был, когда меня за этим делом батя запалил, — хмурится Майский. Да прекратишь ты уже или нет? Я щас сдохну! — Ржал так, весь дом небось слышал. Аж по полу валялся. — А ты что? — выдыхаю я сквозь смех. — Сказал, что раз он такой весельчак, пусть сам меня минету и научит. Хер ли, он-то наверняка его делал и не раз. — Саня, блять! — восклицаю я. — Не поверишь, но батя среагировал так же. Слово в слово. Сказал, что всегда готов поддержать меня в любых начинаниях. Но учеба минету — это уже перебор. А в чем перебор? — искренне возмущен Майский. — XXI век! Хули все такие зашоренные? Взять член в рот — тоже мне трагедия! Я бы и рад что-нибудь ответить, вот только от смеха не могу произнести ни слова. У меня аж слезы на глазах наворачиваются. Пытаюсь успокоиться, но у меня ничего не выходит. Смотрю на недовольную моську Майского, и меня начинает раздирать по новой, потому откидываюсь на кровать и устремляю взгляд в потолок. Дыши через нос, Дитрих. Если ты продолжишь смеяться, Саня может и обидеться. Полагаю, у него на это есть все основания. Но Майский если и думает кинуть в меня обидку, то явно не на данный момент. Я еще не до конца отсмеялся, а уже чувствую, как он, воспользовавшись тем, что я отвлекся, резко стягивает мои штаны вместе с нижним бельем до колен. — Попался! — слышу я торжествующее. — П… погоди! — ору я. Но уже поздно. Саня Смейся-смейся, Дитрих. Ослабляй оборону. Я ведь только этого и жду! Лишь чувствую, как хватка сотрясающегося от хохота Дитриха ослабевает, и я одним рывком стягиваю с него все лишнее, после чего хватаю его за бедра и резко притягиваю к себе. Саша что-то там еще вякает. Трепыхается в слабых сопротивлениях. Но со мной это не прокатит! Я слишком старался, чтобы сейчас пойти на попятную! Я сказал, что сделаю минет. И я его сделаю! Решительно хватаю член Дитриха, при этом в голове проигрывая новую музыкальную любовь. Поставил бы на телефоне, да боюсь, пока буду ее включать, Дитрих запрется от меня в туалете. Хренушки. Пути назад нет. Лежи, блять, и наслаждайся, сучара. ...Я бегу к цели ...I'm running towards the goal ...Я держу голову низко ...I keep my head low Держу голову низко и смотрю Дитриху прямиком в глаза. Это он только делает вид, будто спокоен и невозмутим. А сам уже нехило возбужден. Мне стоит лишь дивиться масштабу его заебов, при которых, даже будучи в таком состоянии, он отказывается от того, что явно поможет ему расслабиться. Всё беспокоится, что мне что-то не понравится. Боится, что отпугнет меня. И чем? Членом? Братишка, ты же в курсе, что у меня такой же? Ну… не совсем такой. У тебя-то он стоит прямо вверх. Аристократичненько. А мой предпочитает косить вправо. Я пока старательно изучал минетные материалы, узнал, что у многих парней комплексы по поводу того, что их члены косят в сторону или вниз. Даже есть девчонки, которые над этим смеются или пишут что-то вроде: «Увидела, что у него член стоит не ровно вверх, и передумала с ним спать». Ахереть, вы все ебанутые, ребята. Член он и в Африке член. Какая вам, нахуй, разница, в каком он там направлении торчит? Встал — уже заебись! ...Я поднимаюсь выше, я — тепловой удар ...I take it higher I'm a heat stroke ...И ты не можешь прикоснуться ко мне ...And you can't touch me ...Потому что ты знаешь, что я могу обжечь тебя ...'Cause you know I can burn ya Провожу языком от основания до головки члена Дитриха, специально надавливая серебристым шариком пирсинга на затвердевшую от прилитой крови плоть. Слышу со стороны Саши что-то невнятное. Реакция есть, значит, делаю я все правильно. Повторяю это движение еще пару раз, а затем присасываюсь к коже у основания члена, параллельно с тем задаваясь вопросом, можно ли оставить на этом месте засос? Надо бы проверить. Дело безотлагательное. Проверяю. Впиваюсь сильнее и чувствую, как Дитрих вздрагивает. Хе-хе-хе, так тебе, говнюк. Будешь мне тут еще в уши ссать, что устал, или строить дебильные теории про то, что я тебя брошу! ...Неприкасаемый ...Untouchable По крайней мере Дитрих старательно делает вид, что он таков. Ха! Со мной это все равно не прокатит. ...Я живу ради этого ...I live for this ...Я дышу ради этого ...I breathe for this Несомненно. Ибо самая главная роль сегодня отведена члену Дитриха. Пожалуйста, все камеры направьте на него. Картинка — сказка! Возвращаюсь к головке и решаю уделить ей больше внимания. Едва заметно касаюсь уздечки, добираюсь до уретры и давлю на нее кончиком языка. Вместе с тем невольно поднимаю глаза на Дитриха и на мгновение замираю. Сбросив очки, Дитрих лежит, закрыв глаза ладонями и красный, как мак. Алая даже шея. Впечатление, будто это первый минет в его жизни, хотя я-то знаю, что это далеко не так. Так какого черта ты так смущаешься? ...Ты не найдешь меня оглядывающимся назад ...You won't find me looking back ...Нет, нет ...No, no ...Смотри, как я сжигаю тебя ...Watch me burn you Глазенки свои подслеповатые пошире распахни, Дитрих. Расслабляю горло и стараюсь взять член Дитриха полностью. Но быстро понимаю, что мои возможности не так велики, как мне бы того хотелось. Или не так велик опыт. Хер с ним. Судя по тому, как Саша напрягается, я явно на верном пути и мне совсем не обязательно биться о его член гландами. Слышу тихий сдавленный стон, и азарта во мне прибавляется. Если до того я еще слегка сомневаюсь в том, что делаю, — теперь-то уверен на все сто процентов. Я классный! Делаю все правильно. И что намного интереснее, будучи в таком положении, мне куда проще прочитать ощущения Дитриха и понять, что ему нравится больше, а что меньше. А в силу этого, я могу добиться любой реакции, которую пожелаю. Немаловажно еще и то, что Саша оказывается прав. Это возбуждает. Не член во рту, с этой точки зрения мне, скорее, пофиг. Возбуждают еле различимые стоны, что доносятся со стороны Дитриха. Возбуждает повышение температуры его тела. Возбуждает образовывающийся в горле вязкий ком из-за смазки, дающий понять, насколько Саше приятно. Возбуждает напряжение мышц бедер, которые я чувствую уложенной на ногу Дитриха левой рукой. Вот это Вау! Кажется, я начинаю во всей красе понимать, почему Саша так жестко сидит на желании все контролировать. Это приятно: знать, что ты доставляешь любимому человеку удовольствие. Еще приятнее: решать, каким образом и как скоро ты доведешь его до апогея ощущений. Дыхание Дитриха становится тяжелее. Пальцами, которыми я сжимаю основание его члена, ощущаю легкое подрагивание. Решаю слегка поменять позицию. Приподнимаюсь на коленях и запускаю Дитриху руки под футболку. Так уж повелось, что Саша у меня, будучи мерзляком, всегда спит в футболке и пижамных штанах. Зимой спал еще и в носках. И под двумя одеялами. Сейчас ограничивается одним. И мне остается только гадать, как он во всем этом не спаривается. Я б уже помер! Задираю футболку Саши и поглаживаю его бока, при этом не выпуская его член изо рта. Изменение наклона дает интересный эффект. Дитрих отнимает руки от лица, возвращает на место очки и устремляет на меня взгляд. Ну наконец-то… С этого и следовало начинать. У тебя, знаешь ли, лучший обзор на происходящее, а ты этим не пользуешься! Я вновь беру на ту глубину, на которую способен, при этом не стесняясь пользоваться пирсингованным языком. Хочу услышать еще парочку стонов, на которые Дитрих безбожно скуп. Жарко. Я бы и сам не отказался избавиться от некоторых элементов одежды. Например, от всех. На мне старые джинсы из жесткой ткани, отчего стояк, упираясь в нее, ощущается не то чтобы сильно приятно. Но речь сейчас не обо мне. Распластанный подо мной именинник должен запомнить этот день на всю свою жизнь. Потому я старательно вырисовываю на члене Дитриха восьмерки кончиком языка, при этом впиваясь пальцами в его прохладную кожу, возможно, чуть сильнее, чем следовало. Я уже вхожу во вкус и набираю темп, когда ощущаю у себя на макушке руку Дитриха. Такую же прохладную, как и все его тело за исключением члена. Здесь у нас горит и полыхает. Я-то было решил, что Саша мне хочет помочь или его просто возбудит прикосновение к моей голове, но Дитрих цепляется за мои волосы и неожиданно тянет вверх, заставляя меня отвлечься от его члена. — Какого хе… — возмущаюсь было я, когда Саша, резко сев и не ослабляя хватки, впивается в мои губы. После горячего минета поцелуй несет спасительную прохладу. Языком Дитрих касается моего пирсинга. Прощупывает серьгу, явно желая проверить, какие еще ощущения она способна привнести в нашу бурно цветущую интимную жизнь. Я не теряюсь и не отвлекаюсь на поцелуй. У меня конкретная цель, которая еще не достигнута. Раз рот занят, в дело вступают руки. Я не хочу ими все завершить. Лишь поддержу накал, пока Дитрих от меня не отлипнет. Вот только отлипать он от меня, кажется, не планирует. Вылизывает мне рот с остервенением человека, которому не давали четыре недели. Потому что он человек, которому не давали четыре недели! И почему я не подумал об этом нюансе и позабыл про живущих в Дитрихе бесов? Они и сытые-то не то чтобы давали мне продохнуть. О голодных и подумать страшно. — Ну-ка погоди! — мягко отталкиваю я Сашу. — Я еще не закончил! Дитрих меня будто не слышит и вновь лезет целоваться. — Саша, отвали! Сперва я! А потом делай всё, что хочешь, — кидаю я благосклонно. Вообще, это можно было и не озвучивать вслух. Он же именинник! Ему априори сегодня все можно! А еще он мой парень. Так что ему априори все можно в любой день недели! — Всё? — на губах Дитриха появляется нехорошая ухмылка. Чую подвох. — Да, — тем не менее киваю я. Дитрих в ответ на это выпрямляется, давая понять, что целоваться больше не полезет. Но в горизонтальное положение не возвращается, видимо, решив кульминацию прочувствовать в сидячем положении. Я вновь присасываюсь к головке его члена, при этом продолжая движения начинающей неметь рукой. Ох, и непростое это дело, скажу я вам. Рука устала. Спина устала. И рот, честно говоря, тоже начинает сводить. Но я не остановлюсь на достигнутом. И не закончу, пока не закончит Дитрих! — Глубже, — слышу я неожиданно тихое и вновь ощущаю руку на моей макушке. Правда на этот раз Саша меня от себя не отстраняет, а наоборот ненавязчиво надавливает мне на затылок. — И быстрее. Безропотно делаю то, что говорит Дитрих. Помощь в постели никогда не повредит. Наоборот, я всеми руками за подсказки. Стараясь не сбиваться с ритма, прислушиваюсь к любым мимолетным изменениям в дыхании Саши. И очень скоро, к своему облегчению, их улавливаю. Что ж ты, собака, не стонешь нормально? В голос? Как я?! Хватит кусать губы. А ну-ка стони! Стоны для меня играют роль ориентира. А Дитрих выдает лишь тихое сопение. Впрочем, и этого достаточно для того, чтобы просчитать дальнейший план действий. Повышаю ритм не резко, а по нарастающей. Ощущаю, как давление руки Дитриха на мой затылок становится сильнее. Я не против, но ты с этим не борщи. Неожиданная реакция рвотного рефлекса станет не лучшим окончанием моего подарка. Хотя самое тяжелое для меня на данный момент — это жара. Мне бы слегка охладиться. Но Дитрих в паре моих движений от завершения. Я это чувствую. Потому подавляю желание отстраниться и попросить Сашу подарить мне еще один прохладный поцелуй. Вместо этого старательно беру как можно глубже. Резче. Быстрее. Желанный мной стон наконец-то срывается с губ Дитриха. При этом он явно невольно толкается мне в рот, и я ощущаю давление в горле. Делаю невольный глоток, а затем резко отстраняюсь, сотрясаемый кашлем. Блин. Надеюсь, я ничего не испортил? Только теперь понимаю, что ноги у меня от моей позиции занемели. Потому невольно плюхаюсь на пол, пытаясь отдышаться. Дитрих занят тем же самым. Облокотившись на кровать, сражается со сбившимся дыханием. — Это было… ахуенно, — тихо выдает Дитрих, заставляя меня расплыться в улыбке. — Правда? Я боялся, что в первый раз будет не очень, — признаюсь я, стирая с подбородка собственные слюни. — Полагаю, техника еще нуждается в оттачивании, — говорю я, а затем показываю Дитриху язык. — Только не на огурцах, — подмечает он. — Да, пожалуй, огуречный минет — пройденный этап, — соглашаюсь я. — Знать бы еще, что делать с жарой. В следующий раз я, пожалуй, сперва разденусь. — Ну… раздеться никогда не поздно, — замечает Саша, сползая с кровати ко мне и хватая меня за ноги. — Погодь! Ты что делаешь? — было возмущаюсь я, но Дитрих резко валит меня на спину и задирает мои ноги так высоко, что колени мои упираются в пол по обе стороны от моей башки. Ахуеть, акробатические причуды! Я так и сломаться могу, между прочим. На этом правда Дитрих не останавливается. Подхватывает мои джинсы за пояс у моей поясницы и тянет вверх. Все бы ничего, но ширинка-то моя по-прежнему застегнута. А джинсы старые. Перед напором Саши древние как мир штаны оказываются бессильны. Слышится треск рвущейся ткани. — Ебанутый! — шиплю я. — Ты мне джинсы порвал! — Этим штанам следует гнить на помойке уже лет пять как, — парирует Дитрих и не думая останавливаться. Стягивает с меня шмотки настолько выверенными движениями, что я и не замечаю, как оказываюсь на полу голышом. — И как я домой пойду? — я еще пытаюсь мыслить трезво. — Возьмешь что-нибудь из моего, — сообщает Саша, продолжая меня удерживать в столь непростой позе. Я честно пытаюсь вернуть ноги в нормальное положение, но хватка мертвая. Александр Давно меня так не колотило от возбуждения. Причина тому, полагаю, заключается в том, что Саня привнес в мое существование достаточно стабильную половую жизнь, при которой нет необходимости работать руками, грезя о постельных приключениях. В этом смысле у нас с Майским полная гармония. Либидо у обоих пробивает небеса, так что мы беззастенчиво трахались каждый божий день. Потому, когда секс-марафон длиною в несколько месяцев внезапно прервался на четыре недели, мое тело прикола не заценило. Теперь же оно желает компенсировать за счет Сани все эти злоебучие двадцать восемь дней! Майский не врубается, как он попал. И слишком перевозбужден, чтобы мыслить ясно. Благо мои беспокойства по поводу минета оказались беспочвенны. Сужу по стояку Майского. Его вштырило. И кто я такой, чтобы не помочь ему в удовлетворении его желаний? Особенно после того, как он мне сделал подобный подарок. Пирсинг на языке — удар ниже пояса. Я о таком и мечтать не мог. Саня неуклюже трепыхается, недовольный выбранной мною позой. Что-то шипит про то, что нихуя не гимнаст. Не беспокойся, это ненадолго. Прижавшись к Майскому так, чтобы он не смог разогнуться даже без моих рук, начинаю покрывать его бедра легкими поцелуями, параллельно с тем дотянувшись левой рукой до его пирсинга на правом соске, а второй придерживая его задницу. — Блять, какого хера! — слышу я очередную порцию возмущений. — Ты же в курсе, что в таком положении ты не сможешь?!.. — бормочет он в явном нетерпении. — Смотря что, — подмигиваю я ему. Вставить не смогу, верно. Мой стояк упирается Сане в согнутый позвоночник. Минет в таком положении делать тоже не вариант. Неудобно. — А что ты собрался делать? — слышится правильный, но весьма запоздалый вопрос. — Как это что? — изображаю я удивление. — Всё, что захочу. Ты ведь мне это обещал, верно? — В разумных пределах! — пыхтит Майский. — А всё, Саня. Поздновато ты взялся проговаривать нюансы, — замечаю я, широко улыбаясь, а затем наклоняюсь и провожу языком по плотному кольцу мышц. Саня вздрагивает и устремляет на меня ошалелые пешки. — Ты че делаешь? — задыхается он. — Ты че творишь, ебанутый?! — Я именинник. Именинник — царь и Бог, — напоминаю я Сане его же слова. Майский открывает было рот, чтобы что-то мне ответить, но захлопывает его, так и не сказав ни слова. Вновь провожу языком по анусу, когда слышу тихое «извращуга». В ответ на это присасываюсь к промежности и слышу сдавленный полустон-полувсхлип. Ну и кто после этого извращуга, скажи на милость? Тот, кто это делает? Или тот, кто получает от этого удовольствие? Полагаю, оба. — Д… дитрих, — слышу я невнятное. — М? — мычу я, продолжая исследовать языком новые эрогенные зоны Майского. Давно уже следовало добраться и до них. — Эт… то… всё… конечно… Оу! — это я решаю не ограничиваться языком, и в ход идут еще и пальцы. — Угу. — Не… ет… В смысле… Ст… Мх-х-х! — второй рукой сжимаю член Майского. — М? — Ты… ы… не мог бы… Ох, блять! Ст…ой! Слышь? Я же говорю, что!.. — Саня неожиданно напрягается и вздрагивает. Учитывая его положение, сперма, выстрелившая в район живота, теперь мерно стекает с него на грудь. — Твою мать! — выдыхает Майский с прихуевшим видом. — Ты ебанутый, — оглашает он вердикт, дрожа всем телом. — От ебанутого слышу, — отвечаю я и, пользуясь расслабленностью Майского, мягко укладываю его на бок и закидываю его левую ногу себе на плечо. — С… смазки нет, — выдавливает он вяло. — Ну… — протягиваю я. — Ты меня неплохо смазал, — тычу я на свой стояк, что все еще блестит от слюны Майского. — А я неплохо смазал тебя, — облизываю я губы. — Ебанутый, — слышу я вновь и в ответ на это толкаюсь в Саню. — Какой же ты… — толчок. — Ебанутый! — шипит он, царапая пол. Саня Голодные бесы твоего мужика — это фаталити. Сквозь стекла очков на меня взирает не Дитрих, а стая чертей. У Саши на лобешнике написано, что он не выпустит меня из квартиры, пока не затрахает до полусмерти. — П…полегче, — срываюсь я на стон, чувствуя, что за вынужденный секс-перерыв успел слегка отвыкнуть от размеров Дитриха. И от его ебанутости в постели. Саша, несмотря на вид человека, полностью потерявшего над собой контроль, прислушивается к моей просьбе. Бешеный ритм, не стихавший последние пятнадцать минут и успевший довести меня до звона в ушах, наконец замедляется. Дитрих сбрасывает с плеча мою ногу и, не выходя, переворачивает меня на живот, а затем подхватывает меня за руки и тянет к себе, заставляя усесться прямо на него. Саша обхватывает меня сзади за торс и целует мне затылок. Не двигается. Наверное, в таком положении движений ждут от меня, но я слегка дезориентирован и вымотан. Дитрих на мои бездействия не реагирует. Лишь сжимает меня сильнее, при этом упираясь лбом в мой затылок. — Я скучал, — неожиданно произносит он. — Я тоже скучал, — торопливо заверяю я. Еще как скучал. Ого-го как скучал! — Не делай так больше, ладно? — следует вслед за откровением просьба. — Не буду, — заверяю я. — Я очень скучал… — Дитрих… Я извиняюсь, но ты уверен, что сейчас самое подходящее время для разговоров? В момент, когда я сижу на твоем члене? — смеюсь я. — Для разговоров с тобой нет неподходящего времени, — заявляет Дитрих. — Правда, что ли? — усмехаюсь я. — Тогда может, прямо сейчас обсудим то, что ты, походу, был уверен, что я тебя брошу? — провоцирую я Сашу. — Пиздец ты отбитый, конечно! Слов нет! — Ты прав, — неожиданно соглашается Дитрих. — В некоторые моменты разговоры лишние, — произносит он и резко вбивается в меня. Вот же сука! — А ну-ка не уходи от… — я не договариваю. Дитрих толкает меня на пол. Я падаю на колени, хочу было подняться, но Саша наваливается на меня сверху и рукой прижимает мою голову к полу. Блин. Ну почему мы не перебрались на кровать? Опять все колени сотру в мясо. Знаем, проходили! Дитрих вновь набирает темп. Засаживает по самые, мать его, яйца, успевая вместе с тем покрывать мою шею сзади и спину между лопаток поцелуями, после которых на коже моей почти наверняка расцветет новая порция красочных засосов. Колени ноют, но именно они — единственное, что позволяет мне сохранять хотя бы крупицы сознания. Все остальное тело — сплошная эрогенная зона, откликающаяся на любое мимолетное прикосновение. Ощущения планомерно накапливаются, становятся ярче. Гуще. Выразительнее. Захватывают меня всего без остатка. Не позволяют думать. Мешают дышать. И стоны кажутся оглушительными. **** — Майский. Пять утра, — сообщает мне Дитрих сонно. — На пары вставать через два часа. — Какие, нахуй, пары, Саш? Совсем кукухой покатился? Никаких пар! У тебя день рождения! Я тебя из квартиры выпускать не намерен. — Просто идем спать, — Дитрих выглядит настолько уставшим, что даже не в силах спорить с моим доводом о прогуле пар. А вот нехер было так рьяно тратить все свои силы! Могли закончить после моего подарка! Я бы не обиделся. — Нет, — упрямо качаю я головой, зажигая двадцать свечек, что украшают принесенный мной торт. — Сперва загадаешь желание и задуешь свечи. — Ты шутишь, что ли? Нам что, по пять лет? — упрямится Саша. — Да какая разница, по сколько нам лет? — пожимаю я плечами. — Ведь об исполнении заветных желаний мы мечтаем в любом возрасте. Дитрих куксится, но смиренно ждет, когда я дозажигаю свечи. — Готово, — сообщаю я ему. — Только загадывай про себя и не говори мне потом, что ты попросил! А то не сбудется! — на всякий случай наставляю я Сашу. А то вдруг он не знает правил. Дитрих тяжело вздыхает, как если бы ему не свечи надо было затушить, а пожар в двенадцатиэтажном здании. Затем все же закрывает глаза на пару секунд. Надеюсь, не для вида, а чтобы действительно мысленно проговорить желание. Глубокий вдох. Прицельный выдох. Двадцать огоньков исчезают, оставляя после себя тонкие струйки дыма. — Отлично! Молодец! А теперь надо съесть немного торта, — с этими словами я вручаю Саше ложку. — Но спать… — стонет он умоляюще. — Всего Пару Ложек! — требую я и сам в качестве примера первый захватываю ложкой порцию торта и отправляю её в рот. Дитрих смотрит на меня, как на инопланетянина. — Прямо вот так? — выдыхает он в ужасе. — Что «вот так»? — не понимаю я. — Прямо от целого торта? Разве не правильней сперва отрезать отдельный кусок? — Ты что, серьезно полагаешь, что в поедании торта есть правила? Я всегда ем торт ложкой. Цельный. Не отрезая кусков. И батя так ест. — Но нас же двое. — Так жри со своей стороны, хер ли. Мы же люди родные, — фыркаю я. Дитрих сперва кидает на меня странный выразительный взгляд, затем гипнотизирует ложку. — Ну, хорошо, давай я тебе отреж… — Нет, — осекает меня Саша. — И так нормально, — говорит он и с опаской запускает ложку в торт. Для него это дикость. Все его существо перфекциониста явно колошматит от данного действия. Но это только сперва. Ложки через четыре Дитрих втягивается и с интересом ковыряется в прослойках торта. Я же наблюдаю за удивительными метаморфозами своего парня и старательно запоминаю каждую секунду этого момента, чтобы через десять лет, когда Дитриху исполнится тридцать, через двадцать — когда ему исполнится сорок — через сорок, когда ему исполнится шестьдесят, я бы, в очередной раз заставив его задуть свечи, сказал бы: «А помнишь…».