Лучше, чем ничего

Александр Сука, да почему же всё и всегда у меня через ебучую жопу?! Порой остановишься, очухаешься от череды невзгод, оглядишься по сторонам на окружающих людей и на то, как строится их жизнь, и от зависти аж скулы сводит. Нормальная семья. Нормальные взаимоотношения с социумом. Всегда при деньгах (не обязательно больших, но главное, что они есть). Не корпят над конспектами, но проблем с учебой не имеют. Не особо нуждаются в работе, но находят её как по мановению волшебной, блядь, палочки. Не всё легко (я понимаю, что проблемы найдутся у каждого), но многое просто. А есть такие, как я. Всё. Всегда. Через. Ёбаный. Сракатан. Через тернии к звездам (или на хуй) — девиз моей жизни. Не хватает только личного флага цвета дерьма. Любое моё достижение выстрадано настолько, насколько это вообще возможно. Если где-то я пострадал недостаточно, судьба обязательно меня к этому вопросу рано или поздно вернёт. Чтобы дострадал. Ладно, окей. Есть в моей жизни одна крупная удача — Майский. Вселенная мне его вручила за победу в конкурсе по поеданию голубцов с говном. Это справедливая плата. Понять бы, за что бедному Майскому вручили такого неврастеника, как я? За какие такие грехи? Кем ты, Саня, черт тебя подери, был в прошлой жизни? Диктатором?! Я порой смотрю на себя со стороны и искренне не понимаю, как Майский терпит рядом с собой такую жалкую пародию на человека. Особенно в последний месяц, когда я даже более жалок, чем когда-либо. В конце мая я набрал максимальное по своим возможностям количество заказов на решение задач, написание курсовых и самостоятельных. Ночами не спал. Откладывал каждую копейку. Хотел подарить Сане на день рождения хорошие наушники. Понимаю, что его похуистичной натуре и капелек за триста рублей более чем достаточно, но это он так только думает. А вручил бы я ему наушники, он бы прослушал через них тонну любимых треков и охуел от восторга. Мой воспаленный мозг уже успел нарисовать красивую картинку: вот я отдаю Сане подарок, вот он, натянув наушники, включает первую песню и… смотрит на меня счастливыми-счастливыми глазами! Таков был план. План, который с треском провалился. В середине сессии мой ноут решил пасть смертью храбрых. Мало того, что я потерял кучу необходимого для учебы материала, восстановить который так и не удалось, так в тартарары улетела и добрая часть заказов, которые пришлось делать заново. Давно я так не психовал. Думаю, со времён проживания с родителями. И сумма за ремонт, как назло, оказалась аккурат той, которую я отложил на подарок Сане. Но в тот момент я думал о сессии. А еще об оплаченных заказах, за которые нёс ответственность и которые следовало подготовить к определенному сроку. В некоторые временные рамки я из-за форс-мажора, естественно, не вписался. Часть было заработанных и благополучно потраченных на ремонт денег в связи с этим понадобилось возвращать. Возвращать уже из той фиксированной суммы, которую мне каждый месяц переводит Сергей. И вот… до дня рождения Майского несколько дней, а я без гроша за душой. Скользкая мысль попросить денег у брата разбивается о стыд за то, что он и без того вкладывает в меня неприлично много денег. А подработку искать уже поздновато. Сука, следовало устроиться на работу ещё весной. Но я зассал. Побоялся, что из-за этого придется пропускать пары. А вдруг я начну отставать по учёбе? Вдруг не так уж я и умен и, если начну вкладываться в учебу меньше, попросту всё похерю? Вдруг меня отчислят?! Что тогда со мной будет?! Короче, позволил дикому страху возобладать надо мной. И во имя чего, спрашивается? Во имя того, чтобы в середине лета оказаться бомжом, не способным сделать подарок своему парню. Ненавижу себя. Никчемный, блядь, кусок дер… Брат с женой недавно вернулись из Турции и собрали мне посылку. Я сопротивлялся, как мог. Не надо мне ничего дарить, я и так вовек у вас в должниках! Но разве их переспоришь? И вот тащу с почты коробку килограммов в восемь, а сам не могу прекратить вариться в своем дерьме. Не выходит у меня из головы моя финансовая ущербность и невозможность купить Майскому то, что так хочется. Солнце печёт нещадно. Жарко даже мне. Футболка мерзко липнет к телу. Жопа вспрела. И коробка эта сраная слишком большая, никак не выходит нормально обхватить её руками. Иду, пыхчу, про себя матерюсь, как последний сапожник. Заворачиваю в непривычно пустой двор (в выходные все разъехались по дачам и турбазам) и даже издалека замечаю знакомую фигуру. Майский сидит на лавочке и покачивает головой в такт музыке, льющейся из упомянутых ранее капелек за триста рублей. Покачивает-то покачивает. И рожа выглядит более чем довольной. Но оба мы прекрасно знаем, что жару он переносит хреново. Это заметно хотя бы по тому, какая на нём потная футболка. Другой бы постеснялся ходить по улице в таком виде. Потей так я, летом бы вообще из дома носа не высовывал. Сане похуй. — Чего? Потные пятна на подмышках? Ясен хуй, Дитрих, плюс тридцать шесть. Очень хорошо, что я потею! Так организм охлаждается! А вот если бы не потел, тогда и следовало бы напрягаться. Что? Люди? А что люди? Я один потный как черт хожу, что ли? Ну воняю и воняю. А вообще-то, не так уж и воняю… Я же дезиком пользуюсь. Ну-ка, нюхни меня. НЮХНИ, Я СКАЗАЛ! И вообще… Я спецом хожу пешком, а не катаю на транспорте, чтобы никому не пришлось терпеть мою потность! Да блядь, реши уже, надо было мне ехать или идти. А то я потный и вонючий, но пешком пошел — так дебил! В общем, диалоги наши не всегда блещут гениальностью. — Ты чего это здесь? Вечером же вроде хотел вернуться, — хрипло приветствую я Майского, опуская злоебучую коробку на лавочку. Дело не столько в её тяжести, сколько в неудобстве переноса. — Утречка! — улыбается мне Майский. — Да у бати с Шуриком какие-то планы наметились, и я решил приехать пораньше. — А чего не написал? — Написал, но ты не прочитал, — лыбится Саня. Ну да, на почте в очереди с толпой бабушек и дедушек я практически боролся за свое существование. Как понимаете, не до телефона. Один дед от нехуй делать назвал меня шпалой, после чего половина очереди взялась активно обсуждать неуважение молодежи к старшим. А я, на минуточку, просто стоял в очереди! Я не лез вперёд. Я ни с кем не разговаривал и уж тем более не спорил. Я не делал ничего, блин, плохого! Оказалось, людям не понравилось, что я пришел за посылкой в день выдачи пенсии… Так карты же банковские есть. Неужели кто-то ещё… Полно. Короче, мне сообщили, что на почту не за посылками ходят. Как тебе такое, Илон Маск? Брат бы однозначно отправил коробку транспортной компанией, окажись поблизости от моего дома хотя бы одна из них. Но ближе всех, к моему глубочайшему сожалению, почта. — Извини, не увидел. Давно ждёшь? — Неа, — улыбается Саня. Неа, говоришь? Да ты пропотел насквозь. Тебе ж пиздец как жарко. Явно сидишь здесь не пару минут. А зайти не можешь, потому что… И тут меня посещает идея. Ебать, точно! Вот что я подарю Сане! Да, не сильно подарок материальный, зато… Однозначно не лишён символизма! У меня даже настроение поднимается от того, что я придумал подарок, который мне по карману, и он не кажется таким уж плохим. Но я вновь мрачнею, когда Саня уже в лифте заявляет: — Прикинь, в этом году ко мне на др придут вообще все, кого я позвал! ВСЕ, врубаешься?! Такого ещё ни разу не было! Мда уж. Саня — это вам не я. Знакомства заводит со скоростью света. Легко и непринужденно. И настолько естественно и искренне, мне даже как-то неловко его ревновать. Но всё равно ревную. К Майскому тут на остановке недавно девушка подошла. Познакомиться. И нихуя он, блядь, не растерялся. Вообще абсолютно спокойно разболтался с ней в стиле старых знакомых, будто они сто лет как друзья. Девчонка была в шоке. Я, стоящий в метре от Сани, если честно, тоже. Когда девушка, окончательно очарованная открытостью Майского, намекнула на свидание, он все с тем же непробиваемым спокойствием сообщил, что его сердечко безвозвратно занято, НО он не против ДРУЖИТЬ и вообще: «Ты что фанатка Slipknot?! Черт, старая школа! Обожаю их! Какая твоя любимая песня?!» Обменялись ВК. До сих пор общаются. Я первое время тихо бесился, потому что какого хера ты творишь?! При живом-то парне!!! У МЕНЯ НА ГЛАЗАХ! Но я постоянно себя одергивал. Ревность — гиблое дело. Майскому что, теперь вообще с людьми не общаться?! Бред. И не знакомиться ни с кем? Это бред вдвойне. Саня надежный, и я ему доверяю… И все равно первое время ревновал так, хоть локти кусай. Ревновал и мучился из-за этого угрызениями совести. Сказать бы Майскому напрямую, что я чувствую, так и этого не смог. Стыдно. Благо Майский сам быстро просек, что что-то не так. Не зря же я каждый раз, заметив, что он чатится с новой знакомой, уходил на балкон читать, чтобы не психануть. В рожу мне тыкать телефоном Саня не стал, но взялся пересказывать все их беседы. Как бы между прочим. — Саня, мне не интересно! — уже через неделю во мне не осталось ни грамма ревности. Я уже не мог выносить продолжающегося шквала бесполезной информации. Хватит мне всё рассказывать! Я уже тысячу раз понял, что для ревности оснований нет! Господи боже, просто оставь меня в покое!!! Но сквозь раздражение я чувствовал благодарность за то, что Майский вместо того, чтобы воспринять мою ревность в штыки и вещать о том, что ревную я, потому что у меня низкая самооценка, помог мне с этим неприятным ощущением справиться, ловко заткнув пасти всем демонам у меня в голове. Такое, если подумать, происходит постоянно. Только меня начинает что-то беспокоить, а Саня уже в процессе решения этой проблемы. До сих пор не могу с этим свыкнуться. Он ведь, получается, подстраивается под меня. Находит компромиссы. А делает он это потому, что ему не безразличны мои чувства даже с учётом моих закидонов. Никогда не привыкну к мысли о том, что меня кто-то любит и может что-то ради меня делать, ничего не прося взамен. Не успеваем зайти в квартиру, как Майский, получив от меня разрешение, с детским восторгом рвет коробку на части. Кроме тонны рахат-лукума и сопутствующих сувениров Саня обнаруживает небольшой свёрток. На нем стикер «Майскому». Саня тут же превращает блестящую подарочную обертку в мелкие клочки. Внутри неё оказывается футболка. Саня ржет. Я хмурюсь. Что за хуйня?! На футболке цвета мочи молодого поросёнка изображена куриная тушка, какие обычно продают в магазине. Она вздернута крыльями вверх. На них натянуты солнечные очки. Куриную голову заменяет красная феска. — В чем связь Турции и курицы? — не понимаю я. Саня лупит на меня офигевшие глаза. — Во-первых, это не курица, а индейка. А во-вторых, на ней же феска турецкая! — тычет он в принт. — А вообще это же из сериала «Друзья»! Не узнал?! — Не смотрел… Саня театрально хватается за сердце. — Сегодня же сядем смотреть первый сезон! — А можно не надо? — ворчу я. — Можно, но надо! — заявляет Саня, стягивая с себя потную футболку и бросая её на пол. Убийственно раздражающая манера разбрасывать грязные вещи по всей квартире!!! — Ты же не собираешься надевать новую футболку на грязное потное тело?! — ворчу я, нервно поправляя очки. …Саня надевает новую футболку на грязное потное тело… и бежит красоваться перед зеркалом в ванной. — Ты же потный! — мое время хвататься за сердце. — Ой, да похуй! — доносится из ванны. — Мне надо сделать фото! Пока Майский обнимается со своей футболкой, замечаю еще один сверток для меня. Открываю. Там тоже футболка. И вот она точно с Турцией ну никак не связана. Самая обычная. Чёрная. Только на груди надпись: «НЕвкусный, как лист капустный». Я что-то не понял… Меня, получается, унизила футболка?! — Привет! Футболка огонь! Я кинул тебе фото! — доносится голос Майского из ванны. Видать, бате звонит. — Ой, сейчас спрошу! Саш, Серега спрашивает, увидел ли ты свою… О да, он распаковал. Ага. Рожа, пиздец, недовольная! Аха-ха-ха-ха! Ты точно знал, куда метить! Так. Стоп. СТОП!!! Какой Серега?! Серега в смысле брат мой??? ТЫ ЧТО, БРАТУ МОЕМУ ПОЗВОНИЛ?! Я на негнущихся ногах подхожу к Сане ближе. — Шесть кило рахат-лукума — это хорошо. Но десять — еще лучше! Ой, да ты его знаешь, вечно хер знает че из себя строит. Конечно, присылайте еще посылки! ДА ПОБОЛЬШЕ! Саня, наглая ты морда! — Да вроде ничего не надо. Об этом лучше Сашу спросить, я в его финансах не шарю. А еда никогда не лишняя! Ну презиков можете подкинуть, а то они конских денег сто… Что значит наглость?! Ой, ты спросил, я ответил! И Машке привет передавай! Да, я вам скину фотку Саши в футболке после того, как заставлю его надеть её! Всё, пока! Саня кладет трубку. Я в ебаном шоке. — Ты с братом моим говорил? — выдыхаю я, почти чувствуя, как бледнею. — Ага, — лыбится Майский. — Откуда у тебя его номер? — сиплю я, ощущая, что инфаркт куда ближе, чем мне казалось. — Так мы зимой обменялись, — заявляет Майский невозмутимо. — Когда по хате твоей гуляли. Прямо туточки! — И что же ты… Вы… Хм… Созваниваетесь? — еле ворочаю я языком. Для меня каждый звонок Сергею — это смесь смущения и ужаса. — Не часто, — отмахивается Майский. — Но иногда звякаю. «Иногда звякаю» — я, блин, тебя сейчас придушу! Я, сука, каждый раз несколько дней настраиваюсь, чтобы брату позвонить. Вымеряю, чтобы не потревожить на работе, или не разбудить ребёнка, или не отвлечь от отдыха! А ты просто взял, ЗВЯКНУЛ, попытался выцыганить презики и передал привет «Машке»?! ЖЕНЕ БРАТА МОЕГО? МАШКЕ?! МАРИИ, ТЫ ХОТЕЛ СКАЗАТЬ?! Маше, в крайнем случае. КАКАЯ, НАХУЙ, МАШКА?! — Вообще я больше с Машкой переписываюсь в телеге. Брат-то у тебя ебаца какой занятой. Голосовухи мои по три дня игнорит! Я всё. Я умер. — МАЙСКИЙ! — шиплю я, не зная, смеяться мне или плакать. — Да что? Че орешь-то? Давай, напяливай футболку, — кивает он на недоразумение у меня в руках. — Я это не надену, — цежу я сквозь зубы. — Либо ты надеваешь футболку, либо я раздеваюсь, — заявляет Майский, уперев руки в бока. Меня тут же бросает в пот. Я бы мог притвориться, что мне всё равно на то, в каком виде Саня будет разгуливать по квартире. Голышом так голышом, ха! НО МНЕ-ТО НИХЕРА НЕ ВСЁ РАВНО! Я ни черта больше ни на чем сосредоточиться не смогу! И Саня об этом прекрасно знает! Блядь, вроде седьмой месяц вместе, а как только Майский начинает раздеваться, я как в первый раз мгновенно теряю самообладание. — Н-не надо раздеваться, Саня! — прошу я, предательски заикаясь. — Мне еще сегодня надо доделать одно задание! — шепчу я в ужасе. — Тогда надевай футболку. — Нет. Саня невозмутимо стягивает подарок Сергея и Маши. — Саня! Майский шустро сбрасывает с себя летние шорты. — Майский, перестань, мать твою! Саня хватается за резинку трусов. Блядь! У МЕНЯ СРОКИ ГОРЯТ! Взбешенно избавляюсь от своей белой футболки и натягиваю идиотский подарок. — Доволен? — хмурюсь я. — Еще бы! — Саня откровенно веселится. — Ненавижу капусту, — рычу я. — Зато я люблю и капусту, и тебя, — хихикает Саня, приобнимая меня за плечи и выставляя перед нами телефон с включённой фронтальной камерой. — Оденься сперва! — бормочу я, лишь нечеловеческим усилием воли не пялясь на пирсингованные соски Майского. Я вообще когда-нибудь к этому привыкну или нет?! — Это ж портретка. Трусов никто не увидит! — ЗАТО СОСКИ ВО ВСЕЙ КРАСЕ! Оденься! — настаиваю я. Майский со стоном вновь наряжается в футболку с индейкой. — Улыбнись! — просит он и щелкает нас. Улыбнуться не успеваю, потому что даже не стараюсь. В результате, на фото на переднем плане счастливый Майский в яркой футболке с индейкой. А на заднем — недовольный я в строгих очках и вот в этом вот «НЕвкусный, как лист капустный». Господи. Все наши отношения можно вместить в одно только это фото. Наступает день рождения. Девятнадцатое июля. Будний день. У большинства приглашенных на праздник ребят каникулы, но есть и те, кто летом решил поработать, так что собираемся мы ближе к девяти вечера. Майский на подаренные отцом деньги снимает караоке-зал на всю ночь. А народ в качестве подарка тащит еду и алкоголь. Таковы условия этой вечеринки. — Тратить подарок на то, чтобы развлечь других — разве это не странно? — удивляюсь я. — Серьезно, у тебя же ничего не останется! — Вообще не странно! — качает Майский головой. — Я трачу деньги не для того, чтобы развлечь других, а для того, чтобы в мой день рождения все крутые люди были рядом! Разве главное не это? — беспечно отмахивается он. А у меня внезапно перед глазами мелькает флэшбэк, как Майский осенью пел посреди улицы, чтобы выцыганить пару рублей на покупку шаурмы. И вообще ни о чём не парился. Мне бы относиться к материальному так же просто, как это делает Саня. Насколько бы легче была моя жизнь, не считай я каждую копейку и не завидуй я доброй половине человечества из-за того, что у них есть нечто, чего нет и, возможно, никогда не будет у меня? Мой подарок готов. Но щедростью он не блещет, и подарить его прилюдно я не смогу… Я и наедине дарить его немного стесняюсь. Пока Майский готовится к празднеству, я хожу за ним по пятам и пытаюсь поймать момент, когда было бы лучше вручить мой презент, но удобное время никак не наступает. А Майский и не спрашивает. Хер знает, то ли он решил, что мой подарок — это организованный мной завтрак в постель и утренний минет, то ли давно поставил на мне крест в принципе и ни хрена от меня не ждет. Это пиздецки удручает. Не скажу, что обрадовался бы, начни он выспрашивать, чем же я намерен его порадовать. Это тоже было бы, мягко говоря, болезненно для моего самолюбия. Но и полное отсутствие интереса так же дает пищу для размышлений. Каким же неудачником я рисуюсь в твоих глазах, если ты ничего от меня не ждешь? На саму «тусу» подарок брать не решаюсь. Не дай бог увидят его друзья. Да, некоторые из них наверняка подозревают, что между нами что-то есть, потому что, как минимум, были на вписке осенью. Но подозревать — не знать. Вот пусть всё так пока и остается. Саня Днюха-днюшечка! Великий день имени меня! Мой любимый праздник, который стоит в одном ряду с Новым годом. Кайф же! С утра просыпаешься, а тебя уже ждет поздравление от бати! И его подарок на карточке! Днем дед звонит и вещает про здоровье-счастье-любовь! Пиздато ж! Потом его жена! Потом Серега! Потом Машка! К вечеру друганы подтягиваются со своими лаконичными, но такими душевными пожеланиями! И Дитрих! Этот день рождения однозначно будет лучшим из всех, ведь впервые в свой день рождения я с парой! Это так интересно, когда в такой день ты в компании любимого человека! Охуеть, не встать! Очень необычные ощущения. С самого утра необычные, учитывая, что разбудили меня минетом. А потом еще и пожрать разрешили прямо в кровати! ДВОЙНОЕ КОМБО! И хули так не жить, спрашивается?! Ебать, хорошо! Не знаю, с какой-такой радости, но большинство моих сверстников и люди постарше дни рождения свои не любят и не справляют. Кряхтят, что терпеть не могут этот праздник, потому что он указывает на то, что они состарились еще на год. Не понимаю этого закидона от слова совсем. Ты празднуешь свое появление на свет! То, что ты такой классный-прекрасный ворвался в нашу грешную жизнь и навел суету! А вовсе не то, что стал на год старше. Да и так ли важен возраст? Я мало того, что в принципе плохо его определяю, так и не вижу в нем ничего плохого. Вот мой дед шестой десяток разменивает. Ну и что? Жена-красавица, дача любимая, рыбалка, вкусная еда, отличная родня (это я про нас с батей), надежные друзья. И хули париться из-за морщин! Тебя любят? Тебя любят. Тебя ценят? Безусловно! Так и живи в свое удовольствие! Хер ли страдать хуйней, расстраиваясь из-за каких-то цифр. Неужели счастье в жизни заключается в возрасте? Ничего подобного! Ещё не понимаю, когда мои ровесники бросаются фразочками вроде «фу, она же старая» или «блин, ему сто лет, вы с ним о чем говорите вообще?». Я вон с батей и дедом могу до утра болтать. И с друзьями их всегда разговаривал на равных. О чем? Да обо всём! Чувствуется ли разница в возрасте? Хм… Чувствуется, что у собеседника за спиной больше жизненного опыта. Так с более опытным в каком-либо вопросе человеком и болтать интереснее. Может, что путное посоветует. Короче, тезисы о том, что старшее поколение не понимает младшее, я отвергаю. Здесь уже не в возрасте дело. А уж когда слушаю рассказы о том, кто и что от предков скрывает или боится рассказать, мне аж не по себе. Я вот не знаю, как бы я жил, если бы не мог ничем с батей поделиться. Ни совета не спросишь, ни в жилетку не поплачешься, ни пенделя для скорости не заработаешь. Мрак. Вот помню в одиннадцать лет услышал я в школе интересное слово от старших. У них спрашивать постеснялся, побежал к бате. — Пап, а что такое эякуляция? Надо было видеть лицо отца! Серьезно, выглядел так, будто вот-вот откинется. Он пробормотал что-то про «я думал, у меня есть ещё пара лет», а потом побежал к компу. Я бы, может, и сам в интернете всю информацию нашел, только телефон у меня тогда был старенький, да и интернет не то чтобы в совсем открытом доступе. К тому же зачем искать информацию самому, когда все знает батя! — Ты тоже не знаешь? — удивлялся я, наматывая круги вокруг бледного отца. — Знаю что, но не знаю, как бы правильнее рассказать, — цедил он сквозь зубы. — Я не глупый! Я пойму. Разговор был длинным. Всё потому, что объяснениями о мужской физиологии у бати ограничиться не получилось. Я же сразу засыпал его вопросами вроде: «А зачем?», «А почему?», «А как?». В тот день я узнал про то, как появляются дети. Батя старался быть корректным настолько, насколько это вообще возможно, и под конец беседы дрожащей рукой смахивал со лба капельки пота. Да, я испытывал его на прочность с самого детства. В общем, день рождения — крутой праздник! Люблю — не могу! И вечерняя тусовочка наверняка станет бомбой! Я привык, что на мой день рождения приходит в лучшем случае половина приглашенных, а в этом году внезапно собрались все! Даже Максим, который обычно с родаками в это время где-нибудь за границей! Фортуна, детка! Я не стал ломать голову, где бы лучше отпраздновать, и выбрал караоке-зал с комиксным антуражем, в котором уже пару раз бывал на чужих празднествах. Во-первых, он мне уже знаком. Во-вторых, они работают до самого утра. А я раньше утра возвращаться домой не намерен! — Ты чего там возишься? Мы так опоздаем! — заявляет Дитрих, потирая покрасневшие глаза. В свой день рождения я — господь боженька, потому все мои капризы Саше приходится выполнять молча, пусть и с кислой миной. Моей первой просьбой становятся линзы — это чтобы не волноваться об очках, ведь я не знаю, как пойдет вечер! Вдруг кто подерется! Праздник без драки — это ведь и не праздник вовсе! Ко всему прочему, мною было принято волевое решение нам с Дитрихом идти на тусу в футболках, что прислал Серёга! Моя цыплячья с индейкой нравится мне и очень. А вот Саша свою черную с надписью обходит стороной, заявляя, что это какой-то детский сад. Даже если так, ну и что?! В каждом из нас до глубоких седин живёт ребенок, просто не каждый к нему прислушивается. И зря. Я своему потакаю, потому могу радоваться мелочам и баловать себя вещами, для других незначительными! — Ты же в курсе, что я не могу опоздать на собственный день рождения? — улыбаюсь я. — Могу лишь задержаться. — И все будут тебя ждать? — в искреннем ужасе выдыхает Дитрих. — Ну и подождут, — меланхолично пожимаю я плечами. — Предоплата внесена. Пока разместятся, пока выберут первую песню. Каждый человек — свой собственный кузнец счастья! Надо уметь себя развлекать! — разглагольствую я, разглядывая себя в зеркале. Но Дитрих безутешен. Опоздаем. Некрасиво. Бла-бла-бла. У меня уже глаза устали закатываться! На улице нас встречают летние сумерки. Что может быть лучше этого, серьезно?! Сквозь прогретый воздух пробивается прохладный ветерок. Небо на западе ядрёного оранжевого цвета. Несколько затесавшихся у горизонта облаков лишь добавляют закату яркости. А на востоке уже появляются первые звезды. И воздух одновременно теплый, но освежающий. Со стороны дороги доносится какофония автомобилей. Со стороны двора — детский смех. И, несмотря на позднее время, народу на улице тьма! Все наслаждаются приятной передышкой от дневного пекла. Мы с Дитрихом идём по асфальтированной дороге, а мне хочется остановиться и начать прыгать на месте. Вообще кто-нибудь когда-нибудь замечал, как кайфово шлёпать по горячему асфальту в одних лишь сланцах?! Зимние покатушки я, конечно, люблю, как и свои ботинки на толстой подошве — я в них вообще огонь-секс. Зато в шлепках так свежо и легко! Хочется и вовсе их сбросить и продолжить путь босиком! Но Дитрих загундит, что вокруг валяются окурки и битое стекло. А ещё на асфальт плюют. И ссут. Да и хрен бы с ним, че паниковать-то? Я в футболке из Турции, лёгких шортах и сланцах чувствую себя лучше всех. Дитрих в подарке брата, черных джинсах и кедах то и дело ежится от любого дуновения ветерка, выражая своим ебалом недовольство века. Эта его манера на всякий случай всегда быть не в духе многих раздражает. Сальчикова так точно. А я каждый раз ржу. Нет, вы посмотрите, какой раздражительный комок нервов! Прелесть же! Благодаря мне мы задерживаемся на добрых двадцать минут, из-за чего Саша исходит на говно со смаком и завидным рвением. Когда мы заходим внутрь, ребята уже на месте. Я оглядываюсь по сторонам и в лёгком шоке луплю глаза. Просторное помещение друзья украсили гирляндами из разноцветных флажков, серебристым дождем и шариками. По левую от меня руку огромный длинный диван буквой «П» человек на тридцать. В самой середине над ним два шарика в виде цифр «2» и «0». Перед диваном широкий длинный стол ломится от еды и алкоголя. — Когда вы всё успели? — ошарашенно выдыхаю я вместо приветствия. Друзья хитро улыбаются. Бьюсь об заклад, они сняли эту комнату на час раньше, потому что за двадцать минут такое соорудить точно бы не получилось даже всей их бравой толпой! А они ведь по большей части друг с другом не особо и знакомы. Но скооперировались! Ради меня! Охренеть! — Саня, с др! — восклицает Макс, напяливший себе на голову праздничный колпачок на резинке. Все присутствующие в таких же смешных колпачках. Два протягивают мне. Свой я сразу на себя натягиваю. Второй отдаю Саше. — Я не… — бормочет было он. — Надевай, — выдыхаю я с нажимом. Ну-ка, харе передо мной пальцы гнуть, Дитрих. Это мой день рождения! И если я хочу чтобы все были в колпачках, они, мать их, в них будут! Саша, бубня себе под нос какую-то чушь, натягивает колпачок и тяжело вздыхает. Вот видишь! Не переломился. И жопа не отвалилась. Друзья впихивают мне в руку стаканчик с горячительным. Дитриху тоже. Затем начинают наперебой поздравлять меня, превращая тёплые пожелания в длиннющий тост минут на десять. — До дна! — орет Макс по завершении многоголосой речи. И мы все в унисон опрокидываем первую, но далеко не последнюю порцию алкоголя в этот вечер. Ого. Чистый вискарь. Мощно. Хорошо пошло. Дитрих закашливается. Друзья ржут. Но на этом сюрпризы не заканчиваются. Мне вручают коробку в подарочной упаковке. Я пялюсь на нее как на бомбу замедленного действия. — Ребят, да зачем? — смущенно мямлю я. — Мы же договорились только о еде. Но меня никто не слушает. Впихивают мне в руки коробку и гипнотизируют меня взглядами, мол «Давай, открывай!» К черту смущение! Подарки это круто! Рву обертку, открываю коробку, и у меня аж сердце замирает. Наушники. Да не абы какие, а ебать фильдеперсовые. Я о таких даже не мечтал! — Блин, ребя-я-ят, — протягиваю я. — Сука, вы че делаете, я сейчас рыдать буду! — у меня реально от переизбытка чувств на глазах выступают слезы. Ну нельзя же так неожиданно… Друзья ржут и тянут меня к дивану, уверяя, что мне просто нужно выпить еще. Я в свою очередь тяну за собой Дитриха, который топчется у меня за спиной с непонятным мне виноватым видом. Что у тебя, мой дорогой король драмы, случилось на этот раз, м-м-м?! Впрочем, об этом мы можем поговорить и позже! Усадив Дитриха рядом с собой, чисто на автомате положив ему на тарелку пару кусков пиццы и подлив алкоголя, я вооружаюсь микрофоном и бегу выбирать песню. Чем открыть этот вечер? Чем-то лиричным? Жестким? Или предпочтем классику? Размышляю, листая меню, когда нарываюсь на песню и понимаю: «Вот оно! С этого и начнем!» — Свою первую песню я посвящаю Светке и Егору! — заявляю я и врубаю трек. Александр ЭТО Я ДОЛЖЕН БЫЛ ПОДАРИТЬ САНЕ НАУШНИКИ!!! ЭТИ ВОТ САМЫЕ!!! Я!!! ДОЛЖЕН БЫЛ!!! СУКА! НАХУЙ! БЛЯДЬ! Всё, пока, не ждите, я пересек стратосферу и улетел в космос на пламени своего пердака. Черт, пиздец, подарок от друзей Майского меня, кажется, разъебал даже сильнее, чем его. Только Саня, безусловно, воспринял его с позитивом. А вот во мне проснулась омерзительная зависть и слепая ярость. Это я должен был вручить Майскому такой крутой подарок, чтобы он потом слезы с глаз смахивал. Это мне в голову должно было прийти, что следует украсить помещение. Это с моей стороны должно было поступить предложение сделать Сане сюрприз! А я нихуя не сделал. И подарка нормального не подготовил. И вообще… хуйня. Сука, самая отвратительная кандидатура на роль парня из всех. Саня мог бы себе найти крутого богатого мужика. Или крутую богатую женщину. Внешние данные позволяют. Характер — тем более. Катался бы как сыр в масле. И получал бы крутые подарки. Сюрпризы. Вот это всё. А не гундосное дерьмо в моем лице. Опрокидываю в себя виски с колой и тут же обновляю стакан. Руки дрожат. От злости на себя. Нужно же было выродиться таким бесполезным неудачником. Двадцать лет, нихуя нет. Ничего не смог, ни на что не способен. Кусок, блять, бесполезного говна. И снова до дна. И снова обновляем. Бомбит-бомбит-бомбит! Как же меня бомбит!!! — Чего это ты так налегаешь? — интересуется Светка. Мы не общались с самого дня вписки, но она ведет себя так, будто мы только вчера сидели на диване и слушали «Рёбра» в исполнении Сани. — Что? Нет, я… — рука рефлекторно тянется к лицу, чтобы поправить очки, которых сегодня на мне нет. Светка ловит этот жест и тут же выдает: — Без очков тебе, кстати, намного лучше! — Спасибо, — бросаю я, не зная, куда деть руки. В результате берусь вертеть в руках стаканчик, активно игнорируя желание выпить еще. — Как, кстати, твои делишки? — продолжает беседу Света, не смущенная моей зажатостью. Я сперва отвечаю неохотно, но вскоре диалог между нами перестает меня напрягать и уже куда больше походит на непринуждённую беседу. Я почти расслабляюсь, когда Саня, целую вечность изучавший меню караоке, наконец выбирает подходящий трек. — Свою первую песню я посвящаю… Мне? Не смей! НЕ ПАЛИСЬ! — …Светке и Егору! — провозглашает Саня. Стоп. А хули не мне?! Клянусь, с этого дня рождения я вернусь с нервным срывом. Начинает играть незатейливая мелодия. Знакомая. Саня при этом обнимается с микрофоном, забавно пританцовывая. Скажем прямо, парень он не сильно хореографичный, что, впрочем, его ничуть не смущает. Сланцы в сторону. Конечно, обувь для слабаков. Шлепает босиком по залу, настраиваясь на нужный лад и сам того не замечая, настраивая на него и всех присутствующих. …А-а-у, кричал, что было силы! …А-а-у, я отлюбил его! Чувствую, что начинаю потихоньку седеть. Понимаю, что песня от лица девушки. Вижу слова, что всплывают на экране. НО САНЯ ПОЕТ ЧУТОЧКУ, БЛЯДЬ, ИНАЧЕ! …А-а-у, все было очень красиво! …Я приземлился один на одного. Саня, блядь! Ты чего творишь? Ты нахера?! Ты!!! В панике оглядываюсь по сторонам, но не вижу от собравшейся компании никакой реакции. Света и упомянутый Егор — парень, которого я вижу впервые — сперва оба смотрят на меня, потом переглядываются, а затем оба театрально закатывают глаза. Что здесь вообще происходит?! …Ты любишь мальчика! …А он на мне. Горланит Саня с чувством. Во-первых, что за пошлятина? Во-вторых, ЧТО ЗА ПОШЛЯТИНА?! Хватит петь это бесстыдство с таким придыханием! — Вот говнюк, — усмехается Света. Она явно в этой ситуации понимает больше моего. — Ты о чем? — хмурюсь я. Но Светка лишь сверкает глазами, а затем неожиданно начинает смеяться до истерических ноток в голосе, периодически ударяя рукой по дивану. Егор, поглядев на нее, тоже неожиданно взрывается хохотом. Я по-прежнему нихуя не понимаю. …А-а-у, вы тоже очень хотели! …А-а-у, попробовать моего! КТО ПИСАЛ ЭТОТ ТЕКСТ?! Надеюсь, этот человек в тюрьме? Саня, замолчи! Я физически ощущаю, как к лицу приливает кровь. …А-а-у, вы от него охуели! …Я приземлился один на одного. Это не песня, а какой-то кошмар! Не может быть, чтобы никто не заметил, что Саня поменял окончания в словах. И не может быть, чтобы у них не возникли вопросы. Я снова оглядываю весь зал. Ловлю на себе пару секундных взглядов. И тут меня озаряет… БЛЯДЬ! Только песня заканчивается, я вскакиваю со своего места и иду к Майскому. — Поговорим? — шиплю я тихо ему на самое ухо. — Агась! — выдает счастливый Саня. — Твоя очередь! — отдает он микрофон Максу. — Мы сейчас вернемся! — Не торопитесь, — слышится насмешливое со стороны Максима. Его тон лишь подтверждает мои подозрения. Я врываюсь в туалет и оглядываю все кабинки. Никого. Хорошо, значит, можно спокойно выяснять отношения. — Майский, — шиплю я, резко прижимая его к раковине. — Да? — Саня в полном недоумении. — Они все знают? — О чём? — О том, что мы встречаемся?! Знают все?! — терпеливо формулирую я вопрос точнее сквозь плотно сжатые зубы. — Ой… ЧТО ЕЩЕ ЗА ОЙ?! Саня Пять месяцев назад Светлана: Саня, вечера. У меня к тебе заковыристый вопрос. Саня: Интригуешь, чертовка! Что такое? Светлана: Ты все еще «общаешься» с Дитрихом? Саня: А почему в кавычках? Светлана: Я имею в виду особенное общение ;) Типа как в ванной Макса. Саня: Хм… А что? Светлана: Тебя папка не учил, что отвечать вопросом на вопрос некрасиво? Саня: И все же с чем связан интерес?) Светлана: Ну… Явно не с тобой! А вот Дитрих — парень интересный ;) С изюминкой. Саня: А я, значит, неинтересный?! Светлана: Ты интересный, но… Саня: НО??? Светлана: Простой, хе-хе) А он пиздецки сложный, это за милю видно! А я жуть как люблю сложности)) Саня: Да уж, сложнее некуда! На сраной козе не подкатишь! Светлана: Я не прочь подкатить к нему на чисто вымытой кобыле! Саня: Звиняй, но не прокатит :) Светлана: ТАК ВЫ ВМЕСТЕ?! Саня: …Я этого не говорил! Светлана: Значит, я могу подкатить? Саня: Можешь, конечно! Светлана: И ты против не будешь? Саня: Неа. Светлана: А против ты не будешь, потому что он без ума от тебя? Саня: Точно! Саня: Ой. Светлана: САНЯ! НЕМЕДЛЕННО МНЕ ВСЕ РАССКАЗАЛ, СКРЫТНАЯ ТЫ ПСИНА! Четыре месяца назад Макс: Не люблю лезть в чужие дела, но что у вас там с Дитрихом? Саня: В смысле? Ничего. Общаемся иногда. Макс: То есть засос с кулак, который ты так старательно пытался сегодня закрыть водолазкой, не его подарочек? Саня: … Макс: НУ-КА БЫСТРО ПРИЗНАВАЙСЯ! ЕБЁТЕСЬ, ЧЕРТИ?! Саня: НУ, ЕБЁМСЯ! ПРЕТЕНЗИИ?! Макс: Никаких :) Макс: А кто снизу? Саня: ;) Три месяца назад Лера: Саш, как дела? Давно не списывались… Саня: Привет! Все збс) Че как у тебя? Лера: Ну так… Лера: Слушай, меня давно кое-что мучает… Лера: Не знаю, стоит ли спрашивать… Саня: Раз начала, заканчивай :) Лера: Я про вписку осенью… Лера: Ты с тем парнем… Вы правда? Ну… целовались?.. Саня: Да мы, если честно, не только целовались :D Лера: Боже… Лера: Меня теперь будет мучать чувство вины… Саня: С чего бы это? Лера: Ну… Я нанесла тебе травму, да? Не просто же так ты решил на парней переключиться… Саня: Лер, ты дура или кто? Мир не крутится только вокруг тебя. Саня: Я с Дитрихом не из-за какой-то там травмы. Я с ним, потому что он охуительный. Саня: И трахается как бог. Саня: Ещё вопросы? Лера: Нет, извини… Два месяца назад Лёха: Сань, го завтра на концерт в бар? Саня: А кто выступает? Лёха: А не похуй? Саня: Справедливо :D Лёха: Я со своей. Она подружек возьмет. Может, кто приглянется. Саня: Не, здесь я пас. Мое сердечко уже безвозвратно занято :) Лёха: Серьезно? Саня: Ага! Лёха: И главное, сидит молчит! Познакомишь? Саня: Без проблем! У меня др скоро! Приходи! Лёха: Лады. Фотку хоть покажи, мне ж пиздосий как интересно! Саня: *фото* Лёха: *пишет* Лёха: *пишет* Лёха: *пишет* Лёха: Так… Лёха: Погоди… Лёха: Та-а-ак… Лёха: Это ж мужик. Саня: Ага! Лёха: Хм… Лёха: То есть ты с мужиком встречаешься? Саня: Ага! Лёха: Прям трахаетесь? Саня: Нет, блядь, ходим за ручку и тупим взгляды. Лёха: Понял. Лёха: А водку он пьет? Саня: Вот на др и проверишь :D Лёха: Забились! Лёха: Еще вопрос… А кто кого ебёт? Саня: ДА ПОЧЕМУ ВСЕХ ЭТО ТАК ИНТЕРЕСУЕТ?! Лёха: Понял. Один месяц назад Саня: Егор, погнали на др! Егор: Погнали. А когда? Саня: Через месяц! Егор: Хуя ты заранее предупреждаешь! Саня: Ну так! Чтобы ты успел втиснуть меня в свой плотный график ;) Егор: А геи там будут? Саня: Как минимум один гей и один бисексуал :D Егор: Би — мимо. А че за гей? Ну-ка, фотку кинь. Саня: *фото* Егор: Оу май! Егор: Горяч как ад! Егор: Ты где его откопал?! Я думал, что знаю всех красавчиков в этом городе! Саня: Одногруппник мой :) Егор: По взгляду вижу — душнила. Саня: Даже не представляешь какой! Егор: Сука, люблю душных, пиздец. Есть в них что-то такое… Егор: Сперва все такие правильные, аж тошно. А потом в постели в них вселяются все семь демонов Эмили Роуз. Саня: Бля, факт! Егор: Э-э-э… Егор: Стопэ… Егор: В смысле??? Саня: Упс… Егор: ЧЁ ЗА УПС?! В ЖОПУ УПС! Егор: С КАКИХ ПОР?! Егор: КОГДА?! Егор: Я ДУМАЛ, ЧТО ТЫ НАТУРАЛ! Саня: Я тоже так думал :D Егор: А ПОТОМ, ЗНАЧИТ, ПЕРЕДУМАЛ?! Саня: Нет, оказался тем самым Би, который МИМО. Егор: САНЯ, КАКОГО ХУЯ?! Егор: ПЕРВЫЙ РАЗ С МУЖИКОМ И СРАЗУ В ДАМКИ?! Саня: Хе-хе! Егор: Бля, у меня вроде глаз наметан, но не могу не уточнить: кто пасс? Саня: ДА ЧТО Ж ТАКОЕ! До меня не сразу доходит, что же так разозлило Сашу. А когда доходит, выдыхаю. Фух. Панику-то развел, господи! — Да, знают все, — киваю я, невольно улыбаясь. Это, блин, так приятно! Делиться своей радостью с друганами! — Мы же… Мы же договорились повременить! — вскипает Дитрих. — Да, договорились, — признаю, мой косяк. — Это не станет мне оправданием, но… Вышло всё само собой, — пожимаю я плечами. Ну а что тут ещё скажешь? Я не из тех, кто может утаивать своё счастье. — Да как можно «само собой» раззвонить всем и каждому о том, что ты встречаешься с парнем?! — искренне недоумевает Дитрих. Да, для него это больной вопрос и правда долгие годы лежала на нем мёртвым грузом. У меня же такого не было, потому и говорить о своей ориентации проще. К тому же большое значение имеет окружение. Я знаю всех людей в этой комнате. Не со всеми и далеко не всегда у нас выстраивались гладкие взаимоотношения, и не в каждом вопросе мы сходимся. Но это не отменяет того факта, что мы друг друга ценим и уважаем. И, если понадобится, поддержим. — Начнем с того, что половина гостей была на вписке. И все всё просекли еще тогда, — напоминаю я. — А вторая половина? — не успокаивается Дитрих. — Нечаянно проболтался. Каждому в разное время, — вздыхаю я. — Виновен. — КАК?! — все еще не врубается Саша. — Ну… По-разному. Вот Лёха, например, хотел меня с девушкой познакомить. Я сказал, что уже безвозвратно занят. Он попросил фотку любви всей моей жизни. Я и прислал. Твою. Дитрих на мгновение зависает. — Я, блядь, хуею с твоей простоты, — выговаривает он еле-еле, а сам выглядит так, будто его сейчас инсульт жопы ёбнет. — Ну а что? — пожимаю я плечами. — Не буду же я кидать фотку левой девчули. — Ты мог сказать, что фоток нет! — Фу… — морщусь я. — Это же враньё. Я не люблю врать. Особенно о таком. В конце концов, кого хочу, того и люблю. Не устраивает, пошли нахуй, — отмахиваюсь я. — И… что за фотку ты кинул? А какая разница? — Ту, где ты со злым ебалом. Помнишь, когда я тарелку после гречи не замочил, и остатки каши за день вросли в посуду. Ты тогда еще орал матом полвечера? — Господи! — стонет Саша, закрывая лицо руками. — Значит… знают все, — Дитрих походу никак не может осознать. — Ага. Так что можем спокойно обниматься, целоваться и танцевать у всех на виду. — Не можем! Кому-то станет противно… — Всем поебать! — уверяю я Сашу вопреки всем его доводам. — Можем делать что захотим! Разве не круто? Дитрих в процессе переваривания информации. — Н-наверное, круто, — выдавливает он с запинкой. — А я в этой блядской футболке! — вспыхивает он. — В охуенной футболке. — Если бы я знал, я бы… не знаю… оделся лучше! Ебать! Только посмотрите! Сегодня на нашей цирковой арене одна клоунада за другой! Сплошная череда веселья! — Ты и так выглядишь огонь! — уверяю я его. Но Саша мне не верит. Вперивает взгляд в зеркало за моей спиной и начинает нервно прилизывать растрепавшиеся волосы. А я вижу, пацан-то на конкретной измене. Что за хуйня? Ты кем должен был предстать перед моими друзьями? Султаном, йопта, Сулейманом?! — Да прекрати же, — ловлю я его руки и заставляю вновь посмотреть на меня. — Дыши через нос, Саш. Всё окей, понимаешь? Всё в полном порядке! — заверяю я его. Дитрих слушает меня и делает несколько глубоких вдохов. — И вообще, я-то думал, что ты меня в толчок потащил, потому что оказался очарован моим пением! — смеюсь я. — Песня ужасная! — А мне зашла. — И тащить тебя в общественный туалет ради секса — это пиздец! — Да ладно тебе, — отмахиваюсь я. Но нет. Дед, что живет внутри Дитриха, уже заводит свою шарманку. — Ты понимаешь, насколько это не гигиенично?! — Да. А язык мне в очко пихать гигиенично? — уточняю я, еле сдерживая смех. — ЭТО ДРУГОЕ! — заверяет меня Саша. — Здесь кишмя кишит кишечная палочка! Стафилококки! Сальмонелла! — То ли дело моя жопа — стерильная, блядь, как свежая спиртяга, хоть операцию на открытом сердце делай, — не выдерживаю и начинаю смеяться в голос. Дитрих продолжает с маньячным блеском в глазах перечислять всевозможные болячки, которые можно подхватить в туалете. Торможу его на стригущем лишае, беру за руку и почти силком вывожу из туалета. Раз секс мне не светит, значит, продолжу петь. — Даже представить страшно, как же это полгода назад ты со мной в толчке сидел и музычку слушал, — напоминаю я. — Я всю одежду потом трижды стирал, — заявляет Дитрих. — Да? А я еще неделю в тех джинсах ходил. И норм. — НИХРЕНА ЭТО НЕ НОРМ! Александр Да, Саня убеждает меня, что все в порядке, но это не значит, что мое подсознание тут же умыло руки и решило перестать подкидывать мне негативные варианты развития событий. Потому лишь мы входим в зал, и мое первое стойкое желание — вырвать ладонь, что сжимает Майский, и сделать вид, будто ничего между нами нет. И это так… мерзко с моей стороны. Меня от себя начинает мутить. Руку не вырываю. Но лишь стиснув зубы и каждые две секунды осекая себя от поспешных действий. А зал всё равно окидываю затравленным взглядом. Сейчас что-то скажут, «пошутят», а может, и в драку полезут. Ладони вспотели и дрожат. В горле пересохло. И мне кажется, что меня вот-вот накроет, как в старые-добрые времена. Вот только ни осуждающих взглядов, ни шуток, ни, тем более, членовредительства я не получаю. На нас вообще внимания не обращают. Всем реально насрать. В нашу сторону смотрит только Лена — та самая девушка, с которой Майский познакомился на остановке. Поймав мой взгляд, она мне машет, а затем показывает перекрестье большого и указательного пальцев. — Что за жест? — морщусь я. — Так сердечко же, — объясняет Саня и повторяет за Леной. Кончики большого и указательного пальцев смотрят в разные стороны, и если включить фантазию (много фантазии), то сердечко и правда вырисовывается. И все же… — Точно не педиками нас обзывает? — уточняю я хмуро. — Да точно, Дитрих! — Интересно знать, когда о наших отношениях ты рассказал ей? — бормочу я, чуть расслабляясь и уже думая вырвать руку из хватки Майского не каждые две секунды, а только каждые десять. — Ей не рассказывал, — качает Саня головой. — Сама поняла. Еще в день знакомства. — Ты уже тогда что-то ей сболтнул?! Абсолютно незнакомому человеку?! — моему возмущению нет предела. Ты каждому встречному-поперечному о нас рассказываешь?! — Ничего я не сбалтывал, — отмахивается Саня. — Это ты нас спалил. Лена говорила, что ты её в день знакомства таким взглядом прожигал, будто вот-вот набросишься. Она сперва решила, что у тебя тайная безответная любовь. Но в процессе общения со мной поняла, что мы парочка. Она потом даже пыталась извиниться за то, что так беспардонно ко мне «подкатила». У меня нет слов. Неужели мои реакции действительно так легко считать? Надо поработать над сокрытием своих эмоций. Рядом с Майским я здорово расслабился! Пытаюсь что-то придумать в своё оправдание, когда слева на меня наваливается кто-то очень тяжёлый. Бородатый парень с длинными волосами и в косухе даже в такую жарищу с интересом разглядывает меня, стоя почти впритык. — Лёха, — протягивает он мне руку. Твою мать, здоровый, как медведь. Ростом меня пониже, но, сука, бицепс толще моего раза в два. — Алексан… — Мы его Лексом зовём! — кидает пробегающая мимо Светка. Да когда вы меня так звали?! Мы виделись раз в жизни на вписке! — О, збс. Ну чё, Лекс, водку пьёшь? — интересуется Лёха, а я чувствую, что он-то её точно пьет и пригубил достаточно. — Пробовал, — отвечаю я скованно, а в голове уже привычная череда плачевных сюжетов с плохими концами. — Значит, пьёшь! — радостно вещает Лёха. — Киса, налей нам два шотика, — просит он. «Киса» — пухленькая брюнетка в кукольном платье с рюшками и с лисьей улыбкой на устах. Ничего себе парочка. Где Майский знакомится с такими разношерстными людьми?! «Киса» наливает не два, а три «шотика». Один для себя. Лёха горланит мне на ухо «за знакомство». Пьём. Майский, наконец оставив мою руку в покое, заводит новую песню. Какую-то конченую клинику!!! Да еще и опять на ходу меняя слова! …Саша шёл к себе домой …С модной вечерушки, …А навстречу ехал гелик, …Подобрал мальчишку. …Завязался разговор …Про морских зверушек. …Саше захотелось …Показать свою ракушку! После последней строчки Саня подмигивает мне, мол «Мне свою «ракушку» показать, случаем, не хочешь?» Я сейчас сквозь землю провалюсь от испанского стыда! …Ра-ра-ра-ра-ра-ра …Ра-ра-ра-ра-ра-ра …Ра-ра-ра-ра-ра-ра …Ра-ра-ракушку! Это вечеринка кринжовых песен?! Или что?! Меня бы кондрашка ёбнула, но в руках вовремя появляется новый шот авторства «Кисы». «Ты смотри Сане в душу не сри, — доносится до меня тихое от Лёхи. — А то я тебе глаза на жопу натяну». Пьём. К нам добавляется Федя. Если Лёху я бы приобщил к металлистам, Федя больше тянет на гота. Они с Лёхой обмениваются парой колких фраз. Пьём. Федя и Лёха срутся. Пьём. Федя и Леха дерутся. Пьём. Федя и Леха, отдышавшись, решают спеть дуэтом. Вообще не понял, когда, сука, все изменилось. Пьём. Я на диване. С правой стороны Светка. С левой — незнакомый мне пацан. Тот самый Егор. Пьём. Егор мне плачется, как сложно в нашем городе найти хорошего парня. «Блин, если бы я только раньше знал, что Саня играет за обе лиги!» — хнычет он. Я слегка охуеваю. Пьём. «Почему оба красавчика решили встречаться друг с другом? Неужели для гармонии не могли себе в пары выбрать уродов вроде меня?!» «Ты не урод», — возражаю я. Пьём. Ко мне подсаживается Лера — бывшая Сани. Начинает что-то заливать про чувство вины. Плачет. Я вообще не врубаюсь, что происходит. На всякий случай пьём. Макс тащит меня поближе к экрану. «Твоя очередь!» Ни в жизни не буду петь караоке, думаю я. Но выпил я уже достаточно. И идея внезапно кажется не такой уж и дерьмовой. Выбираю знакомую песню. Пою. По-моему, не попадаю ни в единую ноту. Всем похер. Мне тоже. Пью. Вхожу во вкус и выбираю ещё одну песню про великую и могучую любовь. Заявляю в микрофон (протрезвею — охуею), что посвящаю ее Майскому. Пью. Пою. Пою хуево. Пью. Ко мне подключаются все остальные. И все мы хуево поём. Всем плевать. Песня заканчивается. Майский виснет у меня на шее. И целует меня в губы. При всех. Протрезвею — охуею. Пьём. Первым решает уйти Егор. «На брудершафт на дорожку?» — предлагает он Майскому. «А давай!» — расслабленно кивает Саня. Они перекрещивают свои руки, пьют, а затем неожиданно засасываются. Я пьяный. Но я охуевший. И злющий! Смотрю на них с открытым ртом. Алкоголь затормаживает работу мозга. Сказать ничего не успеваю, когда Егор поворачивается ко мне: «Спокуха, — выдает он пьяно, — я знаю правила распития на брудершафт с занятым человеком!» — сообщает он, а потом хватает меня за затылок, заставляет наклониться к нему и засасывает ещё и меня. Майский ржет. Протрезвею — охуею. Пьём. Саня Мда, мне стоило чуть внимательнее наблюдать за Дитрихом и тем, в каком количестве он употребляет алкоголь. Надо же было так нахуячиться! — Я ж тбя лблю, пнмаешь? — разливается соловьём Саша, повиснув у меня на шее. А я и сам, честно говоря, стёкл как трезвышко. Стоять прямо, конечно, могу. И мыслю разумно. Но я пьяный. А Дитрих в говнище, мясо, лоскуты, стельку, хламину ёбаную. — Лблю бльше жзни, пнмаешь?! Раннее утро. Мы в лифте. Возвращаемся домой. Дитрих начал в любви мне признаваться ещё в такси. Видать, укачало. И теперь никак не может остановиться. И всё бы ничего. Только в лифте мы не одни! — Да, я все понимаю, — бормочу я, стараясь одновременно держать Дитриха прямо и при этом уклоняться от его наглых посягательств на мою тушку. А Саша по мелочам не разменивается, то порываясь шею мне облизать, то лезет руками прямиком в шорты. Ёп вашу мать! Благо лифт приезжает грузовой, то есть большой. Так что нашу пьяную парочку от другого жителя дома разделяет почти метр. Другой житель — собачник. У него смешной корги. Мы с этим мужиком пересекаемся с завидным постоянством. Я даже несколько раз с его разрешения гладил собаку. Мужик среднего роста. Лысый. Где-то под полтос. Четкий перец из девяностых — об этом свидетельствуют широкие плечи, строгий взгляд и наколки в виде перстней на пальцах. Бля буду, кололи ему их далеко не в тату-салоне. — Я ж жть без тбя не мгу, Са-а-аня, — продолжает пьяные признания Дитрих, прижимая меня к себе. — Ты у мня ткой хроший! Мужик с перстнями — кремень. Ваще ноль реакции. Даже собаке наши обжималовки интереснее. Двери лифта распахиваются. Мужик с корги выходит. Мы едем дальше. Я медленно выдыхаю. Протрезвев, Дитрих охренеет! Пока практически волоку Сашу на себе к двери, он успевает признаться мне в любви ещё раз десять. Вот что водка животворящая с людьми творит! По трезвянке, если Сашу накрывают эмоции, он это «я люблю тебя» может рожать часами. А тут плотину прорвало. Остапа понесло. А мне только стой да обтекай. — Я тоже тебя люблю и буду любить ещё больше, если дашь мне ключи от квартиры! — ставлю я условие. Взгляд Саши на это утверждение меняется. Становится будто бы более осознанным. — Пдрок! Я вдь щщ не пдрил! Я думал, что подарок Саши — завтрак в постель и минет. Мне этого более чем достаточно! Подарок десять из десяти! Я оценил! И ничего мне больше не надо! Знаю же, какие у него напряги в плане денег. Так что тратиться ни к чему! Для меня всегда на первом месте стоят люди и их отношение ко мне. А вещи… Вещи — это круто. Но это всё ещё просто вещи. Наушникам, например, я очень обрадовался. Но растрогало меня не их наличие, а старания моих друзей. С таким же успехом мне могли подарить новые дешевые капли. И эмоций было бы не меньше! Дитрих кое-как вытаскивает из кармана связку ключей и вручает мне. Лишь когда дверь за нашими спинами захлопывается, я вздыхаю с облегчением. Фух. Дотащил. Теперь это ужратое тело необходимо уложить спать и программу максимум можно считать выполненной. Подвожу Дитриха к постели и ловко стягиваю с него футболку. Хе-хе. Опыт не пропьешь! Саша в ответ тут же пытается стянуть футболку с меня. Взгляд его вновь меняется. И это выражение лица мне ой как не нравится! Знаю, что обычно за ним следует! — Саш, я не пристаю к тебе, — берусь я объяснять. — Просто хочу уложить спа… — может, я его и спать укладываю, а вот он меня на лопатки. Кровать приятно пружинит под спиной. Из-за алкоголя я ловлю лёгкие вертолёты. Дитрих в дрянь, но его это вообще не останавливает. Моргаю, а он уже, сука, на мне! Ебанись, резвый! То есть пока мы домой шли, ты еле ноги волочил и путал лево с право! А вот на меня навалился прицельно и ноги мои раздвинул с ловкостью фокусника. Честно говоря, я бы предпочел просто лечь спать. Нет, дело не в том, что я не хочу секса. Хочу. Особенно под горячительным, когда тело расслабляется, а сознание освобождается от лишних тревог, первая мысль в голове «поебаться бы сейчас». И я эту мысль не единожды ловлю в караоке-зале. Утащить бы Дитриха в туалет и проверить помещение на наличие сальмонеллы. Или по-быстрому метнуться домой, а затем вернуться на вечеринку. Но от всех возникающих в голове идей я отмахиваюсь. Не люблю я трахаться пьяным. Был у меня такой опыт пару раз ещё до Саши. Тогда я понял все коварство водочки с энергетиком, виски с колой и мартини с соком. Трахаться-то ты хочешь, а вот кончить… Кончить очень сложно. С тебя буквально сойдёт семь потов, прежде чем ты доведешь себя до разрядки. Себя, потому что пассия моя, с которой мы тогда недовстречались, получив своё, удобненько сворачивалась калачиком и благополучно засыпала. — А я? — растерянно разводил я руками. — Давай сам. Понятное дело, Саша меня на свидание с рукой не отправит. Наоборот, он из тех, кто не успокоится, пока не доведет происходящее до логического конца. Но как бы эта проблема с окончанием не оказалась присуща не только мне, но и Саше. Мы в этом случае будем трахаться до каких пор? Пока не протрезвеем?! Что-то мне чуточку жаль свой организм! — Может, все-таки спать? — спрашиваю я хрипло. Ответ красноречиво упирается мне в задницу. Саша, дорвавшись до меня, делает то, чего в лифте я ему не позволял. То есть долго и со смаком облизывает и кусает мою шею, бездумно лапая меня везде, где только, сука, можно. Походу, это его фетиш. Затем, сделав свое грязное дело, Дитрих нависает надо мной и пялится абсолютно пьяными пешками. — Ты прст прлсть, — выговаривает он с усилием, глотая гласные. Ох, ебать. Полный отвал башни. Саша вообще-то скуп на комплименты, а уж нежностью от него и не пахнет. Нет, не так. Он весьма милый малый, но своё трепетное отношение ко мне предпочитает подчёркивать какими-то действиями, а не словами. Ну там, знаете, завтрак приготовит, волосы поможет высушить, ботинки помоет (с этого, честно говоря, каждый раз ржу), по пятьдесят раз за ночь одеялом накроет. Такое у него выражение любви. Поэтому эти его «ты такой чудесный, самый лучший, просто прелесть» и далее по списку слегонца дезориентируют. Но, как говорится, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. И мне стоит радоваться тому, что, несмотря на многочисленные недопонимания в плане совместного быта, в своих мыслях Саша меня по-прежнему любит. — Да, я классный, — соглашаюсь я без зазрения совести. Классный же, хули спорить? Хотя иногда у меня и появляется червячок сомнений. После того, как Саша в очередной раз высказывает мне за разбросанные по квартире носки или бесится из-за какой-то другой мелочи, возникает у меня предательская мысль: «А нравлюсь ли я ему так же, как раньше? Не привык ли он ко мне? Или, ещё хуже, устал?» Я ведь далеко не идеален, и сам это прекрасно понимаю. А учитывая нашу с Сашей разницу в восприятии мира, осознаю и то, насколько ему со мной порой тяжело. Кто-то подумает, что и мне с ним тяжело, но это не так. Я близко к сердцу мало что воспринимаю. Ну взбесится. Ну поругается. Я полыблюсь, назову его ебнутым и обниматься полезу. Конфликт исчерпан, проблема решена. Для меня. А Дитрих может ещё несколько дней ходить хмуриться. И я-то сразу знал, что он вот такой! Нервный и порой бесячий. А вот он меня мог в какой-то мере идеализировать. Саша лезет с пьяными поцелуями, попутно стягивая с меня футболку. Я пытаюсь вставить между его действиями хотя бы ещё один довод «против». На всякий случай. Чтобы Дитрих потом не орал: «Ты чего меня не остановил?!». Не выходит сделать даже этого. Присосался ко мне как пиявка. Душит глубиной поцелуев, видимо вознамерившись отполировать мне языком гланды до блеска. Дорогуша, гланды полируются кое-чем подлиннее! Вместе с тем пьяный в дрыбаган Саша, потеряв всякий стыд (надо почаще его поить, что ли), начинает откровенно об меня тереться. И судя по доносящимся до моих ушей стонам, нихуя себе как эффективно. И от этого моя собственная планка начинает потихоньку ползти вниз. Вот только я бы порадовался, если бы немного удовольствия отсыпали и мне. — Слышь, пьянь, как насчёт позаботиться и обо мне? — хмыкаю я, нагло намекая на более активные действия, чем потерушки в одежде. Саша останавливается. Саша приподнимается надо мной. Саша смотрит мне в глаза. Да как же можно было ужраться в такое говнище?! — Знаш, че хчу? Страшно даже предположить. — Просвети меня. — Я хчу, чтб мы бли однй смёй! — Чем? — морщусь я, не разобрав последнее слово. Дитрих тяжело вздыхает. — Семь…ёй, — выговаривает он с усилием. — Так мы и есть семья, — смеюсь я. Че за закидоны? Глаза Дитриха расширяются от изумления. Ого. Для тебя это открытие? Если мы не семья, то кто, по-твоему, такие?! — Саня… — выдыхает Дитрих, а глаза на мокром месте. Ну ёбаный рот! Только пьяных слёз мне для полного счастья и не хватало. С одной стороны, прикольно наблюдать за тем, как Саша, привыкший прятать большую часть эмоций за завесой холодного раздражения, выдает мне такую гамму искренних чувств. Но с другой… Ты чего мне душу рвёшь, сволочь?! — Я тк тбя лблю, — выдает он. А вот эту песню я уже сегодня слышал не единожды. — Прм оч! — уверяет меня Саша, наваливаясь на меня всей своей тушей и крепко обнимая. — Я тоже тебя люблю, Саш. Но ты в дрыбаган. Давай всё же спать, а? Дитрих качает головой. — Я трхца хчу. Ты ж моя в жопу пьянющая зая. — Да тебя укачает в процессе, — ржу я. — Я всегда готов на эксперименты в постели. Но не хочу, чтобы на меня бле… Дитрих вообще меня не слушает и вновь берется зацеловывать мою шею. На засосах у Саши конкретный крен. Сколько бы я ему ни говорил, что на шее следы оставлять не надо, потому что я заебался ходить в универ в водолазках и шарфах! А каждый раз всё заканчивается одним и тем же! — М-м-ф! Твою мать! Зубы! — выдыхаю я раздраженно. И я-то сейчас прекрасно понимаю, что делает это Саша не случайно. Он вообще любитель кусаться. ВЕЗДЕ! — Ты мне когда-нибудь глотку перегрызешь, — фыркаю я, пытаясь отстранить от себя Дитриха. Если уж мы настроились на интим, было бы неплохо, если бы и я в процессе чутка поучаствовал. И не только в роли леденца на палочке. У Саши другие планы. Отогнанный от шеи, он спускается ниже и проводит языком по моему пирсингу в правом соске. Я же стараюсь дотянуться до смазки, благополучно покоящейся в ящике тумбы. Спасение утопающих дело рук самих утопающих. Дитрих в невменозе. Смазка — последнее, о чем он сейчас думает. А я свою жопу очень люблю и берегу, между прочим! Нашариваю пальцами тюбик. Притягиваю к глазам. Блядь. Бархатные, сука, ручки. Нет, спасибо, пробовали, больше не будем! Хрен ли они вообще здесь делают? Дитрих замечает у меня в руках знакомый крем. — О… нстлгия, — бросает он с улыбкой. В жопу ностальгию! Хотя погодите, именно туда не надо! «Бархатные ручки» для ручек и только для них! Доказано опытным путем! Отбрасываю крем в сторону и продолжаю шарить. Со второй попытки у меня все же выходит добраться до желаемого. Дитрих уже успевает спуститься поцелуями к моему пупку. Это все, конечно, замечательно, только вертолеты мои усиливаются, и в сон клонить начинает сильнее прежнего. — Давай разок и спать, окей? — предлагаю я, приподнявшись на локтях. Только раз, Дитрих! Не надо устраивать очередной марафон! Держи своё либидо в узде! Может, сегодня фортанет, и удовлетворение моей персоны не окажется таким уж сложным квестом? По крайней мере, завёлся я будь здоров! Вали и трахай, буквально. Так меня уже повалили. — Угу, — кивает Дитрих, а затем резко выпрямляется и хватает меня за пояс летних шорт. Но вместо того, чтобы стянуть их с меня, он резко приподнимает меня над кроватью и переворачивает на живот. Я чуть ли не носом утыкаюсь в ту самую смазку, которую с таким трудом достал. Саша стягивает с меня шорты, и я ощущаю, как его член скользит между моих ягодиц. Эй, слышь! Как насчет того, чтобы сперва меня подготовить?! Только попробуй мне присунуть прямо так, я тебе твою пипирку с корнем вырву! — Саш, ты ёбу дал? — интересуюсь я для галочки. Вопрос риторический. Усевшись между моих ног и вцепившись обеими руками в мои бёдра, Дитрих начинает… Как это можно назвать? Дрочить в мои ягодицы? Что за нахуй? А в чем приколдес? Мне-то что делать? Лежать книжку читать? Ладно, окей. Предположим. Без книжки, но полежу. Главное, не отрубиться. Но расслабиться я не успеваю. Не то, чтобы мне грозит лютый расслабон, когда надо мной стонет мой мужик. Можно преисполниться и чисто эмоционально. Но Дитриху этого мало. Мне, если честно, тоже. — Эй, — раздается затуманенное алкоголем. — Хош на лцо мне сесть? Чего, нахуй?! — У тебя черепица на крыше окончательно растрескалась? — нихуя себе, блядь, предложеньице. — Да ладн те, — пьяно смеётся Саша, хватая меня за живот и резко переворачивая меня обратно лицом к себе. От верточилы, что я при этом ловлю, к горлу подкатывает ком. Очень, мать вашу, вовремя! Пока я усиленно борюсь с тошнотой, Саша уже оказывается подо мной. Ложится таким образом, что я оказываюсь сидящим у него на груди. Холодные руки по хозяйски скользят по бёдрам. Дитрих пытается подтолкнуть меня к себе ближе, но я, наконец придя в себя, упираюсь руками в кровать, не давая ему сдвинуть меня с места. — Никакого сидения на лице, блядь! Пиздосий. Каждый раз, когда мне кажется, что меня уже ничем не удивить и не смутить, Саша отмачивает такое, после чего я ещё неделю хожу в охуинезе. Страшно представить, что за бесы правят балом у него в голове. — Ты пкрснел, — улыбается Дитрих абсолютно идиотски. — Я пьяный. — Стсняешься? — Завались, — бормочу я. — Тгда двай отссу, — предлагает он. — Может, лучше угомонишься? Но успокаиваться Дитрих не намерен. Александр Никогда столько не пил. Ощущения странные. Сперва мысли начинают путаться, а потом и вовсе превращаются в кашу. Тело слушается плохо. Язык заплетается. Зато настроение охуительное. Экзамены? Плевать на экзамены. Деньги? Плевать на деньги. Родители? На них тем более плевать. Все переживания растворяются в алкогольной кислоте. И единственное, что меня волнует… Точнее, единственный, кто — это Саня. Мой абсолютно и невозможно милый парень в дурацкой футболке. Чем больше пью, тем сильнее сужается мой мир, пока в нем не остаётся никого, кроме него. Моя единственная константа в этой злоебучей жизни. — Уф… полегче, — тихо шипит Майский, сам же при этом насаживаясь на мои скользкие от смазки пальцы. Мне нравится, когда его голос от стонов становится хриплым. Или когда перед тем как кончить, он жмурится. Или когда после глубокого поцелуя касается моих губ вновь, но уже едва заметно. Мне нравится, каким послушным он становится в постели и как легко соглашается почти на все мои предложения. Мне нравится, что ему нравится. Что его действия и реакции не продиктованы болезненным долгом, который иногда включается у людей в отношениях. Мне нравится его искренность и открытость. Мне нравится всё, что с ним связано. И мне очень хочется показать, насколько он мне важен, как сильно любим мной и ценен. — Д-думаю, хватит, — выдыхает Саня, вцепившись пальцами в мой локоть. Хватит так хватит. Хотя я бы мог целую вечность смотреть на то выражение лица, которое мне сейчас демонстрирует Майский. Такого себя он показывает только мне. Я сажусь на кровати, а Саня с моей груди сползает к паху. Горячие пальцы касаются моего члена. Вместо того чтобы помочь Майскому, дарю ему очередной глубокий, ленивый поцелуй. Вылизываю его рот, намеренно мешая сделать задуманное. А Майский все равно от меня ускользает. Он приподнимается на коленях, из-за чего губы его оказываются мне недоступны. Зато пирсинг в сосках, поймав лучи рассвета, блестит насыщенно оранжевым. Я провожу языком по металлической серьге. И когда Саня опускается на меня, переключаюсь на левую ключицу. — Что-то меня штормит, — выдыхает Майский, выглядя при этом таким расслабленным и податливым, что лечь спать, как он изначально предлагал, стало бы ужасным преступлением. — Тк не спши, — язык меня совсем не слушается. Мне формулировать мысли сложно даже у себя в голове. А оглашение их вслух сейчас кажется непосильным испытанием. Не хочу больше отвлекаться на разговоры. Хочу позволить чувствам завладеть мной и ощутить, как они резонируют с чувствами Майского. Хочу, чтобы мы подстраивались друг под друга без слов. Саня медленно приподнимается и так же медленно опускается. Для более устойчивого положения он обнимает меня за шею и что-то невнятно бормочет мне на ухо. Физические ощущения притуплены алкоголем. Зато эмоционально я открыт как никогда. Не просто запоминаю, впитываю в себя это мгновение. Оранжевые полоски света, пробивающиеся сквозь стекло окон и окрашивающие собой все, до чего дотянулись, в насыщенно рыжий: рабочий стол у окна и многострадальный ноут, светлый пол и часть постели. Рыжий сверкает в любимых каштановых волосах и очерчивает контуры любимого тела. У меня по животу то и дело елозит шарик серьги от пирсинга, что благополучно вставлен в член Майского. Саня расцепляет руки и, отведя их назад, упирается ими в мои колени. Солнечный свет мгновенно заполняет участки его тела, до которых до этого не дотягивался. Сверкает серьга в пупке. Сверкает серьга в члене. А я не могу сообразить, все это по-настоящему или мерещится мне. И в мою голову внезапно приходит бредовая мысль: а вдруг все это — лишь плод моей фантазии? Или сон. И я вот-вот распахну глаза и вновь окажусь в комнате в квартире родителей с невидимыми кандалами на руках и ногах. А Майский останется лишь раздражающим меня одногруппником, о котором я втайне от всех мечтаю. Тихий стон сладкого наслаждения. Горячая мягкая кожа. Запах сигарет и виски. Нарочито медленные движения. Сбивающееся дыхание. Гибкое тело. Ощутимое давление. Пронизывающие до костей ощущения. Что это, если не грёза? Волнообразные движения задницей со стороны Сани, конечно, великолепны, но их недостаточно для того, чтобы я убедился в реальности происходящего, потому я резко подаюсь к Майскому, одновременно с тем подхватывая его под коленками. Саня не сопротивляется, когда я укладываю его на спину, и слегка выгибается, когда я, оказавшись сверху, забираю на себя инициативу. Темп менять не хочется. Не хочется череды поз и лишней суеты. Хочется просто медленно с упоением трахать его целый день, ловя на себе расфокусированный взгляд, впитывая мелодичные стоны и ощущая медленно нарастающее напряжение в теле от каждого нового толчка. Мне всегда казалось, что страсть в постели имеет большое значение. Высокая скорость, рваные движения и как можно более дикий темп. В это утро между нами с Саней страсти нет. Одна лишь любовь. Саня Я даже не знаю, кто надо мной издевается больше: Саша или мое тело. Солнце уже давно над горизонтом. Дитрих держит единый темп так долго, что у меня успевает затечь спина даже при условии великолепного матраса под ней. Затекли ноги. И, походу, даже задница. Сегодняшний секс чертовски отличается от того, что обычно между нами происходит. Но хуже он от этого не становится. Он просто другой. И ощущается, очевидно, по-другому. Мне казалось, что медленный темп подходит только для своего рода прелюдии. Признаю свою ошибку. Ощущения подобно движениям Дитриха нарастают плавно и ненавязчиво. Учитывая моё лёгкое головокружение из-за алкоголя, так даже лучше. Неспешность происходящего позволяет мне полностью проникнуться моментом, который из секундного растягивается на минуты, если не на часы. Дает возможность сконцентрировать внимание на каждом движении, на каждом касании губ и пальцев, не превращая ощущения в единый шквал удовольствия, а дробясь на отдельные разрозненные чувственные сегменты. И заводит это дико, но… Когда меня накрывает предэйфорийное состояние, я понимаю, что до логического конца дойти не выходит. То ли из-за медленных движений. То ли из-за алкоголя. То ли из-за обоих пунктов. А такое состояние коварно. Долго в нём находиться себе дороже. Крышняк кренится конкретно. Остатки границ и совести стираются в пыль, и ты, кажется, готов сделать что угодно, только бы уже получить свою дозу кайфа. Как наркоман. — Можешь ускориться? — прошу я, при этом настойчиво укладывая руку Дитриха на свой член. — Хочу кончить до того, как у меня отвалится задница. Саша смеётся. В его взгляде читается чуть больше осознанности. Походу, потихоньку начинает трезветь. В таком случае тем более следует закончить как можно скорее. Учитывая, как лихо Саша мешал алкоголь, скоро ему будет не до секса. И не до смеха. — Вместе? — спрашивает Дитрих, наваливаясь на меня всем весом. — Что вместе? — вяло соображаю я. — Кончим. Та ещё морока. У нас с Дитрихом разные уровни чувствительности. И вид стимуляции тоже. Кончить одновременно звучит так же невероятно, как поймать единорога. Впрочем, прямо сейчас мы оба максимально на взводе. — Шоу эксперимент, — смеюсь я, тем самым давая Дитриху зелёный свет. Саша шумно выдыхает мне прямо на ухо и резко с силой толкается в меня. До предела раздразнённое тело отвечает на манипуляции Дитриха почти болезненным перескоком от приятной истомы к бьющему по вискам удовольствию, от которого по телу прокатывается дрожь. Не успеваю очухаться от первого впечатления, как меня накрывает вторая, третья, четвертая волна наслаждения, будто выжигающего меня изнутри. Я вскрикиваю, невольно вцепившись пальцами в покрывало. Неосознанно выгибаюсь навстречу продолжающимся движениям Саши. Искры не исчезают. Их становится лишь больше. И мне так хорошо, что я не могу дышать. ...Что ж, на заметку себе: с Дитрихом можно трахаться при любом состоянии алкогольного опьянения. Он, упрямая псина, всё равно добьётся желаемого. Александр Я. Больше. Никогда. Не. Буду. Пить. Вторая мысль, которая приходит ко мне в голову, лишь я со стоном разлепляю глаза и тут же жмурюсь от слепящего полуденного света. Первая моя мысль, конечно же: «Я сейчас сдохну!» А третья: «Боже мой, я так траванулся алкоголем, что прозрел?! Почему все такое четкое?!» Потому что ты, еблан, линзы не снял! И в глаза теперь будто песка насыпали. В рот насрали. А в голову выстрелили. Раз десять. — Сань… — зову я тихо. Пиздецки хочется пить. Горло от жажды будто превратилось в Сахару. Ни ответа ни привета. Я со стоном приподнимаюсь на постели и оглядываю свою маленькую квартиру. Пусто. Может, в туалете? — Сань! — зову я громче. Тишина. И сердце мое мгновенно проваливается в дыру ужаса где-то в районе желудка. Я подскакиваю с кровати, но тут же с воем опускаюсь обратно. Меня жутко мутит. Башка взрывается болью. Тело колотит. Блядское похмелье! Думай, Дитрих, что ты натворил? Почему он ушёл?! Пытаюсь вспомнить, что же происходило после того, как я распрекрасно налакался в караоке. Воспоминания разрозненные и сыпучие. Картинки складываются с трудом. Так, я к нему приставал. Я переусердствовал? Наговорил херни? Твою мать, что я наделал на пьяную голову? Щелчок дверного замка выкидывает меня из гнетущих мыслей. Саня как ни в чем не бывало заходит в квартиру с пакетом из аптеки наперевес. — О! Проснулся? Денёчка! — улыбается он, разуваясь. — Извини, я вновь одолжил твои ключики. Но лишь с благой целью, — заявляет он, проходя в комнату. Раз он воспользовался моими ключами, выходит, подарок я так и не подарил? Час от часу не легче. — Как себя чувствуешь? — спрашивает Майский. Он, в отличие от меня, как обычно цветёт и пахнет. Ничего его не берёт! — Говённо, — сиплю я. — Так и думал, — кивает Саня и протягивает мне бутылку с минеральной водой. Ледяную. Сперва я прикладываю ее ко лбу и ловлю кайф, затем пью воду и вообще достигаю апогея эйфории. Пусть и на пару секунд. Пока я обнимаюсь с бутылкой, Саня разводит мне что-то в стакане: — Теперь антипохмелинчика ёбни. Я без лишних вопросов залпом выпиваю и лекарство. Немного легчает. Но до нормального состояния ещё далеко. — А теперь полежи. — Не, — отвечаю я вяло. — Надо линзы сперва снять. — Так давай я сниму, — предлагает Саня. — Ты? — Ну да. Глаза — моя слабость. И мне всегда казалось, что вот к ним-то я точно никого не подпущу и трогать не позволю. Потому моё монотонное «ладно» поражает даже меня самого. Майский на удивление легко справляется со своей задачей, и когда я оглашаю это вслух, он делится, что уже успел посмотреть на данную тему видос на Ютубе. Боже, ну не человек, а ангел во плоти. Натянув очки, откидываюсь на подушки, когда вновь вспоминаю о подарке. — Сань, там в столе небольшая черная коробочка. Это… Эм… Ну… Типа подарок, — выговариваю я вяло. — О-о-о! — Саня тут же находит коробку, плюхается на кровать передо мной и открывает подарок. Пару секунд он пялится на мой скромный презент, а затем поднимает глаза на меня. Саня выглядит таким удивлённым, что я тоже смотрю в коробку. Вкладывал я туда ключи от квартиры, а на самом деле там что? Ну да. Ключи. — Вот прям жить? — ошарашенно выдыхает Саня. — Не, я понимаю, что и так постоянно торчу у тебя. Но прям жить?! Чего? В смысле? Нет, стоп, я не это имел в виду! Я просто даю тебе ключ, чтобы ты в ожидании меня не торчал во дворе часами! Ни о каком совместном проживании я даже не… — Я согласен! — заявляет Майский, напяливая колечко для ключей на безымянный палец правой руки. И при этом такой счастливый, будто жить со мной — предел мечтаний. Я шокированно молчу. В голове неожиданный вопрос: почему я не предложил ему этого раньше? И не собирался предлагать сейчас? Он ведь и правда постоянно у меня. А когда его нет, я тут же начинаю скучать. Мне сложно находиться в пустой квартире одному. Даже в такой миниатюрной. Один я был девятнадцать лет в своей комнате. Одиночеством я сыт по горло. Саня на эмоциях издает что-то вроде восторженного визга, и я болезненно морщусь. По ушам вопль радости бьёт невероятно. Майский лезет обниматься, и моё тело отдается болью. Целует меня в губы, но всё моё внимание забирает на себя жуткая тошнота. — Спасибо! — шепчет Майский. — Лучший подарок на др! — заверяет он. Я лишь обессиленно улыбаюсь. Извини, Сань, но из-за похмелья я сейчас ни на что не способен. — Надо бате рассказать! И Машке! — НЕ МАШКЕ, А МАРИИ. P.S. С Новым годом, котятки! 2022 нехило нас поимел, а это значит, что 2023 нехило поимеем мы :) Для гармонии во вселенной :)