Гэвин Рид и дело Коннора

К счастью, андроидам не снятся кошмары. Зарядка происходит в специальной кабине, где робот может отключить питание и погрузиться в полную пустоту. Так почему Коннор с мазохистской настырностью снова и снова воспроизводит произошедшее в башне Киберлайф? Сумо, лежащий мордой на его животе, ворчит и дергает лапами. Коннор успокаивающе гладит его по холке. Вместе они развалились на полу в гостиной, едва освещенной фонарем за окном. Хэнк спит. И это – самое тяжелое время. Днем Коннор занимает себя разными дурацкими делами. Вечера они проводят с Хэнком, за разговорами, фильмами или просто – рядом. А ночью, когда Коннор должен дать Хэнку поспать… наступает время красных пятен человеческой крови, забрызгивающих лифт башни Киберлайф. Когда Коннор знакомился с материалами собственного дела, кое-что по-настоящему его поразило на одном из видео. Спокойствие, с которым он действовал. Диод загорался желтым разве что на пару секунд. Отнюдь не из-за того, что Коннор думал о судьбе агентов-людей, об их семьях и о том, что они всего лишь выполняют свой долг. Нет. В эти несколько секунд Коннор думал, как эффективнее всего уничтожить этих мужчин. Во время просмотра этого видео рядом с ним был Хэнк. И, будто чувствуя его состояние, он положил руку на плечо андроида и вкрадчиво сказал: – У тебя не было другого выхода… Да, возможно, это так. Но Коннор не может забыть то спокойствие, с которым он отнимал жизни. «Поразительно, как легко ты готов жертвовать людьми, чтобы защитить себя», – вспоминает он слова RK-900 на допросе. Символом девиации для людей стал Маркус, целующий свою возлюбленную. Способность любить – их главный аргумент в борьбе за свободу. Но что, если бы люди в это время смотрели не эфир с Маркусом и его мирным протестом, а видеозапись с девиатом Коннором, который спокойно убивает семь бойцов спецназа? Семь человек. Стали бы они выступать за освобождение и права андроидов? ...Коннор удерживается от того, чтобы вздрогнуть, когда слышит, как близко к нему подошел Хэнк. Надо же, он совсем потерял концентрацию. Мужчина недолго стоит над ним, хмыкает и сначала присаживается на пол, а потом и ложится рядом с Коннором, по другую сторону от Сумо. – И о чем ты думаешь? – говорит Хэнк, внимательно разглядывая его лицо. – Твой диод горел красным. Коннор невольно касается виска. Иногда он жалеет, что не снял диод. Но это бывает не часто. – Ни о чем особенном, Хэнк, вам лучше не лежать на полу, тут прохладно… – Коннор, – строго прерывает его мужчина. – Я...– Коннор с трудом удерживается от соблазна соврать, но он обещал себе никогда не обманывать Хэнка. – Я думаю об убитых. – Если бы ты тогда не вывел андроидов на улицы… – Я хорошо понимаю это, Хэнк, меня беспокоит другое. Я убил. И тогда мне не было жалко этих людей. Я действовал как машина, выполняющая задачу. Но я уже был девиантом, – Коннор захлебывается в словах, не понимая, как лучше сформулировать свои чувства. – Я…Из меня вышел плохой человек, Хэнк. Хэнк молчит, его лицо освещается желтым от мигающего диода Коннора. Затем мужчина тяжело вздыхает, убирает прядь с лица андроида за его ухо и отводит руку. – Коннор. Посмотри на меня. Ты знаешь, какими жестокими могут быть дети? Не все, но многие. Из любопытства они отрывают лапки мухам. А знаешь почему? Они только пришли в этот мир и еще плохо понимают, что такое боль, в чем ценность жизни, что такое эмпатия. Ты не смог выстрелить в девушку, стоящую перед тобой на коленях, и был искренне раздражен от этого, надо заметить, – хмыкает Хэнк. – А потом ты убил семь вооруженных человек, которые собирались убить тебя. Не ради собственной жизни, а желая помочь девиантам. Было ли это жестоко? Да, так оно и было. Осознавал ли ты полностью, насколько это жестоко? Я так не думаю…А теперь ты осознаешь. Потому что растешь. Коннор только хмурится в ответ, продолжая глядеть в потолок. – Вы говорите обо мне как о ребенке. Но я никогда не был ребенком. Мой интеллект на уровне взрослого человека и я… – Твой интеллект я не подвергаю сомнению. Но твой жизненный опыт как чувствующего и живого существа – мизерный. Ты не должен винить себя в том, что не чувствовал жалости тогда. Хотя бы потому что ты чувствуешь ее теперь. Из тебя вышел хороший и совестливый человек, Коннор. Андроид поднимает руку и прикрывает глаза изгибом локтя. Коннору по-настоящему больно. Он хочет и не хочет дальше продолжать этот разговор. Он боится услышать нотки разочарования в голосе Хэнка. Он боится, что Хэнк, наконец, поймет, что Коннор из себя представляет. – Мне очень жаль, что я убил людей, – все-таки выдавливает он из себя. – И я знаю, что я должен понести наказание. Это было бы справедливо. Но я не хочу. Хэнк, я должен хотеть, но я не хочу умирать. Сначала Коннор слышит тихое фырканье, а затем и громкий смех Хэнка. Он отнимает руку от лица и смотрит на мужчину. Сумо просыпается и поднимает морду, также рассматривая хозяина. Наконец, Хэнк замолкает, но продолжает болезненно улыбаться. – Однажды мне хотелось умереть от чувства вины. Я убил не для того, чтобы выжить, не пытаясь выполнить миссию на работе, я убил своего сына. – Хэнк, вы не… – Я убил своего сына, – с нажимом повторяет Хэнк. – И я тоже должен был хотеть умереть. Я и хотел. Но какая-то часть меня – нет. Эта часть заставляла вытаскивать пули из барабана, оставляя только одну. Она поднимала меня из лужи собственной блевоты, чтобы отправиться на работу и продолжить изображать существование. Благодаря ей я лежу сейчас здесь и разглагольствую, вместо того, чтобы кормить червей в земле. Добро пожаловать, Коннор. Быть человеком – это и значит быть ублюдком, ошибаться, делать дерьмо, но чертовски не хотеть умирать. Коннор задумывается над словами Хэнка, а мужчина внимательно рассматривает лицо андроида. – И вот еще что. Я тоже чертовски не хочу, чтобы ты умирал. Ты мне дорог, Коннор. Пожалуйста, постарайся выжить. Ради меня. Коннор чувствует, как ему становится тепло и спокойно от этих слов. Будто тяжелый груз падает с души. Он тянется рукой и переплетает свои пальцы с пальцами Хэнка. – Я нехороший человек, но зато я тот еще ублюдок, который не хочет умирать. Не сомневайтесь, Хэнк, я очень постараюсь выжить. – Уж будь добр, – хмыкает Хэнк. – И пошли все-таки поваляемся в кровати. А то у меня уже спина болит от этих милых полуночных бесед. Они так и делают. Проснувшийся Сумо тоже в наглую запрыгивает на кровать. И хоть Хэнк недовольно ворчит, он не прогоняет собаку. А Коннор... Коннор больше не думает о брызгах крови в лифте башни Киберлайф. Он думает о том, как выжить. Ради Хэнка.