Фарфоровая кукла — вещь, которую можно сложить по частям обратно, но женщину можно сломить, да так сломить, что ничто не спасёт. Понадейся на чудо, дитя мое.
ஜ═════════════════════ஜ۩۞۩ஜ═════════════════════ஜ
Глубокая ночь с освещающими звёздами накрывает весь мир. Нынче сильный ветер сорвался, чуть не снося пожилые дома селян, молясь перед Богом, дабы поскорее утих этот сильнейший ветер. Но вот только дворянин, стремящийся спасти жизнь одной девушке, коя прочно в сердце засела ему не мог уснуть ни на секунду. Григорий Червинский. Тот, который желает вытащить единственное сокровище, оставшееся отпечатком о памяти его любимой маменьки и отныне стала той, ради которой и живёт сейчас в этом жестоком мире. Не мог сдерживаться более, успев уже лакею передать конюху, чтобы приготовил его лошадь, нынче он должен уехать в имение Егора, дабы хоть глазком повидать Китти. Повидать ту, которая не даёт покоя во снах. Дожили, теперь каждый день за сотню километров слышит голос той проклятущей крепостной, в которую влюблен до без сознания. Как только дворянину поведали, что приказ исполнен мигом, Григорий сорвался с места, будто чем-то обжёгся и вылетел к парадному двору, оседлав черного коня ускакал в сторону имения этого тирана. Теперь посмотрим кто кого. — пронеслось в мыслях младшего паныча, скача на своем чёрном, как темная ночь скакуне, что-то шепча своими губами. — Убью собаку! — шипит Григорий. — Запорю ... — нашёптывает свою мантру он. По дороге ему стало плохо и остановил своего коня, слезая с него начал кричать. — Эй, судьба! — кричит во всю Червинский, падая на колени. — Подруга ты моя суровая! Чего же ты так наказываешь меня? Что сделал не так? Не молчи! — в ярости вскричал паныч, выпученными глазами оглядывал тот лес. Его черные глаза, в коих тонет каждая девушка были наполнены слезами, истекая сами по себе. Искренние слёзы, слёзы сожаления и безысходности. Рука его оказалась у кармана сюртука, именно там покоится у его дагерротип Вербицкой, взглянув на него, коснулся губами к нему и спрятал обратно, где лежал изначально, седлая коня вновь и ускакал в сторону имения Егора Кузьмича. Пусть и жизнью поплатится, главное будет известен, что Катерина в опасности.***
Шефферовке было спокойно нынче, без всяких порок и издевательств над крепостными. Каждая живая душа, видящая страдания крепаков, поговаривают, с ними обращаются, как со скотами, говоря несчастным душам, что от животного и то есть польза. Мужик стерпит любое страдание, он хотя бы не любовник какой-то панночки иль же барыни, вот с женщиной все таки иная история, жесточайшая и до жути правдивая для девятнадцатого века, эпоха роскошных балов, платьев и французского языка и все то, что связано с этой страной. Ей будет прощено за то, что не по собственной воле покоряется хозяину, жаждущий удовлетворить самого себя, вот ему не простится. Никогда. А уж это и пережили у жесточайшей хозяйки, которая могла приказать пороть без каких-либо объяснений. Выйдя замуж, стала терпимее ко всем окружающим, но строгость свою не заменила ни чем. Вечером Лидия решилась наведаться в кабинет к своему супругу, который разбирал бумаги, кои привез из жандармерии. Это были, своего рода уголовные дела преступников, поймавшие властями Нежинского уезда. Мужа известной купчихи Нежина, величавшую, как мадам Шефер звали Даниилом Кадошниковым. Дворовые и другие купцы, посещающие дом тех богачей, к хозяйке все равно обращались, как мадам Шефер. Для дворянской интеллигенции не было привычно видеть такую даму в свете с каким-то мужчиной, ей было на это плевать с высокой колокольни. — Даниил, дорогой мой, — с улыбкой обратилась к нему, усаживаясь поудобнее за софу, находящаяся в том же самом кабинете. — Слыхала, что ездили нынче к Григорию Петровичу. — своими эмоциями намекала, дабы рассказал все в подробностях. — Жена моя, — поднял свои очи, оглядывая Лидию. — Да, верно, я навещал своего товарища. — По выражению лица Кадошников понимал, что такая женщина, как мадам Шефер не отстанет ни на одну секунду. В то время, прекрасное и мечтательное для каждой дамы, желающая облачиться в красивое пышное платье с кринолином. Хотя не каждый мог позволить себе роскошь. Ведь в законах, кои были ранее писаны Петром Великим купцов разделяли по гильдиях. Первая гильдия — богатые, позволяющие себе чрезмерную роскошь, не понимая, что деньги имеют свойство заканчиваться. Вторая это тоже богачи, только уже знали меру в растратах. Третья — купцы, не позволяющие себя баловать. Страшная экономия, недостаточное количество денег, а ведь каждому нужен хоть один червонец. Обычно те, кто относятся к купцов третьей гильдии всегда имеют долги и не всегда везет их оплатить. А ведь хорошо, когда есть помещики, кто годен простить задолженность. — Да что рассказывать, Лидонька, — ласково заговорил к своей жене, вставая со своего рабочего стола и усаживаясь поудобнее за мягкое кресло напротив своей любимой, дабы видеть её получше. Заскучал за ней. — С ума уже сходит понемногу, надо делать уже что-то, а то кто знает, оставит ли её в живых этот прохвост. — Ты же ведь в жандармерии, в конце концов дипломат, можно же ведь что-то сделать? — ярость слышалась в голосе богатой купчихи. — Запугать в конце концов ... — Он садист, Лидия, и ты это прекрасно понимаешь, — Даниил держал себя в руках, стараясь спокойно объяснить ситуацию. — Жандармерия схвачена Решетниковым полностью, отделаться сможет в любую секунду, спасти может только одно и это жалоба в дворянское собрание. — Но нужно ей сообщить, не все так легко, — говорит Кадошникова, поправляя кольцо на мизинце. — Егор же нюхом чует, что норовят спасти Катерину. — Если ты поедешь, то кое что передай ей, — достает из кармана эту брошь в виде птицы, врученная которая была младшим Червинским и протягивает ей. — Она должна быть только в руках Кати и никого более, Григорий так просил. — Хорошо, — коротко ответила мадам, осматривая ту брошь. В течении нескольких минут молодая пара сливается в страстном поцелуе ...***
Григорий слез для начала с коня, привязав поводья к дереву, опираясь на трость сразу же пошагал на задний двор, оглядываясь по сторонах. Заметив девку дворовую, на которой только и были одни кости и следы от удушья сразу же спрятался за стену и, вновь выглянув сразу же пошел к тому дворику, где находилось окно покоев этого тирана. Ох, девки крепостные, только и страдают от изтязаний, вновь им внушая о том, что они и являются утешением в постели для каждого хозяина своего имения. Ирония заключалась в том, что и у Григория было много женщин, пользовал крепостных, только вот Катерину трогать не смел. Она слишком чиста и невинна для этого. Ангел. Как же прекрасно, когда сердце греет та мысль, что ради тебя человек из высшего света готов на все, дабы невольница была спасена. Она вновь плакала без остановки, руки были за спиной связаны тугой веревкой, дабы не брыкалась лишний раз. В душе таилась злость, но не показывала этого, ведь в известии перебывала, что если проявит свой характер, не жить ей более. Двигался в ней со всей жестокостью, бурлящая в его крови, выжимая из неё все соки. Он сжимал её шею с помощью этих белых жемчугов, после которые и разлетелись по всех покоях. — Убью ... — шипит он, на глазах слезы появились. Слезы сожаления и безысходности, которые лились, когда тот ещё скакал по лесу, словно сумасшедший. — Я не пожалею ... Самое удачное настигло сейчас, он бил её. По животу, по спине несколько ударов хлыстом. Григорий не мог смотреть на это. По старой привычке, когда нервничает молодой дворянин потирал рукоятку трости. Ладони были влажными, ни о чем не думая приложил свои запотевшие пальцы к стеклу и прошептал: — Я тебя спасу, Катюша ... Мы будем вместе, Катенька ... — шепчет. Гриша улыбался так, будто находится под пытками, не жалея о своей смерти и вовсе. Григорий ушёл, возвращаясь к месту, где была привязана лошадь. Всем телом он прижался к коре дерева, пытаясь осознать, что сейчас увидел. Ему хотелось закричать, но понимал, что могут услышав. Поправив свой плащ и обтрусив с себя землю, оседлал своего скакуна и поскакал вокруг этого имения, попадая в главный двор, сообщая, что тот хочет срочно увидеться с хозяином, но дав монету, попросил, дабы не выдавал имени гостя, а сказал, что это его давний знакомый.***
несколькими минутами позже.
— О, Григорий Петрович, — с наигранной радостью возглашает он. — Не ожидал видеть вас в такой поздный час. Был занят, прошу прощения. Червинский не мог держать себя в руках, не теряя ни одной секунды схватил за воротник рубахи, расстегнутая которая была небрежно. — Я убью тебя, паршивец! — процедил Григорий. — Что ты сделал с Катериной? — Увольте, друг мой, — ехидным смешком молвил тот. — Катерина даже очень хороша, не кричит, послушна! Ах, девка ладная, не скрою. Собираюсь вручить презент отцу твоему! Молодой дворянин не выдержал и дал пощечину, отчего и оказался на полу, поправляя камзол проговорит. — Ты уже близок к своей гибели! — прошептал Григ, и после удалился из гостиной. Катерина слышала голоса, прежде всего узнала его голос. Голос того, к которому испытывает странные чувства, не связанное с боязнью. Ей не хотелось, чтобы он поплатился жизнью. А если бы и спустилась ещё в низ, так не видать жизни спокойной.***
Ольга Родзевич — дочь Киевского помещика, отличающийся своим богатством, однако знали в меру. Семья Родзевич были купцами второй гильдии, а соответственно и Ольга в Нежине была купчихой, принадлежащая ко второй гильдии. Её отец — Платон Васильевич приобрел имение в Черниговской губернии, оформив полностью на свою единственную дочь, кою стремился поучить этим делам. Так же успел взять толкового управляющего, а ежели нету управляющего всеми средствами имения, не имеющий даже понятия, что такое расчеты — полное банкротство той или иной дворянской семьи. Ведь каков позор, помещик или помещица не смогла взять умного эконома, не знающий элементарной арифметики. Оля обучилась всему тому за пару дней, она хоть и не так во всем смыслила, положившись на толковых людей, имеющие в этом хоть какие-либо соображение. Сейчас же вместе со своим отцом отправлялась в имение Решетникова, составлять договор с поставкой овощей. С одной стороны для молодой панны, ставшая хозяйкой довольно большого состояния было скучно присутствовать для составлении уговора, а с другой интересно по той причине, что в будущем ей нужны будут перспективные деловые отношения. Въехав в главный двор имения Решетниковых, их встретил хозяин с натянутой улыбкой на лице и проводил в кабинет. — Чего пожаловали, Платон Васильевич? — с интересом в голосе спрашивает Егор, садясь за свой стол. — Как вы уже поняли, молодой человек, — начал свою начальную молву пан Родзевич. — Моя дочь стала управлять поместьем, и желаю составить договор о поставке овощей. — Ну наконец-то, — с некой радостью в голосе провозгласил тот. — Перспективы они всегда нужны! — Вы правы, — начала свою речь Ольга. — Попрошу ознакомиться вот с той папкой документов, там есть начальная цена для вклада в мануфактуру, а так же количество душ крепостных и гектары земель. Думаю, господина Решетникова должно заинтересовать. — с некой усмешкой провозглашает последние слова молодая барышня, смотря, с каким лицом Егор прочёл все те документы. Он уже успел взвесить "за" и "против". Не видя никаких препятствий Решетников объявил окончательный вердикт. — Я согласен! — взяв перо и поставил подпись в документе, вкладывая ту папку и подошёл к семье Родзевичей. Мужчине пожал руку, а девушке по всех светских правилах поцеловал руку в знак уважения, тихо сказав. — Думаю, что все сложится! — после уже привычным тоном. — В таком случае, приглашаю вас к небольшому столу. — Если вы будете обсуждать политику, то лучше пойду и прогуляюсь, поговаривают здесь прекрасный сад, — с легонькой улыбкой промолвила Оля. Получив разрешение сразу же вышла в задний двор, посмотреть, как живут крепостные у этого человека. Некоторые были свежи и даже никаких ссадин, как у некоторых девок. По всей видимости похотливый мужчина, не желающий даже жениться. На её взор попалась она, девушка закрывая свое лицо от побоев платком. Катерина могла раскрыть только в том случае, когда крепачка находится в своей комнате и когда она с ним. С этим тираном. — Постой, — заговорила панна Родзевич. — Кто ты? Как тебя зовут? Вербицкая вздрогнула и хотела бежать, но увидев красивую девушку, которая по всей видимости была дочерью купца. Она подняла свой взор полон слез и проговорила. — Катя, — дрожащим голосом ответила крепостная. — Почему ты ходишь в платке? Покажи мне своё лицо, — просит её Ольга, осторожно касаясь её руки, которая была в синяках. — Нет, простите! — после этого убежала в свою комнату. Бежала, не оглядываясь. Ей хотелось спасти, спокойной и счастливой жизни. С самого утра её подташнивало, голова кружилась и в глазах двоилось. Катя не понимала отчего ей так было плохо. Ольга с неким непониманием вернулась к отцу и хозяину, натягивая улыбку и вела себя, как обычно.***
— Отец, я когда прогуливалась по саду, видела девушку, — начала свою речь Оля. — Моя дочь вновь решила заняться делом благородным и бороться за права женщин? — смеясь задал вопрос своей дочери, взяв за руку. — Звать её Катерина, я заметила девушек, которые ходят избиты чуть не до смерти, а она так вообще ходит с закрытым платком и боится лицо показывать, руки в синяках, да и сама бледная. — С чего такие выводы, Ольга? — немного строже задал вопрос, дав понять, что готов дальше слушать её. — Он тиран по отношению других, и боюсь, чтобы ни одна живая женская душа стала жертвой. Её нужно выкупить и это срочно! — начала умолять его панна. — Пожалуйста! — Хорошо, дочка, я что-нибудь придумаю. Отчего-то и сам Платон начал задумываться над тем, что рассказала ему дочь.***
Егор до того времени встретился с мужчинами, которым должен дать задание. Оба молодые, не менее семнадцати-восемнадцати лет. — Не перепутайте какого-то проходимца с Григорием Червинским! — четко указал Егор, показывая дагерротип. Катя все слышала. Ей словно дали обухом по голове, из глаз потекли непрошеные слезы. Убежав в свою комнату дала волю слезам, и уже тошнота подступала к горлу, выбегая во двор её вырвало. Одна из дворовых спросила: — Катря, все в порядке? — спросила девушка, младше неё, наверное, на два года. — Маланка! — остановила её Катя, это была единственная девушка, которая доверяла ей. — Меня тошнит, голова болит ужасно, от еды меня выворачивает. Что происходит? — Так беременна ты, — отвечает крепачка. — Пару недель, не больше. В её голове зашумело, будто хлыстом по спине отогрели. Ничего не сказав обратно вернулась к себе, вновь заплакав горькими слезами. Не могла терпеть уже более. Ей нужно было спасти его жизнь ... По обеду успела приехать Лидия, вновь вернувшись за этим долгом. Но для начала решила разговорить, спросить что да как. Приезд Лидди для самой крепачки — рок для счастливейшего случая, может быть она сделает что-то. — Зачем вам эта девка, она же не годная для работы какой-то! — злобно выплюнул Егор. — Нужна! — повысила свой голос она. — Нужна! Иначе, кое какая бумажка попадет на стол начальнику жандармерии! Жду деньги, долг не прощаю! И после тех слов покинула его кабинет и снова столкнулась с ней. — Почему ты в платке ходишь? — с неким интересом спросила мадам Кадошникова. — Не время для объяснений, — тихим шепотом начала молву та. — На Григория Петровича хотят покушаться, а может и убить. Может предупредить как-то можете, прошу! — на её глазах уже были слезы, а руки сжимали руку мадам Шефер. — Хорошо, я сделаю что-то. — заверила Лидия и после же попрощалась с ней и вышла уже во двор. Сев в карету, уже отъехала от этого имения, где проливалась кровь ... Не остановится он, эх, не остановится. — прошептала тихо Лида. — Пани, все впорядке? — спросила её крепачка. — Молчи! — злобно выплюнула помещица. — Не твоего ума дела.***
На её кровати лежало приготовленное платье белого цвета, а рядом с ним лежало украшение из жемчугов. Катя прикусила свою губу, после чего стала сочиться кровь и вздрогнула. Ей хотелось убить его, собственными руками ... Она ждала, пока придут служанки и оденут её. Ссадины почти сошли, ей сейчас все сделают в наилучшем виде. Из глаз голубых только слезы истекали ... Душа Григория ныла, изнывала от боли, глядя на дагерротип Китти, проводя ласково большим пальцем, сидя у стенки. Лариса хотела зайти в гостиную, но увидев его остановилась, смотря на печального паныча, из глаз которых текли слезы, а в другой руке держал сигару. Через секунду она ушла к себе в комнату. — Я люблю тебя ... — прошептал он, целуя сам портрет. Через несколько долей секунд зашёл лакей. — Чего тебе? — брезгливо обратился Григ. — Пане, письмо Вам! — протянул конверт панычу, и сразу же ушел. Вскрыв его, он пробежался по строчках. Его приглашают в игорный дом, но не было указано от кого-то письмо. Может быть мне поехать? — задумался Григорий. — А, чёрт с ним, поеду! — после же спрятал её дагерротип во внутренний карман сюртука и сразу же приказал приготовить карету. Но даже он не догадывался, каков сюрприз ждал самого Григория Червинского.