Она была так свежа, словно весенняя роза, беспощадно была сорвана из куста, растоптав в грязь целиком и полностью. Поговаривают, если сорвать юную розу и растоптать ко всему счастью — знак, что гибель скоро наступит.
ஜ═════════════════════ஜ۩۞۩ஜ═════════════════════ஜ
Игорный дом — то же самое, что и дом разврата. Здесь собиралась купцы, дипломаты, офицеры и меценаты, желающий развлечься за игрой в карты: кто на деньги, кто просто так, а кто-то делает ставку какую-то красивую девицу, коей желать нужно только наилучшего. Когда приводят их, они чувствуют себя шлюхами. Испачканными. Испорченными. Рок в том доме таков, это и есть тот же самый бордель, но только условия здесь получше. Сейчас все съезжались, все только и вертелись у гостей: кто приехал со спутницей, кто приехал себе просто поразвлекаться, нынче дым в помещении коромыслом стоит. Приехал Григорий, а у входа стоял Данила, у коего была улыбка до ушей, наслаждаясь победой. Ведь тот вытащил своего друга из дому — Ну здравствуй, аферист! — воскликнул Григорий, подходя к другу хлопает по плечу. — Я не аферист! — шутливо запротестовал Данила. — Я Кадошников Даниил Васильевич, начальник жандармерии и офицер Крымской кампании! — подняв указательный палец вверх проговорил свою речь. — Являюсь мужем Лидии Ивановны Шефер. — Иди уже, муж объелся груш! — смеясь проговорил тот, заходя в помещение, где все было в самом разгаре. Отдав верхнюю одежду их проводили на верхний этаж, где находились элитные персоны. Заняв свои места, мужчины принялись за игру. Нет, не на деньги играли, а чисто по дружбе. Правда Григорию не повезло и это было с ним впервые, ведь младший Червинский не является новичком в карточной игре. Данила знал, с чем то связано. Ещё несколько раундов, сыграли на ничью. — Браво, Григорий Петрович, — хлопает по плечу своего друга. — Ничья! — Не иначе! — цокаясь стаканом, который был наполнен коньяком промолвил тот. Кадошников задумчиво опустошил свой стакан, думая, как предупредить своего друга, ведь тот знал с каковым нравом младший Червинский: упрям до невозможности, сердце горячее. — От Катерины вести есть. — неожиданно начал говорить Данила, вспомнив разговор с Лидией, которая собственно и донесла своему супругу, после чего перебил Григорий — Как она? Что с ней? — в его голове закралось множество вопросов, и стремится получить ответы на них. — Весточку тебе передала. Будь начеку, Решетников покушение готовит. Григорий сразу нырнул в мышления. Ему было все равно, умрет ли он, утопят ли его или повесят, главное, чтобы Катерина была жива и здорова. Он был готов к смерти, ведь не единожды в бою получал ранения, не давая надежд никаких. Быть воином — тоже самое, что и управлять всем хозяйством и финансами, будто ты идешь в бой каждый день, думая: убьют ли тебя или помилуют. Зашла она в белом платье, словно у ангела и жемчуга украшали лебединую шею, покрыта которая была в синяках. На неё всё жадно смотрели мужики, будто на мясо какое-то. Сдавливали виски, кровь бушевала по всему организму, а руки тряслись и была на её животе. Кадошников уже понял, на кого товарищ смотрит, у глазах которого заблестели слёзы. Он никому не желал такой участи. У Григория только руки дрожали, сердце сжалось. Дрожащие руки легли у перил и смотрел, как он проводил осмотр его Кати. — Вот смотрите какая, — он расстегнул платье на груди, представляя вид груди и спины, показывая её. На глазах у Кати блестели слёзы. — Не смей, ирод! Григорий видел все своими глазами видел, в тот момент в душе все перевернулось, будто острым ножом вонзили в одно из самых больных мест простого смертного — сердце, которое у него бьётся около двадцати шести лет и перестанет биться, когда смерть наступит. Червинскому было плевать, что народ подумает и каковы сплетни распустят по всему Нежину, хватая трость он уже собрался спускаться, однако мужская рука его друга сжала руку Гриши. — Тебе нельзя в таком состоянии садиться за тот стол, — промолвил Данила, глядя на друга взглядом полон сожаления. — Мне плевать, что можно, а что нельзя! — прошипел тот, сжимая свой кулак, впиваясь в кожу и оставляя ярко-красные следы. Лицо было уже красным от гнева, а губы искусаны до крови, только нервно потирая рукоятку трости. Данила же, обратив внимание на состояние своего приятеля отвел в карету, дав обещание, что он сделает все, чтобы Егор проиграл Катерину.***
— Мадам, — кланяется служанка Лидии. — К вам приехали! — Кто? — глаза купчихи округлились от удивления, не понимая, кого же могло принести сюда в такой поздний вечер. — Мадемуазель Родзевич пожаловала, — не поднимая головы ответила крепачка. — Чего встала, как статуя! — повысила свой тон хозяйка. — Проси немедля! Лидия, поправляя измятые складки платья, выходя в середину той залы. Панну проводили в апартаменты к мадам Кадошниковой, которые отличались роскошью и вкусом прекрасной помещицы, сравнивая её особняк с роскошными домами в Европе. Встретив свою подругу, уже обнимали друг друга, говоря, как заскучали за беседами. Садясь на удобные кресла, кои расположены в красно-золотистой комнате (именно в тех цветах была оформлена гостиная купчихи), перекинулись парочкой словечек, тогда же между дамами светского общества завязался разговор: — Как у тебя дела с хозяйством? — интересуется Шефер, улыбаясь уголками губ. — Справляешься? Хотя, о чем я говорю, ты у нас дамочка проворная, — смеётся. — Со всеми справишься, законы светские перепишешь ... — Да что ты сразу заладила, — закатила глаза мадемуазель Родзевич, улыбаясь уголками губ. — Хозяйство, как хозяйство. Управляющие толковые, все сделают, а я так: лишь бы приказ дать. Я сюда не просто так приехала, одна особа заинтересовала, — отпила немного чая, глянув на свою подругу. — О ком же идет речь? — немного хмурясь, Лидия ставит вопрос собеседнице. — Слыхала ты о некой ... — панна изобразила задумчивую гримасу, будто вспоминает ту девицу, которая была избита до полусмерти, над коей измываются все время и вечно платком своим закрывала лик ангельский. — Катерина Вербицкая, ты слышала о такой? — Слышала, — не задумываясь ответила Лидия. — Несколько недель тому был торг у Петра Ивановича, а она-то была воспитана благородно покойной Анной Червинской, царствие небесное. — перекрестилась купчиха. — Дело не в этом даже, сам господин Червинский хотел всячески насолить сыну, продав Катю заядлому врагу его же сына. А он то тот ещё бабник, накличет на себя беду ... — проговаривает та, цокая своим языком. — Он же как орёл взлетел, но не знает, что рано или поздно поплатится. — Словно "война и мир", — одним словом характеризует все происходящее. — И чем же может закончиться эта война? — Смертью и кровью, Ольга, — глядя в огонь, горящий в камине последовала тихая молва хозяйки. — Только так это все закончится и мир будет только после безжалостно пролитой крови ... Родзевич резко смолчала. Мадемуазель в своей голове, будто рисовала картину, догадывалась об участи той девицы: её могли проиграть в карты, продать и осматривают, как скота. А ведь крепостные по-жизни были скотами, как хозяева их говорили "от животного и то есть польза". Их проклинали, говоря страшные слова: пусть погибнут, как подлые собаки. Чем они хуже дворян? Тем, что не имеют никаких прав на любовь и свободу? Тем вопросом здравомыслящий дворянин задается уже не один десяток лет ...***
игорный дом.
Данила отправил домой Григория, повелев, чтобы довезли его в целости и сохранности, предупреждая, чтобы не давали ни капли алкоголя, даже не смели преподносить к пересохшим губам от нервов и волнения. Как только-только экипаж Червинских отъехал, господин зашел во внутрь и подошел к тому столу, где восседал тот самый кровавый сердцеед, как прозвали его в уезде и с девушкой, которая тряслась и пряталась от стыда. Ему было её жаль, пострадала попросту ни за что. — Помогите ... — прошептала губами Даниле, который стоял напротив неё. Она рассчитала те минуты, дабы никто не слышал её. Кадошников глянув на девицу и кивнул, пока Решетников не перевел взгляда на стоявшего офицера, а отныне и начальника жандармерии. — Какие люди! — воскликнул Егор, вставая с места и схватил за руку Вербицкую. — И что же такой человек, как начальник жандармерии Нежинского уезда делает здесь, когда в дома ждет такая прекрасная жена, как Лидия Ивановна, — в кривой ухмылке расплылся он. — Не преувеличивайте, я нынче просто решил расслабиться с хорошей компанией и красивой партией. Данила в самом деле подыгрывал, в этом уж не было никаких проблем. Он подмигнул Китти, дав знать, что он ей поможет. По крайне мере, у той крепостной ещё в душе присутствовала та вера. — Ах, вовсе запамятовал! — цокнув языком Егор. — Посмотрите на ту девушку. Движением он потянул вперёд и представляет Кадошникову. — Смотрите, какая ... — облизывая губы промолвил Егор, глядя на обескураженного начальника жандармерии, взглядом ей указывая, чтобы сохраняла спокойствие. Но слезы истекали по щеках непроизвольно, ей хотелось гореть со стыда. "Шлюха. Шлюха. Шлюха." — постоянно нашептывал мантру мучитель при каждом удобном случае. — А вы поглядите на её тело, — сорвал с плеч платье, представляя ему чуть не полностью обнаженной. От того она сильнее задрожала, будто кровь застыла в жилах, бледнея. Видимо судьба канареечек была таковой: полностью зависеть от хозяина, ведь только он мог распорядиться судьбою несчастных. А когда же у них интерес исчезал к девушкам, на которых были потрачены попросту сумасшедшие деньги, кои могли и вложить в более стоящее дело. Но именно та птица, за которую так отчаянно борется заветный кавалер именуемый, как светский ловелас не была похожа на них. Слишком чиста, невинна, ставшая жертвой тех обстоятельств. У самого господина Кадошникова заиграли жевалки, отчего сразу же одним словом прекратил весь тот балаган. —Прекратите этот мерзкий осмотр. Я делаю ставку пять тысяч, ставку постепенно повышаем. — Ох, — садясь за тот стол протянул Егор. — Игра жаркая нынче будет. Крупье раскидывал карты каждому игроку. Даниле попадались слабые карты: набор тузов, червей, однако он не терял никаких надежд. То что проиграл первую партию — ничего ещё не значило. В самом деле, не всегда везет новичкам. Они, как правило садятся за сей азартный стол зачастую от безысходности, когда норовят спасти свою шкуру, чаще всего платятся за это высокой ценой, жертвуя собственной жизнью. Начальник жандармерии не был новичком в карточных играх, умел идти на самые безумные аферы. Сама игра длилась долго-долго: сначала проигрыш, ничья, вновь проигрыш. — Признайте же, Даниил Иванович, — залепетал Решетников, ехидно усмехаясь, после чего и все товарищи, сидящие за тем круглым столом посмеялись. Данила же, хмыкнул решил поставить на кон уже большую сумму. — Делаю ставки. Десять тысяч рублей. — Крупье! — распорядился Егор без лишних слов, теперь глазки его блестели, ведь так хотел денег и жить на широкую ногу. Но будет ли так? Крупье раздал карты, Данила взглянув в глубине души обрадовался за то, что та девушка несчастная будет спасена. Все начали раскидывать карты: у большинство игроков была пара черных карт, только у него одного партия красных и самых высших карт по старшинству. — Ну что, господин Кадошников, — ухмыляется Егор Кузьмич, показывая свои карты, где были набор карт черной масти и одна красная дама. — Уверены? — зажмурив глаза, показывая свой набор карт "роял-флеш". — Увы, теперь ваша ставка, кою вы поставили теперь в моем, так сказать в распоряжении. Все оцепенели от того, как ловко и хитро всех обыграл. Катя, едва слышно вздохнула с облегчением. Теперь завтра, с самого утра будет на свободе. Ребенка родит, сама будет удерживать, может быть и работу найдет. Она в кое какой миг почувствовала настоящую свободу, что наконец-то не будет во власти этого тирана. Как только тот голову обернул, сразу же изменила свое выражение лица, опуская взгляд в пол и прикрывала свое платье разорванное. — В таком случае, Егор Кузьмич, завтра же я приеду за Катериной. Надеюсь на ваше благоразумие, если вы не хотите утерять связей с жандармерией, — свои последние слова произнес с некой угрозой в тоне. — Будьте на чеку. — Непременно. — ответил обычным тоном тот, после чего Кадошников покинул то заведение, возвращаясь домой. Все разошлись, только тот опять жестоко себя с ней вел, заталкивая в карету. Её слезы душили, сами по себе лились ручейком ...***
Григорий сидел в своей комнате, с тех пор, как вернулся из игорного даже не выходил, оставаясь с компанией табака и отменного турецкого коньяка. А на столике лежал дагерротип Катерины, только глаза его были устремлены на неё. Она снилась непроизвольно каждую ночь, выходя куда-то во всех видел Катю, будто сейчас вот-вот появится перед ним, попросит, дабы спас её. Он готов на все, даже примет таковой, каковой является. Любовь, как дурман, полюбишь будешь готовым на все глаза закрыть. Яхонтова, гуляя по коридорах увидела открытые двери, ведущие в покои молодого паныча. Вопреки всех своих сомнений, не боясь его гнева зашла туда и смотрит на него с глазами, полон слез и сожаления. Она ни в коем случае не оправдывала Петра, как бы Лариса не любила его. Ведь тот сотворил не правильно, но Бог ему судя, не подвластно ей судить. — Григорий Петрович, — аккуратно подходя к мужчине и садится напротив него. — Говорите, что хотите, кричите, оскорбляйте, но я помочь хочу ... — Чем ты поможешь? — яростно выплюнул вопрос, уже постепенно переходя на крик. — Чем, чёрт его побери? — Вами гнев управляет, — глядя на него говорит Лариса, ничуть уже не боясь его. — Вы любите её, это видно, как бы того не скрывали. Любовь нужно доказывать и бороться за неё. Любой, кто действительно любит пойдет на самые безумные поступки. Ведь любовь —слово не дурное и не придуманное зря. — Что мне делать? Сейчас борются за жизнь её, а меня домой отправили, как какого-то сбежавшего из лазарета! — нервно стукнул кулаком по столе, отчего рука заболела, но не придал тому Григорий никакого значения. — А я ей нужен, я чувствую это ... — Она будет с вами и вы докажете ту любовь. Мне хочется для вас счастья, Григорий Петрович. От неё не осталось ни следа, даже духа, что была в тех покоях. Гриша, беря дагерротип в руки, преподнёс к своим губам и оставил поцелуй. — Я люблю тебя. Я с тобой, Катенька ...***
— Нет! Нет! Нет! — сдавленно кричит Катерина, пока тот имел непроизвольно, нашептывая одну и ту же мантру, сдавливая шею с помощью тех жемчугов. Не осталось ничего, кричать перестала. В ней все очерствело, глядя на тот мир уже по другому. Совершенно по другому, не смотря на него сквозь пелену. Дойдя до пика, кинул на пол, но руки, как и всегда находились у живота, будто защищая маленькую и невинную душу. Он же вновь схватил за те жемчуга и разорвал их, отчего разлетелись в стороны. На лебединой шее у того ангелочка остались следы красного цвета. Тот беспощадно ударил по лицу, из-за чего потеряла равновесие и упала на пол. Егор в свою очередь нависая над ней, избивает до полусмерти. Беспощадно. Китти кричала, бранилась и хотела, чтобы этот кошмар закончился. — Не надо! — закричала Вербицкая из-за удара в живот. Она боялась за маленькую жизнь, живущая в её лоне. Та же потеряла сознание, не реагируя ни на что. Он же соскочил, как прокаженный, подумав, что умерла нервно созвал мужиков, которые сразу же на его крик прибежали. — Чего изволите, пане? — одновременно спросили у него, глядя то на девушку, то на хозяина. — В лес её ... Закопать! Они сразу же уловили смысл слов, беря на руки девушку ушли через задний двор, где не было никого. Усадив в повозку увезли её вдаль леса, но один из крепаков услышал дыхание Вербицкой, как остановились у того леса, сразу заговорил один из холопов. — Иван, так девочка ж жива! Делать то шо? — Так, оставляем тут, не надо, шоб видел кто. А увидят, так будет нам развлечения и всё шо с этим связано. Сделали так, как запланировали покидают то место. А через некоторое время, ехала карета. Кучер, видя несчастную, которая лежит на той земле резко остановился. — Тебе что жить надоело? Чего остановился? — повысила голос аристократка. — Пани, так девушка ж какая-то лежит. Побитая вся, — начал кучер. Дама же, выйдя с кареты подошла ближе к избитой девице, взглянув на неё, отчего глаза округились и рукой закрыла свой рот. — Китти? — испугано произнесла имя её. — В карету, живо!