***
Юнги даёт себе обещание: всеми своими силами попытаться вспомнить прошлое. Не без помощи, конечно, розовых конвертов. Но ни с приложенными усилиями, ни с очередным письмом анонимного автора, нуждающегося в каком-то своём спасении, вычитанным Мином меж строчек, он ничего не вспоминает, а лишь задаётся ещё большими вопросами о бессмыслие строк: «Я ненавижу, как время уходит вновь». И брюнету впервые приходит мысль пойти на контакт с автором: он берёт чистый листок и садится думать, о чём же ему сперва стоит спросить и как красиво изложить свои мысли. «Я не имею ни малейшего понятия, кто ты и откуда всё это знаешь, но с первых строк я поверил тебе. И сейчас хочу помочь и тебе, и себе. Я искренне не понимаю, зачем играть в эти «прятки», если мы можем друг другу помочь. Но если и продолжится эта игра, то хоть скажи, как я могу к тебе обращаться. Ты, как я понимаю, в детстве называл меня Шугой, а я тебя как? Ничего не могу вспомнить. В тот день, когда я проснулся в больничной палате, я не мог вспомнить своего имени. И вот, спустя два месяца после выхода из комы, думал, что уже всё знаю про себя и смело могу идти вперёд без того, что забыто, но внезапно появляешься ты; сначала кликаешь меня, затем начинаешь напевать песни из темноты, и тебе остаётся только протянуть руку из этого мрака, чтоб я смог ухватиться за неё и вспомнить всё; но ты боишься этого, а без неё я не в состоянии, как ты говоришь, прочувствовать весенний день, погрузиться в наш мир. Не знаю, был ли я таким раньше, но сейчас я как-то скован в общении, имею лишь двух друзей, но тебе я готов довериться, если ты говоришь, что ждёт меня награждённая игра». Большая разница ощущается между письмами двух парней (Юнги понял, что это парень по обращению к себе в мужском роде): Мин излагает все прямолинейно, в некоторых моментах, по его мнению, слишком откровенно, почерк у него мелкий, текст чуть ли не в одно предложение срастается, а за запах ему вообще стыдно. При написании он выкурил несколько сигарет, и дым мало того, что пропитал его мысли, так ещё и листок со всем смыслом. Юнги не уверен, сможет ли автор вообще получить хоть как-то его письмо, ответит ли, но всё рано запечатывает и относит его в свой почтовый ящик в надежде на светлое прошлое. На утро Юнги, изрядно вымотанный, не может даже встать с постели и решает остаться дома с мыслью о том, что рано или поздно к нему придёт розовый конверт и согреет его, сильнее всех одеял и сигарет. Но Мину становится ещё хуже, когда в его почтовом ящике нет ни его, ни ответного письма уже пятый день. Он чувствует себя обманутым, словно ему завязывают глаза, ведут в неизвестное и бросают в полной темноте в ожидании лучшего. Повёлся на какие-то нелепые письма, сам не зная от кого, как маленький ребенок на конфету; хоть его жизненный опыт и походит на прожитую жизнь пятилетнего ребенка, но даже это не сравнится с его двухмесячным «новым существованием». Проведя все пять дней дома, Мин уже не понимает от чего ему хуже: от придуманного в голове предательства, от никотина или же от тщетных попыток вспомнить прошлое. Но что он может вспомнить, если даже не знает, что длилось дольше: его беззаботное детство или кома. Он сдаётся, ведь нет того внутреннего голоса, зазывающего в какой-то придуманный мир; для брюнета сейчас ничего бы не существовало, если бы он ещё раз затянул бы косяк, но его отвлекает звонок в дверь, нерешительный звонок: кто-то явно знает, что хозяин дома, но очень боится быть замеченным. И Мину приходят на ум лишь двое людей: Тэхён и Хосок. Не в самом лучшем состоянии Юнги отпирает дверь, но за ней никого не оказывается, лишь краем усталых глаз замечает листок возле ног; он забирает его. И первое, что бросается в глаза — цвет. Он белый. Юнги пытается собрать все рецепторы обоняние, чтобы почувствовать хоть какие-то исходящие запахи от листка бумаги, а не этот мерзкий дым, но Мин, скорее всего, совсем двинулся рассудком, ведь никакого запаха и нет. Он уже начинает думать, что это обычная почта или записка от какого-нибудь соседа, но лишь единственный почерк остается неизменным. «Что случилось? Где ты пропадал эти дни? — с самого начала письма Юнги замечает, что чего-то не хватает, — я думал, ты ответишь на мое письмо, но ни ответа, ни тебя не было. Знаешь, ты с самого детства был моим учителем жизни, ни один воспитатель не давал мне советов, всем там было всё равно на нас, и я тебе благодарен, что именно ты терпел все мои выходки переходного возраста, все мои критические комментарии к самому себе. Поэтому, если тебя что-то беспокоит, расскажи своим друзьям, ты не должен нести всю тягу сам, думая, что сигареты помогут. Раньше ты не часто обращался ко мне с просьбами о помощи, ты предпочитал действовать самостоятельно, но однажды ты пришёл ко мне с одной единственной просьбой, за которую ты был благодарен мне вплоть до нашего последнего дня; я помог тебе найти твоё призвание. И сейчас, через столько лет, ты снова его нашел. Ты замечательный рэпер. Я очень рад, что ты верен своей мечте, смог найти её во всем этом мраке. Ты смог вырасти и стать Agust D, а я как и был Чимином, так и остался им. Я горжусь тобой. Оставь своё имя в истории современного k-pop'a и наши счастливые голоса в весеннем дне». Обдумав всё письмо, Юнги понимает, какой он идиот. Никаких глупых причин для сомнений не было бы, если бы он на следующий день пошёл бы в университет. Там, скорее всего, в его шкафчике и лежит ответное письмо. Юнги сложно кому-либо доверять, поэтому при малейшем сомнении будет винить себя в своей детской наивности.***
Чимин, кто это такой? В голове никак не укладывается образ этого чудного парня, лишь мутный силуэт стоит где-то в глубине беспамятства Юнги. Имя звучит очень нежно и невинно, даже и не верится, что такой человек смог как-то связать свою жизнь с таким, как Юнги. Чем этот бледный брюнет смог заинтересовать Чимина? О каком весеннем дне так часть упоминает он? Юнги, Чимин, весенний день — просто несовместимы. Но автор розовых конвертов всё же нашел эту связь и трепетно пытается сохранить, ведь с каждым разом она понемногу обрывается. И именно этого Чимин не может допустить, именно этого он боится, но ради Юнги старается. Как жаль, что он и его старания не вечны. Как жаль, что Чимин всё это понимает и зачеркивает дни на календаре. И сколько таких календарей, полностью исчерканных, Чимин сам не помнит. И не желает знать, ведь от этого числа моментально становится плохо: он сразу вспоминает день, когда потерял Шугу, вспоминает все дни, когда приходил к нему в палату, а тот сливался с белой простынёй, натянутой до подбородка, с белыми угнетающими стенами; от осознавания того, что скоро он сам уйдет в вечное беспамятство, пока Юнги будет ломать голову от вопросов, покрытых мраком. Поэтому нужно всё быстрее раскрыть до прихода «последнего дня»: Чимин отправляет розовый конверт Юнги в день, когда, сам того не подозревая, «оторвётся» один из тысячи страшных вопросов, как жёлтый лист со старого дуба, скрывающего в себе ещё больше тайн. «Смотри, как всё вокруг цветёт, конец зимы, вся боль пройдет, — и снова какая-то строчка, такая звучащая, словно продолжение уже вертится на языке, но вспомнить мотива этой песни не суждено, пока что, — сколько мне ещё нужно «цвести», чтобы забыть эту боль. Ты помнишь, какой сегодня день? 13 октября — день, который ты скрасил небольшой баночкой с нежно-розовой краской для волос, день, который я не люблю, потому что он осенью, очередной день, прожитый без тебя. В этот день, 13 октября, мне исполняется девятнадцать лет. Осознавая эту большую цифру, мне трудно поверить, что я столько лет уже живу без тебя, осознавая то, сколько мне осталось — ещё страшнее. Но несмотря на возраст, я все равно каждый год крашу волосы в нежно-розовый цвет. Мне хватает всего одного тюбика, чтобы хоть как-то скрасить этот холодный день. Раньше мне никаких тортов, свечей не нужно было, хватало лишь твоей сладкой улыбки. А сейчас лишь света в твоей квартире. Сколько бы воспоминаний — приятных или угнетающих — не было бы, всё равно не люблю этот день. Этот холодный, сыры день не то, что твой, у тебя хороший солнечный и самое главное — весенний. В твои счастливые дни рождения мы сидели в поле, наслаждались весной, ведь до неё очень сложно дожить, и ты это доказал; а в мой мы должны были сидеть в самом мрачном месте, где всё давно сгнило, лучше тебе вообще не вспоминать его. Поэтому ты предложил построить наш небольшой домик вдали от пустых людей. Ты первый начал прокладывать дорогу к нашему миру. И ты же её оборвал. Знаешь, до конца моего дня рождения осталось меньше полтора часа, но я все же хочу именно сегодня вручить тебе этот подарок: *** — это координаты начала нашего собственного мира — дом, тот который мы построили в детстве. Ничего полезного ты там не найдёшь, но думаю, ради розового конверта и меня ты съездишь туда до наступления полночи». В какой момент Юнги понимает, что его заинтересованность какая-то болезненная? Явно не в тот, когда он, натянув на себя первое попавшееся под руку, звонит Тэхёну, перепрыгивая сразу несколько ступеней при этом надевая куртку, чтобы его парень, Чонгук, одолжил ему свою машину. То, что эти двое сейчас вместе, Мин не сомневается, у них очень крепкие и до тошноты ванильные отношения, им никто не нужен кроме них самих, поэтому Чон без лишних вопросов отдаёт Юнги свою машину, не спрашивая имеет ли тот права. Но на это даже самому Мину плевать. Ему срочно нужно туда, куда не проложен свет, в его прошлое. У него всё для этого есть: транспорт, координаты, желание и никакое отсутствие водительских прав его не остановит. Юнги подаётся желанию скорости, когда покидает границу города и начинаются леса с безграничной дорогой. Но подавляет его, когда навигатор показывает скорейшее приближение к указанному месту, а за темными окнами лежит мрачная и пугающая пустота. Это ночь так действует на воображение или же это место само по себе угнетающее? Не таким себе Мин представлял свое детство. При слове «детство» в голове всплывает обыденная, скучная жизнь: песочница, любимые качели, дёрганье девчонок за косички. Но на самом деле за всем этим мраком был один лес, плавно переходящий в поле. И всё. Это очень пугает Юнги. Как он мог оказаться и прожить большую часть беспамятственной жизни в лесу с другим парнем? Но в недавнем письме Чимин упомянул о пустых людях, значит, есть какой-нибудь посёлок, а может уже и нет. Прямо так же как и дома, построенного в детстве. Эти останки дома далеки от трассы, где брюнет оставил машину, но словно зовом прошлой жизни, он идёт в правильном направлении и видит лишь сгнившие доски и что-то наподобие мебели, на удивление не подавшейся годам. Юнги жутко от осознания того, что он здесь жил. Где его родители? Что он делал в лесу? Как они познакомились с Чимином? Возможно ли вообще узнать на всё это ответы, Мин тоже не знает, и от таких сомнений ещё страшнее. Вся надежда на этот розовый конверт, немного присыпанный сухой землёй, что почти незаметен в темноте. «Сколько дней пройдёт без сна? И сколько ждать ещё тебя? Чего хочу я? Увидеть тебя, — при прочтении первых строк голос Юнги невольно начинает подбирать ноты, беря то высокие, то низкие, — сегодня ты явно остался без сна, раз решил приехать в своё прошлое в мой день рождения. Не самое лучшее впечатление на тебя производит это место, но поверь, оно хранит в себе столько тепла, поэтому сейчас или никогда. «Сейчас или никогда», — это я тебе сказал, когда мы впервые решились сбежать из детдома. Не решусь вспоминать в каком возрасте меня перевели в этот детдом, но ты уже там был достаточно долго, пытался сливаться с тёмными углами, но твоя болезненная бледность выдавала тебя. Ты не замечал меня до тех пор, пока меня не зажали в твоём углу ребята постарше, и ты заступился за меня. Мы были слабы и несчастны, но всё же смогли выбраться из поглощающего отчаяния. Никакой весомой причины сбегать не было, мы были обычными маленькими детьми и любили бесчинствовать, хоть ты всегда был против. Мы не любили злых людей, любили друг друга. Поэтому начали строить наш мир, где только мы вдвоем, постепенно, маленькими шагами, пока всем было плевать на нас, пока горел этот чертов детдом, пока, сами того не подозревая, губили себя. Но этот дом был только началом. Перед нами раскрывался весенний день, зазывал своим ветром на крайнюю точку — поле. И я бы показал его, стоит лишь протянуть руку из темноты леса и коснуться твоей черной куртки, под которой бежевая футболка, скрывающая измученное тело, — на этой строчке Юнги прерывается, оглядывает свою одежду, свою бежевую футболку, и резко оборачивается назад. Но там всё те же устрашающие деревья, покрытые мраком, и ничего больше, — но я так этого боюсь. Боюсь показаться тебе. Боюсь потерять снова. Как жаль, что это уже неизбежно». Юнги бросает в дрожь, он ничего не понимает. Какой ещё детдом? Какое поле? Какая неизбежная потеря? Холодный осенний ветер проникает в него через тонкую бежевую футболку и не отпускает, как та рука из темноты. Мину срочно нужно закурить и забыть всё это, погрузится в необходимый сон, но ничего из этого не получается. Из-за слабости, трясущихся конечностей, нехватки кислорода — брюнет не может контролировать себя и своё сознание. Он, словно бремя, валится на холодную за столько лет не выветренную от пепла землю. Будь Юнги в сознании, он бы отчётливо почувствовал чужое присутствие и страх, не позволил бы какой-то вышедшей из темноты нежно-розовой макушке склониться над собой и нагло разглядывать грубые черты знакомого лица.