Счет до минус одного

      Оказавшись дома, Маринетт принимает волевое решение, которое кажется ей весьма непростым — особенно непростым, когда вокруг увивается Тикки, настоятельно упрашивая не торопиться и не рубить с плеча.       — Но чего мне ждать, Тикки? — закономерно спрашивает Маринетт, с тоской поглаживая глянцевую поверхность висящего на стене постера с Адрианом Агрестом — одного из множества. — Ты ведь наверняка слышала, что он сказал. У него есть девушка, которую он любит, и это явно не я.       Произнеся это, Маринетт чуть кривит губы и вдруг срывает постер со стены. Она знает, что не сможет так легко вырвать Адриана из сердца; да что там — она знает, что вряд ли сможет снять хотя бы половину его плакатов и фотографий… но это будет началом.       Началом долгого и непростого пути — но она справится, на то она и Ледибаг, чтобы придумывать безумно сложные, но результативные планы.       Она будет убирать по плакату в день. Она не будет обновлять расписание Адриана. Она потратит свое время на что-нибудь действительно стоящее — на дизайн новой одежды, на помощь родителям, на школу…       И если говорить о школе…       — Скажи, Тикки, — спросила вдруг девушка, садясь на кровать и протягивая перед собой ладонь, чтобы квами приземлилась на нее, — А как все-таки вышло, что квами Кота Нуара оказался в школе?       — Мы же уже говорили об этом, — осторожно напомнила Тикки. — Плагг просто одержим сыром, и пролетает огромные расстояния. К тому же Кот Нуар, кажется, вообще назвал коллеж начальной школой!       — В том-то и дело. — Маринетт устало откинулась на кровать, воскрешая в голове тот далекий день сражения с Охотницей за квами. Что угодно, лишь бы не думать об Адриане — и в этом ее прекрасно выручал напарник, Нуар, абсолютно на него не похожий. — Он назвал так коллеж уже после сражения, а сначала он точно знал название.       — Маринетт! — Тикки взлетела в воздух и зависла прямо перед лицом своей хозяйки, чувствуя нарастающую панику, прямо пропорциональную угрозе для тайны личностей.       — Ты не должна об этом думать. Если вы раскроетесь, то должны будете отдать Камни Чудес.       — Я знаю, — вздохнула она и осторожно погладила квами по щеке кончиком пальца. — А я совсем не хочу с тобой расставаться.       Но ей по-прежнему нужно было отвлечься на что-нибудь — теперь уже не связанное с напарником...       ...Который в эту самую минуту, наоборот, вспоминал о ней, искренне наслаждаясь этими минутами.       Разговор с Маринетт всколыхнул в Адриане ворох мыслей, связанных с Ледибаг — как будто он не думал о ней при каждом удобном (и не очень удобном) случае.       Впрочем, дело было не только в разговоре. Маринетт едва его не поцеловала!       Весьма красноречивый показатель того, насколько неудачная вышла шутка. И тем не менее… он на секунду задумался, каково это — если бы она его все-таки поцеловала.       Чисто для разнообразия — у него появился бы поцелуй, который он сумел бы запомнить не с чужих слов, как их первый поцелуй с Ледибаг (о котором он узнал даже не от нее, а от телеведущей!), или второй (а может, даже и не второй?), который засняла Алья.       А как здорово было бы — хотя бы для разнообразия — поцеловать ее так, чтобы они оба это запомнили.       «И так, чтобы она меня за это не возненавидела».       И пусть это будет не первый их поцелуй — но он, в отличие от первого, будет настоящим.       Он будет минус первым — и лучше него будет только минус второй.       После такого она, конечно, не может не рассказать ему, кто она — потому что тайна личностей, конечно, существует, но позволено же Ледибаг знать лица Рены Руж, Карапаса и остальных — так почему он не может знать ее, а она — его?       Почему он не может снять с нее маску, чтобы на все упреки о влюбленности в героический образ наконец-то суметь ответить? Ведь это так просто и естественно — любить вторую ее сторону. Особенно если она окажется такой, как, например, Маринетт. Глупо, конечно, надеяться, что его милая подруга и одноклассница и окажется таинственной героиней — в конце концов, он видел, как она перевоплощалась в Мультимаус, и все-таки…       И все-таки в этой истории оставалось еще слишком много вопросов, главный из которых — имя Ледибаг.       И вкус ее губ.