— А вон тот вполне милый! Одевается, правда, как на помойке…
Смотреть Хлое в глаза было тяжело — тяжелее, чем Маринетт предполагала, выходя утром из дома. Сегодня она впервые за долгое время не опоздала — может, потому, что пообещала себе измениться, и держала это обещание. Может, потому, что в тридцати процентов случаев она опаздывала, заболтавшись с фотографией Адриана на стене над кроватью — а теперь этой фотографии, как и других, в ее комнате не было. Может, потому, что остальные семьдесят приходились на ночные сражения и патрули, а Бражник ушел в молчанку (как и она сама, прогулявшая два патруля подряд). Так или иначе, Маринетт сидела на своей любимой второй парте и чувствовала, что сегодня, в эту самую минуту, свет ее ранит. С одной стороны была Хлоя — жалующаяся Сабрине на жестокость Ледибаг, родителей и всего мира. С другой — Адриан, увлеченный происходящим на экране своего смартфона. Маринетт не пыталась подглядеть — просто знала, что он переписывается с Кагами. Знала так же, как то, что в четверг она стала Хранительницей Камней Чудес, в пятницу посадила Мастера Фу на поезд, что увез его из страны, и вроде как начала встречаться с Лукой — а субботу и воскресенье провела в своей комнате, заливаясь слезами и поливая ими Тикки. Сегодня был понедельник, и Маринетт не знала, что ей с этим делать — и обратиться за советом было в этот раз не к кому. И все — из-за нее самой. И из-за Хлои, конечно, но в большей степени… Маринетт просто не знала, что ей со всем этим делать. Хлоя пока помалкивала о раскрытии владельцев Камней чудес, и это само по себе было чудом — хотя, конечно, оставался мизерный шанс, что она этого просто не заметила (но даже Ледибаг такая удача не светит). Даже если не знала она — знал Бражник. И это — это меняло все. Они с Котом оказывались отброшены на долгие недели и месяцы назад, лишены своей команды, лишены источника знаний. Вот только… Банникс в этот раз не явилась в разгар битвы, не переломила ее ход, не заставила Ледибаг принести камень Хлое вместо Кагами. Значило ли это, что она все сделала правильно? Что прерванный поцелуй Кагами и Адриана был не только вспышкой неуместнейшей ревности, но еще и перстом судьбы? В класс, отстукивая каблучками и привычно-широко улыбаясь, вошла мадам Бюстье, и Маринетт пришлось ненадолго отложить свои размышления (в которых она и так варилась все выходные, перебегая от одного вывода к другому и обратно) и уделить внимание Антуану де Сент-Экзюпери, повторяющему — «Мы в ответе за тех, кого приручили». Маринетт почти ожидала, что на страницу ее учебника приземлится акума.***
Адриан не мог не задаваться сотней вопросов — о том, почему Ледибаг не приходит на патрули; о том, каким будет следующий шаг Бражника; о том, почему нынче утром Маринетт выглядела такой болезненно-усталой — и, наконец, Кагами. Кагами была одним сплошным вопросом, и Адриан не знал, с какой стороны ему подступиться к решению этой задачки. Адриан хотел — хоть ненадолго, хоть не от тех, кто ему действительно был нужен — почувствовать себя любимым, нужным и значительным. Кагами могла дать ему все это — Кагами была рядом, то физически, то морально, отправляя ему неожиданный шквал сообщений. Чего Кагами не могла ему дать — так этого безумного, скручивающего внутренности, болезненного и вместе с тем желанного чувства, что какой-то человек просто ката-кото-строфически необходим. И даже будучи рядом, Кагами не могла приблизиться к нему так, как Ледибаг — потому что, как ни крути, только одна героиня в черно-красном костюме представляла себе натуру Кота Нуара. Это было больно. Так же больно, как слушать слова мадам Бюстье: «Мы в ответе за тех, кого приручили». Можно ли считать, что он приручил Кагами? И если да, то почему от этой мысли ему становится так паршиво — настолько паршиво, что он почти ожидает, что на его учебник вот-вот приземлится акума? Акума приземляется. На сумочку Сабрины, которая за минувшие дни выучила жалобы Хлои практически наизусть и выслушивать их и дальше просто не в состоянии. Не то чтобы Адриан соскучился по Миракулеру — но это оказывается неплохим отвлечением от прочих проблем. И, как выясняется очень вскоре — помогает вытянуть Ледибаг из небытия (или где она там находилась все последние дни).***
Миракулер таскает за собой Хлою, точно тряпичную куклу; та выглядит испуганной и раздраженной, но сделать — к сожалению или к счастью, тут уж трудно сказать — ничего не может. Ледибаг и Кот Нуар молча перелетают с крыши на крышу, стараясь не потерять их из виду, и выискивают место, где они смогут ненадолго остановиться и обсудить стратегию. Даже со значительного расстояния они видят, как подсвечивается сиреневатое кольцо у лица Миракулера — значит, Сабрина общается с Бражником, и это не сулит героям ничего хорошего. Ледибаг молча машет Коту и ныряет в открытый люк на одной из крыш. Спустя секунду он следует за ней. Случайный чердак — пыльный, полупустой и некогда оккупированный голубями — немного не соответствует предпочтениям Кота Нуара, если вспомнить о его аллергии на перья, но выбора ему никто не предоставлял. Адриан молча таращится на Ледибаг, когда она ни с того ни с того подступает к нему вплотную и коротко, но крепко обнимает — и отстраняется гораздо быстрее, чем он успевает ее удержать. — Где ты была? Все в порядке? — спрашивает он и, наверное, зря спрашивает. Потому что у Ледибаг точно такой же испуганный, потерянный и усталый взгляд, что и в тот злополучный четверг. — Не в порядке, — коротко отвечает героиня, полностью проигнорировав первый вопрос. — Мне нужно поговорить с тобой… когда мы победим акуму. Или чуть позже, — негромко добавляет она, после чего принимается объяснять Коту свой план. Пока они разрабатывают стратегию, возникает осложнение. Точнее — Сантимонстр. Точнее — Хлоя со способностями Ледибаг. Кот объявляет, что готов отвлекать Миракулера и ХлоюБаг сколь угодно долго — пока новая Хранительница не приведет подмогу. Хранительница чувствует себя той испуганной девочкой, что с криком «жукомышь!» закидывала квами всяким хламом, с одной-единственной разницей — это ее теперь посадили в банку. Доставая из-под кровати шкатулку с талисманами, Маринетт вспоминает, что банку, вообще-то, можно пройти насквозь.***
— Милен, — голос Маринетт — нет, Ледибаг — звучит торжественно и почти незнакомо в свете последних событий. Она давно не была смелой и уверенной… и давно не вручала новым героям камней, — это — Камень чудес Мыши. Когда битва закончится, ты вернешь его мне. Милен решительно кивает и надевает подвеску. Ей не так легко скакать по крышам, как Ледибаг — тем более что ей, с ее чудо-скакалкой, скакать приходится буквально — но она не удивляется, не жалуется и не спорит. Удивляется, жалуется и спорит, неожиданно, Кот Нуар — который искренне возмущен тем, что Камень получила не Маринетт Дюпен-Чен. Их перепалка не остается незамеченной для Миракулера и ХлоиБаг — но в следующую секунду их внимание переключается на целое полчище мышат, в которое превратила себя Малеус. Пока Хлоя и ХлояБаг дружно взвизгивают (- Это неприемлемо! Абсолютно неприемлемо!), Миракулер пытается получить силу Мыши. Но, видимо, для этого ей надо собрать вместе сразу всех… чего у нее, разумеется, не выходит. И пока Кот Нуар Катаклизмом разрушает очки Хлои — а зачарованное перышко Маюры спряталось именно там, — Ледибаг при помощи пары джинс (серьезно?) справляется с Миракулером, пока та не успела скопировать чью-нибудь силу. Кот, Малеус, вернувшая себе нормальный размер, и Ледибаг стукаются кулачками, и девушки уже намереваются сбежать. — Моя Леди, — обращение вырывается почти против воли, и Адриан чуть морщится, но заставляет себя договорить. Самобичевание может подождать минуту-другую, — ты хотела поговорить. После битвы, — напоминает он с некоторой боязненностью. Ледибаг напряженно сглатывает и отводит взгляд. Им нужно поговорить — и срочно, но сейчас у нее есть еще несколько неотложных дел. И, сказать по-правде, она просто не готова пока к грядущему разговору. — Я буду патрулировать сегодня вечером, — просто сообщает она и запускает в небо йо-йо.***
Лука стоит у входа в коллеж Франсуа-Дюпон, то и дело поглядывая на время на экране телефона, и с каждой секундой все больше сомневается в правильности происходящего. Во-первых, Маринетт опаздывает — не то чтобы с ней этого не случалось, но было, как ни крути, неприятно. Во-вторых, в полуметре от него, презрев такую вещь, как личное пространство, стоит Хлоя, и беззастенчиво пытается флиртовать — и зачем-то, не иначе, как чтобы точно его разозлить, повторяет имя Адриана Агреста. «Слишком много девушек помешано на идеальном мальчике», — думает Лука. — «Мальчик, вообще-то, не идеальный — он слепец, раз не разглядел Маринетт». Девушка, наконец, выбегает из здания коллежа, и едва не врезается в Хлою. Лука буквально в последнюю секунду ловит ее за руку, предотвращая падение. Мадемуазель Буржуа недовольно фыркает и морщит нос — и это отчего-то задевает Маринетт куда сильнее, чем Лука мог ожидать. Она негромко выговаривает что-то Хлое — выговаривает тихо, но твердо, и Лука ощущает беспокойство напополам с восхищением. Перед ним сейчас как будто не Маринетт Дюпен-Чен — или, по крайней мере, не та Маринетт, какой он привык ее видеть. Похоже, в его мелодии недостает нескольких нот. Учитывая, что девушка, краснея и беспорядочно извиняясь, отменяет их свидание — у Луки появляется время на доработку.***
— Привет, — негромко приветствует Кота Ледибаг, когда напарник приземляется рядом с ней на их излюбленную площадку. Они оба пришли сильно раньше привычного времени, видимо, надеясь собраться с мыслями перед разговором. Может, оно и к лучшему, что некогда разбираться — получится более искренне. — Нам нужна помощь других героев, — говорит Ледибаг без обиняков. — Мне нужна помощь, — добавляет она чуть тише. — Я теперь Хранитель, и должна защищать Шкатулку… набирать героев в команду… Научить тебя тому, чему научил меня Мастер Фу. Адриан слушает, не перебивая — лишь изредка поднимает и снова опускает руку, которую все никак не решается положить Ледибаг на плечо. — Для этого нам придется раскрыть друг другу личности, — произносит Леди, и у Кота внутри что-то обрывается — и начинает истово биться о ребра. Что-то, что он уже похоронил, чего не ждал и на что не надеялся. — Не сегодня и не завтра, но… теперь мы должны будем это сделать. Ледибаг сама не до конца верит в свои слова, но интуиция нашептывала их ей четыре ночи кряду. Интуиция, страх за шкатулку… и отчаянная потребность в ком-то, кому можно будет рассказать обо всем. Мастер Фу был ее учителем. Кот был и будет напарником. И они будут равны — во всем, включая доступ к шкатулке, к знаниям… И к личностям героев — включая их самих. Они в ответе за тех, кого приручили — то есть друг за друга.