Счет до минус одного

      Всю ночь накануне их с Кагами первого свидания (или, по крайней мере, первой прогулки в статусе парочки) Адриан ворочается с боку на бок, не находя ни крупицы сна, ни даже сил, чтобы сомкнуть глаза. Плагга, который вынужден то и дело перелетать с места на место и недовольно шипеть на своего подопечного, это безмерно бесит.       Черный котенок злится и переживает гораздо больше, чем сам Адриан, потому что, в отличие от Агреста-младшего, готов признать вслух, по какой причине у них обоих сегодня выдалась бессонная ночь.       Ледибаг, она же Хранительница Камней, она же Маринетт Дюпен-Чен (о последнем Адриан пока не знает, но в том-то и соль), пообещала, что они раскроют друг другу личности. Хвала всему, что повлияло на ее решение — потому что Агрест в равной мере спятил бы, произойди раскрытие прямо сегодня, и не произойди оно вообще.       Тем не менее, Адриан врет себе и Леди, что все хорошо, что его все устраивает, и единственное, что терзает его и заставляет перекатываться на кровати от нетерпения и сердито взбивать подушку — грядущее свидание.       И пусть даже Плагг сам не раз говорил своему подопечному, что в мире существует больше одного сорта сыра… правда жестока. Правда когда-нибудь откроется, откроет супергероям глаза и разобьет Кагами Цуруги ее пылкое и жаждущее любви сердце.       Плагг — квами разрушения, на минуточку, — молчит только потому, что некоторые вещи предотвратить или починить не способен.       Квами созидания, однако, не сильно успешнее.       — Это даже не свидание, — говорит Маринетт как-то неуверенно и в последний раз проводит гребнем по волосам. Некстати вспоминаются комплименты Адриана и Кагами ее распущенным волосам. Сердце неприятно покалывает, но уже не так сильно, как день или два назад — по сравнению с болезненным и удушающим чувством, что пронзает ее при виде Адриана, это кажется совсем мелочью.       Маринетт оставляет волосы распущенными, потому что уверена — Луке понравится.       Лука в этом не настолько уверен.       Он видит, что Маринетт меняется — меняется как-то резко, импульсивно, выламывая и переворачивая все свои устои с ног на голову. Ему бы радоваться — она тянется к нему, она пытается выдрать из своего сердца это непонятное помешательство Адрианом Агрестом.       Лука не узнает ее.       Лука сидит рядом с Маринетт на скамейке, наигрывая новую версию ее мелодии, и понимает — это снова что-то не то. Мелодия, которую он играет, подходит девушке, что спорила с Хлоей на крыльце школы, собрав в кулак всю свою храбрость и смелость. Та девушка была не стеклом, как Луке казалось поначалу, а хрусталем.       Девушка, которую видит Лука сейчас, сродни алмазу — камню невероятной ценности и твердости, пока не ограненному, требующему особенных усилий и аккуратности. Такая подчинится не каждому — может, не подчинится вообще; может, станет чистой воды бриллиантом в огранке «принцесса».       Лука улыбается и продолжает играть, внутренне холодея от мысли, что он — всего-навсего музыкант, а вовсе не ювелир. И пока Маринетт, мечтательно прикрыв глаза и покачиваясь в такт мелодии, сидит рядом, он ждет и вместе с тем страшится мгновения, когда алмаз обернется бриллиантом и выскользнет из его пальцев, больно оцарапав и сверкнув перед тем, как скрыться из виду.       Лука откладывает гитару, откладывает этот вопрос и размышления о том, попытается ли Агрест поймать эту драгоценность.

***

      Кагами улыбается чуть скованно, но в целом искренне, и выжидательно смотрит на Адриана из-под челки. Они оба знают, что она ждет, что он поцелует ее. Она не знает, что ему куда важнее дождаться раскрытия личности Ледибаг.       Адриан достаточно решительно берет Кагами за руку, и ей одновременно очень приятно и очень больно; теперь Кагами ранит отнюдь не нерешительность Адриана, но то, как уверенно и твердо он избрал себе линию поведения. Она ему точно больше, чем просто друг, как Маринетт, но точно меньше, чем возлюбленная. С этим можно жить, к этому можно притереться и прикипеть, но она точно не испытывает восторга от сложившейся ситуации.       Адриан, кажется, испытывает ее терпение, то и дело оглядываясь по сторонам, на здания, деревья и ограду парка — он смотрит куда угодно, но только не на девушку.       Она спрашивает его о последних соревнованиях по фехтованию — сама она их пропустила, так как они с матерью в те выходные уезжали в Лондон, — и Адриан достаточно охотно описывает ей некоторых интересных соперников, после чего спотыкается на полуслове.       В десятке метров от них на скамейке очень мило и уютно, точно в собственном мирке, расположились Маринетт и Лука. Маринетт — она сидит к ним обоим спиной, но не узнать ее (или не догадаться, по крайней мере) просто невозможно. Лука в этот самый момент откладывает гитару в сторону и очень нежно берет девушку за руки.       Кагами ощущает легкий укол зависти — ей тоже хочется, чтобы ее запястья для кого-то были сродни драгоценности — до того бережным кажется ей жест Луки.       Адриан, напротив, чуть крепче сжимает ее ладонь — неожиданная резкость там, где Кагами хочется мягкости. Адриан и в самом деле походит на мяту, с удивлением понимает девушка. Он не только успокаивающий и свежий; он острый и ледяной.       Кагами неожиданно холодно в его руках.       Они молча подходят к друзьям, пока, наконец, Лука не замечает их; Маринетт оборачивается и издает какой-то сдавленный звук, оглядывается на своего парня с какой-то паникой в глазах.       Адриану эта паника кажется неожиданно-знакомой — настолько, что ему хочется положить руку девушке на плечо и спросить: «Ты в порядке?»       Он не решается сделать ни того, ни другого, и Лука, произнеся несколько дружелюбных и ничего не значащих фраз, уводит девушку прочь. Адриан и Кагами молча смотрят им вслед, и они оба видят почти идеальную пару.       Почти — потому что оба на месте Луки на какое-то крохотное мгновение представляют парня со светлыми волосами — и пугаются этой мысли.

***

      Лука провожает Маринетт до самого крыльца пекарни, и они оба немного неловко переминаются на пороге. Она не решается ни подступить к нему ближе, ни уйти; он не решается ни обнять ее, ни поцеловать (хотя бы в щеку, не говоря уже о губах — просто потому, что она к этому пока не готова), ни отстраниться. Дилемму разрешает месье Дюпен — он тоже появляется на крыльце, глядя на Луку дружелюбно и вместе с тем настороженно. Лука вряд ли в курсе всей истории, но Маринетт прекрасно понимает: все дело в той дурацкой ситуации, в которую они некогда угодили с Котом Нуаром. Теперь отец ко всем кандидатам в ухажёры относится настороженно — а потому, вежливо пригласив Луку зайти в пекарню и получив такой же вежливый отказ, Том с чистой совестью отправляет дочь на кухню, чтобы та помогла матери с ужином.       Сабин, выслушав жалобу дочери на вмешательство в ее личную жизнь, негромко смеется, треплет Маринетт по пунцовой щеке и разрешает подняться к себе. Маринетт разрешением пользуется с радостью.       Не проходит и получаса, как с ее балкончика в небо устремляется Ледибаг.       Не проходит и пяти минут, как в небе ночного Парижа становится на одного героя больше.       Кот Нуар не заговаривает с ней, не флиртует, не подает руку — у него теперь действительно есть девушка, как-никак, и он просто не может, не имеет права заигрывать с другой, даже если эта другая — его первая любовь и спасительница Парижа.       Она сама улыбается устало и вместе с тем как-то… легко. Словно в ее жизни что-то меняется, перекраивается, обретает новые краски. Коту нравятся перемены — потому что даже несмотря на них она остается собой. Ослепительной, точно бриллиант — в лунном свете сияющий достаточно мягко, чтобы обтянутой волшебным материалом рукой коснуться ее плеча и не поранить ни себя, ни ее.       Ледибаг понимает Кота без слов — они приземляются на небольшую платформу под самым шпилем Эйфелевой башни — и молчат. У Кота Нуара в глазах — один-единственный незаданный вопрос, и Ледибаг знает, что это за вопрос.       — Я хочу, чтобы мы постепенно раскрылись друг другу. Пока мы к этому не готовы, — она осторожно касается холодных железных перил и неосознанно их сжимает. По одному вопросу в день — с каждой стороны.       — Кто он? Тот парень, из-за которого ты и я… — вопрос срывается с губ Адриана прежде, чем он успевает его обдумать или взвесить.       Лицо Ледибаг на мгновение искажается. На мгновение Кот видит перед собой не уверенную в себе и своих действиях героиню, а… он не может распознать. Не успевает — хотя ответ, кажется, лежит на самой поверхности.       — Это уже не важно, — отвечает Ледибаг, глядя куда-то вдаль и стараясь не встречаться с Котом взглядом. — У него есть девушка, а у меня… — она выдыхает и поправляет ленточку, стягивающую один из хвостиков. — У меня все сложно.       — Почему не я? — спрашивает Кот как-то безразлично и отрешенно, чтобы разрушить неприятную и неловкую тишину, возникшую на площадке после ее ответа.       — Потому что я боюсь, — просто отвечает она и смотрит ему прямо в глаза, — что я не смогу отпустить те чувства. И не хочу ранить тебя и рушить нашу дружбу.       Ледибаг неожиданно откровенна, удивительно много говорит о личном и внезапно кажется Коту куда ближе, чем ему казалось до этого.       — Понимаю, — говорит он чуть охрипшим от волнения голосом. — На самом деле… более чем понимаю.       — То есть? — Ледибаг удивленно вскидывает бровь, и Адриан вздыхает, нервно прокручивая на пальце свое кольцо.       — У меня есть подруга, которая… которой я очень боюсь сделать больно. Поэтому она останется другом. Должна остаться другом.       Ледибаг кивает и сама берет его за руку, ободряюще пожимает и тотчас отпускает.       — Удачи тебе, Котенок, — улыбается Леди Удачи, легко подбрасывает йо-йо и улетает прочь. Адриан долго смотрит ей вслед, не чувствуя укусов ветра на открытой площадке, и думает, что удача нужна ему только в одном-единственном виде.       Эта удача сверкает даже не как бриллиант — как звезда, до которой он когда-нибудь непременно дотянется.