you will always be my queen

Ещё с месяц назад Дени и не подумала бы, что будет проводить с Роббом Старком так много времени, но, видимо, отсутствие в окружении сверстников (не считая Миссандеи) сделало своё дело. Король Севера сопровождал её во время военных смотров; за ним шло ещё с пяток лордов, с любопытством оглядывавших её Безупречных, но лорд Старк всегда держался рядом и уделял внимание ей, словно диковинкой была она, но не армия обученных убийц. Иногда даже Джорах и Даарио, напуганно переглядываясь, оставались позади, наблюдая за ними со стороны. Дени хотелось попросить, чтобы они не боялись за неё, особенно Даарио, ведь Робб не говорил с ней ни о чём другом, кроме политики — за месяц знакомства он рассказал ей о Вестеросе больше, чем Джорах, долгое время пробывший в изгнании. Он рассказывал о Винтерфелле, Севере, заикался даже о Старых Богах и не замолкал о пропавших сёстрах. Она побаивалась заговаривать об отцах — не была уверена, что дипломатических извинений за смерть его деда и дяди было достаточно. Дени уже не относилась к Роббу Старку как к потенциальному узурпатору и полагала, что случиться может всё что угодно. Возможно, когда война закончится, её даже пригласят в Винтерфелл, столицу независимого королевства, и она наконец-то увидит Север. Тогда будет мир — она оставит десницу в столице, а сама отправится путешествовать, смотреть на свои земли, как когда-то делала королева Алисанна. Познакомится с семьёй Робба (пережитая вместе война наверняка приведёт к фамильярности и обращению друг к другу по именам), а потом, когда закончится дипломатическая часть, они угостят её грогом… и тогда, надо полагать, они будут смеяться как старые знакомые. Если этому суждено произойти, призраки их отцов будут не более, чем тенями, застывшими позади их спин. Она чувствовала, что Кейтилин Старк не одобряла внимания, которое её сын оказывал самопровозглашённой королеве, и это её успокаивало. Будь у него на уме женитьба, мать давно бы знала об этом, но в её недоверии проглядывала некоторая неизвестность. Приятно было думать, что Робб просто нашёл в ней приятного собеседника — Дени хотела, чтобы так всё и оставалось. Даарио и Джорах явно ожидали, что он скорее окажется её тайным воздыхателем, нежели предателем — а с такими людьми справиться проще… наверное. Если вообще, нужно с ними справляться, а не пользоваться уникальными преимуществами возлюбленной. Джорах, заговаривая об этом, то и дело намекал на возможный династический брак, на что Даарио сдержанно молчал, да и Дени предпочитала не реагировать. Они провели в пути несколько месяцев; время поджимало, они не раз натыкались на вражеские отряды и упустили из виду не одного дезертира — надеяться на то, что войска Станниса не будут готовы к нападению, каким бы внезапным оно ни оказалось, нечего было надеяться. Они остановились в Солеварнях, разграбленных и опустевших, и ждали туч, под покровом которых могли бы достичь Драконьего Камня, застав его обитателей, по мере возможности, врасплох. — Какова вероятность, что о прибытии Её Светлости в Вестерос Станнису ничего неизвестно? — поинтересовался Бен Пламм. — Надо думать, с разведкой у него всё в порядке, — задумчиво отметил лорд Амбер. — У этого человека опыта больше, чем у многих из нас вместе взятых. — Откуда такие выводы? — спросил сир Бринден, явно уязвлённый. — То, что он умён, это правда, но за всю свою жизнь ему довелось лишь держать осаду Штормового Предела… и бороться за трон уже в наше время. — На это я и намекаю, — заговорил Бен. — Мы могли бы притвориться, что встали на якорь с союзническими намерениями… что милорд Старк — ему ведь не тяжело притвориться, так? — признаёт его право на Железный Трон и готов преклонить перед ним колено… — Пускай мне и не довелось быть знакомым со Станнисом лично, — возразил лорд Старк, — я слышал, что человек он честный и справедливый, и побеждать его обманом мне бы не хотелось. Дени безуспешно попыталась поймать его взгляд. Ей хотелось верить, что за этими словами скрывается нечто большее. — Это же война, — развёл Пламм руками, — на войне все средства хороши. — В этом вынужден согласиться, — пробурчал Чёрная Рыба, — но Станнис нам не поверит, и правильно, если хотите знать, сделает. Вы переправили в Солеварни целый флот и полагаете, что они проскочили незаметно, как мыши под полом? Стремление вести войну хитростью и не переть напролом похвально… и тем не менее. Чтобы переправить туда целую армию, потребуется множество кораблей, а их под плащ не спрячешь. — Потому я и говорю, что нам необходима разведка, — Даарио тыкнул пальцем в ленточку Черноводной на карте. — Если Станнис потерял здесь половину своего флота, если остальные переметнулись к другим королям, то, быть может, у него и кораблей-то не осталось? Не вижу смысла рисковать всей армией, если для осады достаточно чуть больше человек, чем в гарнизоне… — Дени чувствовала, что он смотрит на неё, ожидая её неодобрения, но сознательно промолчала. — Тогда я сяду на капер и сплаваю на Драконий Камень. И вернусь как можно быстрее. Дени поняла, что последняя фраза была сказана, чтобы утихомирить возможную вспышку её злости, но снова не отреагировала. — Возьми с собой птицу, — наказал Чёрная Рыба. — И придётся условиться о шифровке, чтобы мы точно знали, что сообщение пришло от тебя, если вдруг тебя схватят. — Я нарисую костёр, если нам крышка. И дракона, если для захвата замка хватит и одной лодочки. — И Тайвин Ланнистер, — неожиданно заговорил Король Севера, явно воодушевлённый идеей, — если узнает о наших планах… если большая часть флота останется в Солеварнях, Тайвин Ланнистер воспримет это как подготовку к атаке на Королевскую Гавань. Может, он и стянет в столицу все силы, а мы в то время… напомним, что сражение ещё не закончено. Дени не могла избавиться от ощущения, что никого, кроме неё, эти слова не воодушевили. Немногие северяне до сих пор сражаются за то, во что верят; многие просто идут куда скажут, но верят ли они, что это — та же война, или они ввязались в новую? Словно решив озвучить её мысли, решил выступить лорд Мандерли: — Если, конечно, об этом не напомнят нам… Видите ли, милорды, мне не хочется полагаться на уверенность, будто Тайвину Ланнистеру ничего не известно о наших планах… можем ли мы сказать, что безоговорочно доверяем каждому в этой комнате, или есть те, чья верность ещё не доказана… — Он скользнул взглядом по Дени и её советникам, и она с трудом подавила гнев и обиду. — И, раз уж мы рассчитываем количество кораблей… — он немного помялся, явно не зная, как сказать то, что ему хочется, никого при этом не задев. — Справедливо ли перебрасывать на Драконий Камень наши основные силы, если этот остров — не наша главная цель? — В корабельном авангарде пойдёт моя армия, — проговорила Дейенерис, стиснув зубы. — Соответственно, если дойдёт до сражения, они примут удар на себя. Лорд Мандерли наградил её извиняющейся улыбкой, в которой Дени прочла просьбу не лезть в дела, которые её не касаются. Даарио поспешил на выручку: — Разведка поможет нам соотнести наши силы. Флот выдвигается к острову целиком, — он разом передвинул кораблики к Драконьему Камню, — флотилию возглавляют корабли Её Светлости. Ваши же корабли остаются оберегать тыл на случай, если Тайвину Ланнистеру всё же что-то известно. Как вы, лорд Мандерли, верно заметили, у Драконьего Камня мы можем повстречаться со флотом Тиреллов, хотя, насколько мне подсказывают логика и познания в географии, их передвижения займут немало времени, поэтому неизвестно, предпримут ли они такой поход… — Форт Тиреллов стоит в Черноводной, — невесело усмехнулся Чёрная Рыба, — примчат сразу же, как только начнётся осада. Либо позже, чтобы добить ослабших. Тайвин Ланнистер любит действовать исподтишка и приходить на готовое. — Возможно, и так. Как бы то ни было, если предстоит встреча с Тиреллами, я не намерен прятаться от неё, выжидая дня, когда смогу отправиться домой. Эта война ещё не закончена. Каждый, кто не последует за своим королём в это сражение, будет… — Робб Старк запнулся, как назло, именно в тот момент, когда остальные слушали его особо внимательно. Если он не заполнит словами эти несколько секунд, каждый интерпретирует это по-своему; кто-то возненавидит его за эти слова, кто-то — забоится. — Тот нарушит клятву, — договорил Старк, вперив глаза в столешницу. — И оставит своего короля на верную смерть. В чём-в чём, но вот в чести северянам отказать было нельзя — как только король высказался, никаких возражений не последовало. Дейенерис хотела бы, чтобы Старк поднял голову, посмотрел на неё, чтобы она кивнула ему в знак благодарности, но он будто задался целью доказать, что делает это исключительно по своей воле и исключительно по политическим соображениям… и это, и слова лорда Мандерли, встретившие немую поддержку прочих северян, и, наконец, решение Даарио отправиться на разведку оставили у неё во рту привкус желчи, из-за которого она покинула совет на вытянутых прямых ногах, громко стуча каблуками. Даарио оставил её, и она вышла в полном одиночестве — впрочем, ненадолго. — Вы уверены, что это правильно? — выпалила она, когда Джорах нагнал её. Он дождался, чтобы их не слышал никто другой, и отвечал тихо: — Что именно? — Атака на Драконий Камень, — Дени нервно облизнув губы. Она не могла понять, что беспокоило её больше: чувство ответственности (ибо от этой победы зависело, останется ли она в союзе с северянами) или страх проигрыша. — Я уже сказал вам всё, что думаю по этому поводу ещё тогда, в Риверране, — недовольно напомнил Джорах, — и, полагаю, теперь уже поздно что-то менять. — Вы недовольны моим решением? — Она не хотела, чтобы голос прозвучал взыскательно, но Джорах услышал именно так. — Вы моя королева, я приму любое ваше решение. — Я спрашиваю из любопытства, а не из неуверенности. — Если вы обещаете не злиться на меня, — он лукаво скривил бровь, — и не отправите меня прочь, я, так уж и быть, сознаюсь. Его увиливания и увёртки Дени не нравились, но она кивнула. — Я понимаю, почему Робб Старк предложил вам это. Он хочет заслужить ваше доверие, поэтому предлагает Драконий Камень взамен на Винтерфелл в дальнейшем и независимость в будущем. Цена справедливая, особенно если учесть, что ваши жертвы будут равносильны, в этом есть достоинство войны… в то же время, я не уверен, что это понимают северяне. Виман Мандерли не сказал, что его не устраивает прямо, но… — Но все и так поняли? — вздохнула Дейенерис. Джорах кивнул. — Тем не менее, должен сказать, что вы дали верный ответ. Если бы вы поставили их перед фактом, не дав им выбора, сторонников бы у вас поубавилось. «Я хотела поступить именно так», подумала та. «Я — законная королева, они — подданные моего королевства…» «Королевой тебе ещё предстоит стать», с ехидцей молвил Визерис в её голове, «а пока что придётся побыть милосердней». Милосердие… заслуживают ли его те, кто отрицает её право? Ей казалось, что единственное чувство, которое они заслужили — её гнев. Так где же эта грань между гневом и милосердием? Погруженная в размышления, она не заметила, как дошла до предоставленной ей комнаты. Она увидела, что дверь приоткрыта, и догадалась, что внутри её ждут гости; коротко кивнув Джораху в знак прощания, она взялась за ручку… вдруг ей стало страшно. Она напомнила себе, что она дракон, она королева, и никто не может увидеть её слёз… но разве это значило, что и она не будет терять близких людей? Может, проще было бы и вовсе ни с кем не сближаться. Она вошла. Даарио, присевший на край её кровати, тут же подскочил. К своему удовольствию, Дени заметила, что он мял зажатый в руках шейный платок. — Я не знал, что прикажет моя королева сегодня, — заговорил гость ровным голосом, — но догадывался, что она захочет меня увидеть. Возможно, чтобы я обнял её на прощание? — На прощание? — ответила Дейенерис неожиданно жёстко. — Я думала, ты рассчитывал вернуться. — Рассчитывал, — ответил тот, немного помолчав. Прошло ещё несколько секунд, прежде чем до него дошёл скрытый смысл его слов: — Вы боитесь моей смерти? Комната была тесная, мало меблированная, поэтому скрыться от Даарио Дени нигде не могла, как бы ни хотелось. Если он будет видеть её слабость, будет смотреть на неё, она обязательно сдастся. Она дракон, и не должна плакать; поэтому Дени прошла мимо, встав к Даарио спиной. Демонстративно. Правда, слишком поздно поняла, что такая реакция ещё хуже слёз, и что её сгорбленная спина может выдать её с потрохами. И выпрямилась. — Я всего лишь делаю то, что угодно моей королеве, как верный подданный. — Скрипнула кровать. Он снова сел и подходить к ней не станет — потрясающий ход. — Я не могу предать свою королеву, потому что моя женщина, каковой ты себя даже не назовёшь — ведь так? — просит меня остаться. — Я не прошу… — заикнулась Дейенерис и тут же осеклась. Какого чёрта он сюда притащился? Любое объяснение хуже молчаливого расставания. — Почему… почему… Почему мне всё время кажется, будто ты пытаешься геройствовать? — проговорила Дейенерис, чувствуя, как злость выливается из неё как кипящее масло. Боги, она и не заметила, что так сильно разозлилась. — Потому что историю пишут личности, а не войска, — невозмутимо ответил Даарио. То ли к счастью, то ли к сожалению, он знал её как облупленную, и злость в её голосе его не обманывала. — Ты знаешь об этом лучше других. Ты не можешь вернуть себе королевство в одиночку, я просто пытаюсь помочь, чтобы… уберечь армию от громадных и бестолковых потерь. Уберечь тебя от ошибки. Он просто хочет помочь. Не покрасоваться перед ней, рискуя жизнью, просто помочь… или всё-таки?.. И почему и он, и Робб Старк из кожи вон лезут, лишь бы завоевать её доверие? Она, кажется, не этого просила. Если бы её просьбы имели значение, она попросила бы, чтобы они не умирали; ни Даарио, ни Робб, но боги отобрали у неё Дрого, Рейегара, даже мать — есть ли смысл молиться, если ей всегда дают обратное тому, о чём она просит? Даарио говорил так спокойно, так уверенно, что Дейенерис решила: должно быть, он уверен в себе достаточно, чтобы не бояться смерти. Или глуп? Сглотнув, она произнесла: — Постарайся не умереть, ладно? Даарио не ответил. Кровать скрипнула снова, и она не успела отпрянуть или оттолкнуть его — остановившись сзади, он заключил её в кольцо рук. От него пахнет травами, подумала Дени, и он делает то, что подобает делать мужьям, но не тем, кто делит с тобой ложе. Он ведёт себя не как наёмный капитан, а она, зажмурив помутившиеся от слёз глаза, ведёт себя совсем не как королева. Сохрани слёзы, ещё не время скорби, но может статься, оно наступит очень скоро. — Ты не должна бояться, — продолжал Даарио всё тем же невозмутимым, откровенно раздражающим тоном. — Я прежде возвращался. «Ты не должен меня утешать», думала Дени, касаясь его запястья и проникая пальцами под рукава. «Я должна быть столь же спокойна, как и ты». Но спокойствия не было, хотя Даарио, кажется, фальши не уловил. Он отправился тут же, не в силах ждать идеального момента, но это война, убеждала себя Дейенерис, на войне приходится терять людей. Джорах видел её переживания, но это ещё куда ни шло; хуже было то, и она была в этом уверена — это видят все. Сир Бринден Талли, умудрённый опытом; лорд Мандерли, относившийся к ней всё с тем же презрением… Робб Старк, избегавший смотреть в её сторону, был всё время чем-то расстроен. Она не рискнула ни с кем поделиться своими соображениями в надежде, что ей просто показалось; но когда их взгляды всё же пересекались, это повторилось во второй раз, в третий; на четвёртый она даже не сомневалась, что в его глазах притаилась тоска, которую он предпочёл бы скрыть. Порой это волновало её даже сильнее, чем то, что письма от Даарио так и не пришло; переживать за него, возможно, и правда не стоило, ведь он искусен в своём ремесле, но вот станет ли Робб Старк объяснять, что его на самом деле тревожит? Она надеялась на разговор перед самым его отплывом на боевом корабле; то было глупо, быть может, но ей хотелось подойти, подбодрить, сказать, что всё получится — тогда, возможно, она поверила бы в это сама. И она, и он уже одерживали победы прежде и должны были понимать, что преждевременной скорбью делу не поможешь; может, дело было и не в ней вовсе? В самый день отплытия Робб Старк подошёл к ней и с солдатской выправкой отчитался, что он и несколько других его товарищей почтут за честь выдвинуться в авангарде в рядах войска Её Светлости. «Прекрати геройствовать», хотелось сказать Дени. Вместо этого она поблагодарила его, поджав губы и чувствуя, с каким трудом ей удаётся скрыть разочарование. Лорд Старк, казалось, заметил; какую-то секунду она была уверена, что на этом их разговор не закончится, но секунда прошла, Робб Старк отвернулся; ей оставалось лишь смотреть ему вслед, пытаясь подавить нарастающую, жгучую боль, застрявшую в её теле на манер кинжала — лезвие всё крутилось в стороны, задевая органы, заставляя их кровоточить… «Я всегда возвращался», сказал ей Даарио. В самом деле, с чего она решила, что больше никогда его не увидит? Северяне предполагали худшее, когда речь заходила о Даарио, Бен Пламм клялся, что пронять Даарио Нахариса так просто невозможно, и что они обязательно услышат о нём снова. Боевые корабли выдвигались на Драконий Камень с первыми лучами солнца, но Дейенерис никто не разбудил — она проснулась в каюте в полном одиночестве. С ней на палубе остались лишь Джорах и Арстан, всматривавшиеся вдаль, и служанки, проведшие ночь в трюме. Если бы не запертые там же драконы, они бы, пожалуй, сошли за торговый караван; но и Визерион, и Рейегаль, и Дрогон рвались наружу — из-под палубы то и дело раздавались их истошные вопли. «Они чувствуют то же, что и я», подумала Дени. «Невыносимо быть вдалеке от сражения, словно ничего не можешь изменить». — Буря прошла, но туман всё же скрыл наш флот, — произнёс Арстан, когда она подошла к ним. — Должен признать, что без северян мы вряд ли смогли бы уловить настолько удачный момент. — Что расстраивает и того больше, это заслуга лорда Мандерли, — добавил Джорах. — И он может запросить за это что угодно… Дени поняла, что советники пытаются уловить момент и поговорить об осторожности, но обсуждать политику с утра, да ещё и в полевых, пускай и относительно, условиях?.. — Почему вы заперли драконов? — спросила Дейенерис не терпящим возражений тоном. Оба обернулись к ней; Джорах, кажется, побоялся ответить, но вот Арстан заявил весьма спокойно: — Ваша Светлость, они рвались в бой. Боюсь, некоторым потребуется дополнительная помощь от ожогов, а… каким-то кораблям — новый парус. — Вы могли бы разбудить меня, — сказала Дени, но слишком тихо: и она, и Джорах, и Арстан понимали, что драконы могли и ослушаться её. Зная, как её это расстроит, они оба промолчали. Дени же, понурив голову, удалилась обратно в каюту. Время текло медленно и бесполезно, будто лужа смолы, застывшая около дупла и лишь создающая видимость движения. Их судёнышко встало на якорь так далеко из соображений безопасности, что кораблей не было видно даже на горизонте, и Дени чувствовала, как её душа просится прочь, на волю; быть может, взлететь в небо, где ни одна стрела не достала бы её. Расправить крылья, позволить ветру шуршать в них, спуститься к воде и освежиться, если вдруг горящий в груди огонь будет угрожать спалить внутренности… смотреть вперёд глазами дракона, вдыхать воздух его ноздрями. Выпускать дым из лёгких. Гореть как солнце, освещать путь армии… Ставшие родными стены каюты казались клеткой, точно такой же, в которой сидели её дети; но стоило спуститься к ним в трюм, и от их визгов стало не по себе. Общая клетка, которую они делили прежде, стала им тесна; оставалось лишь удивляться расторопности и предусмотрительности кузнецов Солеварен, в краткий срок выковавших для них три новых, едва влезших в трюм. Что бы Дени ни говорила, как бы ни старалась их утешить, как ни надеялась разделить с ними своё нетерпение, их боль передавалась ей, пока не стала совершенно нетерпимой, и Дени не выскочила обратно на палубу в надежде, что шумы ветра, волн и чаек заглушат крики детей. Не тут-то было: вода была по-издевательски спокойна, отсутствие же суден на линии горизонта завершало эту странную, жуткую и поистине невыносимую картину застывшего времени. Им тоже не терпится узнать, чем всё закончится, поняла Дени. Им тоже не терпится влететь на победное пепелище и полакомиться свежей кровью их врагов. Быть может, им надоело питаться рыбой, голод сводит их с ума… и её — тоже. Не думая о правильности решения, Дени приказала поднять паруса; возражать капитан не стал. Хоть какое-то движение вперёд, противодействие простою; мягкое движение по волнам, игры с рыбами на перегонки. Двигались они всё так же медленно, и Дени показалось, что кричать драконы стали и того громче. Джорах заикнулся о том, что на осаду может уйти несколько дней, поэтому нет никакого резона торопиться; но одного молчаливого взгляда Дени хватило, чтобы больше он об этом не заговаривал. Она сдержала возражение, не стала винить никого в том, что ей не позволили разделить битву с подданными; чем она хуже Робба Старка, который точно так же, наравне с остальными солдатами, сейчас сражается за её право на престол? Досада обволакивала её целиком, словно колючее одеяло, связавшее её по рукам и ногам. Теперь уже, должно быть, прошло много времени, и северяне побеждают? Если так, драконам никто не причинит вреда; но вот драконы… станут ли они разбирать, кто друг, а кто враг? Да и можно ли это понять, когда наблюдаешь за кровавой бойней с высоты, и каждый для тебя не больше букашки, раздавить которую можно и пальцем? Должно быть, нет, и Дени не может быть рядом, чтобы помочь им разобраться. Пока что. Что-то ведь должно произойти; что-то, что перевесит чашу весов в их сторону, или, наоборот, лишит их всякой надежды на победу. Заметив её беспокойство, Джорах сказал: — Надеюсь, вам просто не терпится въехать в гарнизон победителем, и то, что я наблюдаю сейчас — это не страх проигрыша. «Я не хочу въезжать победителем», подумала Дени, «я хочу влететь в гарнизон на драконе». Если в замке окажется бард, готовый сложить песню в честь её победы, память о том, что она — Мать Драконов, сохранится и после её смерти… — Возможно, нашей королеве хочется сражаться самой? — предположил Арстан. — В таком случае нам необходимо побеседовать с Серым Червём. Возможно, он согласится научить вас пользоваться мечом. — Нет, — отрезала Дейенерис. Зачем ей владеть мечом, если её оружие — это пламя, а не сталь? — У Серого Червя есть и более достойные занятия, чем обучение тех, у кого нет даже основных знаний об этом искусстве. — И Рейнис, и Висенья, обе искусно владели мечом, когда высадились в Вестеросе… — Полагаю, у них было гораздо больше времени подготовиться, — не сдавалась Дейенерис. — Мои драконы сейчас не могут поднять даже меня одну, а вы хотите облачить меня в тяжёлые доспехи и водрузить на их спины? Кажется, они хотели ещё что-то возразить — сказать, например, что ей вовсе необязательно передвигаться именно на драконе; но, обменявшись взглядами, поняли, что это бесполезно. Она же не в первый раз пожалела о своей резкости, всё чаще мелькавшей в её словах, и о том, что не решалась попросить за это прощения. Но и Арстан, и Джорах, будто два бывалых отца, ничему уже не удивлялись и, как Дени прекрасно понимала из их тона, не держали на неё зла. Они же служили ей твёрдой землёй, когда Дени потеряла счёт дням, не выходя из каюты или беспокойно меряя палубу шагами. Они считали дни, следили за ветрами, отдавали капитану указания и убеждались, что драконы не голодают, а служанки не проводят с ними больше положенного времени. Она подозревала, что ей подмешивали сонного вина, но сказать об этом вслух никто не осмеливался. Однажды она проснулась посреди ночи, вышла на палубу и вновь спросила у Джораха, какой по счёту день. Он сообщил, что прошла уже неделя, и что если Боги будут милостивы, с наступлением рассвета корабль пойдёт на всех парусах, но подходить совсем близко к Драконьему Камню они не станут, пока не убедятся, что это безопасно. Когда Дени отвернулась, пытаясь не выдать одолевающей её тоски, он добавил: «Если бы люди Станниса одержали победу, кто-нибудь из них обязательно приплыл бы. Мы бы не могли безмятежно качаться по волнам». Безмятежно качаться по волнам?! Дени тяжело вздохнула, сложив руки на ограждении. Она вовсе не чувствует безмятежности, она злится, она хочет оказаться там, на Драконьем Камне, рядом с Даарио и Роббом Старком… Луна висела в мрачном небе, открытая взорам, но Дени казалось, что она не меняется — и что будь луна куском сыра, он так бы и оставался надкусан с одной стороны, не убывая и не нарастая. Правда ли прошла неделя? А, может, прошёл месяц, но ей не сказали, потому что жалеют её чувств? «Они думают, что я нежная девчонка, но не представляют, как сильно ошибаются». Ночью она преисполнилась твёрдой решимостью поутру освободить драконов, но к утру это ощущение развеялось словно туман. На смену ей пришло смутное чувство беспокойства, прежде Дени не знакомое. Ещё не разлепив глаза, она различила перед собой трясущееся лицо Чхику и силуэт Джораха за её спиной. Дени поднялась в постели, выпрямилась, готовая к плохим новостям, но не успела произнести ни слова: — Кхалиси, — робко произнесла служанка, пряча руки за спиной, — ваши драконы… они… — Семь преисподних, — в каюту вошёл Арстан, и от его тона у Дени мороз пошёл по коже: увидев руки Чхику, он хотел было подойти, взять их в свои, но служанка дёрнулась в сторону, но тогда их увидела Дени — красные, пошедшие пузырями, они дрожали как осиновый лист и чудовищно распухли. Арстан позаботится о ней, но вот кто позаботится о моих драконах? Дени отшвырнула одеяло, босиком пробежала по палубе и сбежала по лестнице в трюм. На полу она увидела обожжённые осколки глиняной тарелки и куски сырого мяса; драконы верещали так, что у неё заложило уши. Дрогон вопил громче всех. Он взрослеет, и голос его крепнет, подумала Дени, но тут же оттолкнула внезапный прилив гордости; он поступил плохо и должен понести наказание. Братья сочли его большим авторитетом, нежели мать, и подпевали ему как кучка менестрелей именитому барду; стоило ей сделать к ним шаг, как они мгновенно, разом дыхнули пламенем; она не отшатнулась, тут же воззвав к ним, но голос её дрогнул, когда об пол сквозь шелест пламени что-то звякнуло; она опустила глаза и с испугом поняла, что это был замок, что решётка наконец расплавилась под натиском драконьего пламени, и что дверь она оставила открытой… Когти Дрогона резко резанули по её плечу, будто он хотел задержать её и хотел нанести полноценную рану; он взвился, заверещал, снова дыхнул пламенем, чем едва не прожёг потолок, и вылетел в раскрытый люк. Братья же, издав победный вопль, бросились за ним. Дени едва не сделалось дурно — неготовые, не закованные в доспехи, они несутся на звуки битвы, чувствуют запах крови! У неё же даже не хватило сил закричать, попытаться остановить их, но вот снаружи, она слышала, люди кричат, паникуют, только не от вида крови и пепла, прошу, только лишь от страха, пускай они никого не тронут, пускай летят к Драконьему Камню… Сколько времени они жгли решётку, пока никто не видел, как долго им хотелось покинуть заточение, она не знала; прижимая ладонью кровоточащее плечо и стараясь не шипеть от боли, она проводила взглядом всех троих. Будь у меня самой крылья, кричало её сердце, пока их неровные фигуры становились всё меньше и меньше, я ринулась бы за вами; но её уделом было стоять на ногах, человеческих, и ждать исхода битвы. Неподалёку от неё вдруг вырос Арстан — завороженная, разбитая, она не заметила его прибытия — и тут же спросил: — Ваша Светлость… — Он сделал паузу. Дени подняла на него взгляд, полный непонимания, боли, злости. — Вы целы? — Пусть мейстер меня перевяжет, — процедила она, тут же отворачиваясь. Быть может, она приняла на себя лишь часть той боли, что вынесут те, кто потеряет близких… непрошеная мысль о Даарио вторглась в её мысли, на что Дени раздражённо отмахнулась как от назойливой мухи. Ни её боль, ни даже боль Чхику её не волновали. Она поднялась, с трудом сохраняя твёрдость в ногах, закрыла глаза и прислушалась в надежде услышать шорох драконьих крыльев, но не услышала ничего, кроме криков чаек и шороха людской болтовни. — Никто не ранен? — тихо спросила она. Арстан покачал головой. Сердце её болезненно сжалось, но время больше не текло медленно, как смола, но таяло будто кубик льда под палящим солнцем. Ворон с вестью об успехе осады прибыл через два дня. На утро четвёртого Дени, не сомкнувшая глаз и не сводившая взгляд с горизонта, уже любовалась ровными, но мрачными крепостными башнями, повторяя одни и те же слова: «Здесь я родилась. Это — мой дом». Она знала, что должна в это поверить, но сердце трепетало так, что она не могла разобрать, что чувствует — страх или радость. Она выискивала силуэты драконов на небосводе или хотя бы знакомые фигуры на берегу — Робба Старка нечего ждать, он должен быть со своими солдатами, но разве Даарио, будь он жив, не вышел бы к ней навстречу? «Вот именно, если он остался в живых», захихикал бесёнок в её голове. Но ведь Даарио не мог умереть, правда? Правда же? Когда они сошли на берег, Дени отмахнулась от мыслей, круживших над её разумом как стервятник над трупами. Бояться нет смысла; если это уже произошло, она этому ничем не поможет, значит, остаётся совсем немного. Правильно же говорят: столько вытерпела, потерпишь ещё немного? Говорят, правда, и о том, что последние мгновения ожидания — самые тяжёлые. На побережье было так пусто, что в Дени затеплилась надежда, что обошлось без сражения. Сколько крови уже на её руках? Следовавший за ней Бен Пламм пояснил, что все, кто здесь оставался, надеялись, что стены замка их укроют, и добавил со злой усмешкой: «Они не подумали, видимо, что замок будет рад открыть двери своей законной хозяйке». Боевые корабли причалили с южной стороны острова двумя днями ранее; с тех пор ветер сменился, и судно с той, кто мог считаться завоевательницей, причалило к северной стороне. — А флот Баратеона? — спросила Дени с опаской. Флот должен был окружать весь остров, разве не так? Бен пожал плечами: — Испарился, словно его здесь и не было. Где он сейчас, мы ещё выясняем… Дени его обогнала, напуганная и вдохновлённая одновременно. Значит, казнить узурпатора ей не удастся, но если здесь нет его флота, значит, обе стороны понесли меньше жертв? Значит, флот северян не пострадал так сильно, как мог бы, и лорд Мандерли не припомнит ей это? Камень ступеней под её ногами — её первое настоящее завоевание, первый шаг к возвращению того, что было отнято у её семьи. Она спросила себя, с кем могла бы этим поделиться, кто бы ей гордился; но Визерис смеялся над ней, а отец, такой, каким она всегда его себе рисовала, качал головой. Что бы сказала мать, отдавшая жизнь за то, чтобы могла жить её дочь? Ветер принёс драконьи крики с противоположной стороны острова; Дени задрала голову, но увидела только вороньи стайки. Пламм позволил себе усмешку: — Мы, честно сказать, думали, не только драконы прилетели, но и вы с ними. Солдаты просто обалдели, побросали мечи, щиты… — Драконы не ранили никого из северян? — Ни северян, ни Младших Сынов, — сказал Бен с улыбкой. — Они умнее, чем вестеросцам кажется. Что же, драконы, пожалуй, точно ей гордятся. Порхая над местом, они поют об её победе. Об их победе — о победе матери и её детей, о пламени, о крови… Даже приблизившись к открытым воротам, Дени всё ещё не видела следов сражений. В воздухе, конечно, витал разносимый ветром запах тления, крови, пота; он смешивался с запахом рыбы, моря и соли и запахом, показавшимся Дени родным — запахом гари. Стоило его уловить, и на её губах заиграла улыбка. Они шли дальше, по опустевшим улицам; окна старых каменных домов были наглухо закрыты, словно никто в них не жил, и Дени вовсе потеряла ощущение завоевательницы. Разве могла она завоевать город, не участвуя в сражении? Разве завоевание пустого города может считаться победой? — Я хочу пройти к тем улицам, где пролилась кровь, — наконец сказала она. — Полагаю, королеве это видеть не полагается… — заключил Пламм, вытирая закоптившееся лицо, и Дени, и без того смущённая чистотой лица собственного, отрезала: — Нет. Я хочу увидеть всё собственными глазами. Это и моя победа тоже. — Победа будет очевидна, когда вы увидите опустевшие залы замка… вы быстро поймёте, что… — Вы думаете, я слишком нежна для этого? — резко спросила Дени, и Пламм тут же умолк. Прокашлявшись, он опередил её, пошёл быстрее… Дени старалась не смотреть на серые безликие дома, не выпуская из вида мрачную громадину замка. Отсюда Эйегон и сёстры начали своё завоевание, отсюда по-настоящему началась история её дома, отсюда начнётся и история её собственная… она вдохнула полной грудью, но раскашлялась и едва сдержалась, чтобы не зажать нос. Они миновали порт, в котором Дени наконец-то увидела парочку северян — они обхаживали брошенные лодки и разбирали содержимое. Завидев её, они отвесили по краткому поклону, и Дени, воодушевлённая видом чего-то живого, улыбнулась и ответила тем же. Возможно, когда всё закончится, она прикажет сделать Драконий Камень не просто своей резиденцией, но столицей. Эти дома будут заселены вольноотпущенниками из Астапора, у каждого будет своё ремесло и, занимаясь им, жители будут прославлять её и её дом. Порт оживёт, в нём будут продавать мидий, моллюсков и другие морепродукты, а купцы из Вольных Городов будут привозить сюда ткани, украшения, фрукты… эти дома будут заселены, и в порту негде яблоку будет упасть. По крепостной стене, ведущей в город, будут ходить телеги, заваленные товарами; а, может, продажа будет вестись и на самом берегу, пока не наступит прилив… — На острове осталось так мало людей, — сказал Бен Пламм, словно прочтя её мысли, — что они предпочли поселиться поближе к замку. Ночью остров был окружён со всех сторон — даже там, где были вы, стояли корабли. То, что здесь не осталось флота — огромная удача, и, возможно, нам стоило бы отблагодарить за это Станниса. «Придётся отблагодарить его сталью, когда он вернётся вернуть свою резиденцию», решила Дени. Они поднялись к воротам по каменной лестнице, и её вдруг осенила догадка: — Стены замка неприступны. Кто-то открыл ворота изнутри? — Да, — хитро улыбнулся он. — И вы догадаетесь, конечно, кто это был? Дени было задумалась: уж не на себя ли он намекает? Но Бен не отличался дурацкой склонностью к геройству; наоборот, в отличие от некоторых, судил о своих способностях здраво и никогда не шёл на риск… но был лишь один человек, чьему геройству Пламм мог бы так обрадоваться — Даарио, конечно, это был он. Никто другой, кроме как засланный Дейенерис «асшайский купец» не мог этого сделать. Вот же бес, ласково подумала Дени, и тут же вспомнила про Робба Старка. Если Даарио жив, то как насчёт Короля Севера? Спросить об этом напрямую она не может; выдать особый интерес к кому-то одному — значит обделить вниманием другого. Бен не обмолвился о серьёзных жертвах, но значит ли это, что они оба в порядке? Дени стала было подбирать слова, надеясь ненавязчиво поинтересоваться у Бена погибшими, но дома стали выглядеть живее, запахи сражения становились всё явственней, и это её отвлекло. Её волнение достигло предела, когда они достигли замковой территории. Замок был обнесён дополнительной крепостной стеной, по которой были рассажены грозного вида горгульи. Каждая из них смотрела вниз, словно пытаясь её отпугнуть, заставить повернуть назад, но драконье пламя сотворило их, оно же повелевает ими и по сей день. За воротами стены Дени наконец не увидела, но почуяла трупный запах и услышала жужжание мух… как ни велико было её желание отвернуться, не видеть этого, она зажала нос и пошла следом за Беном. Он бросил на неё взгляд через плечо: — Они пролежали здесь день, не меньше. Те, кто остался жив, сейчас в Великом Чертоге, а он вон там, неподалёку, — он кивнул в левую сторону — туда, где разлёгся каменный дракон, едва не показавшийся Дени живым. Зрелище заставило её спросить: — Где мои драконы сейчас? — Порхают где-то над Черноводной. Вы уж извините, но их было невозможно удержать… пока что вы можете лишь посмотреть, что они натворили. Дени сощурилась с подозрением: ей показалось, что в голосе Пламма прозвучало осуждение. Но он не врал; на каждый десяток посиневших лиц с расклёванными глазами приходилось несколько до неузнаваемости почерневших. Тела не так давно живых людей свалили в несколько кроваво-белых куч, среди которых мелькала сталь доспехов, порванные знамёна и побагровевшие острия и рукоятки мечей; и всё же, пятна мертвенной черноты бросались в глаза явственней всего. Если теперь у берегов причалят женщины и дети, думала Дени, ступая мимо дымящихся ещё тел, я никому не смогу смотреть в глаза. Эти люди не приняли ни тебя, ни тот мир, что ты хочешь построить, произнёс в голове чей-то добрый голос. Те, что не следуют за тобой — твои враги, и те, кто остались в живых, знают, чего им нужно бояться. Воздух дрожал от дыма и духоты, но запах горелой плоти казался ей приятней ароматических масел. Бен наблюдал за ней с подозрением, а когда она встретилась с ним взглядом, не сдержал усмешки: — Я же вижу, вы в ужасе от этого запаха. Признайтесь. — Нет, ты не прав, Бен. Как бы ужасен он ни был, это запах победы. — Скорее уж победная вонь, — пробурчал Бен. Победа не сразу пахнет цветами, торжественной выпечкой и хмелем, хотелось сказать ей, а величие и грязь всегда шагают рука об руку. Они приблизились к Великому Чертогу, и Дени увидела на сером камне косые пятна копоти. В некоторых местах у стены лежали дымящиеся кучи обожжённого тряпья, из-под которого выглядывали человеческие останки, и Дени думала, что должна скорбеть о тех, кто мог стать её подданным, но гордость туманила ей взор. Войн без жертв не бывает, думала она, незаметно улыбаясь. Достойным огонь только лижет пятки, недостойных поглощает с остатком. Тяжёлую дверь в Великий Чертог Дени предпочла открыть сама. Новый букет ароматов ударил ей в нос — она не чуяла ни копоти, ни гари, зато чуяла запах цветов, макового молока и крови. Смерть и пахнет, и выглядит как всё, что Дени только что миновала; здесь же пахло жизнью. Дени видела снующих туда-сюда медсестёр и санитаров, ещё вчера бывших солдатами: Великий Чертог превратили во временный лазарет, оставив между лежанками лишь узкий проход. Дени боролась с желанием броситься к каждому раненому, с которым пересекалась взглядом; кто-то смотрел на неё с ненавистью, кто-то с безразличием, чьи-то глаза были столь мутны, что она не была уверена, что человек был в сознании и понимал, кто перед ним. Она старалась улыбнуться каждому, выразить немую благодарность, пообещать пожать руку, когда они встанут на ноги, но и этого как будто было недостаточно. Кто-то всё же её узнал, не мог не узнать, и позвал, обратив на себя внимание других; вскоре в Чертоге загремела разномастная мешанина из голосов северян, Безупречных и наёмников. Из толпы появился Робб Старк — взмыленный, лохматый, в заляпанном кровью тряпье; но Дени не могла не обрадоваться, увидев, каким чистым было его лицо. Словно и он не участвовал в сражении, а остался позади, как она; не рисковал своей жизнью ради того, в чём не нуждался… это, конечно, было неправдой, но всё равно наполняло Дени радостью. Это ли, впрочем, или его счастливая улыбка и те несколько секунд, что они просто смотрели друг на друга, не веря в происходящее вокруг? Болтовня и шебуршание стали понемногу затихать — всем было слишком любопытно. Да, такие моменты и попадают в песни, подумала Дени, расплываясь в ответной улыбке. Лорд Старк прочистил горло, склонил голову и начал клонить туловище, словно хотел встать на одно колено, но Дени цыкнула и, дождавшись, пока он поднимет взгляд, едва заметно покачала головой. Его это как будто вдохновило, ибо он выпрямился и стал выглядеть ещё более гордо, чем прежде, когда заявил: — Моя королева… — Он замолчал, уже не сдерживая растущую как на дрожжах улыбку. В уголках его глаз пролегли хитрые складки. — Добро пожаловать домой. «Домой», подумала Дени и с трудом сдержала просившийся наружу смех. Счастливой улыбки было более чем достаточно, чтобы выразить благодарность — и радость от встречи с ним, живым и нетронутым. Кроме него, здесь были и другие; те, кому повезло меньше, кто потерял в бою братьев, сыновей… как сильно ей ни хотелось подойти к Королю Севера, пожать ему руку и высказать всё, что так и вертелось на языке, она заставила себя отвернуться и заговорила с ранеными: — Я Дейенерис Бурерождённая, из дома Таргариен, я — законная наследница Железного Трона и хозяйка Драконьего Камня. Всем, кто сражался, чтобы вернуть это место мне, я выражаю благодарность. И прошу прощения у тех, кто сегодня потерял своих близких, или пострадал в войне, на участие в которой не соглашался. — Таргариен! — выкрикнул кто-то из толпы позади Робба Старка. — Сучья ты мать, а не Таргариен, они все подохли! Звеневшая в голосе ненависть не воспламенила то же чувство в груди Дейенерис. Наоборот, оно наполнило её гордостью, словно свежий воздух, и заставило сделать несколько твёрдых, медлительных, но уверенных шагов. Сопротивление не значит, что ты совершаешь ошибку; оно значит, что те, с кем ты борешься, чувствуют угрозу. Ей хотелось, чтобы с каждым стуком каблуков, возносившимся до самого потолка в воцарившей темноте, страх подкрадывался к её жертвам, медленно касаясь их шей как рука — один палец, два, пока все пять не лежат на коже и не сжимаются в кулак, лишающий воздуха. Лорд Старк отступил, пропуская Дени к кричавшему — он тяжело дышал, придерживая перевязанную руку; с нагрудника его нагло ухмылялся силуэт оленя на красном поле, объятом огнём. Раздавшееся позади верещание драконов придало ей сил. Они вернулись к ней нетронутыми; ещё будет время их ругать за непослушание, сейчас — время пожинать плоды побед. — А ваше имя… — Я Ролланд Шторм, кастелян замка и подданный Лорда Света, короля Станниса, истинного правителя Семи Королевств! Ещё больше оскорблений, подумала Дени, смиренно закрывая глаза. — Я Мать Драконов, — молвила она с лёгкой улыбкой. — И если прежде я не могла приказать своим драконам казнить вас за неповиновение… сейчас мне ничто не мешает. Она кивнула паре Безупречных, стоявших неподалёку, не раненых; подхватив Шторма под руки, они поволокли его на улицу следом за Дейенерис. Так будет с каждым, кто оспорит её право, думала Дени, снова погружаясь в запах смерти. Её враги увидят, что бывает с несогласными, и многим из тех, кто ещё недавно не верил в возвращение драконов, смирение спасёт жизнь. Дверь оставили распахнутой — все, кто мог, поднимались с лежанок и таращились на них; кто мог идти, вывалили наружу, сбились в одну кучу и восхищённо вздыхали. Её дети, пришибленные заточением, расправили крылья и теперь беспорядочно ими махали, с непривычки стараясь удержаться в воздухе. Тут же раздавшиеся охи, ахи, вздохи и изумлённые шёпотки заставили её широко улыбнуться. Если бы только они втроём опустились рядом с ней, если бы только начали притираться к её ногам, если бы тёрлись головками об её щёку, как делали, когда были ещё совсем малышами, люди бы поняли, что драконы послушны ей, а не держатся всё время в неволе… кто-то из собравшихся вокруг зевак забормотал что-то о «драконах из камня» и «Воине света» и, едва передвигаясь, рухнул на колени. Это её шанс на милосердие, поняла она. Бывший кастелян медленно оглядывал повиновавшихся, словно решив убедиться во всеобщем безумии, когда ещё несколько человек вышли вперёд и склонили перед ней головы. Дени спросила их имена; они, не смея поднять голов, назвались, и она позволила им подняться. Быть может, Чёрная Рыба прав, и половина тех, кто присягнёт ей на верность, окажется трусами и предателями, но другие узнают о дарованном ей помиловании, и те, кто захочет жить… Дени не заметила, как Дрогон резко спикировал и приземлился рядом с ней. Исходящий от дракона жар ей не понравился; что-то было не так, но она не могла понять, что именно, и не могла позволить неопределённости проступить на её лице. Дракон бросил на неё полный любопытства взгляд, и Дени, чувствуя на себе взгляды всех присутствующих, едва заметно качнула головой. Он должен понять её. Он не должен её подвести. Будь у неё шанс, она бы здесь и сейчас попросила у него прощения, пообещала больше никогда не оставлять в заточении… Ещё несколько человек встали на колени. К ним Дрогон преисполнился ещё большим интересом и, невзирая на страх Дейенерис, подступил к ним ближе… её сердце вдруг отчаянно забилось, и собственный голос прозвучал глухо и незнакомо: «Дрогон!», позвала Дейенерис, но было уже поздно — закашлявшись, он дыхнул на одного из преклонивших колени; тот не успел отскочить, увернуться, и в воздухе раздался нечеловеческий вопль. Прочие тут же вскочили на ноги и попятились назад, возвращаясь к зевакам и ломая их строй; Дени хотелось вскрикнуть, всё объяснить, сказать, что он просто голоден, и уже не испытывает к остальным никакого интереса — и именно потому поднялся в воздух и теперь порхает над горелой плотью, а не потому что хочет со всеми покончить здесь и сейчас - но только отвернулась. Никто не должен узнать, что я не контролирую происходящее. Всё в моих руках, никто не отберёт у меня это. — Это что, и есть ваше помилование? — резко рыкнул Шторм, попытавшись вырваться из хватки Безупречных; Дени не видела, но слышала звуки разрываемой плоти и исторгаемой из желудков рвоты. Пролетело несколько секунд, а, может, и того больше, прежде чем Дени решила не признавать перед остальными слабость и схватиться за вожжи, пока не стало слишком поздно: — Драконы чувствуют слабость и склонность к предательству и защищают свою королеву от всех, кто может всадить ей нож в спину. Драконы знают и видят больше, чем человек. Да и вы, милорд, не заслужили моего помилования, — добавила Дени, чувствуя, что злорадствует. Она знала, что её час пришёл, знала, что на её глазах начнёт вершиться справедливость, и что враги её отца, её дома начнут погибать один за другим. Она не надеялась увидеть страх в глазах Шторма, но знала, что его отблеск во взгляде всё же промелькнёт, стоит ей сказать заветное слово: — Дракарис. Дрогон дыхнул, и Дени закрыла глаза, чувствуя жар, тепло, слушая смертельный шорох огня. Ты и я — одна плоть; я ощущаю то пламя, что ты излучаешь. Это их научит, это подаст верный пример. Теперь никто не будет говорить, что она дикарка, что ей здесь нет места; они знают, что последует за этим. Дени без отвращения взглянула на обугленное тело и распорядилась, чтобы и его, и остальные трупы сохранили как следует. И добавила без тени сожаления: — Они изголодались, питаясь одной рыбой. Пора откормить их чем-то существенным.