***
На кухне бардак, но сил с ним расправиться нет. Потрачено два часа для того, чтобы в итоге с гордостью созерцать на плите две кастрюли, в одной из которых самый настоящий куриный бульон, а в другой — нежнейшее пюре. Листок со списком лекарств расплывается, и Лука устало трет лицо, позволяя себе на несколько секунд прикрыть глаза. Справиться с накатывающим сном удается с трудом, реальность ускользает, словно пыль, утянутая под дверь сквозняком. Забытая этим длинноволосым гением искусства пачка сигарет лежит на подоконнике у окна и мозолит глаза. Лука уже пару лет как бросил, уверенно сказав себе, что вполне способен прожить без этих маленьких солдатиков смерти. Но прошлым утром что-то конкретно дало в голову — сигаретная ломка проснулась ни с того ни с сего. Арсений курил так небрежно, словно это то, что всегда было с ним, то, что является неотъемлемой частичкой его образа. Интересно видеть, как сложены его руки, пока он слушает: одна поверх другой, ложится тонкими изящными пальцами левой в углубление ладони правой, с зажатой в ней сигаретой. Один глаз слегка сощурен от дыма, губы плотно сомкнуты, но время от времени мягко обхватывают фильтр... Лука вздрагивает, опомнившись, когда пальцы уже тянутся к пачке, но руку убирает. Господи, он ведь еще недели не прожил здесь, а поддается. Что-то прокрадывается в сознание, ворочается, заставляет сердце стучать громче обычного. Узнать в таких подробностях из чужих уст, кем является парень, с которым едва успел познакомиться, в планы не входило, а раздевать его и, уж тем более, трогать обнаженное тело, рыться в его вещах... — Играет за другую команду, — произносит себе под нос слова друга Лука и укладывает голову на сложенные на столе руки. На самом деле он сам не знает, почему так сильно удивился этой новости. Удивился… Быть честным с собой — тяжелый труд. И замаскировать под удивление крошечный отблеск радости в момент прозвучавших слов Кира получилось слишком просто, так что даже сам почти поверил. Луке семнадцать было, когда впервые это случилось с ним. Девчонки всегда таскались за ним мелкими стайками, щебетали и заливались краской, когда он одаривал их своим вниманием. Отличник, хорош собой, и ростом значительно выделялся на фоне своих одноклассников благодаря баскетболу. Как и его лучший друг Андрей, с которым они познакомились, когда Лука после очередного и окончательного переезда поступил в лицей и оказался с ним в одном классе. Большую часть свободного времени они проводили вместе, когда в компании, когда за видеоиграми друг у друга дома… Но однажды Андрей исчез из его жизни, и причиной тому стало не окончание школьных лет, как это обычно бывает. Он исчез из-за одного неуверенного сухого тычка губами в губы… Из-за тихого и скомканного «ты нравишься мне», произнесенного Лукой вслед за этим. Помнится, у друга тогда даже джойстик выпал из рук и глаза, широко смотрящие в ответ, излучали одно лишь разочарование. Лука ни разу до этого не испытывал такое сильное чувство душевной боли, когда Андрей просто встал и вышел из комнаты. Лука мялся у порога, кусая ногти и тщетно пытаясь вывернуть все в шутку, пока Андрей сосредоточенно завязывал шнурки. Но после того, как дверь за ним закрылась, Лука обреченно понял, что для них двоих она закрылась навсегда. Универ, подработки, ночные тусовки — жизнь активно била ключом. Он наконец вырвался из родительского дома, снял небольшую квартирку. В тот период в его постели оказывались как парни, так и девушки, оставляя после себя лишь мутные образы, влажные смятые простыни и чужие запахи. А потом как-то раз там оказалась Алиса — девушка, которая в первую очередь была хорошим другом. Которым, к счастью, и осталась. Лука гасит свет на кухне, иронично оглядываясь на темноту, где остался флер нахлынувших воспоминаний и необъяснимых чувств. На тумбе у кровати Арсения горит ночник. Приглушенный теплый свет от него мягко распространяется по комнате. Лука бесшумно прикрывает за собой дверь и, стараясь не разбудить соседа, усаживается рядом на кровать, подоткнув подушку под спину. Эта комната больше той, что Арсений предоставил ему, здесь такие же светлые, на удивление чистые стены. Она словно разделена на две зоны: спальную и мастерскую. Лука ожидал увидеть тотальный творческий хаос, и сейчас удивленно рассматривает аккуратное пространство, вдыхая приятный аромат акварели и масел. В суматохе он совершенно не обратил внимания на сложенные стопкой подрамники у дальней стены, большой резной мольберт (пустой) и пятна засохшей на полу краски. Огромные картины, занавешенные белой тканью, расположились у окна, прислоненные одна к другой. Беспорядочное количество разномастных кистей, чистых, нетронутых, или перепачканных краской, валяются то там, то здесь. Сразу за мольбертом находится стол, большую часть которого занимают кипы скетчбуков и отдельных зарисовок. Не похоже, что Арсений, рисуя, входит в состояние безумного творца. Наоборот, можно представить, как все здесь размеренно течет и неспешно преображается. Лука переводит взгляд на комод и расплывается в улыбке. Объяснять, почему на Сене именно эта пижама, откуда он ее достал и как много видел, он не имеет ни малейшего желания. Сдавленный стон и шуршание одеяла заставляют Луку задержать дыхание и прислушаться. Не может он проснуться сейчас, еще рано. Хорошо бы потихоньку свалить, иначе придется объяснять еще и то, почему он так по-хозяйски растянулся рядом на кровати. Но тело будто не слушается. — Что ты здесь делаешь? — хриплым слабым голосом спрашивает Арсений и трет припухшие ото сна глаза. — Я… уже собрался уходить, — нервно отвечает Лука и думает, что сейчас, вот в эту же секунду и правда нужно уходить. Но Арсений разворачивается и придвигается ближе, обхватывает его рукой поперек живота и трется головой о ребра, ластится, словно громадный кот. — Не уходи, — шепчет и голову поднимает, заглядывая в глаза. Блестящие серые радужки впиваются, словно иглы, и не отпускают. Лицо красивое, не оторваться, и Лука завороженно смотрит в ответ, не в силах сдвинуться с места и сделать полноценный вдох. Сердце выпрыгивает, стремится пробить грудную клетку. И он говорит себе, что это провал, повторяет и повторяет, что это неправильно, но тянется к лицу парня и гладит по бархатной коже, нежно проводит большим пальцем по прохладной щеке. «Температура наконец спала», — отдаленная мысль возникает в голове и тут же гаснет, потому что Арсений, придерживая руку Луки своей, мягко прикасается губами к центру его ладони. Лука сухо сглатывает. — Господи, что же ты творишь… — бормочет он, наблюдая, как Арсений, усаживаясь на кровати, расстегивает рубашку. Его пальцы порхают, спускаясь вниз, пуговица за пуговицей. Он смущенно улыбается, опустив глаза, когда его рука ложится на голый живот и скользит вниз под резинку штанов. И в теле Луки, словно по щелчку, появляется какая-то нереальная легкость, в груди огнем горит, но давления больше нет, больше не тянет к земле тяжелое сердце. И он пользуется моментом — резко подается вперед и, подхватывая Арсения под ягодицы, прижимает к себе, чтобы стал ближе, чтобы почувствовать его сильнее. Чертовски хочется дать волю рукам, вот так с нажимом погладить по спине, подталкивая к своим губами, нежно целуя теплую кожу на груди. Спуститься ниже и стянуть его штаны до колен, вместе с бельем, проникая ладонью между ног. И наблюдать за тем, с каким блаженством он отзывается на это прикосновение, как краснеет и, открыв рот в немом стоне, смотрит вниз, первый совершая движение навстречу. Его тело худое, но подтянутое. Мышцы на животе выразительно проступают с каждым движением таза. Расположив одну ладонь на ягодице, а другой обхватив член Арсения, Лука утыкается лбом ему в солнечное сплетение и смотрит, смотрит, смотрит вниз, рвано выдыхая и ощущая, как узлом скручивает низ живота… И тепло в его руках вдруг растворяется прямо на глазах, постепенно исчезает вместе с разгоряченным податливым телом. — Ч-что?.. — тихо произносит парень, озадаченно рассматривая свои пустые ладони, и… Просыпается. Глаза широко распахнуты, и на сон в них ни намека, словно несколько суток проспал. Комната уже частично наполнена серым пасмурным светом, смешанным с приглушенными теплыми красками от ночника вокруг кровати. Значит, уже утро. — Приснилось что-то? — рядом раздается сиплый голос Арсения, и он шепотом добавляет: — Кажется, у тебя стоит. Лука медленно поворачивает к нему лицо и надеется, что он не разглядит в этом свете, с каким стыдом оно заалело. Господи, это же самый настоящий утренний стояк. Как долго он наблюдает? Арсений лежит на боку, подперев кулаком щеку, и внимательно рассматривает его. Невозможно сказать, что творится сейчас у него в голове — взгляд совершенно безучастный, уставшее бледное лицо с темными кругами под глазами и потрескавшиеся губы. Лука старается на них не смотреть, отводит взгляд, трет глаза большим и указательным пальцами, надавливает на точки у основания переносицы и шумно выдыхает. — Прости, я задремал. Пришел убедиться, что ты в порядке, и провалился куда-то, — говорит он себе в ладонь. — Как ты себя чувствуешь? — Сносно, — ухмыляется Арсений и демонстративно оттягивает рубашку на груди. — Не объяснишь, почему на мне эта одежда? Лука обреченно качает головой, глядя в окно и фыркает. — У тебя был сильный жар, мне пришлось сбивать температуру холодной водой, — он пожимает плечами, стараясь сделать самое невинное лицо, и поднимается. Арсений за спиной молчит. Это напряжение щекочет где-то в районе затылка, и Лука проводит рукой по волосам, пытаясь сбросить его. — Тебе прописали постельный режим… — начинает он, чтобы разрядить обстановку и увести от волнующей соседа темы. — Я в порядке, — но в голосе Арсения отчетливо проступает раздражение. — Ага, конечно! Твою мать, да я чертовски испугался, когда обнаружил тебя в ванной на полу! Если бы пришел позже, кто знает, как бы все сложилось? — и стараясь сдержать стремительно прорывающуюся злость, добавляет уже спокойнее: — Лежи, я принесу тебе поесть. — Мне не нужна твоя помощь, — лениво говорит Арсений и широко зевает, глядя в потолок. — Свободен. — Послушай ты, — возмущенно начинает Лука и мнет в кармане штанов выписку от врача. Но зубы сжимать перестает и выдыхает. Если такова натура этого парня, то пускай. Главное то, что сделано, остальное не на его совести. Именно этим он утешает себя, когда выходит из комнаты, подавляя желание что есть силы грохнуть дверью.3
2 декабря 2019 г. в 07:00
Примечания:
атмосфера: Blacktop Mojo - Can't Sleep
Его лицо горит. Он весь горячий, просто раскаленный. Кажется, почти приходит в себя, стонет в агонии едва слышно. И пальцы, гонимые хаосом мыслей, на автомате расстегивают пуговицы перекрутившейся атласной рубашки. Одна, вторая… Рука костяшками вскользь по телу проходится, в спешке стягивая мешающую ткань. Штаны и белье — бесформенной кучей под ноги. Быстро. Нужно действовать быстро.
Кровь в ушах шумит и адреналином бьет по вискам. Арсений тяжелый, да и роста они с Лукой почти одного — усадить его в душевую получается с трудом. Его кожа настолько горячая, что кажется, будто под ней полыхает пламя, обжигает ладони. Лука выкручивает вентиль холодной воды и, забираясь к нему, поливает обмякшее тело. Наплевав на то, что тоже намокнет, шепчет себе под нос: «Сейчас, сейчас будет легче, потерпи немного».
Лука отрешенно наблюдает за искристыми, стекающими по телу Арсения струйками, умывает его лицо, плавно направляет воду от шеи к плечам. Бережно убирая со лба попавшие под струю пряди, рассматривает ссадину чуть выше брови. От воды она посветлела и выглядит вполне сносной, несерьезной.
Взгляд спускается ниже и застревает на отчетливо проступивших синяках, продолговатых лиловых полосках на предплечьях и запястьях Арсения.
Шум воды стихает, и только отдельные капли звонко разбиваются, срываясь с намокшей челки. Лука хмурится, стараясь понять, могли ли такие синяки появиться от падения, неизвестно, сколько он так пролежал. Но осознание того, что, к примеру, вот этот синяк на бедре имеет четкие очертания пятерни, мешает дать себе желаемый ответ. От этого в голове рождаются все новые и новые вопросы.
«Черт, кто же это тебя так?.. — Лука шлепает мокрыми носками к шкафчику и вытаскивает большое мягкое полотенце. — Вряд ли такое под силу натурщице».
Температуру удается слегка сбить, пусть и таким радикальным способом. Завернутого в полотенце, словно в кокон, Арсения Лука относит в его комнату и осторожно укладывает на кровать, укрывает одеялом, подоткнув со всех сторон.
«Дыхание вроде выровнялось, но цвет его кожи от холодной воды стал только хуже, — с досадой думает он и заторможено ощупывает карманы местами промокших джинсов. — Черт, где же телефон?!»
Гаджет обнаруживается в куртке, и хорошо — не хватало сейчас залить его водой. Поскальзываясь на паркете, Лука быстро возвращается обратно и, придавив телефон плечом, слушает долгие гудки. Влажные волосы Арсения тщательно полотенцем растирает, сосредоточенно глядя огромными глазами на его лицо, бледное, но уже расслабленное.
Вызвав врача, Лука немного успокаивается и оглядывается. В комоде возле кровати обнаруживается чистое белье, уложенное в аккуратные стопки вместе с домашней одеждой. Хорошо, что не пришлось долго искать, думает парень, и вытягивает почти со дна плотную серую рубашку со штанами — самое теплое, что находит, среди прочей легкой шелковой одежды. Но застывает, когда на пол выпадает несколько «игрушек» и флакон со смазкой, мимоходом вытянутые вслед за штаниной.
— Блядь… — тихонько ругается Лука, складывает все обратно и торопливо задвигает ящик, опирается о поверхность комода ладонями, прикрыв глаза и пытаясь справиться нахлынувшим замешательством. — Нужно просто одеть его, просто…
Глаза открывает медленно и, сжимая в руках найденную одежду, присаживается на край кровати.
— Чтоб тебя! Ты даже не понимаешь, что сейчас заставляешь меня делать, — шипит он, и отворачивает одеяло.
Просунув руку под спину, Лука слегка приподнимает Арсения, вытаскивая из-под него полотенце. Если представить себя кем-то вроде медбрата, то все кажется не таким уж и сложным. Если представить, что это вынужденная забота о больном, то возникшая ситуация — это что-то само собой разумеющееся, ведь так? Ухаживающие за пациентами в больницах медработники вряд ли испытывают то, что сейчас чувствует Лука. Стараясь смотреть куда-то чуть выше паха своего соседа, быстро натягивает белье и пижамные штаны. Усаживает его на кровати, подложив подушку под спину, и сострадательно сдвигает брови, когда Арсений тяжело, со стоном выдыхает. С рубашкой справиться сложнее. Лука наклоняет его к себе, придерживая за затылок, и укладывает прохладную голову на свое плечо.
— Помоги мне, — говорит он и прислушивается к хриплому горячему дыханию себе в шею.
Арсения бьет мелкой дрожью, но с огромным усилием он все же приподнимает поочередно то одну, то другую руку, проскальзывая в рукава рубашки. Трется головой о плечо Луки, и складка между его бровей разглаживается, только когда он снова принимает горизонтальное положение. Лука, справившись с пуговицами, ощупывает бледный лоб, отмечая, что температура Арсения снова растет, и бросает взгляд на часы: вызов он сделал ровно пятнадцать минут назад. Скорее бы.
Собственные ступни коченеют в мокрых носках, джинсы неприятно липнут к ногам. Бросив обеспокоенный взгляд на кровать, парень удаляется к себе, чтобы быстро переодеться. Среди тех немногих вещей, что есть у него с собой, Лука с улыбкой обнаруживает новые носки с сумасшедшей, не совместимой с его гардеробом, да что там, со всем его мировоззрением цветовой гаммой, которые ему когда-то Алиса привезла из Японии еще в начале их отношений.
И в следующую минуту он удовлетворенно созерцает выглядывающие из-под одеяла ноги художника: выедающий глаза красный цвет и россыпь горящих коктейлей Молотова на его фоне.
— Зато шерстяные, — Лука и сам не замечает, с каким восторгом произносит это.
После спасительной инъекции и осмотра, Арсений наконец засыпает, и дыхание его становится ровным и глубоким. Уже у самой двери доктор протягивает список лекарств.
— Постарайтесь проследить, чтобы он хорошо и вовремя питался. У него ослаблен иммунитет и низкое давление, не удивительно, что вирус вызвал такие последствия. Как проспится, ему станет лучше, но постельный режим — обязателен. Если будут вопросы, — он протягивает визитку, — вот здесь мой номер, звоните.
Закрыв за доктором дверь, Лука прислоняется лбом к ее прохладной поверхности.
На часах почти полночь.