Лисьи сказки

"Никто не смог бы пробиться сквозь поставленную защиту и драконье тело, и потому он и сам не заметил, как задремал – чтобы пробудиться от чьих-то шагов как раз тогда, когда над горой поднималось солнце. - А неплохо тут, - сообщил ему Дун Хуа, задумчиво обозревающий окрестные пейзажи с края поляны. В одной руке он держал утку, а в другой – привязанную на веревку козу. – Гостей принимаешь?" (с) ЧЕТВЕРТАЯ ЖИЗНЬ - Почем коза, уважаемый? - крестьянин, углубившийся в свои мысли и послеполуденную дрему, вздрогнул. Таким образом, он, конечно, никогда ее не продаст, подумал Дицзунь. Мало того, что сидит в самом дальнем углу рынка, покупателей не зазывает, спит, так и коза у него - он еще раз оглядел белоснежную скотину - по морде видать, вредная. Но молочная. Вон вымя какое! Правильное вымя, все как полагается, и размер, и расположение сосцов. Разбираться в козах, свиньях, курах и утках он научился, вопреки всеобщему убеждению, отнюдь не в мире смертных. Кому сейчас скажи, что в стародавние времена, когда были молоды и миры, и сам Дицзунь, на месте нефритового великолепия дворца стояло нечто странное из кирпича и бамбука, обмазанное глиной, тот сразу умер бы. От смеха или ужаса, кому что ближе. А было, было. И глиняное нечто было, и Хуан-ди в конопляной одежде, и желтый цвет ассоциировался не с императорскими шелками, а с рапсовыми полями Небесного Отца. И сам Дицзунь тогда предпочитал ходить по земле босиком. Удобно кстати. И, по словам Чжэ Яня, полезно для здоровья, помогает от слабоумия и плоскостопия. - Так почем коза-то? - повторил Владыка свой вопрос, уворачиваясь, чтобы скотина не зажевала полу халата. - Так это… господин… двенадцать монет она. - А почему так дорого? - спросил строго. - Она же у тебя бодучая, небось? Вон, и рога у нее нет. Ему было совсем не жалко денег, но рынок есть рынок, и традиции требовали поторговаться. - Есть такое, - тут же повинился продавец, испортив всю страсть к торговле. - И это… Торговаться, кстати, Дунхуа Дицзунь выучился у смертных. Но, опять же, не во время испытаний всевозможными горестями, отнюдь. А после того, как передал Мандат Неба пришедшему следом Юй-ди, Нефритовому Императору Небесного Племени. Никто никогда не знает, что случается после того, как правителю приходит время уйти. Когда достигаешь предела и есть угроза стать противоположностью себя - что, в случае с таким, как он, крайне опасно - и надо принять решение о передаче нагретого места следующему в очереди. Узнать, что же дальше, можно только, так сказать, решившись на этот прыжок вслепую. Вот потому он точно знает, где сейчас беглец Е Хуа со своим молочным младенцем и почему ему нужна эта коза. Все бессмертные, когда они в истинном отчаянии, попадают туда, в маленькую хижину на склоне горы Цзюнцзи. В каком отчаянии тот, кто ощущает на месте привычного тепла Мандата Неба ледяную пустоту - никаким словами не описать. Наверное в таком же, как тот, кто собственными руками заморил первую и единственную любовь. Им всем самое место в лесной глуши на деревянном пороге у щербатой чашки.
 А когда все хорошо, то никто о хижине знать не знает и ведать не ведает. - Что - это? - он стал часто проваливаться в прошлое, видимо, старость пришла. И совершенно непонятно, почему тогда к нему прицепилась смешная лисья девчонка? - Ну… жрет она. Э-э… все. И убегает постоянно. И орет, и… - Убивает врагов? - пошутил Дунхуа, потому что перечисление козлячьих недостатков грозило затянуться. - Молоко-то хоть вкусное дает? - Еще какое! - Младенцу подойдет? - Так это ребенку? - охнул владелец козы. - Что же ты сразу не сказал, уважаемый! Ребенку я и за полцены отдам! А с матерью что? Спросил и осекся. Действительно, что может быть с матерью-то, если ищут козу? Хотя тут он недалек от истины. Это воплощение матери маленького А Ли уже умерло, а его истинная мать пока еще не родилась. Ну, это может и подождать. А вот коза - нет. - Вот то самое с матерью, - вздохнул Дицзунь, потому что не объяснять же смертному особенности воплощений высший богов. Но торговля выходила какая-то неправильная, вся жажда спорить, вздыхать, картинно страдать и лишь для того чтобы скинуть пару монет пропала. - Да я и за двенадцать, на деле, могу купить твое животное. - Да что ты! Я за шесть отдам. - Двенадцать! - Ну, тогда восемь? - Я же сказал, нормальная цена, меня все устраивает. - А я, уважаемый, сказал, что сирот не обирают! - Хорошо, десять. - Не больше восьми! - Деся… - Мееееееееээээээууууу! Голос у козы был, как у первой красавицы Небесного Дворца - мерзейший. - Двенадцать и корзину с репкой. Мне еще утку покупать, отец ребенка козьим молоком сыт не будет, - организм у молодого папаши крепкий, а в Мире Смертных солнцем не пропитаешься. Крестьянин смирился, обмен двенадцати медяков на козу и репу прошел быстро. - Ты это, уважаемый, ты ее только привязывать не забывай. Она еще и гулящая, знаешь ли, - ну, точно, продавец из него никакой, просто слезы, а не продавец. - Не забуду, - поблагодарил Дицзунь, обмотал веревку вокруг руки и пошел дальше по рядам, высматривая утку пожирнее. Двенадцать золотых слитков за козу ему было не жалко, человеческая доброта и умение сопереживать заслуживают куда большей награды. Владыка Дунхуа торопливо шел по рынку, потому что голодный младенец ждать не будет. Над рынком, за лесом над деревней возвышалась укрытая облаками макушка Цзюнцзи, горы-пристанища, на ней, в маленькой хижине, в которую просто так не попадают, надрывно рыдало будущее Небес - и его собственное. Можно опять начинать жить, смотреть вперед, возможно что и с надеждой на новое - и потому, к чему оборачиваться назад? …и потому он не увидел, не почувствовал, как невысокий мужчина с черными от солнца и труда руками улыбнулся вслед великому божеству, подкинув на ладони мешочек с двенадцатью золотыми слитками, и исчез, словно его тут и не было. Коза была странным подарком на рождение внука, но в ней была необходимость, а лучший подарок тот – что нужен. Небесному Отцу ли этого не знать?