Лисьи сказки

Всё происходит после того, как Ши Мин так неудачно слетала на остров Инчжоу (см.Мандат Небес) Над Куньлунь парили фениксы. Крылом к крылу, повторяя движения друг друга, словно руководимые одним разумом на двоих, или вообще бессознательно, как обычные птицы. А еще они пели. Хором. Проливая на священную гору злато и синь своих прекрасных голосов, восславляя бездонную высь небес и животворящий солнечный свет — их вечное и свободное царство. И всякий, кто воочию зрил кувыркающихся в воздушных потоках фениксов, просто обязан был впасть в благоговение и вознести Небесам хвалу за то, что стал свидетелем этого вселенского чуда. Чже Янь в такие крайности не впадал, он и сам мог ого-го как полетать и попеть, но ему было так лениво. Присоединиться, что ли? Припомнить песни юности? - Опять, - сказал кто-то за спиной совершенно убитым тоном. И второй голос, еще более удрученный, добавил: - Когда это уже закончится, а? Шестнадцатый ученик смотрел в небо так, словно оттуда вот-вот должен был пролиться дождь из огненных стрел и кипящей смолы, а Пятнадцатый — куда-то в сторону совершенно мокрыми глазами. Феникс всегда думал, что у мерзавца Чэнь Цю слезные железы отсутствуют как таковые. Он проследил за взглядом Пятнадцатого и увидел Мо Юаня, который тоже любовался полетом Чжэ Вэнь и Ши Мин, и слушал их песню. Спокойное лицо, ровная спина, ноги на ширине плеч. И руки, сцепленные за спиной, да ногти, впившиеся в кожу, до крови. Так вот отчего у него кисти в таком кошмарном состоянии. - И что он потом сделает? - уточнил Чже Янь. - Высший бог-феникс, добрый день. Ученики склонились в безупречном поклоне, который и Небесный Наставник Кун-цзы счел бы почтительным. - Я спросил, и что потом будет с вашим шифу? - Ничего, почти ничего, - буркнул Чэнь Цю. – Разве что кисточка в руках будет дрожать. - И он ничего еще пару дней есть не сможет, - дополнил картину Шестнадцатый. - … - сказал феникс свое любимое слово, почерпнутое у портовых грузчиков Желтой реки. И отправился в келью к Мин-эр. В засаду. Вдоволь налетавшиеся девчонки вбежали в комнату, смеясь и по-птичьи пища от удовольствия. И смолкли под гневным взором Первого на Все Времена Феникса. - Папочка...- ойкнула Мин-эр. Но он на дочь не смотрел. И слава Небесам, что вся сила его недовольства обрушилась на Чже Вэнь. У Ши Мин бы все перья из хвоста повыпадали от страха. - Хватит! - гаркнул Чже Янь. - Я сказал, хватит, сестра! Та собралась было рот раскрыть, но ей никто не позволил: - Ты у нас, я смотрю, решила заделаться самой главной жертвой? Отлично. Убирайся и страдай там, где тебя никто не видит! У тебя, насколько я помню, полно дел. Вали отсюда! - Я... - Что ты? Только тебя пытал Охотник? Только одну тебя? Хочешь я расскажу как это было со мной? Не хочешь? В подробностях? Мин-эр, уши закрой немедля! Девочка покорно и даже с радостью прикрыла уши ладонями. - Братик, не надо... - перепуганная яростью брата Вэнь затрясла головой. - Надо! Ты чему ребенка учишь? Издеваться над теми, кто не может, не хочет и не способен ответить? Так! Я сам буду летать с Ши Мин, а тебе, куриная башка, как отец и полноправный опекун этого невинного ребенка, я запрещаю приближаться к ней. Ишь чего придумала! Моментом она воспользовалась! В келью, привлеченный ором, заглянул Тринадцатый. - Что у вас тут происходит? - Внутренние разборки в клане фениксов, - рыкнул Чже Янь. - Исчезни! - А чего ты на меня кричишь? - воспрянула духом Чже Вэнь. - Потому что ты - жестокая злая дура, хотя и моя сестра! Хочешь, чтобы он умер? Так он уже умирал. Знаешь, что чувствуешь, когда стоишь над бездыханным телом того, кого считаешь другом целую вечность, а его узнать нельзя под слоем крови? Он весь переломанный, багрово-черный, с полным ртом, ноздрями и ушами спекшейся крови. У него один глаз открыт и почти выпал из орбиты. Не морщись мне тут! Бай Цянь с него одежду и доспехи местами вместе с кожей срезала. И получается, что сестры, тебя то есть, нет, никого из наших нет, а теперь и его, моего драгоценного прекрасного друга, больше не будет, а душа его рассеялась, и никакой надежды. Я семьдесят тысяч лет ходил в пещеру Яньхуа, сидел рядом и сожалел только о том, что не смертный и мне некого молить о Мо Юане. А теперь он со мной, с нами, живой и относительно здоровый... - В смысле — относительно? - быстро переспросила Вэнь-эр. - Ты хоть раз видела, как выглядят ноги и руки мечника после сражения? Мин-эр, уши закрой! Они, чтобы ты знала, черные от кровоподтеков. И задница тоже. Он сидеть нормально не может. - Мне его сходить пожалеть, бедненького? - прошипела феникс. Тонкое лицо Чже Яня стало пунцовым от гнева. - Мин-эр, уши закрой! Ты … разэдакая! Не устала жалеть? Себя жалеть, а?! Не надоело? Ну продолжай-продолжай! Только в другом месте. Он схватил сестру за руку и потащил к выходу, сопротивляющуюся и визжащую. - Я не посмотрю, что мы одной крови, Чже Вэнь! Слышишь? Вздую за твои делишки, как в юности, костей не соберешь. Да, они бывало дрались. Совершенно на равных, потому что у фениксов физическая сила, что у мужчин, что у женщин, одинакова. Своими тоненькими пальчиками Вэнь могла гнуть гвозди. - Ты его ненавидишь? Убирайся и ненавидь дальше, но не мучай. - Да как, как я его мучаю?! - Вэнь, ну не придуривайся уже, а? Ты прилетаешь на гору через день и ни разу не зашла даже слово приветствия сказать. Просто «Привет, Мо Юань!», и всё. - А можно подумать, это так важно. - Важно. Для той же Мин-эр. Это она совершила плохой проступок, это она всех подвела, это её наказывают за дело, это она должна осознать и не повторять. А ты оборачиваешь все против Мо Юаня. Он у тебя виноватый, а девочка словно и не причем. Короче, запомни, сестра моя единственная, я запрещаю тебе портить моего ребенка и пытать моего друга. С этими словами феникс захлопнул дверь перед носом ошарашенной Вэнь и развернулся к дочери: - Так! Что ты слышала, Мин-эр? - Всё, - мрачно ответила та. - Отлично. И всё поняла? - Да. А что означает слово... - Это слово ты забываешь на время, а значение его я тебе объясню после совершеннолетия. Усекла? - Угу, - кивнула Ши Мин, громко втянула сопли и упала в объятия отца. - Пап, ты же меня еще любишь? - Я тебя очень люблю, детка. Больше жизни, моя толстенькая птичка. Обычно Мин-эр начинала возмущаться. Мол, она совсем не толстенькая. Кроме щек, конечно, а так все остальное стройное. Но сейчас она просто вжалась лицом в плечо Чже Яня. - Мы правда будем летать вместе? - Прямо с завтрашнего дня. И вот увидишь, я летаю лучше Вэнь-эр. Гораздо лучше. Поцеловав счастливую Мин-эр в теплый лоб, Чже Янь отправился прямиком к Наставнику Куньлунь. И был настолько стремителен в своем движении, что ученики разбегались с его дороги, как звери от лесного пожара. Все ждали продолжения скандала (какие же внутриклановые разборки фениксов без участия Мо Юаня?), но вредный феникс умел разочаровывать. С Богом Войны он был тих и вежлив настолько, что тот сразу заподозрил неладное. Когда пульсы – и большой, и малый – была выслушаны, проверен цвет склер и языка, Чже Янь приказал: - Раздевайся, я тебя осмотрю. До исподнего. Феникс всех пациентов приучил к тому, что стесняться лекаря – глупо и вредно. Но когда он деловито оттянул штаны на заднице Бога Войны и некоторое время разглядывал ягодицы, тот удивился. - И что там? - Жить будешь, - сообщил Чже Янь. – Выпишу тебе растирочку… Всё, одевайся. А через луну, когда заживет, - продолжил он, неторопливо собирая свой сундучок, - зайдешь ко мне, я дам тебе адресок в Мире Смертных. Заведение для таких, как ты. Девчонки работают плетками филигранно, клиенты аж пищат от удовольствия. Руки Мо Юаня, завязывающие пояс, застыли. Он ушам своим не поверил. - Чего-чего? - Бордель для извращенцев, любящих унижение и боль, - пояснил феникс и посмотрел на друга чистыми невинными глазами отрекшегося от всех забот мира существа. – Тебе там самое место. К чести своей, Бог Войны быстро словил упавшую челюсть и успел крикнуть вслед наглому похабному птицу: - А у тебя-то адресок откуда?! И был послан. Но, разумеется никуда не пошел, а остался думать. И не только думать. Вечером Мо Юань заглянул к фениксёнышу – разумеется, под самым благовидным предлогом, - поболтал с ней о том о сём, попутно выспросив о чем ругались папа с тетей. Это несложно, когда ты высший бог и бессменный военачальник всего Небесного Воинства. - У меня тоже синяки от учебного меча, - сообщила Ши Мин и показала свои руки. - Твой папа пообещал сделать нам растирочку, - улыбнулся Мо Юань. – Летать не мешает? - Не-а. - Тогда спи, моя радость, спи. Бог Войны Небесного Племени терпеливо подождал, когда его маленький феникс задрыхнет и отправился в сад – гулять и, опять таки, думать. Чже Янь совершенно прав: сидеть ему пока было больно и неприятно. Через два прохода от чайного павильона к пруду Трех Карпов и обратно, он очень громко сообщил шуршащим кустам, что отлупит каждого, кого поймает после того как досчитает до десяти. На счете «семь» кусты дружно зашуршали и окончательно утихомирились. Жизнь, на самом деле, это сражение. С реальными врагами - очень эпизодически, а в основном с собственными пороками и заблуждениями, с ленью, похотью, гордыней и прочим таким. Его, Мо Юаня, битва, бесспорно, вышла кровавая и страшная, он был ранен, обессилен, сломлен и даже какое-то время мертв, но ведь это не повод её проиграть, верно? Сдаться, бросить оружие и дать себя связать? Добровольно заточить себя в темницу вины? И как любой полководец, Мо Юань задал себе прямой и честный вопрос «Нужна ли мне Чже Вэнь?», на который тут же дал такой же ясный ответ: «Нужна!». Иначе за каким хреном он столько лет изучал стратегию с тактикой?! - Я же сказал, что вмешиваться не буду и ни на чью сторону не встану, - напомнил Дицзунь и сам подивился назидательным ноткам в собственном голосе. Чже Вэнь, сидевшая на толстенной ветке, нависавшей над тропинкой, нахохлилась. - Может быть, я просто мимо пролетала, - пробубнила она. - Может быть, я даже не хотела, чтобы ты меня заметил. - Ну, конечно. Ты же у нас соловей, маленький и серый, тебя среди листвы крайне сложно заметить, - согласился он. «Соловей» нахохлилась еще больше, спорхнула вниз, обращаясь человеком. Она была бледной, осунувшейся и, судя по обметанным тенями покрасневшим глазам, плохо спала и много плакала. - Но вмешиваться я все равно не буду, - повторил он. - Ты уже знаешь? Само собой. Эту же фразу он и Чже Яню сказал, только тот не за вмешательством к нему прилетал, а напиться, высказаться и еще раз напиться. От Вэнь-эр бутылкой вина ему не отделаться. - Разумеется. - Кто бы сомневался… Нажаловались, да? - Скорее, высказались. И чего ты хочешь? Молодая женщина помолчала. О том, что просить его чревато, она знала, потому на лице отразилась внутренняя битва с желанием знать и страхом последствий этого желания. - Владыка Цзинь, я хочу, чтобы ты объяснил мне, отчего мой брат так на меня взъелся. Что я такого сделала? - А ты не понимаешь? - Он меня такими словами назвал… - Я даже записал парочку, - Дунхуа Дицзунь в совершенстве владел ругательствами Мира Смертных, одна жизнь военного коменданта в двести раз осажденной крепости чего стоила, но отдельные слова из пламенной речи феникса даже ему были в новинку. - Очень смешно. - Ты знаешь, что делал Мо Юань после твоей смерти? И с досадой подумал, что подлинную историю восхождения Мо Юаня осталось только на заборе написать, а то еще не все узнали. На стене, рядом с Главными воротами во Дворец, чтобы никто точно не пропустил, даже низшие духи. Попросить Мэн Тяня, пусть возьмет свою самую большую кисть и… - А что делал твой брат? У дерева было много толстых веток, одна почти на землю легла, и Дунхуа сел, похлопав по коре рядом с собой. Вэнь послушно пристроилась рядом. - Или ты думаешь, он промолчал и ни единого раза не сказал Мо Юаню «лучше бы ты спас ее»? Один раз сказал, там, на склоне Чжичжу, на залитой кровью поляне, сжимая в объятьях кусок мяса, бывший его сестрой. Эта сцена повторится, но у мяса в спекшейся броне будет другое имя, а обвинять им двоим, ему и фениксу, будет некого. - Сказал, конечно, - Чже Вэнь замерла, перестав дышать. - И мне. И ему. Потому я тысячу раз думал, что было бы, выбери Мо Юань тебя, а не Чже Яня. А ты думала? Можно было оставить ее вспоминать, потому что, само собой, она тоже думала и тоже тысячу раз, но он продолжил говорить, не считаясь с ее чувствами. Он же предупреждал, что не стоит его вмешивать, но она сама попросила, а Прежденебесный бог мог исполнить просьбу только так, как она должна быть исполнена, а не как хочется просящим. - Думаешь, ваша любовь бы расцвела и заколосилась? Нет. Ты бы выздоровела, зажили бы раны - и оставшуюся вечность ты ненавидела бы моего названного брата всем свои сердцем, превратив свое чувство к нему в самый страшный из ядов. Ты бы кожу с него срезала заживо, внутренности наружу вывернула, никогда бы его не простила, не забыла бы ему и себя, и Чже Яня. И потерял бы Мо Юань не только своего лучшего друга, но и свою единственную любовь. Не стал бы тем, кем стал, не набрал бы учеников… И не было бы среди них лисы, что вдохнула желание жить в Золотой Лотос, не было бы победы в битве с Да Цзимин, не было бы Е Хуа - или не было бы такого Е Хуа, а вместе с ним не было бы А Ли, Фэнцзю, надежды… Он разворачивал перед ней альтернативу тому, что сложилось, как свернутую в рулон книгу, тыча носом в каждую черточку. - Хочешь сказать, что моя смерть была благом?! - взвилась феникс. - Нет, лишь еще раз говорю тебе, что правильного выбора у Мо Юаня никогда не было, - терпеливо пояснил Дунхуа. - Между истинной дружбой и истинной любовью выбрать нельзя. Они-то с ним, Мо Юань с фениксом, считают, что иногда можно, два сапога пара. Е Хуа такой же, тоже любит себя поедом поесть. Это конечно, для души полезно, особенно высшим богам, но очень утомительно - для него, для Дунхуа Дицзуня. Вроде все выросли, некоторые даже и вознеслись - а учишь их, учишь… - Твой брат эту штуку довольно быстро понял, как и то, что жить со своим чувством вины Мо Юань не сможет. Хочешь скажу, почему на самом деле ушел Небесный Отец? Вэнь замерла, затаив дыхание. Для нее Тянь-ди был не легендой полуседой древности, а истинным богом, боготворимым богом, мудрым и почитаемым, и, главное, отцом ее жениха. - Чтобы дать своему сыну смысл жить дальше. - Сто шестьдесят восемь золотых лепестков и ни одного недостатка? - она явно кого-то процитировала, но цитата была очень к месту. - Да, его неродившийся брат. Ответственность за всех и каждого - вот истинный смысл жизни Мо Юаня. Именно Цзинь Лянь, да еще ученики и продержали его живым все то время, до самой смерти. Он бы мог рассказать ей, что за чудо вернуло ее к жизни. На подобное чудо Семнадцатому ученику потребовались сотни мук и унижений, Собиратель Душ, волшебная трава, семьдесят тысяч лет, ее собственные жизненные силы - и половина жизненных сил ее матери, и чуть не потребовались жизни ее отца и ее мужа. А Мо Юань обошелся лишь силой собственной любви и собственной душой. Но не стал, пусть сама догадается. Она умная девочка, Чже Вэнь. - И когда он умер… никто ведь даже не задумался, что было с нами, когда он умер. Дицзунь поднялся, посмотрел на Вэнь сверху вниз, позволив себе на миг страшную слабость: прорваться его собственным настоящим чувствам. Он тоже знал, что испытывает стоящий над мертвым куском мяса, в который злая и жестокая воля превратила существенную часть его жизни. Может быть больную и израненную, но не менее дорогую. - Я больше не буду, - прошептала мгновенно побледневшая феникс. - Я знаю, что ты чувствуешь и я могу представить, что ты пережила, Вэнь-эр. Но, поверь, - он не хотел этого говорить, но она сама попросила, зная, что он не может не исполнить просьбы. - У каждого из нас своя война, просто ты не обо всех войнах знаешь. Замолчал, отвернулся, показывая, что все - просьба исполнена, и он хочет продолжить свою прогулку. - Лети давай. - И подумай над своим поведением? - слабым голосом пошутила Чже Вэнь. - Нет, только лишь лети. Это, знаешь ли, так красиво - полет феникса. Просто до слез. Предельным сроком для примирения Мо Юань назначил две луны. Именно столько, по его мнению, хватит Чже Вэнь, чтобы истосковаться по племяннице и снова явиться на Куньлунь. Но воспитательные меры её братца оказались сильнодействующими. Вэнь-эр высунула нос из-за ширмы в его кабинете ровно через пять дней. - Твоя взяла, - прошипела феникс. - Привет, Вэнь-Вэнь. Чай будешь? - Я ненавижу, когда ты такой невозмутимый, - она была зла, взъерошена, но все равно уселась напротив и взяла в руки маленькую чашечку. - Я – зануда, - напомнил он, откладывая в сторону документ, который изучал. - Просто я ужасно скучаю по Мин-эр, вот почему я… Нам с ней здоровски вместе. Я так её люблю. Вот почему я согласилась с Чже Янем. Запал Вэнь-эр постепенно иссякал, переходя в раздраженное пыхтение, ёрзание на подушке и вызывающие взгляды, которые она бросала на мирно пьющего чай собеседника. Мо Юаня всегда восхищало и поражало, что у фениксов, у всех без исключения, просто идеальная кожа, без малейшего изъяна, совершенного оттенка и такая нежная, что рука сама тянется коснуться этой атласной гладкости. - Ну, скажи же что-нибудь? Мо Юань! Ох, кажется, кто-то не на шутку отвлекся. - Да, было бы лучше, если бы именно ты летала с Мин-эр, а не Чже Янь, - согласился он. – Он ка-а-ак взлетит, ка-а-ак споет, ка-а-ак распахнет крылья. У меня так все журавли разбегутся. И ученики. Ты же знаешь, какой он… внушительный. - Знаю, - кивнула обрадованная Чже Вэнь. И бодро подставила свою чашку под струйку из чайника, расписанного теми самыми пугливыми журавлями. А потом вдруг сказала: - Я была неправа. Нельзя было так… Бог Войны чудом удержал чайник на весу и не пролил на стол ни капли. Хвала ему. - Давай, не будем больше делать друг другу больно, Вэнь-Вэнь? Нарочно, зная, что это больно, не будем, хорошо? И мысленно замер, непроизвольно ожидая отказа. - Договорились, - ответила феникс, не колеблясь. - А что с журавлями-то? - Беспокоятся. - Да, я их понимаю, Чже Янь такой, огромный. Может нам с Мин-эр где-то в другом месте летать? - Нет, не надо. Оставайтесь. Красиво же. - А ученики? - Потерпят, - хмыкнул Мо Юань. - Так я – к Мин-эр? – встрепенулась феникс. - Можно? - Беги уже.