Крестики-нолики

Антон и думать забывает о том, что Арсений Сергеевич обещал в понедельник утром отвезти в больницу, а потому, когда преподаватель заходит утром в комнату студента — Антон спит. Попов бесшумно усмехается, слыша спокойное антоновское сопение. Заходит в комнату и закрывает за собой дверь, легко ударяя пальцами по выключателю, чтобы включить свет. Подходит ближе к кровати студента и с полминуты молча стоит и смотрит на то, как Шастун мило пускает слюни в подушку. — Шасту-у-ун, подъём, — негромко говорит Попов, но от Антона в ответ никакой реакции. — Шастун! — чуть громче восклицает Арсений и легко толкает студента в плечо. — Да слышу я, — хриплым шёпотом тянет Шастун. — Спящая красавица… — тихонько смеётся Арсений. — Я не сто лет спал, — ворчит Антон. — Вставай давай. — Встаю-встаю, — слушается Шастун и протирает заспанные глаза ладонью. — Ты одевайся, умывайся и спускайся вниз, — говорит Попов. — Справишься? — А как же завтрак? — глаза удивлённо округляются, и Антон поворачивает голову в сторону входной двери, чтобы взглянуть на преподавателя. — У тебя тут всё равно нет нормальной еды. Швы снимут, и в кафе. Антон спускает ноги на пол, упирается ладонями в кровать и шумно втягивает воздух через нос, а потом быстро моргает, чтобы хоть немного отойти от состояния сонной мухи. Ему хочется вернуться к подушке и погрузиться обратно в сон, но тогда, вероятно, Арсений Сергеевич вернётся и даст пару подзатыльников. Не даст. Но было бы хорошо. Быстро переодевается, умывается холодной водой и чистит зубы. Берёт с письменного стола всё необходимое и прячет по карманам куртки. Обувается и закрывает дверь комнаты, оставляя ключ на вахте. — Шастун, — окликает его Ольга Николаевна, и он оборачивается. — Здравствуйте, — кивает Антон. — Здравствуй, как самочувствие? — Да нормально вроде… — потирает затылок. — Сейчас вот швы поеду снимать, — добавляет Антон. — Это хорошо, — задумчиво кивает она. — А Сабитов где? Давно он уже не появлялся… Антон нервно сглатывает. Где же наш Тимурка? То с друзьями пьёт, то с ними же днями в видеоигры играет. В общем, весело живёт. — С практикой разбирается, — сочиняет Антон на ходу. — Ну, я пойду? — спрашивает Шастун. — Да-да, конечно, — кивает женщина. — До свидания, — отзывается Антон и выходит на улицу. Антон и не замечает, как всё происходящее отправляется в раздел «абсолютно нормально». Потому что нихрена не нормально, когда твой преподаватель литературы и куратор группы к тому же возит по больницам, держит за руки в перевязочной. Ненормально, что ему о своём самочувствии пишет чаще, чем собственным родителям. Ненормально. Ненормально. Ненормально. Ненормально слушать его голос и вслушиваться в хрипотцу. Ненормально всматриваться в его глаза, когда он смотрит куда-то в сторону. Абсолютно ненормально. Об этом Антон и думает, кладёт голову на ладонь, сложенную в кулак и пытается найти своим действиям оправдание. Настоящее и правдоподобное оправдание. — Чего ты такой молчаливый? — спрашивает Попов и мысленно даёт себе подзатыльник. — Я утром плохо соображаю, — отвечает Антон. Он вовсе не врёт. Это действительно так, однако сейчас правдой не является, и Антону стоит ответить что-то вроде «простите, Арсений Сергеевич, задумался о том, почему же так сильно вами, блять, увлечён». — Думаешь, это от времени суток зависит? — Ха-ха, как смешно, — саркастично отвечает Антон, а потом протирает лицо ладонями. Утром понедельника в травматологии удивительно мало людей, и, пока они оба идут к нужному кабинету, Антон замечает за собой, что пытается шагать тише. Будто звук его шагов имеет невъебенное значение. Ты же не призрак, Тох, всё равно будет слышно. Антон не понимает, зачем занимается такой ерундой, однако перестать не может. — И что… опять будете за ручки держать? — спрашивает Антон, стараясь отвлечься от звука собственных шагов. — Конечно, Шастун, ты же маленький ещё, — улыбается Арсений и ладонью ерошит волосы Антона, так же, как делает Оксана. «Ты же маленький ещё». А нахуй вы тогда на носочки встаёте, чтобы мне волосы взъерошить? — Мне девятнадцать, — хмуро отзывается Антон. — Говорю же, маленький ещё, — улыбается Арсений. — Заходи давай, — он едва касается ладонью плеча Антона. Дядя Лёша удивляется, когда видит на пороге своего кабинета Антона. Знает, что Шастун далеко не ранняя птичка, однако в больницу притащился раньше остальных пациентов. Алексей молча кивает в сторону перевязочной, и Антон идёт туда, а следом за ним и Попов. Как там… мы с Тамарой ходим парой. — Как там Тёмка? — спрашивает Лёша, когда наклоняется ближе к зашитой ране и осматривает её. — Отлично, — улыбается уголками губ Антон. — Они с отцом приезжали в субботу. Антон чувствует, как внутри что-то тёплое зарождается каждый раз, когда речь о Тёмке. И хочется сидеть и улыбаться, как глупый идиот. Или визжать от восторга и радости, как восьмиклассница. Чувствует себя отлично. — Это хорошо, — кивает Лёша. — И с раной тоже всё хорошо, — добавляет он. — И синяки почти прошли. Просто великолепно, — более радостно заключает Лёша. — Так, сейчас будет неприятно, — предупреждает Алексей. Арсений словно на автомате дёргается в сторону Антона, а потом тушит в себе этот порыв подойти к студенту и опять взять его за руки. Попов убеждает себя в том, что сейчас Шастун сможет потерпеть. По себе знает, швы снимать не больно. — Ты больше не бейся ни обо что, договорились? — просит Лёша, опуская поднятую к плечам толстовку Антона. — Постараюсь, — кивает Шастун. В машине вновь наступает тишина. Антона всё устраивает, а Арсения Сергеевича это молчание конкретно напрягает. Напрягает то, что у него есть отличная возможность лично пообщаться со студентом, а он не пользуется. — Авангард, — говорит Арсений, недолго раздумывая над темой для разговора. — Авангард? — переспрашивает Антон. — Дай определение авангарду, — просит Попов. — Мы не на паре, — напоминает Антон. — К тому же, вы сказали… Добивай. Добивай. Добивай. — Помню я, что говорил, — останавливает его Арсений. Антон протирает лицо ладонью и шумно вдыхает воздух через нос. Он ведь не переломится, если даст краткую характеристику. — Ну… это, вроде как, одна из ветвей модернизма. Шокирующее поведение с целью привлечения внимания и огромное желание заглянуть в будущее. — Антон, есть хоть что-то, чего ты не знаешь? — Арсений паркует машину у входа в кафе. — Я многих вещей не знаю, — пожимает плечами Антон. — Например? — Арсений отстёгивает ремень безопасности и садится вполоборота к Антону. — Например, с какими чувствами проводят вскрытие. Не знаю, как люди чувствуют себя, когда на опознании трупа видят человека, которого любят. Не знаю о существовании Бога. Не знаю, как рассчитывать космическую скорость. Не знаю, как далеко от нас находится Солнце. Не знаю, куда делся Фаэтон. Не знаю столицу Новой Зеландии, — пальцев от десяти не загнутых остаётся всего три и Антона вдруг озаряет. — Или вы про литературу? — и становится чертовски стыдно за всё то, что Антон только что сказал вслух. — Блять, кофе хочу, — говорит он и быстро выскакивает из машины на улицу, лишь бы не чувствовать на себе вопросительно-изучающий взгляд Арсения Сергеевича. Попов зависает, словно компьютер в учительской. Тяжело дышит, стараясь обдумать всю информацию, сказанную Антоном. А сам понимает, что ответ на всё это у него есть только один. И Арсения вдруг накрывает что-то такое, чего он раньше не ощущал. Он, как и все студенты, когда учился в университете, конечно, говорил о том, какой он глупый и что не сдаст никакие экзамены, а потом сдавал. Но это другое. Он никогда не считал себя всезнайкой, однако ощущать себя настолько глупым, каким ощущал себя сейчас, было ново. Антону хотелось провалиться сквозь землю или убежать подальше от Арсения Сергеевича и никогда больше не смотреть ему в глаза, однако кофе ему хотелось больше, он занял свободный столик в кафе и нервно перебирал свои пальцы. — Веллингтон, — говорит Арсений, когда садится по другую сторону стола от Антона, который уже успел снять свою куртку. — Что? — не понимает Антон. — Столица Новой Зеландии — Веллингтон, — вот он — тот единственный ответ, который есть у Арсения. Официантка принимает заказ, озвучивает его ещё раз, чтобы убедиться в том, что ничего не упустила, а у Антона щеки краснеют от того, что он заказал карамельный латте. И вроде ничего сверхъестественного, а всё равно стыдно за свои вкусы подростка пубертатного периода. Блять, тебе лишь бы причину загоняться, да? — У тебя температура? — спрашивает Арсений, всматриваясь в лицо Антона напротив. — Что? — не понимает Антон. — Н-нет, — неуверенно произносит он. Арсений не раздумывая тянется через весь стол, чтобы проверить температуру студента. Тыльной стороной ладони касается щеки студента, потом прикладывает ладонь ко лбу и недолго держит. А Антон замер, словно олень в свете фар. И ведь формулировка пиздец точная. Мне бы рога, было бы стопроцентное сходство. Фарами в данном случае выступали голубые глаза Попова, в которые Антон смотрит словно завороженный и не может оторваться. Брови преподаватель чуть нахмурил, и Антон, через силу, но заставил себя посмотреть на ямку между бровей, потому что смотреть прямо в глаза Арсения становилось невыносимой пыткой. — Нет вроде, — замечает Арсений и убирает ладонь. — Так ты не из-за температуры раскраснелся? — по-доброму усмехается Попов. Антон не выдерживает. Щеки сильнее наливаются краской, и он чувствует себя чертовски глупым подростком. Не то чтобы он в любое другое время чувствовал себя иначе. Но сейчас вот прямо пиздец. И олень, и глупый подросток. Он кладёт руки на стол и прячет лицо в сгибе локтя, прямо как на парах спать ложится. Сейчас бы провалиться сквозь землю, но сначала чёртов карамельный латте, а потом уже всё остальное. — Ну ты чего? — спрашивает Арсений, легко касаясь кончиками пальцев плеча студента. — Ничего, — отзывается Антон. К Арсению приходит понимание того, насколько на самом деле у Антона хрупкий характер. Этого парня только обнять и оградить от всего мира, чтобы никто не разбил. Попов слышит тяжёлое дыхание Антона, а сам пытается придумать что-то, чем можно его отвлечь. — Шастун, я ведь о тебе совершенно ничего не знаю! — А хотите? — вопросительно хмурится Антон, приподнимая голову. — Конечно, — кивает Арсений. — Чем ты увлекаешься? Думать долго Антону не приходится. Он ничем не увлекается, ему ничто не интересно. Пытается дотянуть от одного дня до другого и при этом не убивать себя собственными мыслями. — Ничем, — пожимает плечами Антон. — Прямо вообще ничем? А что любишь? — Тёмку люблю. — А рисовать? — Не люблю, — легко мотает головой он. Раньше любил. Раньше обожал сохранять чужие эмоции на листах своих альбомов, теперь, что бы ни рисовал, сохраняется лишь боль, выжигающая карандашным грифелем страницы. — Но рисуешь… — задумывается Попов. — А ещё я не люблю курить, но курю. — Курение убивает. — Всё убивает, — констатирует Антон без какой-либо эмоции. — И рисование? — пытается понять Арсений. — Всё. Простите, — Антон опускает взгляд на столешницу. — Паршивый из меня собеседник. Арсений молчит недолго. Понимает, что нужно что-то делать. Видит, как Антон сидит в какой-то яме, в которую сам себя загнал, и даже не просит помощи, но нуждается. — Шастун, — обращается Арсений, — ты ведь понимаешь, что можешь написать мне, когда захочешь, да? — мягко спрашивает он, боясь отпугнуть Антона. — Или позвонить, — пожимает плечами Арсений Сергеевич. — У меня нет вашего номера телефона, — с лёгкой улыбкой на губах отзывается Антон. — Давай телефон, — протягивает ладонь Арсений, улыбаясь. Антон достаёт из кармана толстовки телефон и отдаёт Попову. Преподаватель создаёт новый контакт со своим номером телефона и долго раздумывает о том, как бы себя записать. Подумывает даже отдать телефон Антону, и пусть он сам даст контакту название. А потом пишет сам и быстро отдаёт телефон Антону, пока не передумал. — Приятно познакомиться, Арс, — улыбается Антон. Арсений, кажется, из реального мира выпадает, когда слышит три первых буквы своего имени из уст Антона. Мурчащая «р» посередине мягко касается ушей Арсения и легко щекочет, заставляя улыбнуться. — Только в универе меня так не называй, — улыбается Арсений.