Крестики-нолики

Антон просыпается на полчаса раньше будильника благодаря тому, что рано уснул предыдущим вечером. И пока Тимур пускает слюни в подушку, Антон быстро собирается, умывается и покидает общежитие, руководствуясь мыслью: «раньше выйдешь — быстрее покуришь». Прежде, чем дойти до ближайшего банкомата, Антон успевает выкурить две сигареты, отчего ему становится невероятно спокойно и легко. Даже легче, чем после пробуждения. Заострять внимание на своём необычайно хорошем состоянии после вчерашнего вечера Антон не торопится. Считает, что лучше вообще об этом всём не вспоминать. Было и было — ладно; снимет деньги — отдаст. И всё просто замечательно. Студенты две пары подряд мучаются на экономическом анализе, делая практические работы. И даже Павел Алексеевич не спасает ситуацию своими шутками на отдельные темы. За полчаса до конца второй пары сдаётся даже сам преподаватель, когда в очередной раз поднимает взгляд на измученных экономистов. — Если сделали хотя бы пять заданий, сдавайте тетради и идите на перерыв, — говорит он. Антон только-только дописал решение пятого задания и с облегчением выдохнул, закрыв тетрадь. Оксана ещё до начала пар написала Антону сообщение о том, что если и придёт на учёбу, то только на литературу. Девушка поехала к сестре, чтобы присмотреть за ней, сварить куриный бульон и дать какое-нибудь лекарство от простуды. А потому Антон выкуривает две сигареты, топчет ногами снег и возвращается в университет. До окончания пары он гуляет по этажам, а как только коридоры наполняются голодными студентами, Шастун идёт к кабинету литературы. Каждый раз, как один из экономистов заходит в аудиторию, Арсений Сергеевич отрывается от своего блокнота и смотрит в сторону входной двери, думая, что на этот раз там будет Антон. — Шастун, — зовёт студента Арсений, когда тот проходит мимо преподавательского стола. Антон оборачивается и подходит ближе. — Всё хорошо? — спрашивает Попов. — Да, — кивает Антон. — Отлично, — добавляет он, а потом тянется в карман за купюрой, которую специально снял сегодня со своей банковской карты. — Вот, — он отдаёт деньги преподавателю. — Шастун, — тяжело вздыхает Арсений, но Антон тут же его прерывает. — Мы договаривались, — напоминает Антон, улыбаясь. Арсений нервно сглатывает, когда понимает, что готов сделать всё, что угодно, лишь бы Антон почаще улыбался.

Постойте, он не врёт о том, что всё хорошо? Это что, сбой в системе?

— Помню, — кивает Попов. — Класс, — Антон улыбается чуть шире и шагает к своей парте. Собравшиеся студенты начинают читать сценарий, который написали Антон с Арсением. Попов скинул файл в беседу группы и первые двадцать минут от пары студенты занимались изучением и осмыслением всего сценария. А когда нужно было распределять роли, в аудиторию пришла Дина Васильевна с результатами недавней диагностики. — Здравствуйте, — приветствует она и Арсения Сергеевича и экономистов. — Я в этот раз буквально на пару минут, но мне нужно забрать несколько студентов, — предупреждает она. — Это не проблема? — Нет, конечно, нет, — отвечает Арсений. — С оставшимися обсудим сценарий, а распределение ролей отложим на потом, — добавляет он. — Кого там нужно забрать? Дина Васильевна смотрит в свой блокнот и оглашает небольшой список. — Добрачёва, Выграновский, Фролова и Шастун. Антон с Оксаной переглядываются, ничего не понимая, но шагают следом за своими одногруппниками, которых назвала Дина Васильевна. — Если кто-то хочет узнать результаты своей диагностики или просто поговорить о чём-то, то я в сто пя­том ка­бине­те с вось­ми ут­ра до шес­ти ве­чера, — говорит Дина Васильевна и покидает аудиторию вместе с четырьмя экономистами. Попов с полминуты смотрит в сторону закрывшейся двери и прокручивает в голове все те фамилии, что назвала Дина Васильевна. Он, конечно, за всех ребят переживает, но не может отрицать тот факт, что слова «Фролова и Шастун» окончательно выбили почву из-под ног. — Арсений Сергеевич, — зовёт кто-то из студентов и Арсений наконец-то возвращается в реальность. — Мы обсудим сценарий? — Да-да, конечно, — кивает Попов, а сам может думать только об Оксане с Антоном. Четверо экономистов следуют за Диной Васильевной на первый этаж, а потом проходят мимо сто пятого кабинета и направляются к актовому залу. — Я с вами по очереди побеседую, — предупреждает она. — В сто пятом сейчас моя коллега, так что посидим в актовом, — улыбается Дина Васильевна. — Кто первый? — спрашивает она, открывая дверь в актовый зал. Первой вызывается Добрачёва, и они вместе с психологом скрываются за дверью. Оставшиеся три экономиста молча переглядываются и обсуждать происходящее вслух не спешат. Тихо ждут своей очереди. Катя выходит из актового зала минут через пять, с раскрасневшимися глазами и пулей пролетает мимо одногруппников. — Ну нет, я не пойду следующей, — отвечает Оксана. — Шастун, вперёд, — говорит Эд, кивая в сторону двери. — Ну вы классно придумали, — саркастично выдыхает Антон, вытягивая губы в тонкую линию. Антон с опаской подходит ближе к Дине Васильевне. С одной стороны, чего бояться-то? А с другой, Антон знает об умении этой особы располагать к себе людей, а сидеть и рассказывать обо всех внутренних ранах Антон не хочет. Не считает нужным, не считает правильным. Он подходит ближе и садится через одно кресло, откидываясь на спинку с мягкой обивкой. — Антон, эта диагностика выявляла несколько шкал, с тобой конкретно хочу поговорить о сензитивности, — тембр у неё спокойный, благодаря этому, наверное, Антона ещё не бросило в жар от страшных терминов. — Если человеческим языком, то о впечатлительности и склонности к рефлексии, — объясняет она. — Ты готов поговорить об этом? Антон нервно сглатывает. — Если не готов, то я не буду тебя заставлять, — по-доброму улыбается она. — Я здесь, чтобы помочь тебе, а не сделать хуже. — Готов… наверное, — пожимает плечами Шастун, а сам пальцами теребит рукава толстовки. — Хорошо, — кивает Дина Васильевна. — Замечал ли ты за собой такие явления, как длительная оценка собственных или чужих слов? — Антон кивает. — Часто ли ты испытываешь вину или высокую степень смущения за свои действия или слова? — вновь кивает. — А вину за свои мысли, которые никогда не озвучивал? — кивает увереннее. — Антон, — обращается она и выдерживает паузу. — У тебя есть суицидальные мысли? — напрямую спрашивает Дина Васильевна. — Что? — опешил Антон. — Н-нет. Точнее, — переводит взгляд с психолога на свои руки. — Иногда я думаю, что, если бы всё закончилось, стало бы классно. Но я ничего с собой не сделаю, потому что не могу оставить брата. — У тебя есть брат? — У меня их два, — выдаёт Антон и резко стискивает челюсти с такой силой, что, кажется, придётся к стоматологу записываться. — Было два, — чуть тише говорит он. Антон слышит, как начинает дышать глубже и громче, ощущает пульс в висках и зажмуривает глаза. Грудная клетка сжимается до размеров атома и распадается на части. Сказал вслух? — Я хочу уйти, — быстро говорит Антон. — Хорошо, но если захочешь продолжить разговор или поговорить о чём-то другом, ты знаешь, где меня найти, — голос всё такой же размеренный, как и обычно. Антон в какой-то момент даже думает остаться и продолжить о чём-то говорить, потому что голос у Дины Васильевны действительно успокаивающий. Однако Антону сейчас так хреново, что он едва удерживает слезы и не даёт им выкатиться за пределы глаз. Блять. Блять. Блять. Антон проходит мимо Оксаны с Эдом и даже не оборачивается, когда его зовёт Фролова. Антон быстрым шагом направляется к мужскому туалету и запирается в одной из кабинок, переставая удерживать слёзы. Грудь неровно вздымается, а дыхание сбивается из-за кома в горле, который с каждым всхлипом становится всё больше и больше. У Антона в груди что-то надламывается раз за разом при осознании того факта, что он впервые за последние два года сказал об этом вслух. Это приводит его в ужас, заставляет истошно и беззвучно кричать, вжимаясь длинными тонкими пальцами в ткань толстовки и сжимая кожу груди с такой силой, что кажется, будто вот-вот порвётся. — Да что вы все такие печальные возвращаетесь, кто там моих деток обижает? — спрашивает Арсений, когда видит Оксану, вернувшуюся в аудиторию. Обе девушки вернулись не в лучшем настроении, и это было заметно. Однако ни Оксана, ни Катя отвечать на вопрос преподавателя не спешат. Она занимает своё место и поворачивается к одногруппникам, сидящим позади. — Антон не приходил? — шёпотом спрашивает она и получает в ответ отрицательное мотание головой. — Странно, — шепчет она себе под нос и берёт в руки телефон. Оксана терпеливо ждёт, когда понимает, что Шастун свой телефон оставил на парте. Ударяет кончиками пальцев по поверхности стола и пытается слушать обсуждение сценария, но выходит у неё неважно, — слишком переживает за Антона и то, куда же он подевался. Отвлекается на скрип двери и думает, что это Антон, но отводит взгляд в сторону, когда видит Выграновского. Эд идёт к проходу между рядами и когда проходит мимо третьей парты, замечает отсутствие Шастуна. — Тоха ещё не вернулся? — удивляется он, а потом падает на свой стул. Пока Арсений с Оксаной молча волнуются, Антон пытается привести себя в чувства. Ударяет ладонями по щекам, брызгает в лицо холодной водой. Эффекта ноль, разве что горящие щёки и влажные волосы. Находит в себе силы выйти из мужского туалета только тогда, когда слышит звонок на пятиминутную перемену между полупарами. Старается глубоко дышать, чтобы не заплакать вновь. А пока поднимается на нужный этаж, шепчет себе под нос «всё хорошо», чтобы если кто-то спросит — ответить не дрожащим голосом. Встречает по пути к аудитории пару одногруппниц, которые судя по всему вышли в туалет или кому-то позвонить — Антона мало волнует. Он заходит в аудиторию и быстро шагает к своей парте. — Всё хорошо? — слышит Антон из-за спины голос Оксаны. Всё оказывается проще. — Ага, — отвечает Шастун. Поднимает глаза в сторону доски и встречается взглядом с Арсением Сергеевичем. Нервно сглатывает и быстро переводит своё внимание на парту, а потом и вовсе прячет лицо, упираясь лбом в сгиб локтя. Сердце Попова сжимается, когда он видит раскрасневшиеся антоновские глаза. Переводит взгляд на Оксану, которая тоже не понимает ничего из происходящего. Девушка смотрит на преподавателя и недолго думая, легко кивает головой в сторону двери, а потом поднимается с места и шагает к выходу. — Всё хорошо? — спрашивает Арсений, как только они с Оксаной выходят из кабинета. — Да, — на автомате выдаёт девушка. — Нет. Не знаю, — признаётся она. — Странно, что Антон вернулся последним, но к Дине Васильевне зашёл вторым. Я переживаю за него, — сообщает Оксана, несильно дёргая кончики волос пальцами. — Я тоже, — выдыхает Попов и ловит на себе взгляд Оксаны. — В смысле, за всех вас. Так ты в порядке? — В норме, да, — кивает Фролова. Когда они возвращаются в аудиторию, Антон так и лежит на парте, пряча лицо в сгибе локтя. Со звонком Арсений возвращается к обсуждению сценария, и Антон выпрямляется в спине только потому что считает крайне неприличным «спать» на паре литературы, которую ведёт Арсений Сергеевич. Антон не считает нужным подключаться к распределению ролей, а потому возвращается к наброскам в блокноте. Прорисовывает детали и те сцены, которые не успел вчера. Пытается не думать. Не цепляться за диалог между одногруппниками и Арсением, не цепляться за собственные мысли. Два года ходил молчал, а тут вот так… случайно. — Блять, — тихо слетает с сухих губ Антона, и он давит карандашом на лист бумаги с такой силой, что грифель с хрустом ломается. Антон уверен, рёбра у него поломались с таким же звуком, когда он проебался. Шастун видит, как на лист бумаги рядом со сломанным грифелем падает красная капля и почти сразу впитывается. — Блять, — во второй раз слетает с губ, и Антон зажимает ноздри одной рукой, а второй копается в кармане рюкзака, пытаясь найти салфетки. Арсений быстро замечает активность Шастуна и смотрит в сторону студента. — Шастун, сходи-ка лучше в медпункт, — говорит Попов, а потом думает, что отпускать его одного в таком состоянии просто небезопасно. — Оксана, проводишь? — вопрос скорее риторический, Арсений знает, что проводит. Когда оба экономиста остаются за пределами аудитории, Оксана шагает наравне с Антоном, присматривая за ним боковым зрением. — Ты как? — Просто переволновался, — объясняет Антон, перехватывая салфетку поудобнее. — Я не про кровь из носа. — А… я хорошо. — Антош, — мягко обращается Оксана, — если ты не хочешь обсуждать это — так и скажи, но не нужно говорить, что тебе хорошо, когда тебе хреново, — она дружелюбно похлопывает Антона по плечу. Ничего нового и удивительного местная медсестра не говорит. И без замеров давления было ясно, что оно пониженное. Советы у неё тоже очевидные: поесть, поспать и улыбаться побольше, а то «что-то грустный». Антон чувствует себя овощем весь оставшийся день. Тогда, когда Оксана пытается отвлечь и поговорить о чём-то, Антон слушает её голос, но на вопросы отвечает только ленивым кивком головы, даже если это не подходит под ответ. Тогда, когда рисует так много, что альбом, который он не мог закончить полгода, вдруг заканчивается. А Антон не чувствует ничего, когда карандаш скользит по бумаге. Ни вины, ни боли, ни радости. Абсолютное нихуя. И чувствует себя овощем тогда, когда часов в семь вечера выходит покурить, а Попов, зашедший после окончания работы, шагает следом за студентом. Антон сидит на скамейке, вытянув ноги вперёд и несильно ссутулившись. Он пихает вторую сигарету в рот и зажимает губами, но не успевает достать зажигалку из упаковки, как её отбирает Арсений. У Антона сдали нервы сегодня днём, в туалете, после длительных рыданий. У Арсения сдали нервы сейчас, когда он понял, что помочь ничем не может. — Отдайте, — говорит Антон едва слышно. — Ты все лёгкие себе прокуришь скоро. — Дайте сигареты, — твёрже говорит он. — Нет, — стоит на своём Арсений. Антон не злится на Арсения, он на него не обижается. Антон злится, потому что ему не дают курить в тот момент, когда сигареты — единственное, что удерживает от падения в бездну. — Дайте чёртовы сигареты, — Антон поднимается на ноги и вырывает у преподавателя из рук пачку сигарет. — Да что с тобой не так? — шумно выдыхает Арсений. — Почему тебе так сильно хочется курить? — Потому что у меня нет больше нихрена, — грубо срывается с губ Антона. Как нож, как самое острое лезвие, которое изо рта Шастуна летит прямо в грудную клетку Попова и застревает там. — А… вот оно что, — тихо отзывается Арсений, — понятно. И ни одного слова больше. Антон даже не смотрит в его сторону. Слышит только хруст снега под ногами преподавателя и то, как этот звук со временем исчезает. — Блять, — выдыхает Шастун. Нет. Больше. Нихрена. Тогда почему после того, как Арсений ушёл, стало так пусто? Антон шумно втягивает воздух через нос, тыльной стороной ладони стирает влагу с глаз и делает такую глубокую затяжку, что горло начинает болеть. Арсений возвращается домой за пятнадцать минут до того, как стрелка на часах перевалит за восьмёрку. Спинывает ботинки с ног, а потом идёт к дивану и заваливается на него прямо в пальто. Переворачивается на спину и складывает ладони на груди, глядя в потолок.

Какого хуя, Арс? Какого хуя?

Руки сами тянутся к телефону, открывает диалог с Антоном в одной из социальных сетей. Ловит себя на глупой мысли о том, что хочет, чтобы у студента в уведомлении высветилось от «Арса», а не от «Арсения Попова». Закрывает вкладку с социальной сетью и открывает установленное по умолчанию приложение для сообщений. В голове раз за разом прокручивается «потому что у меня нет больше нихрена», и Арсений прикрывает глаза, положив телефон себе на грудь.       Арс       Помнишь, я сказал, что если ты хочешь поговорить, то можешь написать мне или позвонить? Это всё ещё актуально. Антон перестаёт чувствовать себя овощем только в одиннадцать вечера, когда берёт телефон в руки и читает сообщение от Арсения. Смотрит на текст следующие минут пятнадцать и позволяет слезам вытекать из глаз. Он даже не пытается их смахнуть, не пытается заставить себя прекратить. Потому что чувствует. Чувствует, что проебался.