Шастун просыпается раньше Тимура и будильника аж на целых два часа. Берёт телефон со стола, в темноте, на ощупь, вытаскивает из шкафчика на стене кружку с банкой кофе, забирает чайник и идёт на кухню, чтобы не разбудить Сабитова.
Антон сидит за кухонным столом, подперев ладонью подбородок, и смотрит в окно, где видно только тёмное небо. Фонарь перегорел, вроде, в прошлом месяце, точную дату Антон не помнит. Внутри у парня что-то надламывается раз за разом, словно тонкие веточки старого дерева. А потом ломается с более ощутимым хрустом, когда Антон слышит щелчок чайника.
Шумно выдыхает, поднимается на ноги и отсыпает в кружку одну ложку кофе и заливает кипяток. Ставит её перед собой на стол и продолжает смотреть в окно.
Антон сейчас себя потерянным не чувствует. Поломанным тоже. Он удивлён. Прямо вот очень сильно удивлён. Но не знает, какому факту удивлён больше. Тому, что за вчерашний день проебался больше раз, чем за всю жизнь или тому, что встал раньше будильника на два часа и при этом не чувствует сонливости. Да чёрта с два, он вообще нихуя не чувствует. Внутри всё будто онемело. Бей, стреляй, ломай, что хочешь делай, — не почувствует.
Пытается сделать глоток, но, обжигая губы и язык, бросает эту затею.
В голове пролетает «а… вот оно что… понятно» знакомым голосом, и Антон, нервно сглотнув, смахивает влагу с ресниц.
В руки себя возьми, заебал уже.
Пару секунд думает о том, чтобы сходить к Дине Васильевне. Первая разумная мысль за день, и Антон тут же от неё отмахивается.
Он, наверное, единственный, кому не похуй, а ты его вот так…
Когда влага, скопившись на ресницах, становится каплями, Антон не успевает их смахнуть, и они стремительно падают вниз. И ладно бы разбились о столешницу или впитались в антоновскую футболку. Так ведь нет, прямиком в горький кофе.
— Блять.
Кофе Антон выпивает быстро, благо горький вкус на фоне всего остального кажется самой приторной на свете сладостью. Одевается тоже быстро, чтобы свалить из общежития до того, как Тимур проснётся. Контактировать с кем-либо Антон сейчас совершенно не хочет. Разве что обдумывает мысль о том, чтобы сходить к Дине Васильевне.
Понимает, что поговорить с кем-то нужно, пусть и не хочется. Потому что нельзя так долго всё в себе таскать, нервы-то не железные.
Последние две сигареты выкуривает, пока идёт к университету. Надеется, что этого будет достаточно для «онемения» на весь день или хотя бы пару часов.
Антон топчется у сто пятого кабинета минут десять, всё никак не решаясь зайти. Потом набирает побольше воздуха в лёгкие и держит его в себе, пока стучится и открывает дверь. Выпускает весь воздух только тогда, когда видит Дину Васильевну и быстро здоровается.
— Антон, — улыбается она, отвлекаясь от экрана компьютера. — Здравствуй, заходи, — она кивает на зелёный диванчик у стены. — Хочешь чай? У нас тут вкусные конфетки есть, — улыбается Дина Васильевна.
Антон может только легко помотать головой из стороны в сторону мол «нет, не надо ничего, спасибо». Он нервно одёргивает рукава толстовки и осматривает помещение.
— Я не знаю, как это всё обычно происходит, — признаётся он.
— Обычно со мной говорят о том, чего не могут сказать остальным по каким-либо причинам.
Антон опускает взгляд в пол и пытается выцепить из своей головы одну-единственную мысль, чтобы её развивать. О чём он не может поговорить с кем-либо ещё?
Да обо всём, блять.
Самым рациональным на данный момент он считает решение вернуться туда, где всё началось. Так или иначе, Дина Васильевна своими вопросами всё равно добралась бы до источника всех бед. Антон лишь решил упростить им двоим задачу.
— В одиннадцатом классе все такие воодушевлённые были, — пожимает плечами Шастун, — мол, вот поедут в Питер, Москву, Казань. Выберутся из Воронежа, обустроятся в больших городах. Жизнь там налаживаться начнёт, будут деньги лопатой грести, заниматься тем, что нравится. А у меня просто пустота в голове. Ничего не хотел, прямо абсолютно ничего. В голове постоянно одна мысль: «дотянуть бы до тридцати, а там как пойдёт».
Нервно сглатывает, бегая взглядом по поверхностям. Дина Васильевна чувствует, что это не всё, что Антон хотел сказать, а потому терпеливо ждёт продолжения.
— В общем… уже два года почти прошло, а ничего не изменилось. Тридцатка только ближе стала.
— До одиннадцатого класса ты замечал за собой такое? — спрашивает Дина Васильевна, и Антон отрицательно мотает головой. — Что случилось в одиннадцатом классе?
Антон опять нервно сглатывает, а все мышцы в теле напрягаются так сильно, что парню кажется, будто он вот-вот превратится в камень.
— Если ты не готов говорить об этом — всё в порядке, это нормально, — успокаивает Дина Васильевна. — Ты ни с кем раньше не говорил об этом? — Антон вновь мотает головой. — Но решился сейчас, — констатирует она. — Почему?
— Потому что из-за всего накопившегося, я обидел человека, которому, кажется, было не всё равно.
— И что ты чувствуешь? — спрашивает Дина Васильевна.
Действительно, Тох, что ты чувствуешь помимо горечи в горле после нескольких сигарет и паршивого растворимого кофе? Или это не из-за сигарет с кофе?
— Я… мне страшно.
— Почему?
— Потому что больно терять кого-то. Не то чтобы я к нему очень сильно привязался, но когда он ушёл, стало очень пусто.
— И что ты можешь сделать в этой ситуации?
А нужно ли вообще что-то делать? Может ну нахуй всё это?
— Поговорить с ним, — пожимает плечами Антон.
— Этого будет достаточно? — интересуется Дина Васильевна.
— Начинать с чего-то надо… — выдыхает Шастун и поднимается на ноги. — Спасибо, — бросает он в сторону Дины Васильевны прежде, чем выходит из кабинета.
На первую пару информатики в этом семестре Антон успешно опаздывает. А когда забегает в аудиторию, Нина Михайловна говорит поскорее занимать свой компьютер и приступать к работе. Антон садится на офисное кресло и быстро смотрит на экран соседнего компьютера, чтобы понять, чем здесь вообще сейчас занимаются.
— Антош, — едва слышно зовёт Оксана, сидящая рядом.
— А? — отзывается Шастун.
— Ты балбес.
Антон не обижается, ведь у Оксаны получается сказать это так, что звучит совершенно не грубо. Либо же он полностью согласен с высказыванием.
— Что? Почему? — интересуется он.
— Арсений сказал о том, что вчера случилось, — говорит Оксана.
— Он говорил об этом с тобой? — удивляется Антон.
— Я удивлена, что не ты рассказал мне об этом.
— Ребята, давайте вы пообщаетесь на перемене, — прерывает их диалог Нина Михайловна.
Пока Антон пытается повторить всё то, что сделано у Оксаны, он полностью игнорирует голос преподавателя. Пульс в голове бьётся как ослепшая птица. Всё думает о том, что же Арсений мог рассказать Оксане помимо грубого высказывания Антона. И рассказал ли он что-то ещё вообще.
— Поменяйте ориентацию, — слышит Антон голос Нины Михайловны.
— Стоп, чего? — удивляется Шастун.
— Ориентацию страницы, Антон, сделай альбомную, — подсказывает Оксана.
— А… — выдыхает Антон. — Бля, — шёпотом слетает с губ.
— А ты о какой подумал? — улыбается Фролова, и щёки у Антона предательски краснеют. — Давай-ка мы с тобой на пятиминутке поболтаем.
Оксана не предлагает. Она не даёт вариантов. Просто говорит факт.
Антон успевает сделать все задания ещё до пятиминутной перемены, а потом глядит на пиксельный экран компьютера, понимая, что глаза уже болят, но оторвать взгляд всё равно что-то не даёт.
Со звонком на перемену, Оксана хватается пальчиками за толстовку Антона и несильно тянет за собой. Фролова времени не теряет, приступает к расспросам уже после того, как дверь за ними закрывается, и они остаются в полупустом коридоре без ушей своих одногруппников.
— Для более-менее объективной оценки ситуации мне нужно послушать и твою версию произошедшего, если ты, конечно, не против ею поделиться.
— Да я просто обидел его своим мудаковатым поведением.
— Это связано с тем, что вчера на литературе было?
— А что было? — вчерашнюю литературу Антон вспоминает с трудом просто потому что большую её часть прорыдал в туалете.
— Дина Васильевна. Актовый зал, — напоминает Оксана.
— А, да, связано. Ты не волнуйся, я подойду к нему после пары.
— А зачем так долго ждать? — спрашивает Фролова. — Прозвучало так, будто я давлю… — её лицо вмиг становится каким-то серьёзно-задумчивым. — Ты говори, если вдруг почувствуешь, что я давлю, хорошо? — просит она, а Антон легко кивает головой в ответ.
Действительно, и чего же ты собрался ждать? Второго пришествия Христа?
— Оксан, — тихо зовёт Антон, когда Фролова уже кладёт ладонь на дверную ручку, чтобы вернуться в аудиторию. Девушка оборачивается и смотрит на Шастуна, дожидаясь его следующей реплики. — Спасибо.
— За что? — улыбается Оксана.
— А должна быть причина? — хмурится Антон.
Оксана оборачивается к Антону всем телом, а не только головой и отходит от двери. Она всматривается в лицо Антона, и по спине пробегают мурашки. Наверное, вчера вечером ей стоило остаться рядом с ним. Посидеть, помолчать, даже если Антон не хотел никого видеть.
Она делает пару шагов вперёд и приподнимается на носочки, обнимая Антона.
— Позаботься о себе, хорошо? — шёпотом просит Оксана. — Или хотя бы не прогоняй тех, кто пытается позаботиться о тебе.
— Оксан, — зовёт Антон, не разрывая объятий.
— Да?
— Я ещё успею до конца перемены? — спрашивает Антон.
— Иди, — Оксана отпускает Шастуна с улыбкой на лице.
У Антона словно второе дыхание открылось, он так давно не бегал. Даже норматив по физре на первом курсе бежал медленнее. Дверь в аудиторию литературы оказывается открытой, и Антон видит Арсения уже за пару метров до входа в кабинет. Легко стучит костяшками по двери, привлекая к себе внимание.
— Арсений Сергеевич, — обращается он. — Здравствуйте, можно с вами поговорить? — спрашивает Антон.
Арсений бросает быстрый взгляд в сторону Антона, а потом молча закрывает свой блокнот и поднимается на ноги.
— О, Антошка, — Шастун слышит знакомый голос Сабитова и поворачивает голову в его сторону, легко махая ладонью в знак приветствия.
Антон отходит на пару метров от двери, чтобы у Арсения было какое-никакое личное пространство.
Блять.
Антон теребит кончиками пальцев рукава толстовки.
А что говорить-то?
— Бля, — выдыхает Антон, глядя в пол.
— Это всё, что ты хотел сказать? — спрашивает Арсений.
— Н-нет. Я не хотел тебя… так, мы в универе, — вспоминает Антон, — вас обижать. Я просто боюсь, — признаётся Антон, пожимая плечами. Голос становится тише с каждым словом, а желание уйти растёт с каждой секундой. — Это, наверное, какая-то тупая защитная реакция, — размышляет Антон. — Потому что мне страшно подпускать к себе кого-то. Мне страшно кого-то…
Кого-то что, Антон?
Щёки Антона вспыхивают адским пламенем, а сам он мнёт пальцы с такой силой, что кажется, он вот-вот их повыламывает. Шастун слышит звонок на пару и облегчённо выдыхает. Впервые за всё обучение он радуется звонку на занятие.
— Кого-то
что? — напоминает Арсений.
— Вам нужно вести пару, мне тоже нужно на пару, — тараторит Антон и пытается поскорее уйти, но Арсений ловко ловит антоновскую руку своей ладонью.
— Ты хорошо поспал? — спрашивает Арсений, и Антон отрицательно мотает головой. — Завтракал? — опять отрицательно мотает головой из стороны в сторону. — Горе луковое, — шепчет себе под нос Арсений и отпускает руку Антона.
У Арсения перед глазами тот самый антоновский образ из перевязочной. С синяками на рёбрах, впалый живот и такая бледная кожа, словно она ни разу в жизни с солнцем не встречалась.
Арсений Попов
Есть аллергия на что-то помимо круп?
Он серьёзно это запомнил?
Антон Шастун
Нет.
Арсений Попов
Отлично. Чтобы в пять был в общаге!
Антон Шастун
Что? Зачем?
Не то, чтобы у Антона на пять вечера были другие планы, однако такой требовательный тон, ещё и восклицательный знак в конце предложения настораживали.
Арсений Попов
Кормить тебя буду, сам ты паршиво справляешься.
