Антон на пары ходит выборочно, считая, что сон всё-таки важнее учёбы. Но на репетиции ходит без пропусков. Каждый раз, стоит только Арсению подойти к Антону поближе, тот сразу же отходит или отворачивается, ясно давая понять, что говорить он готов только об учёбе или по делу, а никак не о том, что произошло.
С Оксаной всё то же самое. Фролова с Поповым даже встречаются за десять минут до первой пары в надежде, что именно сегодня Антон придёт и им удастся поговорить. Все пять дней подряд не удаётся.
Сообщения Антон игнорирует, даже не открывает. Да и телефон в руки берёт редко. Всё свободное время спит, что Тимура каждый раз настораживает, однако запретить Антону спать по восемнадцать часов в сутки он не может.
И если Оксане, пусть и с трудом, но удаётся терпеливо ждать момента, когда Антон будет готов поговорить, то у Арсения нервы сдают в субботу.
— Ты злишься? — спрашивает Арсений, пока Антон раскладывает материалы для декораций в учительской.
— Попробуйте угадать.
— Нет? — предполагает Попов.
— Попробуйте угадать ещё раз.
— Антон, — выдыхает Арсений, проводя ладонью по лицу, — поговори со мной, — просит он.
— О чём?
— О том, что случилось.
— А что случилось, Арсений Сергеевич?
— Ты, блять, издеваешься?
— Я? — интересуется Антон. — То есть я виноват?
— Я ведь из-за твоего поведения не могу спать спокойно.
Антон оборачивается и смотрит на Арсения с полминуты, стараясь перебороть в себе огромное желание ударить преподавателя.
— Слушай, — начинает Арсений. — Мне правда жаль, что так получилось.
— Мне похуй, — спокойно отвечает Антон, а глаза Попова удивлённо округляются. — Ты, блин, реально думаешь, что это в первый раз так? Что она впервые говорит о том, что ей жаль? Забавно, — парень легко кивает головой. — Она делает это стабильно два раза в год, когда держится без алкоголя месяц и думает, что теперь горы свернуть может. Приползает чуть ли не на коленках и твердит о том, какой распрекрасной мамой будет, что боится, что я сделаю то же, что сделал Тим, говорит о том, что хочет быть рядом, о том, что будет, блять, рядом. Она раз восемь обещала, восемь блядских раз, — веки у Антона дёргаются так, словно он вот-вот расплачется. — Знаешь, сколько раз сдержала обещание? Ни одного. А я все равно каждый раз ведусь.
— Тим? — спрашивает Арсений.
— Блять, — выдыхает Антон, в очередной раз понимая, что не стоило даже поддерживать диалог.
Антон закрывает коробку с материалами и быстро покидает учительскую с огромным желанием покурить.
Антон злится на себя за то, что за последние пару месяцев просто неспособен держать язык за зубами. Вот раньше проблем не было. Ни с кем не общаешься — никто ничего не знает. В этом, наверное, и проблема. Антон не привык что-то скрывать, он привык ни с кем не общаться.
Пока Антон с мерзким осадком сигаретного дыма в горле лежит на своей общажной кровати и буравит взглядом потолок, Арсений всё никак не может отвязаться от имени, которое Шастун выдал во время разговора.
Арсений вместе с Пашей остаётся в университете до вечера. Они оба изводят себя ведомостями и отчётами, которые уже пора бы сдать и уйти на новогодние каникулы, а потом вернуться с новыми силами и принять все студенческие зачёты.
— Так, всё, мне нужен кофе, — сдаётся Добровольский в семь вечера. — Ты будешь? — спрашивает он Арсения, и тот кивает.
Арсений рядом с вкладкой электронного журнала открывает новую с браузером и в поисковую строку, недолго раздумав, вводит «Тимофей Шастун». Пока колёсико загрузки прокручивается раз за разом, Арсений подумывает изменить свой запрос на «Тим Шастун» чтобы получить побольше результатов, а когда ведёт курсор к строке поиска, страница наконец-таки прогружается.
Одной из первых трёх ссылок оказывается страница «вконтакте». Арсений нажимает на неё не сразу — думает, что на университетских компьютерах стоят ограничения на подобные ресурсы. А потом жмёт, мол, была не была.
Аватарки Арсений не наблюдает, зато фотографий в альбомах у этого пользователя предостаточно. Их Арсений оставляет «на потом». Просматривает основную информацию, заостряя внимание на надпись в правом верхнем углу: «был в сети 28 апреля 2017 года». В кабинете, полном тишины, Арсений слышит, как его сердце пропускает тяжёлые удары.
Губы от нерадостных мыслей нервно дёргаются. Арсений предполагает самое плохое, и оказывается прав. Смотрит ниже, информации о себе у Тимофея совсем немного. Город — Воронеж, дата рождения — 29 апреля. Арсений переходит к фотографиям и не может сдержать улыбки, когда видит совсем юного Антона и ещё более крошечного Тёмку.
Тимур скитается по всей Москве аж до восьми вечера, сначала погуляв с друзьями, а потом вернув долги тем, кто подкидывал денег, чтобы Тимур мог дотянуть до стипендии. Он осторожно открывает дверь в комнату, думая, что Антон спит. А потом облегчённо выдыхает, заметив, что Антон попросту разглядывает потолок.
— Давно ты так лежишь? — спрашивает Тимур, снимая куртку и ботинки.
— С часу дня.
Тимур достаёт свой телефон и смотрит на экран, находя взглядом «20:25». Первая его мысль: «охуеть».
— Ладно, думаю, стоит всё-таки поговорить, — Тимур пододвигает стул к кровати Антона и ставит его спинкой к кровати, а потом садится лицом к этой спинке и складывает на неё руки, — даже если тебе совсем не хочется. Надеюсь, ты не будешь ненавидеть меня из-за этого, — пожимает плечами он.
За эту неделю Тимур ясно понял одно. Что бы там Окс с Арсением Сергеевичем ни сделали, Антону паршиво не из-за этого. Антону паршиво из-за того, что он не может обсудить это с ними и поделиться своими размышлениями. Ему паршиво из-за того, что он слишком сильно к ним привязался, а теперь он просто не может поделиться с ними тем, что его тревожит.
— Не знаю во всех подробностях, что там произошло, да и меня там не было, но… ты ведь не думаешь, что они сделали это, чтобы причинить тебе боль или заставить вот так вот днями напролёт страдать. Ты ведь так не думаешь, да? — интересуется Тимур. — Потому что ну это же… Это же Арсений Сергеевич и Окс. Они же с тобой обращаются, как с самым дорогим, что у них есть. И да, возможно, они проебались. Может даже очень сильно проебались, но я уверен, что у них и в мыслях не было обидеть тебя или сделать больно.
— Ты закончил? — спрашивает Антон.
— Нет, ещё нет. Просто… — он на пару секунд опускает голову вниз, а потом опять смотрит на Антона. — Тебе же самому хуёво.
— Из-за того, что они сделали.
— А точно не из-за их отсутствия? — Тимур не утверждает, а пытается помочь Антону, задав наводящий на размышления вопрос.
Антон молча поворачивает голову и смотрит на Тимура.
Первая мысль в голове после всего сабитовского монолога: «а он ведь прав».
— Теперь всё.
Арсений приезжает домой только в десять и обессиленно падает на диван, даже не поставив чайник — слишком сильно устал. Казалось бы, ничего тяжёлого не делал, разве что сидел на одном месте восемь часов подряд и вливал в себя растворимый кофе.
Он устало прикрывает раскрасневшиеся глаза (спасибо университетскому компьютеру) и натягивает на себя плед, думая, что пролежит так минимум полчаса. Арсений так и засыпает на диване, в рубашке и брюках, даже не поужинав.
А просыпается лишь в три утра, когда в попытке перевернуться на бок, падает с дивана на пол, чертыхается и ударяется лбом о журнальный столик.
Попов переодевается и шагает на кухню, чтобы наконец-то выпить не растворимый кофе, а чай.
Несколько раз потягивается, разминает плечи и садится на стул. Слышит только, как шумит электрический чайник, а сам отстранённо смотрит в одну точку, и лишь когда чайник выключается, издавая характерный щелчок, Арсений понимает, что всё это время смотрел на их с Аней фотографию.
Арсений помнит, что последний их диалог закончился плохо, и с тех пор они больше не общались. А уже больше трёх лет прошло, и вот Арсений в три утра на кухне сидит и думает о том, как же дохуя всего за это время изменилось.
Арсений находит свой телефон и открывает список контактов, без раздумий нажимая на «Аня». Его совсем не волнует, что сейчас три утра и Аня со своим мужем и дочкой наверняка спят. Он просто уверен, что до утра не выдержит. Что ему именно сейчас нужно услышать сестринский голос.
— Привет.
— Арс? — слышит он заспанный голос сестры. — Ты чего? Три ночи же…
Скидывать звонок она не собирается и даже не думает об этом. Тихо поднимается с кровати и уходит на кухню, чтобы не разбудить домашних.
— Я просто… как ты там?
И они около часа болтают о том, что накопилось у них за три года. С печальной улыбкой на лице вспоминают, как сидели раньше в тёмной комнате и обсуждали всё, что произошло за день, а потом расходились спать.
— Я рада, что ты позвонил, — она улыбается, а Арсений пусть и не видит этого — чувствует.
— Я рад, что ты ответила.
В идее встретить Новый Год у отца Антона радовал лишь тот факт, что там будет Тёмка. Слова Андрея и Татьяны о том, что о подарках беспокоиться не нужно, Антон успешно проигнорировал и потратил на их покупку всё утро. Поскольку Татьяну он практически не знает, покупает подарочный сертификат в «Л’Этуаль», считая это самым оптимальным вариантом.
Когда дело дошло до подарка отцу, начались настоящие проблемы. Если Татьяне можно подарить сертификат в косметический магазин, то с Андреем всё сложнее. Антон единственным увлечением отца считает разве что ведение бизнеса. И что ему дарить? Акции или ежедневник?
Тёмке Антон покупает качественную акварель, несколько хороших кистей и акварельную бумагу. А потом вспоминает о такой чудесной вещи, как бумажник, и считает, что это будет отличным подарком отцу.
Антон едет на квартиру к отцу и мачехе утром тридцать первого числа — помочь с приготовлением салатов, стол поставить и всё в таком духе.
Андрея Антон находит измученным на кухне. Мужчина сидит в фартуке, с проступающими капельками пота на лбу, которые время от времени смахивает тыльной стороной ладони. Только он видит Антона, тут же подскакивает на ноги и уволакивает сына в коридор.
— Я уже все пальцы себе изрезал, — негодующе выдыхает Андрей, когда дверь в квартиру захлопывается.
— Я не помню, чтобы ты раньше готовил, — легко усмехается Антон.
Андрей подходит ближе к окну в подъезде и немного приоткрывает его, поджигая кончик сигареты.
— Я много чего раньше не делал, — отвечает Андрей.
Антон не курит. У него и без того постоянный осадок в горле, который под вечер становится тяжёлым комком.
— Знаешь, — выдыхает Андрей сгусток дыма. — Я так хорошо помню вас всех маленьких. Совершенно крошечных, а теперь, смотри-ка, ты уже выше меня стал. Помню, как Тимку таскал на руках, когда он по размерам был как кот, — Антон нервно сглатывает, когда понимает, что осадок раньше времени превращается в ком. — Ты ведь знаешь, я много работал. Почти постоянно. Даже когда домой возвращался, продолжал заполнять документы всякие. Держал в одной руке ручку, а в другой Тимку, — Андрей несильно, но искренне улыбается, а потом делает ещё одну затяжку, более глубокую, и улыбка мигом стирается с лица. Андрей смотрит в окно, будто его действительно интересуют дворовые пейзажи (плевать он на них хотел). — А когда я узнал о случившемся, — он надрывно вздыхает, и Антон видит, как Андрей быстрым движением руки смахивает слезы с глаз, — что-то внутри сломалось, — признаётся мужчина.
— Мы не говорили с тобой об этом раньше…
— Да, и мне стоит за это извиниться. Нужно было поговорить об этом ещё тогда. Просто… я боялся сказать об этом вслух. Будто молчание что-то могло изменить, — Андрей легко пожимает плечами.
Артём ложится спать раньше всех — сразу после боя курантов. А пока Андрей с Татьяной допивают бутылку шампанского, Антон продолжает потягивать из трубочки мультифруктовый сок и поедать фрукты.
Тимур Сабитов
Антошка. Тема такая: салюты. Окс, ты, я, ну и ещё пара человек.
Антон не пишет «нет».
Антон Шастун
Ещё пара человек?
Тимур Сабитов
Надя с мужем. Мы на его машине. Ты в общаге или где?
Антон Шастун
Я у отца и я собираюсь спать.
Антон их парные свидания и просмотр салюта нарушать не собирается. Собирается допить мультифруктовый сок, съесть ещё одно яблоко, помочь убрать всё со стола и отправиться спать.
Тимур Сабитов
Спускайся давай, спящая красавица. Мы у подъезда.
Антон подрывается на ноги и бежит на кухню, где окно с видом на двор. Смотрит вниз, и ведь действительно машина у подъезда стоит.
Вашу мать, блять.
— Что случилось? — интересуется Андрей, когда Антон возвращается в комнату.
— Друзья.
— Гулять зовут?
— Вроде того, — кивает Антон.
— И чего ты ждёшь? — спрашивает Андрей, глядя на сына, который стоит на месте, словно вкопанный. — Иди, веселись, — улыбается мужчина, — но разумно, — более серьёзным тоном сообщает он.
Антон, недолго подумав, кивает головой, а потом шагает в прихожую и быстро одевается.
Шастун начинает тормозить, как только спускается и выходит на улицу, замечает Оксану и Тимура, стоящими рядом с машиной, глядит в окна автомобиля и замечает на заднем сидении Арсения.
— Пара человек — это три? — спрашивает Антон, подходя ближе к Тимуру. Сабитов лишь пожимает плечами, мило улыбаясь. — И как мы все должны вместиться в машину?
— Ну, тебя мы посадим на коленки, — улыбается Тимур.
— К Арсу, — добавляет Оксана, а сама виновато смотрит вниз.
— Какую-то вы дичь придумали, ребята, — заключает Антон, пряча руки в карманы.
— Если Надя увидит, что я сижу у Тимура на коленках, мне влетит от родителей. Тимура на коленки к Арсу мы не посадим, а вы вроде близки, — объясняет Оксана и слышит, как Антон собирается протестовать. — Даже не спорь, это факт.
— Совсем охренели, — негодует Шастун.
— Согласна, — кивает Оксана. — Но мы хотим встретить Новый Год с тобой, — она открывает дверцу машины и смотрит на Антона. — Запрыгивай.
Ебать. Вернись домой, ради всех святых. Допей ебучий сок и ляг спать. Развернись ты, ради Бога…
Антон наклоняется, чтобы взглянуть на Попова.
— Вы сами-то в курсе, что они придумали? — интересуется Шастун, а Арсений в ответ легко кивает головой. — Ну, раз так, — Антон пожимает плечами, и все барьеры в голове ураганом сметает.
Антон залезает в машину, двигается ближе к Попову, а потом разворачивается и приземляется на коленки Арсения. Антон смотрит на Надю, потом на её мужа, и быстро с ними здоровается.
— Головой не ударься, — говорит Попов, а сам обвивает руками талию студента.
— Вообще-то я всё ещё злюсь, — шёпотом говорит Антон, пока свои места занимают Оксана с Тимуром.
— Злись сколько влезет, но сейчас ты
у меня на коленях.
Антон, как бы ни пытался влиться в только-только начавшуюся беседу, думать может только о том, что сидит, чёрт побери, на коленках Арсения, а поповские руки крепко обхватывают талию.
— Антош, — зовёт Арсений так тихо, что слышит это один только Шастун. Остальные слишком сильно увлечены обсуждением предстоящих каникул.
Антон чувствует, как волосы Арсения едва касаются шеи, и Шастун жмётся ближе. Несильно трётся о лоб Арсения и издаёт приятно-мурчащий звук, от которого Арсению хочется заскулить.
Получился бы котопёс.
Смотрят они на салюты, как Антон думает, самым странным образом. Заезжают в один из московских дворов, осматриваются, и если видят, что кто-то готовится запускать фейерверки, вылезают из автомобиля и наблюдают за тем, как кто-то в воздух отправляет большие деньги.
Ближе к четырём часам утра Надя и её муж приходят к выводу, что: а) все люди уже слишком пьяные для того, чтобы запускать фейерверки; б) фейерверки у них закончились. А потому самым разумным они считают развезти всех по домам.
— Я прогуляюсь, — говорит Антон, пока вся компания стоит под жёлтым светом фонаря в одном из московских дворов.
Антон доверяет картам на телефоне, которые показывают, что отцовский дом всего в квартале отсюда. А после того, как он во время передвижений сидел исключительно на арсеньевских коленках, ему просто необходимо подышать холодным воздухом.
— Да, я тоже, — говорит Попов, — тут совсем недалеко до дома.
— Напишите, как дойдёте, — говорит Оксана, а потом по очереди их обнимает. Правда, перед Антоном зависает на какое-то мгновенье, а Шастун сам тянется к ней, чтобы обнять. А потому у Оксаны начало нового года автоматически становится хорошим.
Они идут в полной тишине по заснеженным тротуарам минут пять. Антон за это время поскальзывается раза три, но вовремя удерживает равновесие, а у Попова сердце до атомов сжимается.
— Ты замёрз? — спрашивает Арсений.
— Нет, — коротко отвечает Антон.
— Правда? — интересуется Арсений и без лишних вопросов засовывает свою руку в карман антоновской куртки, где Шастун сжимает пальцы в кулаки, чтобы хоть немного их согреть. — Не правда, — констатирует Попов, касаясь холодных рук Антона.
Антона раздражает. Раздражает, что Арсений может такое делать, а Антон — нет. Антон высовывает руку из кармана, хватается пальцами ладони преподавателя и прячет их в карман, притягивая Арсения ближе к себе. Ничего не объясняет, ничего не комментирует. А Арсений только выдыхает в доброй усмешке.
— Пошли пить чай, — говорит Арсений.
— Что? Нет. Мне надо домой.
— Антон, пять утра скоро, — сообщает Попов. — Попьёшь чай, согреешься, а потом я тебя сам отвезу, — рассказывает он план действий. — А знаешь… мне ведь не нужно тебя уговаривать, — Антон в свете фонарей видит, как на лице Арсения появляется улыбка.
Попов сжимает в кармане руку Антона сильнее и тянет за собой в сторону подъезда.
Не, ну ты даже тут проебался.
Арсений включает чайник, а потом заворачивает Шастуна в два пледа и смотрит на него, довольно улыбаясь.
Антон устал. Устал смотреть на фейерверки и не спать до пяти утра. Он привык спать по восемнадцать часов в день, а теперь его организм попросту не понимал, что происходит.
— Ты спать что ли хочешь? — интересуется Арсений, замечая, как Антон протяжно зевает, — Ну конечно, — кивает Попов. — Пять утра ведь. Иди, ложись в спальне, я на диване посплю.
— Нет-нет, надо домой, — говорит Антон, а сам продолжает зевать.
— Утром отвезу.
— Уже утро, — отвечает Антон.
— Нет, утро — это когда светло и когда выспался.
Интересная логика.
Антон не спорит — слишком сильно хочется спать. По пути в спальню достаёт телефон из кармана джинсов и пишет отцу сообщение о том, что останется у друзей до утра. Потом вспоминает, что нужно написать и Оксане, правда, ей он пишет, что уже дома.
Антон падает на край кровати и кладёт голову на подушку, прикрывая глаза. Но уснуть не может. Либо недостаточно сильно хочет спать, либо место кажется некомфортным. Арсений подходит к спальне минут через пятнадцать после того, как туда ушёл Антон.
— Спишь? — спрашивает он шёпотом.
— Нет, — также тихо отвечает Антон.
Арсений подходит ближе, садится на другую сторону кровати вполоборота к Антону и включает светильник, стоящий на прикроватной тумбочке.
— И почему ты не спишь?
— Не знаю, — Антон пожимает плечами.
— Хочешь поговорить? — Арсений попросту не знает, что ещё может предложить, кроме как разговоры, которые рано или поздно утомят, и Шастун уснёт.
— Нет, я… — Антон задумывается. — Нет, глупая идея, — заключает он.
— Ну, ты скажи сначала.
— Может ты… — Антон прячет лицо в подушку. — Здесь, — шепчет он. — Нет, глупо.
— Ты хочешь, чтобы я спал здесь? — интересуется Арсений, а Антон, не глядя на него, продолжая прятаться в подушке, кивает. — Ладно, только свет выключу в гостиной.
Арсений занимает свою половину кровати, выключает светильник и поворачивается на бок.
— Теперь уснёшь? — спрашивает Арсений.
— Постараюсь, — отвечает Антон.
Шастун разглядывает руку Арсения, лежащую на середине кровати. И либо это абсолютная случайность, либо абсолютная неслучайность, но лишь на арсеньевскую руку ложится полоска фонарного света, просочившаяся через шторы.
Антон ни о чем не думает в тот момент, когда тянется рукой к ладони Арсения и накрывает её своей.
— Тёплая, — замечает Арсений, а сам просовывает пальцы между антоновских и несильно сжимает в замок.
Антон медленно тянет этот замок из пальцев к своей груди, но арсеньевские мышцы, увы (нет, не увы), не тянутся как пластилин, а потому Попов и сам двигается ближе к середине кровати. Теперь полоска света, что падала на ладонь, нежно касается лица, и Антон не в силах оторвать свой взгляд.
Шастун двигается ближе и прижимается лбом ко лбу Арсения. В глаза не смотрит, но ощущает на себе взгляд Попова. Давящий, но в то же время невесомый. Словно падающий на плечи тяжёлым металлом, раздирающий позвоночник, а потом нежно собирающий в исходное состояние.
Целым уже не будет.
Антон тяжело выдыхает, поток воздуха обжигает губы Попова, и тот немного запрокидывает голову, касаясь своим носом носа Шастуна.
И тут Арсений понимает, что ямка на носу, которую он весь подростковый период ненавидел, идеально подходит для родинки на носу Антона. Словно пазл или лего с элементарным уровнем сложности. Всё оказывается настолько просто, что кажется попросту ненастоящим.
Антон немного поворачивает голову и чувствует, как касается своими губами чужих, и тут же испуганно дёргается в обратном направлении.
Антон напуган. Напуган, потому что не помнит, когда в последний раз сдавался в плен навязчивых мыслей и выполнял их почти сразу же. Он воздерживается от того, чтобы стыдливо зажмуриться, и видит, как тонкие губы Арсения растягиваются в улыбке.
Антон вновь жмётся к губам Арсения, поняв, что тот не собирается отталкивать.
Антон дрожит, но целует Арсения.
Антон боится, но целует Арсения.
Продолжает сжимать арсеньевские пальцы и прижимать к груди их замок, словно кто-то пытается это отнять.
Антон совсем не умеет целоваться — никогда не пробовал. Арсений чувствует. А вместе с неумением ощущает запредельную нежность, такую огромную, что в её существование тяжело поверить.
