Сага о дрейфующем солнце. Песнь первая. Ворон

Нет ничего прекраснее, чем осознавать, что делаешь родного человека счастливым. Нет большей награды, чем счастливые глаза любимого человека. И ничего больше не надо. Только смотреть, как он красив в своей любви к тебе, как это чувство преображает его. И чувствовать эту гордость, ведь ты приложила к этому руку. Руку, ногу, голову. Вся приложилась. Вдохновила. Напитала его силой. Расправила его крылья! Эгоистично? Безусловно! Просто высшая степень эгоизма любить так, чтобы хотеть чувствовать свое присутствие в другом и наслаждаться этим. Видеть, как твоя любовь меняет его жизнь, преображает, вытаскивает из него все самое лучшее, что скрыто в его глубинах. Желать ему становится лучше, идти вперед, добиваться целей, расправлять крылья. Быть сильным и мужественным. Хотеть быть собой: смелым решительным, волевым. Обнаружить в себе благородство и доброту. Хотеть менять этот мир. Найти в себе любовь к этому миру. И ты с ним рядом, как главная причина всего этого. Вот, она высшая точка, блаженства чувств. Жизнь — это потери и приобретения. И одно неизбежно следует за другим. Мы горестно принимаем потери в водовороте событий, и совершенно не ценим приобретения. Дала ли Цитадель Лейле больше, чем забрала. Кожа ее стала бледной, но скорее от отсутствия загара. Все те же каштановые волосы с медным отливом ложились легкими волнами до груди. Глаза стали ярче. Ее кожа стала мягче и сошли все когда-либо полученные шрамы. На ее теле больше не было ни одной родинки. Она иронично смотрела на себя в зеркало и думала, с благодарностью, что хоть пупок не стерся. Девушка больше не могла обращаться в сойку, но вместо этого у нее появлялись синие большие крылья, которые в случае отсутствия необходимости, по велению мысли, опадали облаком синей пыльцы. К ней вернулись ее недлинные остроконечные уши и ее девственность, которой она лишилась когда-то, во время обряда инициации. Высшие этрасски очень щепетильно относятся к такой, на первый взгляд, мелочи. Керрол стал посещать ее гораздо чаще после обряда очищения. Да, и вообще, все чистокровные начали с ней хоть как-то общаться. Все в башне готовились к предстоящей свадьбе. Ей сшили великолепное красное платье из атласа и шифона, с традиционным этрасским кружевом. Согласно традиции девушка словно цветок дерева жизни выходит замуж в красном, в то время как наряд жениха традиционно серебристо-фиолетовый. Да, это возможно не самое удачное цветовое свадебное сочетание, но таковы были традиции. И это были единственные яркие наряды в жизни высших этрасски. В остальном же они всегда ходили в серых и белых робах. Но даже здесь можно было пронаблюдать расслоение общества. Те, кто занимался более приближенной к власти работой — имели белые одежды из шелковых и атласных тканей, которые могли быть украшены неброским кружевом по краю. Простые же рабочие носили более грубые ткани и более серые цвета. Социальная градация всегда и везде находит свое выражение. После обряда очищения Лейле было сделано несколько инъекций какого-то прозрачного средства, которое как выразился Керрол навсегда обращает мутации. На вопрос Лейлы почему это средство не отдано всем долинным этрасски, Керрол очень туманно ответил, что после объединения их народов, конечно он спасет своих долинных собратьев от пагубного влияния этой планеты. Но уверенности после его ответа Лейла не обрела, заподозрив мужчину в фальши. Керрол вообще очень странно проявлял себя и свои ухаживания перед свадьбой. Он просто приходил к ней и стоял над душой. Иногда он рассказывал ей о каком-либо факте, возвеличивающем его народ и его самого. Он совсем не был болтлив, но даже молчаливым оказался очень навязчивым. Это молчаливое наблюдение Лейлу очень напрягало и раздражало. Когда она раздражалась вслух, он непременно говорил ей о том, что эмоции — это проявление плохого воспитания. Высший этрасски должен жить только разумом, а не эмоциями. Соответственно все ее увлечения художественным словом, рисованием и скрипкой он считал недостойным времяпровождением. Поощрялось увлечение научными книгами, научные изыскания, медитации, самообразование и уход за растениями в той его части, которая не предполагала непосредственного физического взаимодействия. Все делалось с помощью телекинеза. С растениями надо было разговаривать. Много и часто. Их нельзя было трогать, но с ними нужно было общаться. Чувствовать их дух и обмениваться энергией. Древо Жизни представляло собой огромнейший источник информации, которую оно когда-либо получило от всех высших этрасски, а корнями от самой планеты. Многие сидели на поляне вокруг дерева в медитации и обучались. Древо Жизни заменяло собой любое университетское образование, давая знания в самых разных областях жизни. Лейла по отношению к растениям не чувствовала ничего. Точнее она любила растения, как раз в той части, которая предполагала покопаться в земле, посадить саженец, помочь ему расти, подпитать его своей энергией, когда тот чахнет, проявить заботу. Но разговаривать с саженцами так, как это делали Высшие этрасски, она не умела. Керрол заверил ее, что этот навык придет к ней за пару месяцев практики. Поскольку заниматься больше было нечем, она сидела возле древа и отчаянно пыталась как минимум не уснуть, а как максимум услышать хоть что-то, что древний дуб может ей сказать эдакого. К огромной радости девушки свадьба сорвалась. Лейла наконец-то увидела эмоции на этом бледном лице снежного оленя. Такой злобы и досады она даже и не мечтала лицезреть. Луна не скрепила их союз, потому что Лейла приняла клятвы от Северуса, но не ответила ему, и поэтому, теперь должна была либо отвергнуть его лично, опять же при свидетельстве Луны, либо ответить согласием. Третьим вариантом, о котором она не знала, была смерть Северуса. И Керрол решил ждать. Обладая даром прорицания он увидел многое, еще очень давно, но никак не мог предугадать, что случайная клятва человека, а не этрасски, окажется такой мощной, что даже Луна обратит на него свое внимание. Конечно, он не стал говорить Лейле о том, что ее возлюбленный скоро умрет. Вместо этого Керрол, после якобы уточненного выяснения обстоятельств, заявил, что через год привезет ей Северуса в Цитадель, с тем, чтобы она могла ему отказать во имя спасения своей расы. Этим обещанием он надеялся удержать ее от возможного побега, попытки к которому ею пока не предпринимались, но сама решимость и строптивость девушки явно об этом говорила. Желая добиться ее расположения он расширил для нее границы энергетического барьера. Теперь она могла выходить в лес, но периодически все еще упиралась в невидимую стену, таким образом обозначив для себя некоторую территорию своих новых владений. Получив возможность выходить, когда ей того захочется из Цитадели, Лейла большую часть времени проводила на улице, под теплыми лучами земного солнца, к явному неудовольствию Керрола, который считал, что природа этой планеты пагубна и ужасна. Высокородные этрасски вынуждены питаться дарами этой земли, но это лишь от отчаяния. Чем меньше они взаимодействуют с этой планетой, тем лучше. Это был какой-то странный патологический страх. Керрол считал, что планета развращает разум этрасски. Вызывает эмоции, низменные желания, агрессию. И вот, как раз с низменными желаниями оказалось совсем все сложно. Высшие этрасски признавали только духовную любовь, а соитие считали лишь необходимостью для продолжения рода. Получение удовольствия во время соития считалось проявлением животной натуры и было очевидной причиной для стыда. Хотя в размышления о будущей супружеской жизни Лейлы этот факт скорее вносил радость, чем огорчение. «Сссс» — шумел ветер. Лейла шла по лесу. Огромные вековые деревья шумели зелеными кронами под порывами июньского ветра. «Сссссс» — Качались верхушки и шуршали ветки сосен. «Ссссссс». Порывы ветра были все сильнее и дольше. Девушка легла на землю. «Сссснейп» — качнулась где-то рядом крона кедра, издав характерный скрип. Девушка лежала в белых атласных одеждах на зеленом ковре мягкого мха и смотрела в голубое небо. У нее были прекрасные сильные крылья, но она не могла улететь. Какая ирония. Слезы катились по ее щекам всякий раз, когда она думала о том, что совершенно зря послушалась Северуса. Когда она думала о нем, ее сердце заходилось страшной тоской. Неужели она никогда больше… — Недостойно будущей жены верховного жреца проливать слезы, Лейла. — раздался кичливо голос Керрола. — А не пошел бы ты к черту, Керрол? — она, застигнутая врасплох, сказала ему это по-английски и даже не пошевелилась. Мужчина, не обращая никакого внимания на ее слова, прошел босыми ногами по мху к ней ближе, его длинные одежды цеплялись за кусты черники и шикши. Присел и заглянул в ее синие глаза, в радужках которых теперь уже отчетливо проглядывали яркие аквамариновые прожилки. — Древо жизни сообщило мне, что твоему отцу осталось недолго. Ты должна с ним проститься. Я сопровожу тебя, — он подал ей руку, чтобы подняться. Лейла осознав, что подобное, как минимум, означает возможный выход за барьер, сразу же дала ему руку и быстро встала. Он провел ее за барьер и, выпустив крылья, велел лететь за собой. Сердце девушки зашлось в бешеной радости, хоть лицо и пыталось остаться смиренным — «Главное быстро улететь отсюда и спрятаться в горах». Ее лопатки удлинились и стали синими крыльями, с черно-белым рисунком, таким же каким он был у сойки. — Не пытайся сбежать, — сдержанно сказал Керрол, впиваясь в нее зелеными глазами. Девушка в притворном послушании опустила взгляд. Мужчина взял ее за руки, демонстрируя технику полета. До этого момента ей еще не пришлось пользоваться крыльями, поскольку лететь все равно было некуда. Они взлетели, держась за руки и очень быстро оказались над деревьями. Подобные полеты явно требовали практики, но тех умений, что были у Лейлы от периода обращения в сойку, хватало. Но улететь быстро и ловко не получится, хотя и другого шанса не будет. Взлетев на достаточную высоту Керрол отпустил ее, продемонстрировав несколько приемов, а затем подлетев близко и зависнув возле нее сообщил. — Лети за мной, но не отставай. Я слежу за тобой. Устремившись в сторону Ливецдала Керрол периодически оборачивался, отслеживая местоположение Лейлы. Он залетал за нее или летел над ней. Поэтому, изредка находясь за ним, она всякий раз ловила момент, когда же ей уже лучше будет сбежать. Момент так и не настал. Через двадцать минут они приземлились посередине Ливецдала, возле входа во дворец. Ливецдал был настоящим лесным городом и насчитывал около трех с половиной тысяч жителей. Он располагался вокруг огромного дворца, который своей архитектурой тоже больше напоминал вытянутые островерхие скалы. С высоты птичьего полета он терялся на фоне окружающих его невысоких скалистых гор и холмов. Весь Ливецдал находился на скалистом холме и представлял собой, невероятно продуманный, интегрированный и успешно замаскированный в самой природе, верх инженерного мастерства. Дома жителей были как внутри холма и скал, так и на растущих деревьях, так и на земле. В основном дома были построены из дерева и камней, их оплетал плющ и другие растения. Им было по много-много веков. Периодически они ремонтировались, сносились, строились заново. Но глобально внешний облик Ливецдала не менялся уже много-много тысячелетий. После приземления, встряхнув лопатками, Керрол сбросил крылья. Лейла последовала его примеру. Дворцовая охрана в доспехах золотистой этрасской стали при виде принцессы и почетного гостя подтянулась и уважительно склонила головы. Архитектура дворца когда-то дала вдохновение на огромный проект, случайно побывавшему здесь век назад Антонио Гауди, который честно хранил тайну существования древней цивилизации всю свою жизнь. Это была блажь пьяного Лема Милори, который приказал привести к нему первого попавшегося человека архитектора. Ему просто захотелось пообщаться относительно своих владений, которыми он очень гордился, но похвастаться было не перед кем. Антонио грозила смерть после такого общения, однако что-то затронуло сердце лорда в речах заносчивого испанца. Прокутив неделю во дворце с новым знакомым, Лем отпустил его, к удивлению очень многих придворных. Находясь в обязательствах, как принцесса долины и при этом, склонив голову и опустив взгляд, как любая женщина этрасски, Лейла прошла внутрь за Керролом. Придворные и прислуга в большом зале дворца, в который они вошли по длинной широкой мраморной лестнице, раболепно замерли в глубоких поклонах. В конце богато обставленного мебелью зала, каменные стены, которого были украшены спускающейся струящейся темно-зелёной тканью с серебристым гербом клана в виде цветка эдельвейса на фоне распахнутых птичьих крыльев, стоял мраморный черно-зеленый трон. Он был вырезан искусными резчиками в виде переплетающихся ветвей, фигурных листьев и цветов Древа жизни. Сиденье трона было широким, с возможностью забраться туда с ногами и было заполнено разного цвета и вида подушками, в целом гармонирующих гаммой с обстановкой. Возле пустующего трона, на небольших креслах сидели братья Лейлы. Их было пятеро из оставшихся одиннадцати. Старшие братья Луций, Ленар, Ладо, Лисимах и самый младший Майло. Майло было всего сто пятьдесят шесть. По человеческим меркам он выглядел на восемнадцать. Лейла его видела в первый раз, впрочем, как и он ее. Он был высоким и статным. Как и все мужчины этрасски обладал развитым и крепким телосложением. Имел длинные темно-русые волосы, которые он собрал по-этрасскому обыкновению небольшой частью пучком на затылке и необычайно красивые, выразительные светло-карие глаза в обрамлении густых длинных ресниц. Она каким-то неведомым чутьем сразу поняла, что это он. Ланнет всегда очень заботился о Майло и отзывался в разговорах о нём тепло. Говорил ей, что парнишка растет очень умным, добрым и храбрым. А доброта в этой семье была редким даром. Мечтал, что они когда-нибудь наконец-то познакомятся. Майло лучезарно улыбнулся сестре и, нарушая протокол, встал к ней. На него зашикали братья, и он, опомнившись, вернулся на место. Керрол не подав виду на произошедшее, оглядев сидящих, ровным тоном обратился к ним: — Достопочтенные принцы Ливецдала, ваша сестра, принцесса Лейла Милори, хотела бы проститься с отцом. Старший из братьев, Луций встал и слегка склонив голову в почтении ответил: — Мы рады приветствовать тебя Всевеликий сын трех лун Фаэтона, Верховный жрец Луны Земли богославленный Керрол. Разумеется, наша сестра может проститься с нашим отцом. — завершив свою речь, Луций сделал пригласительный жест рукой, указывающий на каменную лестницу. Луций не удостоил сестру и взгляда. По лестницам они поднялись в коридоры дворца и прошли до личных покоев лорда Ливецдала. Керрол не стал входить в покои и высокомерно сдвинув брови, отправил внутрь Лейлу одну. Он сообщил ей, что вместе с Луцием будет прогуливаться на балконах, обсуждая важные политические дела. Миновав стоящую по бокам двери дворцовую стражу, и отцовский кабинет, Лейла зашла в его спальню. Там на огромной кровати из витиевато вырезанного ствола секвойи, с гербом клана в изголовье, среди богатых подушек и одеял, на пружинистом огромном матрасе, лежал немощный с серо-желтого цвета кожей лысый старик. Рядом с ним в отдалении находилось несколько мужчин лекарей, наблюдающих за состоянием умирающего. Лейла, набравшись мужества, подошла к кровати. Тусклые синие глаза старика поднялись на нее и лицо его на секунду озарилось благодушием. — Лейла, — послышался сиплый голос умирающего, и он потянул к ней сморщенную дрожащую руку. Он не был настолько стар, чтобы умирать естественной смертью. Его поразила риморская хворь. Римором по легенде было огромное чудовище с их родной планеты, которое уничтожило ее. Конечно, это стоило рассматривать всего лишь как легенду. В мире этрасски это было сродни раку. Эту болезнь они привезли с собой и болели ею исключительно этрасски. Она не была заразной, но также, как и рак, чаще всего приводила к летальному исходу. Причиной этой хвори называли жестокосердие и жажду мести, но более разумные этрасски, конечно, искали причину в генетике. Лейла, поборов свою нетерпимость и взращенное годами отвращение к отцу, взяла его за руку и села рядом. Это был уже далеко не тот человек, которого она оставила в своей памяти, настолько он был неузнаваем. Лорд жестом прогнал лекарей из комнаты и когда они ушли, он все еще держа ее за руку, вдруг прослезился и погладил ее другой рукой по щеке. — Ты не похожа на свою мать, — заговорил он слабо, — Ты похожа на меня. Такая же гордая и упрямая. Гордыня наша с тобой личная беда. Девушка молча внимала отцу, попутно прикидывая, как ей, чуть позже, разминуться с Керролом и сбежать. Она не любила отца. Он принес ей много боли и разочарований в жизни, и здесь, она была из своих личных соображений, нежели желания увидеть его таким. — Прости меня, Лейла, — продолжал старик и по его щекам текли слезы, — Я поставил своё счастье выше твоего. Не думай, что я никогда не жалел о том, что сделал. Я за это расплатился. Он тяжело дышал и было видно, как сложно ему даются слова. — Я должен рассказать тебе, — его жуткое желтое лицо, с впалыми глазами на обтянутой кожей черепушке и шелушащимися губами, смотрело на нее с нежностью, которой она никогда не видела ранее, — Твоя мать была одной из Старейшин. Старейшинам нельзя иметь детей, но она имела трех… И все мои… Майло ваш младший брат… Я назвал его по букве имени матери… Нарушил традицию… Твою маму звали Миррой. — Была она самой прекрасной из всех этрасски, которых я когда-либо видел в своей жизни. — шептали едва слышно его губы, — В Цитадель она пришла… в Совет старейшин из клана Уайтстар. Ты девочка, ты Запретное дитя, Лейла, и поэтому сила твоя велика… и поэтому ты с рождения носительница Духа Ночи… Ты та, кто должна оберегать Ворона… и пока ты будешь с Вороном — он будет бессмертен… Керрол знает об этом. Не верь ему. Он жаждет всеобъемлющей власти. Он хочет быть Вороном. Но он не знает, что Ворон был уже выбран Ночью и Луной… Это фатум. Он ненадолго замолчал, облизывая бледным языком сухие губы. Глаза его смотрели стеклянным безумием. — Я всего лишь хотел стать Старейшиной, чтобы быть рядом с твоей матерью… Но она умерла… Умерла в родах, — его голос задрожал, слезы текли ручьями по его желтушным щекам — Майло, единственный из вас троих похож на мать… У него глаза матери… С этими словами старый лорд закрыл глаза и замер. Несколько минут ничего не происходило. Лейла протянула пальцы и нащупала едва ощущаемый пульс. Видимо от напряжения, старый лорд просто уснул. Она положила его руку на кровать, встала и стала осматриваться. Информация была крайне интересной, но больше всего в данную секунду принцессу занимала возможность побега. Девушка вспомнила, что у отца из кабинета был отдельный выход на балкон, с которого он обычно делал объявления народу. Она стремглав побежала туда. Быстро раскрыв дверцы балкона, она выпустила крылья, выскочила наружу, вспрыгнула на перила и прыгнула. Взлетая высоко и уносясь прочь от всего этого ада. Опьяняющий дух свободы ворвался в ее сердце. Наконец-то! Ветер щекотал кожу щек и играл в волосах. Быстрее. Быстрее к горам. Керрол настиг ее стремительно, обогнал, и сбросившись сверху, ударил крыльями. Она потеряла ритм и сбившись, начала падать, заворачиваясь вихрями воздушных потоков волчком. Недалеко от верхушек деревьев и земли она была поймана Верховным жрецом в энергетический шар. В этом шаре, спустя двадцать минут, Керрол вернул ее обратно на землю, выпустив под барьер Цитадели.