В темных переулках люди водятся

      Ближе к восьми вечера Ваня становился всё более и более нервным, что не мог не заметить Людвиг, который собирался к себе домой. Вообще было сложно не заметить, как Брагинский поглядывал на телефон и постукивал пальцами по всем попавшимся поверхностям. — Ваня, что случилось? Всё же было хорошо, а сейчас вон какой мрачный, — Шульц надел верхнюю одежду и внимательно посмотрел Брагинскому в глаза. — Это потому что ты уходишь, — нервно улыбнулся Ваня, теребя рукава кофты.       Шульц молча смотрел на него, а после вздохнул и притянул юноша для объятий. Если тот не хочет рассказывать, то всегда можно попытаться успокоить. — Если что звони. Если вдруг я не возьму — звони Гилу. Я отвечу. Хорошо?       Ваня вздохнул и согласно качнул головой, обнимая мужчину. — Хорошо. Как скажешь.       Немец отпустил юношу и, улыбнувшись, вышел за дверь, а Брагинский мгновенно помрачнел и побледнел. У него было нехорошее предчувствие, которое он списывал на нервы, но которому всё же доверял.       Ваня взял телефон в руку, глянув на время, и начал собираться. Надев чёрную худи и единственные джинсы, накинув капюшон, юноша глянул на шкаф. Он не хотел, чтобы его случайно заметили, ведь дом Людвига совсем недалеко и он может о чём-то узнать, а потому Брагинский достал свой любимый, связанный Олей, шарф и намотал на шею, спрятав в нём лицо.       Ваня собрался быстро, но большую часть времени перед выходом просто стоял перед зеркалом, надеясь, что не выглядит подозрительно или что-то вроде того. Вздохнув и глянув в себе глаза, он прошептал какие то успокаивающие слова и, взяв ключи и закрыв дверь, вышел из квартиры.       Воздух на улице был тёплый, но холодный и порывистый ветер, развивающий его длинный шарф, пронизывал до костей, отчего Брагинский несколько раз пожалел, что не надел куртку. До отеля было полчаса ходьбы, а потому Ваня потянулся к карману за пачкой сигарет и зажигалкой, но той, как назло, не оказалось. Видимо оставил на балконе.       Решив, что раз это не поможет, то хотя бы музыку послушает, однако, собираясь на нервах и в некоторой спешке, Ваня забыл и наушники. Тихо выругавшись, он просто засунул руки в карманы и недовольно поплёлся к месту назначения, стараясь смотреть по сторонам только по необходимости, чтобы вновь не попасть под машину.

***

      Холл отеля был красивым, но простеньким, даже невзрачным. За стойкой находилась уставшая и явно замученная женщина, которая вяло глянула на него и уже собиралась что-то сказать, как пришла Аличе и махнула ей рукой. — Добрый вечер, — произнёс Ваня, стараясь не выглядеть напряженным. Девушка лишь глянула на него и недовольно скривила губы, после чего кивнула головой в сторону. — Вырядился-то как. Боишься, что Людвиг прознает? — Усмехнулась итальянка, — Правильно боишься.       Девушка вела его не к своему номеру, а к пожарной лестнице, отчего Брагинский мрачнел всё больше. — Я не понимаю… Почему мы пришли сюда?.. — Не хочу, чтобы подслушали, — легкомысленно отозвалась Аличе и повернулась к Ване. — Я надеюсь, ты понимаешь всю суть проблемы?       Брагинский закатил глаза и фыркнул. Проблемы-то никакой и не было, но девушка раздула из мухи слона. — Слушай, я не хочу ругаться. Тебе нравится Людвиг, да? Да. Мне нравится Людвиг. — Спокойно произнёс юноша, сложив руки на груди, — А кто из нас нравится ему? Правильно. Я. — Ваня оскалился и сузил глаза, смотря на поджавшую губы итальянку. — Да что ты можешь ему дать?! — Неожиданно взвидгнула Аличе, сжав маленькие кулачки, — У тебя ни денег, ни связей! Ты даже ребёнка ему не родишь!       Брагинский закатил глаза и отвёл взгляд, разглядывая ступеньки лестницы позади итальянки. — А ты родишь? — Внезапно спросил Ваня, подняв на неё взгляд. — Рожу, — гордо вскинув голову, заявилв она, — Я беременна, идиот. Бе-ре-мен-на. Людвиг — взрослый мужчина, которому рано или поздно понадобиться нормальная семья, а не глупый ущемлённый мальчишка, который не может справиться со своими проблемами. Может сейчас он и развлекается с тобой, но уйдёт ко мне, ибо я мать его ребёнка.       Девушка больше тараторила, нежели говорила, но Брагинский понимал каждое слово. И понимал, что это правда. — Подумай сам, стал бы он встречаться с таким ущербным, как ты? Нет. Он хоть говорил, что любит тебя? А мне говорил. Тогда, в ту ночь, — итальянка усмехнулась и немного подошла к юноше, после чего взяла его подбородок в свою руку, заставляя смотреть ей в глаза, — Он бросит тебя. Как бросают и все. — Заткнись! — Неожиданно вскричал Ваня и махнул рукой, отчего девушка вздрогнула и отступила. — То, что ты якобы беременна мне ничего не значит! Да будь у вас хоть несколько детей, я бы не отступился! — Брагинский подошёл к ней и с силой сжал её плечи, отчегл Аличе тихо вскрикнула, — Не смей больше появляться в нашей жизни, тварь. Ни ты, ни твой ребёнок! — Так же, как не появляются твои сёстры? — Ехидно спросила она, на что Ваня лишь сжал плечи сильнее и резко отпустил, немного толкнув. — Не смей о них говорить!       Однако девушка уже и не могла говорить. Она громко вскрикнула, пока летела вниз по лестнице, а Брагинский собственными ушами слышал как хрустят её ломающиеся кости.       Ваня просто стоял наверху лестницы, смотря как девушка падает, а после и лежит внизу в неестественной позе. Смотрела она прямо на него, а изо рта струилась струйка крови. Брагинский ощутил как трясутся его руки. Из руки же Аличе торчала кость, разорвавшая кожу. Ступня так же была повёрнута не в ту сторону.       Ваня надеялся на то, что сейчас она скажет хоть что-то, но итальянка продолжала лежать сломанной куклой внизу лестницы, а он наконец заметил, что у неё сломана шея. — О боже… — Лихорадочно прошептал Брагинский, смотря на свои руки, которыми сам же лично столкнул девушку, нет, беременную девушку с лестницы.       К глазам подкатывали слёзы, но всё, что смог сделать Ваня это лишь прошептать «прости» и сбежать через эту самую лестницу, держась за перила. Перед этим ему пришлось перешагнуть через тело Аличе и ему показалось, что её остекленевшие глаза смотрят ему вслед.       Юноша старался не бежать, чтобы не привлекать внимания, но в ушах всё ещё стоял крик девушки, а перед глазами её труп. — Идти домой нельзя… Найдут… Точно найдут… Господи… — Словно в бреду прошептал Ваня и быстрым шагом направился в парк. Аличе найдут не скоро. Мало кто ходит на пожарную лестницу, разве что работники покурить, но в потёмках сложно заметить тело. А значит есть время, чтобы успеть спрятаться.       Юноша всхлипнул и закрыл лицо руками, не волнуясь о редких людях. Он не мог поверить, что только что убил человека. Пусть и случайно, но убил. Даже двоих, а ведь ребёнок не был ни в чём виноват.       Ваня зашёл в самую глубь парка, не обращая внимания на покалывающие кончики пальцев, и сел на лавочку, смотря на свои руки. — Господи, что же я сделал… Что я натворил вообще?! — Срывающимся шепотом произнёс Ваня, чувствуя как по лицу стекают слёзы.       Он крупно дрожал, чувствуя как горло сдавливает спазмом. Дышать с каждой секундой было труднее и Ваня с тоской подумал о том, что сейчас не хватает Гилберта, который в прошлый раз так хорошо успокоил его истерику.       Но Гилберта нет. Нет и Людвига. Нет сестёр. Зато есть труп молодой девушки, лежащий на пролёте пожарной лестницы и смотрящий стеклянным взглядом куда-то вдаль. Это не та смерть, которой она бы хотела умереть. Никто бы не хотел умереть таким образом.       Ваня заскулил словно раненый щенок и сжал в руках волосы, вырывая их, в это же время прокусывая губу, отчего кровь заструилась по подбородку.       Юноша стёр её рукой, но, завидев на руках, вспомнил, как вытекала она из порванной костью руки Аличе, изо рта, и ощутил жуткую тошноту. — Ваня? Что ты здесь делаешь? — Послышался знакомый голос, но Брагинский не мог понять кто это. Из-за пелены слёз всё было размыто, а голова кружилась. — Вань?       Сморгнув слёзы, юноша увидел Шульца. — Чт… Как? Что ты тут делаешь? — Прошептал Ваня, понимая на сколько в компромитирующем виде находится: волосы взъерошены, руки, хоть и в своей, но крови, губа прокушена, а взгляд и вовсе полубезумный.       Кажется Людвиг это заметил, ибо мгновенно нахмурился и сел рядом. — Ваня, что случилось? — Ты… Ты не можешь быть тут… Ты же должен быть с Гилом д-дома… — Ваня начал немного покачиваться. Это не может быть совпадением. Не может. Брагинский достаточно далеко и от отеля и от дома босса, чтобы так просто встретиться с ним, к тому же в такое время. — Что происходит?! — Вскрикнул Ваня, на что Шульц сжал его руки, хмурясь. Юноша ощутил, что они были неожиданно тёплыми и даже горячими, не так как обычно, а потому дарили некоторое спокойствие. Ваня сжал их и посмотрел немцу в глаза. — Я… Я убил… Убил Аличе… Убил. Понимаешь?! Убил!       Людвиг продолжил безэмоционально сидеть, а его образ с каждой секундой становился всё более размытым от слёз. — Мне страшно… Я-я не хочу в тюрьму, Людвиг! Я… Я случайно… Я не хотел… — Всхлипнул он, прижимаясь к мужчине, который без слов принялся его поглаживать, — Людвиг… Людвиг скажи хоть что-то, умоляю! — Ты… Ты уверен, что она мертва? — Сглотнув ком в горле, наконец спросил Шульц, подавляя дрожь в руках. — Да! Конечно да! Она лежала там, на лестнице. У неё шея сломана, Людвиг! Шея! Она не дышала, не моргала!       Слёзы покатились по лицу с новой силой, а сам Ваня уже не мог сдерживать громких рыданий.       Это ни шло не в какое сравнение с болью от расставания. Да, было неприятно, но сейчас… Сейчас он просто не мог признаться самому себе, что убил девушку. Что она не вернётся в любом случае. Что её родственники, узнав о её смерти точно будут плакать. Что на похоронах все будут проклинать его. А Брагинский и сам проклинал себя. — Людвиг… Людвиг, прошу, скажи, ты любишь меня?! — Юноша сжал его плечи и немного встряхнул, отчего Шульц шумно вздохнул. — Я… — Людвиг! Умоляю, скажи! — Брагинский, безумно сверкая глазами, посмотрел на немца. — Тебе пора проснуться, Ваня.