(a love) a lantern in the dark

Едва ступив на землю, Бриенна ощущает невероятное облегчение. А когда она видит ожидающего их отца – величественно высокого, с широченными плечами, на нее обрушивается такая волна счастья и умиротворения, что Бриенна чуть не падает с ног. Селвин делает всего пять широких шагов и заключает ее в объятья, приподнимая над землей. Бриенна так скучала по этому ощущению – когда ее обнимает кто-то настолько большой, что ей сразу становится уютно и безопасно. Он ставит ее на землю и берет ее лицо в одетые в перчатки ладони. – Бриенна. Впервые за долгие месяцы Бриенна расплывается в улыбке. Ее отец, единственный человек, никогда не видевший в ней изъянов, улыбается ей в ответ, и его немолодое лицо обретает сотню знакомых черт – вышитый гобелен ее детства. Глаза наполняются слезами. – Отец. Она обнимает его снова, пряча лицо на его широкой груди. Его кожаный дублет пахнет домом – дымом каминов, пряностью подогретого вина и вечным смутным запахом моря, которым пропитан каждый житель Вечернего Чертога. Собравшись наконец, она отстраняется и оглядывается на стоящего позади нее Джейме. По ее безмолвному сигналу Джейме приближается. Бриенна делает полшага назад, чтобы встать с ним рядом в знак поддержки – которая понадобится им обоим. – Отец, – она указывает на Джейме, – это мой муж, Джейме Ланнистер. – Лорд Тарт, – Джейме почтительно склоняет голову. – Рад наконец встретиться с вами. – На его устах играет знакомая улыбка – обаятельная, любезная. И притворная. Бриенна видит, как натянуты уголки его рта и напряжены глаза. – Хм. – Селвин оглядывает Джейме с ног до головы. Ростом Джейме доходит ему лишь до плеча, и Бриенне отчего-то приятно, что Джейме по сравнению с отцом выглядит невысоким. – Идемте, нас ожидает пир, – говорит Селвин и шагает к ведущей в замок насыпи. – Отец, – возражает Бриенна, и он оборачивается к ней. – Обед, Бриенна. – Его тон звучит отечески, в нем слышится не то чтобы укор, скорее годы оставленных без внимания протестов. – Только для нас троих, если тебе угодно. Бриенне ничего не остается, кроме как последовать за отцом вверх по склону. Джейме идет с ней рядом. -- Как и было обещано, за столом их лишь трое, а еды столько, сколько Бриенна не видела долгие годы – с тех пор, как покинула Тарт. За последнюю неделю мучившая ее всю дорогу тошнота значительно уменьшилась, но Бриенна все равно кладет на тарелку только немного мяса, сыра, намазанного маслом хлеба и зимних фруктов. Если отец что-то и замечает, то, к счастью, ничего не говорит. Однако вскоре начинает казаться, что его вообще не тянет разговаривать. Будучи и так немногословным, в присутствии Джейме он словно совсем потерял охоту к беседам. Джейме старается. Обед он начинает с широкой улыбки и веселых историй. В этот момент ничто в нем не напоминает о пережитой войне. Разве что тронутые сединой волосы и последний, уже бледно-желтый, синяк на щеке. Бриенна думала, что постепенно гаснущая улыбка и становящийся все напряженнее заискивающий тон принесут ей больше удовольствия, однако вместо этого к концу трапезы ее недовольство обоими мужчинами доходит до предела. Селвин машет одному из стоящих у двери слуг. – Каллин, покажи мужу моей дочери их покои, пожалуйста. – Бриенна встает было, чтобы идти следом, но Селвин ее останавливает. – На пару слов, Бриенна, прежде чем ты отправишься к себе. Он говорит это таким тоном, что Бриенне стоит бы разозлиться: она уже не ребенок, чтобы ею командовать! Однако она не спорит с отцом. Она снова садится, а Джейме поднимается, чтобы уйти за Каллином. – Благодарю за гостеприимство, лорд Тарт. – Он кивает Селвину. Повернувшись к Бриенне, Джейме медлит. Она видит, что поведение ее отца выбило его из колеи. Стараясь не думать о повисшем напряжении, она мягко говорит ему: – Я скоро приду, Джейме. Он улыбается ей в ответ, и тепло и нежность, озарившие его лицо, кажутся ей пощечиной. Он берет ее ладонь в свою, подносит к губам и прижимает к ним костяшки ее пальцев. Бриенна сжимает его пальцы своими, и мягкий жар его рта обжигает ее холодную кожу, как головня. От того, чтобы отшатнуться, ее удерживает лишь его взгляд, просящий «пусть все выглядит взаправду». Бриенна провожает Джейме глазами и, когда дверь за ним тихо закрывается, остается наедине со своим отцом впервые за почти десять лет. Она переводит на него взгляд и обнаруживает, что он смотрит на нее так, как может смотреть лишь родитель. – Значит, – Селвин откидывается на спинку стула, складывая руки на животе, – моя дочь нашла себе мужа. От его тона Бриенна вспыхивает. – Отец... – Вообрази мое удивление, – перебивает он, – когда ко мне прилетел ворон с новостями о твоем скором прибытии вместе с мужем, о котором ты ни разу не потрудилась упомянуть, обладающим самой дурной репутацией во всем Вестеросе. Моя дочь – оказывается, носящая теперь титул рыцаря Семи Королевств – притаскивает домой клятвопреступника и изменника из практически уничтоженной – за исключением одного развратного и пьющего предателя-брата – семьи. Бриенна вздрагивает и пунцовеет еще сильнее. В голосе отца нет жестокости, даже осуждения почти нет. Он обеспокоен, сбит с толку, возможно, раздражен, но не ожесточен. А Бриенна достаточно натерпелась жестокости, чтобы уметь ее распознать. И тем не менее она ощущает, что глаза наполняются ненавистными слезами, ее накрывает стыдом от ситуации, в которой она очутилась. Она так устала плакать, за два прошедших месяца плакала чаще, чем за два прошедших десятилетия, потеряв из-за беременности с таким трудом обретенный контроль над эмоциями. Она открывает рот, чтобы ответить, но никак не может подобрать слов, чтобы все объяснить. Вместо этого у нее опрометчиво вырывается: – Я беременна. На лице отца написан такой шок, что впору бы рассмеяться – если б не обстоятельства. – Он что... – Нет! – Бриенна выпрямляется и подается вперед. – Нет. – Это не совсем правда, но то, о чем подумал отец, не правда тоже. Истина где-то посередине. Она не считает, что Джейме хотел лишь развлечься с ней, да и сказать, что она купилась на красивые слова, нельзя: в искусстве соблазнения Джейме недалеко ушел от Тормунда Великаньей смерти. Нет, Бриенна вступила в эти отношения по своей собственной воле. То, что в результате Джейме чуть не погиб под грудой камней, оставив ее с растущим в чреве бастардом, она решает пока не уточнять. – Ты читал мое письмо. – Бриенна глубоко вдыхает, успокаиваясь. – Когда Джейме пришел в Винтерфелл, чтобы сражаться за Старков, мы сблизились. После битвы нам обоим казалось глупым отрицать свои чувства. – Эта полуправда была тщательно продумана. Санса прочитала ее письмо перед отправкой, отметила слабые места, рассказывая о которых при личной встрече, Бриенна могла бы запнуться, и ненавязчиво предложила такую версию событий, из которой отец смог бы сделать свои выводы. – Ребенок… – Она замолкает, опуская взгляд на живот, изменения которого по-прежнему не заметны никому, кроме нее самой. – Ребенок был незапланированным. Мы совсем не собирались заводить детей посреди войны. Но... Лицо Селвина как-то теплеет, сразу становясь привычным и отеческим. – Я лишь беспокоюсь. – Он накрывает руку Бриенны своей, и ее ладонь полностью скрывается под отцовской. – Горячность тебе не свойственна. Ни один мужчина раньше не привлекал твоего внимания. Ты их, кажется, презирала. – И они отвечали мне взаимностью. – Так или иначе, получить спустя месяцы ворона с посланием, что моя дочь не только впопыхах вышла замуж в самом разгаре войны, но и что ее новоиспеченный муж, насколько всем известно, был на вражеской стороне… – Селвин тяжело вздыхает. – Скажи, какой отец не заподозрил бы, что произошло нечто ужасное? Нечто ужасное и впрямь произошло, но не то, о чем думает Селвин. Бриенна не может допустить, чтобы ее отец с первой же минуты невзлюбил Джейме. Сама она будет злиться на него. Это ее проблема, что она наивно поверила, будто может что-то делать лишь ради удовольствия. Мысль рассказать отцу, что весь ее здравый смысл смыло волной охватившей ее смеси похоти, любви и доверия, она отвергает сразу: слишком уж это неловко. Нет, лучше ему не знать. Незачем лишний раз настраивать его против Джейме – ее мужа и отца ее ребенка, достаточно и того, что отец и так о нем знает: что он нарушал клятвы, спал с собственной сестрой и был отцом ее детей. – Что ж. – Селвин снова откидывается на спинку стула, и на его лице наконец появляется широкая и сияющая улыбка. – Не буду лгать, стать дедом… Я беспокоился, что такая возможность мне никогда не представится, и очень рад, что ошибался. – Я и сама удивлена, – бормочет Бриенна. – Все никак не привыкну. – Могу себе представить. – С этими словами Селвин поднимается из-за стола, кладет руку Бриенне на макушку и гладит по волосам – точно так же он делал, когда она была маленькой и нуждалась в утешении. – Отдыхай. Я помню беременности твоей матери, тебе нужно отдыхать побольше. -- Бриенне не хочется ничего сильнее, чем побыть одной в своей старой спальне. Свернуться бы под тяжелыми одеялами с нагретым камнем в ногах под потрескивание огня в камине. Но ведь у них с Джейме брак по любви, а значит, им придется делить ложе, и на одиночество она едва ли сможет рассчитывать. Попросить отдельную спальню тоже не получится: она же уже беременна, и это покажется странным, а Бриенна не хочет лишних вопросов. Она входит в спальню в тот момент, когда он пытается – опять – развязать узел на вороте. Бриенна мимолетно удивляется: он же справлялся как-то с узлами все эти годы, а теперь вдруг оказался не в состоянии самостоятельно раздеться. Возможно, он возился дольше, или ему помогал оруженосец, или он отвык за то время, что они были вместе. Так или иначе, она – неожиданно для себя самой – подходит и отталкивает его руки. Сердце стучит от того, насколько это ей знакомо – когда-то она каждый вечер слой за слоем снимала с него одежду. Только в этот раз она не медлит, не дотрагивается костяшками пальцев до теплой кожи его горла, не распускает завязки и не снимает рубаху с него через голову – только развязывает узел и сразу же отстраняется, отворачивается, приступая к собственным завязкам и лишь кивая в ответ на его тихое «спасибо». Повернувшись вновь, она обнаруживает, что Джейме уже лежит в кровати, спиной к ней. Она ныряет под одеяла с ним рядом и молится Семерым о сне. -- Бриенна просыпается резко, сердце дико стучит в груди, рука нащупывает меч, которого больше нет на привычном месте у кровати. Спросонья она не сразу понимает, что ее разбудило. Лежащий рядом Джейме издает какие-то звуки, нечто среднее между бессвязной мольбой и полузадушенными воплями. Бриенна на миг застывает, глядя, как его руки вцепляются в простыню, а ноги беспокойно дергаются под одеялом. Наконец ей надоедает на это смотреть, и она дотрагивается до него. – Джейме, – шепчет она, легонько толкая его в плечо. Он не отвечает, только издает какое-то хныканье, зарываясь лицом в подушку. – Джейме. – Теперь она трясет его, пальцами сжимая предплечье. Джейме просыпается и хватает ртом воздух, широко распахнутые глаза безумно обшаривают комнату, пока не встречаются с Бриенниными. Тогда его лицо становится спокойнее, грудь поднимается и опускается в такт глубокому дыханию, и напряжение постепенно покидает его тело. – Ты в порядке? – Нет, – трясет головой Джейме и тут же исправляется, – да. – Он вырывает руку из ее пальцев и встает с постели, проводя ладонью по волосам и вытирая пот с лица. Потом он смотрит на Бриенну, и у нее перехватывает дыхание от дикого отчаяния в его взгляде. – Не знаю. Бриенна знает, что теперь перед ней встает выбор. Она может сказать, что ей очень жаль, и лечь обратно – пусть сам разбирается с тем, что так его перепугало. Но этот вариант она всерьез не рассматривает. Бриенна садится прямо и велит себе быть спокойной и расслабленной. – Что тебе приснилось? – Ты. У Бриенны отвисает челюсть, рот округляется в удивленное «о». Она ожидала чего угодно, но не того, что снилась ему она. На мгновение ее это даже задевает: насколько же сон о ней был ужасен, раз от ее прикосновения он аж вскочил с постели. Ей вдруг становится обидно, и, должно быть, это отражается у нее на лице, потому что из безумного выражение Джейме превращается в томящееся – такое, каким оно всегда бывало, когда он собирался ее коснуться. – Мне снилось… – он запинается, на миг прикрывая глаза, и вздрагивает, словно сон нанес ему физическую рану. – Мне снилось, что это была ты. – Что я была что? – Что это тебя я убил. Услышать такое – словно с размаха рухнуть на твердую землю. – Я тебя чувствовал. – Джейме трясет головой, будто пытаясь избавиться от стоящей перед глазами картины. – Слышал, как ты пыталась вдохнуть, видел, как твое лицо стало отчаянным и красным, а затем – печальным. Я чувствовал, как твое дыхание остановилось. – Последнюю фразу он произносит практически шепотом. Глаза у него крепко зажмурены. Бриенна хочет дотронуться до него, взять его лицо в ладони, как раньше. Но она застыла на месте, прикованная бременем его слов к постели. Она знает, что этот сон – больше, чем просто воспоминание о произошедшем в Красном Замке, знает, что его подсознание вложило ее горло в его руки, заставив убить ее и их ребенка. Бриенне становится нехорошо. Не оттого, что она думает, будто он мог бы так поступить с ней, но оттого, что ему уже приходилось так поступать – с той, кого он любил. – Прости, – говорит Джейме, когда молчание стало неловко затягиваться. – Не надо было рассказывать. – Нет, – шепчет Бриенна, и даже этот звук громом отдается в ее ушах. – Ничего. Ты… – Она вцепляется в одеяло, все еще прикрывающее колени, и костяшки пальцев у нее белеют. – Ты хочешь поговорить о том, что произошло? – Я не могу просить тебя об этом. – Ты не просил. – Бриенна прислоняется спиной к подушкам. – Я сама предложила. Джейме медлит, все еще выглядя неуверенно. – Сядь, – предлагает Бриенна, жестом указывая на остывающее место, где он спал. Джейме садится на кровать, спиной так же прислоняясь к подушкам, а затылком упираясь в каменную стену. Бриенна ждет. Всю свою жизнь она была терпелива: приходилось. Женщины вроде нее не вправе требовать. Когда он наконец заговаривает, голос у него слабый и неровный. Он смотрит только на свои колени, сжимая и разжимая кулак. – Бронн явился в Винтерфелл. – Бриенна подавляет порыв переспросить, удивленная, что он не говорил об этом раньше. – Серсея послала его убить меня и Тириона. Он сказал, что не станет этого делать, если мы заплатим ему больше, чем она. Потом сказал, что думает, будто у Серсеи нет ни единого шанса, пока у Дейенерис есть драконы. – Он переводит взгляд на Бриеннины ноги, словно посмотреть ей в лицо не осмеливается. – Когда Сансе прислали ворона, когда я узнал, что Серсея уже убила одного дракона... Джейме наконец поднимает на нее глаза – бездонные колодцы боли, которая тут же отзывается в ее собственной груди. – У меня не было выбора. – Тон у него умоляющий, будто он снова хочет, чтобы она просто поняла его. – Только я мог подобраться к Серсее. Я не мог позволить ей победить. Я думал, она уничтожит все и вся. Она была безумна. Давно была – а я не видел этого или не желал видеть. Теперь и не знаю. Я нашел ее в Красном Замке, в башне – она смотрела на сражавшихся внизу солдат. У нее было такое удовлетворенное лицо – она улыбалась, глядя, как гибнут люди. Когда она обернулась и увидела меня, то удивилась. Может, даже была довольна. Она позвала меня по имени, и я подошел к ней, как подходил всегда. Она погладила меня по щеке и сказала: «Я знала, что ты придешь ко мне». Ее голос звучал уверенно, но в глазах был какой-то холод, словно я – ее собственность, очередная вещь, которую она завоевала и присвоила. Я прижал ее к себе, взял рукой за горло и душил, пока она не умерла. Джейме морщит лицо, по щеке скатывается слеза. – Потом все заполыхало, – продолжает он. – Я увидел, что к башне летит дракон, и побежал. Я просто бросил ее там. Я знал, что она мертва, но оставил ее тело, и оно сгорело. – Только тогда Джейме отводит взгляд. – Остальное ты знаешь. Я был в шоке, что выжил, потом увидел тебя и решил, что, наверное, все-таки умер. Но потом ты до меня дотронулась. И ударила. – Джейме. – Бриенна ждет, пока он не посмотрит на нее опять, боль в его глазах сменяется опустошением и смирением на грани с самодовольством. – Мне очень жаль. Ты не видел другого выхода. Джейме кивает. – Но я убил свою сестру, свою любовницу, мать своих детей. Я убил своего нерожденного ребенка. Ради чего? И мой единственный благородный поступок был растоптан очередным безумным Таргариеном, сделавшим из города и горожан растопку. Бриенне хочется даже, чтобы в его голосе были горечь, злость или печаль, но вместо этого Джейме говорит отстраненно, словно он больше не в силах переживать эти эмоции. Она не представляет, что сказать, как вытащить его из этого круговорота боли. – Ты заслуживаешь кого-то лучше меня. Если бы я был лучше... – Я выбрала тебя. – Выбрала ли бы ты, если бы знала, как все обернется? Она не может сказать нет. Врать она не станет: они все еще пожинают разрушительные плоды одной лжи. – Я не знаю. – Она с удивлением обнаруживает, что его плечи и губы облегченно расслабляются. Бриенна понимает: он ждал, что будет отвергнут. Но их отношения никогда не были простыми. Простого ответа здесь быть не могло. – Я понимаю, ты думал, будто поступаешь правильно. Я сопереживаю твоей боли, и мне правда очень жаль. Но ты растоптал мое доверие. – Она не говорит «сердце», но подозревает, что он понял это и так. – Я думал, если ты станешь меня ненавидеть, тебе будет не так тяжело, когда я умру. С языка едва не срывается, что она никогда не смогла бы ненавидеть его. Даже когда Бриенне кажется, что она его ненавидит, это чувство переплетается с любовью такой глубины, которую она никогда ни к кому не испытывала. Но если она скажет ему, раскроет свои чувства и снова даст над собой власть… нет. Она не может снова подпустить его так близко, не может позволить снова ранить себя. Бриенна не знает, как будет справляться с болью, когда такое произойдет вновь. – Ты ошибался. – Такое признание она может себе позволить. Он всматривается в ее лицо в поисках какого-то знака, который дал бы ему повод надеяться. – Нужно поспать. Завтра много дел. – Конечно. Она снова ложится, свернувшись калачиком, и пытается привести мысли в порядок. На этот раз они лежат друг к другу лицом. Он закрывает глаза первым. Бриенна наблюдает, как постепенно расслабляются его мышцы, дыхание становится глубже, напряжение покидает лицо. Его откровение тяжелым камнем лежит у нее на сердце. Она пытается представить, как поступила бы на его месте, если бы кто-то, кого она любила всю жизнь, сошел с ума, и она была бы единственной способной его остановить. Она представляет Джейме – что, если бы ей пришлось наблюдать, как он уничтожает все вокруг, – и мысль пронзить его мечом или задушить кажется совершенно нереальной. Она закрывает глаза и отворачивается, надеясь, что не видя его лица, она перестанет хотеть прикоснуться к нему – чтобы утешить его или утешиться самой. Засыпает она не сразу.