(a love) a lantern in the dark

Последний раз подобную тревогу Джейме испытывал только в далеком детстве, когда отец вызывал его в свой кабинет. По сути дела, мало что поменялось. Приглашение от лорда Селвина ему передали вскоре после обеда. Джейме и представить не может, о чем тот хочет с ним поговорить. С тех пор, как Джейме прибыл на Тарт, они ни разу не говорили с глазу на глаз. Когда Джейме входит в комнату, Селвин сидит за массивным столом и в ответ на его низкий поклон и почтительное «Лорд Тарт» лишь приподнимает бровь. – Садитесь, – говорит Селвин, кивая на стоящий у стола стул. Джейме машинально подчиняется. Он изо всех сил старается не выказывать беспокойства, но это удается ему с трудом; в комнате висит тяжелая тишина. Селвин даже не смотрит на него, дописывая что-то на свитке бумаги. Джейме размышляет, не пытаются ли его запугать специально – так или иначе, это срабатывает. Затем Селвин поднимает на него взгляд – способный вселить страх Неведомого в целый Вестерос. Наконец Селвин нарушает тишину. – Этим утром у меня состоялся интересный разговор с дочерью. Джейме белеет. Ему кажется, что в глазах Селвина мелькает огонек – непонятно только, злорадный или веселый. – Могу я узнать, о чем шла речь? – Я поделился с Бриенной своими наблюдениями о ваших отношениях. – Селвин откидывается на спинку стула, обхватывая предплечья ладонями. – Я высказал сомнения в том, что ваш брак был заключен по любви. – Сир, – начинает Джейме, но Селвин перебивает его. – Возможно, весь мир считает мою дочь твердой и жесткой, но я знаю ее с самого рождения. – Даже Джейме видит, насколько глубока любовь Селвина к единственной дочери. – Она самая мягкая и добрая из женщин. А главное – самая никудышная врунья во всем Вестеросе. – Если бы Джейме не переживал сейчас так за свою жизнь, он бы рассмеялся над точностью этой фразы. – Я спросил, не пришлось ли ей заключить этот брак по расчету или по принуждению. Ох, думает Джейме, какая жалость: кажется, я избежал неминуемой гибели в бесчисленных битвах только чтобы быть обезглавленным в кабинете собственного тестя. Очевидно, осознание скорой кончины отражается на его лице, потому что к блеску в глазах Селвина добавляется усмешка на губах. – Что ж, если до этого у меня были сомнения, что за череда событий привела вас к этому браку, выражение вашего лица окончательно их развеяло. Джейме не склонен краснеть, это Бриеннин удел, и все же он ощущает, как к лицу приливает кровь. Долго же он не был при дворе, раз простая беседа так обезоруживает его. – Ох, да отдышитесь вы, – говорит Селвин, закатывая глаза. – И обретите заодно дар речи. – Я не насиловал Бриенну, – наконец говорит Джейме странно громким и сиплым голосом. – Я тоже так подумал, – Селвин явно находит эту мысль забавной. – Держу пари, даже будь у вас в два раза больше рук, она сравнилась бы с вами по силе. Нет, моя дочь все подробно мне объяснила. Джейме несколько десятилетий не чувствовал себя настолько неуверенно – даже когда стоял перед Драконьей Королевой. – Для человека, некогда знаменитого своим остроумием, вы удивительно молчаливы, – говорит Селвин. – Сир, – снова начинает Джейме, стараясь подобрать правильные слова. – И представить не могу, что именно из всего того, что произошло между нами, рассказала вам Бриенна. Однако уверяю вас: я люблю ее. – А Бриенна об этом знает? Джейме с трудом сглатывает, осознавая, что если бы этот разговор состоялся хотя бы на пару недель раньше, он ответил бы с большей уверенностью – и, конечно, ошибся бы. – Я думал, что она знает, – Джейме заставляет себя посмотреть Селвину в глаза. – Однако недавно я понял, что это не совсем так. – Селвин сохраняет непроницаемое выражение лица. – Я хочу, чтобы она больше никогда не сомневалась в этом. Что-то в лице Селвина меняется – оно не то чтобы смягчается, но Джейме кажется, что он читает на нем понимание. – Сделайте так, чтобы она не сомневалась. Джейме понимает, что разговор окончен. -- Джейме не может отвести от нее глаз. Когда она входит комнату, он чувствует себя летящим на огонь мотыльком. Что-то неуловимо поменялось. Теперь она знает, что он был искренен в своих свадебных клятвах, знает, что он к ней чувствует. Ему слишком легко забыть, что Бриенна не походит на остальных женщин – не походит на Серсею – и она никогда бы не осмелилась предположить, что он полюбит ее. Что хоть кто-то на самом деле полюбит ее. Осознание того, что он все испортил прежде, чем она собственно узнала об этом, останется с Джейме навсегда. Теперь, когда он просыпается по утрам, Бриенна всегда лежит к нему лицом – может, и она тоже чувствует себя мотыльком. Потребность быть к ней ближе все труднее и труднее игнорировать. В иные утра он едва сдерживается от того, чтобы прижать ее к себе в отчаянии. Тогда он уходит, даже не проведя пальцами по ее щеке. Этого ему не хватит. Джейме наблюдает, как она не отрываясь смотрит на тренирующихся внизу во дворе сквайров. Он видит, что ей не сидится на месте, хотя ее живот уже так расцвел от растущего внутри ребенка, что теперь это заметно всем. Джейме никогда не позволялось собственническое поведение, так что теперь в нем горит радость от осознания: все видят, что она носит его ребенка; он не гордится тем фактом, что в голове у него стучит непрекращающееся «мое мое мое», но и не отрицает его. Джейме точно знает, в какой именно момент она ощущает его присутствие: мышцы плеч и шеи у нее слегка напружиниваются – это не напряжение, скорее бдительность опытного и осторожного воина. Он подходит и останавливается с ней рядом; когда сир Гудвин отдает сквайрам приказы, на ее губах появляется такая ностальгическая улыбка, что Джейме невыносимо хочется, чтобы она была адресована ему. – Доброе утро, – здоровается он. Она отвечает, даже не посмотрев на него. Раньше мгновения молчания между ними терзали, как колючки на розовом кусте. Однако этот момент вполне мирный, словно Бриенне больше не приходится готовиться к новым ударам. Она наблюдает за тренировкой, и Джейме читает в ее глазах глубокую зависть. Такой взгляд ему прекрасно знаком – он так же чувствовал себя, когда лишился руки и думал, что больше никогда не сможет взять меч. И все же взял, а ей и вовсе незачем так маяться. Особенно когда есть очень простое решение. – Сразись со мной. – Что? – Ее лицо настолько растерянное, что Джейме едва удерживается от смеха. Однако дразнящую улыбку ему удержать не удается. Бриеннин рот немедленно сжимается в упрямую линию, от которой по всему его телу прокатывается волна узнавания. – Я прошу тебя сразиться со мной. – Он проговаривает каждое слово так, будто она не расслышала его с первого раза, и знает, что она немедленно рассердится, а глаза у нее заполыхают. – Я не могу сражаться. – Почему нет? – Джейме наклоняет голову, напуская на себя вид «глупейшего Ланнистера». – Ты что теперь, безногая или безрукая? – Не говори ерунды! Вот она. Вот его Бриенна. Чистое, неподдельное раздражение, не замутненное болью и гневом. – Я и не говорю. Ты вполне можешь со мной сразиться. – Джейме. – Она кидает на него взгляд, который должен поставить его на место и облагоразумить. – Я беременна. Это предложение – всего два слова – пронзает его, словно стрела. Тот факт, что Бриенна беременна – его ребенком, и все знают, что ребенок от него – и так никогда не выходит у него из головы, но от того, насколько просто это сделалось частью их жизни, Джейме чувствует нечто сильнее, чем радость, нечто необъятное, что и словами не передать. – Да, я заметил. Ее лицо немедленно смягчается, и она спокойно объясняет: – Не знаю, почему ты никак не поймешь. Я не могу подвергать себя риску. От этого его тоже распирает: она старается не навредить ребенку, хотя ей ужасно хочется заняться привычным делом. Джейме знает, что может дать ей это – если только она ему доверится. – Ты мне доверяешь? Бриенна смотрит на него так, словно он дал ей пощечину. Она уже не окутана защитным плащом гнева, который носила долгие недели, – теперь в ее взгляде что-то мягче и печальней, что-то умоляющее его не заставлять ее отвечать. Он понимает. Хоть это обжигает его досадой, он понимает. – Ты доверяешь, что я не наврежу ребенку? – Да, конечно, – горячо и решительно отвечает она. – Тогда сразись со мной. – Бриенна уже открывает рот, чтобы возразить, на ее лице так и читается несогласие. Джейме поднимает руку, не давая ей сказать. – Для начала слегка. Я скучаю по мечу в руке, и если быть совсем откровенным, не хотел бы выставлять себя дураком перед тартскими солдатами. Я все-таки твой лорд-муж, роль придворного шута мне не очень подойдет. Обещаю. Будем сражаться, как самые зеленые сквайры. Ничего опасного. Когда она соглашается, ему едва удается сдержать свое счастье внутри и не кинуться ее обнимать в надежде, что она ощутит его чувства, как солнечный свет. -- Джейме следует за Бриенной по тартским скалистым холмам и пологим склонам. Он не уверен, что видел в жизни что-нибудь живописнее Тарта. Омывающие его воды и впрямь цвета сапфиров, но о том, что травы здесь изумрудные, а камни – аспидные, никто не упоминал, как и о пенистых водопадах, обрушивающихся в пруды. Джейме не знает, отчего ему так легко и свободно – от того ли, что настал мир, или просто от того, насколько на острове красивее, чем на континенте, но это не особо волнует его, и он полной грудью вдыхает влажный свежий запах покрытого росой мха. Бриенна шагает по острову с легкостью человека, который всю жизнь прочесывал эти земли, запоминая каждый уголок и укромное местечко с восторгом предоставленного самому себе ребенка. Наконец она останавливается. Когда она поворачивается к нему, лицо у нее порозовело от нагрузки, ветер – который, кажется, не покидает Тарта – треплет светлые волосы. Бриенна выглядит такой умиротворенной и довольной собой и этим местом, что, видимо, даже его присутствие не портит ей удовольствия. Джейме передает ей турнирный меч и смотрит, как она крутит им, взвешивая в руке и проверяя балансировку. С мечом она выглядит увереннее – даже движения немедленно меняются, становясь непринужденнее и грациознее. Встречаясь с ним взглядом, она улыбается. Словно по велению некоей высшей силы они немедленно становятся в боевые позиции. Он легонько ударяет своим мечом по ее – одновременно примеряясь и поддразнивая. Бриенна реагирует немедленно, точно так, как он и ожидал: упрямо стискивает зубы и ударяет в ответ в десять раз сильнее. Они сражаются – пожалуй, рьянее, чем он предполагал, – но жар в мышцах, быстрый стук сердца и бурлящая между ними энергия затмевают все прежние ожидания. Есть лишь она. Плавность ее движений, сила каждого удара, ярость на лице – все вместе превращается в женщину, которую он любит до глубины души. Он мог бы сражаться с ней, пока не обратится прахом, – но и тогда ему было бы мало. И вдруг Бриенна останавливается. Застыв на месте с выражением лица, которое он не вполне может прочитать, она роняет руку на живот. Джейме чувствует себя так, словно его окунули в ледяную прорубь где-нибудь за стеной, от шока и паники немея всем телом – от лица до пальцев на ногах. – Бриенна? – Она смотрит на него, все еще держась рукой за круглый живот. Он наконец велит ногам двигаться, отшвыривает меч в сторону, в мыслях лишь – кинуться к ней, помочь, все исправить. – Что такое? Ты в порядке? – Ребенок… – Голос у нее дрожит. – С ним все в порядке? – Такого страха он не испытывал никогда. – Боги, надо было послушаться тебя. Я позову мейстера, он... – Джейме. – Бриеннин твердый голос доносится до него сквозь грохот сердца и все учащающееся дыхание. Он смотрит на нее и не находит в ее глазах ужаса, скорее изумление. – Все хорошо. Ребенок шевельнулся. Я почувствовала, как он шевелится. Охвативший его страх тут же сменяется чем-то другим – головокружительным и гораздо более сильным, чем радость. Это происходит внезапно и моментально – пробравшую до костей жуть смывает волной облегчения, счастья, волнения и предвкушения разом. Джейме немедленно тянет к ней руку, но останавливается, не успевая дотронуться. – Можно? – спрашивает он, слыша собственный голос словно издалека. Вместо ответа Бриенна берет его руку, сжимая шершавыми пальцами его ладонь, и притягивает к своему животу. Она прижимает его ладонь прямо над впадиной пупка и удерживает ее там. Он придвигается ближе, словно притянутый за ниточку, протянутую между его сердцем и ребенком, который наконец потребовал от родителей внимания. Джейме большим пальцем поглаживает ее натянутые мышцы, сдерживаясь, чтобы вслух не попросить ребенка шевельнуться снова. Он слышит, что у нее перехватывает дыхание. – Ты почувствовал? – Ее голос звучит ближе, чем он ожидал, и от этого по спине бегут мурашки. – Нет, – просто отвечает он. Он пока ничего не чувствует, зная, что это ощущается далеко не сразу, если память не подводит его, однако того, что сама Бриенна чувствует, как пинается и пихается ребенок, уже достаточно, чтобы ощутить небывалую легкость – впервые за многие годы. И ребенок – ну конечно, это же их ребенок – дал знать о себе как раз тогда, когда родители раз за разом скрещивали клинки. Джейме вздрагивает, когда вторая рука Бриенны опускается на его щеку. Он встречается с ней взглядом, в котором читается нечто, что он не решается назвать, а она поглаживает большим пальцем его жесткую бороду. Джейме не знает, чего он ожидал и ожидал ли вообще, но когда она придвигается и целует его, он так удивляется, что на миг даже застывает. Но лишь на миг. Джейме приникает к ней, словно она – оазис в пустыне, по которой он скитался целую вечность. Он наслаждается ее знакомым теплом, ее запахом после тренировки, мягкостью ее руки, все еще накрывающей его руку на ее животе. Он шевелит пальцами, переплетая их с Бриенниными, так, будто они одновременно касаются и ребенка, и друг друга. Джейме слегка надавливает языком на ее нижнюю губу – по привычке, сложившейся за все те бессчетные разы, что их губы встречались. Она открывается ему легко, как и всегда, и от знакомого вкуса на языке он мог бы упасть на колени, если бы не стоящая рядом Бриенна. Он ласкает ее язык своим, и она всхлипывает, и тогда Джейме обрывает поцелуй – исключительно силой воли, чтобы не быть слишком настойчивым и не испортить прекрасный момент. Он прислоняется лбом к ее виску, ко все еще влажным волосам, целует ее порозовевшую щеку и шепчет: – Спасибо. Бриенна ничего не отвечает, но пожимает его пальцы и не отстраняется. -- Джейме знает, что надоедает Бриенне. Раздражение написано на ее лице широкими мазками. Это было очевидно и до того, как он ощутил, что ребенок шевелится, но после... Чувствовать, как ребенок пинается и толкается под его рукой – поразительно. Не то чтобы он не осознавал, что ребенок и впрямь существует, он прекрасно видел, как Бриеннино тело меняется с каждым днем, но когда она разрешила до себя дотронуться, происходящее стало еще реальнее. Осознание, что скоро он сможет взять ребенка на руки, обрушилось на него волной. Он надеется, что ребенок будет похож на Бриенну и унаследует ее огромные голубые глаза, светлые волосы, доброту и честь. Он надеется, что в ребенке не будет той тьмы, которая стала частью его самого. -- Джейме наблюдает, как Бриенна снимает тунику, оставаясь в одной тонкой нижней рубашке. Ткань просвечивает, линии ее тела отчетливо видны в свете камина. Рубашка плотно обтягивает живот, швы, кажется, вот-вот разойдутся. Бриенна заводит руки за спину, растирая мышцы, и округлость ее живота становится еще очевиднее. – Богов ради, Джейме, просто потрогай меня. – Он таращится, переводя взгляд с ее живота на лицо. Ее щеки вспыхивают ярко-розовым. – Мой живот. Я имею в виду, потрогай мой живот. У тебя такой вид, будто ты умрешь, если не потрогаешь. Теперь настает черед Джейме смущаться. Он не хотел просить первым, боясь, что если она откажет, будет больно. Однако он жаждет этого, постоянно думая о том, когда же она опять позволит до нее дотронуться. Он обходит кровать и встает перед Бриенной, но никак не может себя заставить ее потрогать. Она раздраженно вздыхает и резко прикладывает его руку к животу. – Вот тут. Джейме тут же расслабляется, согретый ее теплом. Это действует на него как крепкое вино. Даже сейчас, когда ребенок ощутимо не шевелится, от прикосновения к ее твердому животу, от спокойствия момента он почти пьянеет. – Можешь касаться меня. – Бриенна нарушает молчание, но голос ее едва громче потрескивающего огня. – Когда тебе нужно. – Джейме наконец переводит взгляд со своей руки на ее мягкие голубые глаза. От их доброты перехватывает дыхание. – Или когда тебе захочется. Это ведь и твой ребенок тоже. А ты, кажется… – Она беспомощно спотыкается. – Спасибо тебе, – говорит он так же тихо. – Мне было запрещено… – Он делает паузу и смотрит на ее реакцию, желая все объяснить ей, но не желая портить сложившуюся между ними легкость. – Серсея считала, что все догадаются, если я буду проявлять слишком много внимания. Или хоть какое-то внимание. Она не отводит взгляда и говорит: – Мне жаль. Боги, она говорит искренне. Одно лишь это… Как же сильно Джейме любит ее, не может и представить, за что боги так благословили его ею и наказали ее им. Она всегда была слишком хороша для него, и он больше не может делать вид, что ему все равно. – Не надо, – говорит Джейме и, не успевает она ответить, продолжает. – У меня есть просьба. Выражение ее лица моментально меняется, тело напрягается, мышцы под его рукой на ее животе твердеют. – Дай мне тебе помочь. – Он знает, что практически умоляет, но больше не может сдерживаться. – Я вижу, как ты морщишься от боли. Вижу, как трешь спину и кривишься. Я не хочу навязываться, я знаю, что ты не беспомощная, но я здесь, рядом. Прошу. Ты даешь мне нечто, за что я никогда не смогу отблагодарить тебя в достаточной мере. Я не хочу, чтобы ты справлялась с этим в одиночку. Это эгоистично, но я не хочу оставаться в стороне. Бриенна смотрит на него долгим взглядом, а затем приближается и нежно целует. Ребенок под его рукой пинается. Джейме улыбается Бриенне в губы. -- Джейме выныривает из тумана сна и ощущает теплое прижимающееся к нему со спины тело и такую же теплую ладонь, покоящуюся напротив его сердца. Он поднимает руку и накрывает эту ладонь своей – все еще на грани сна и яви – и выпрямляется, оказываясь к лежащей с ним рядом еще ближе. Когда нежной кожи его горла касаются губы, он издает низкий стон и сжимает ее ладонь. Разум потихоньку просыпается, и сердце в груди начинает биться быстрее. Джейме не вполне верит в происходящее, наполовину убежденный, что это ему просто снится. – Бриенна? Губы отстраняются, он поворачивает голову и видит за своей спиной Бриенну, глаза полуприкрыты и горят огнем, которого он не видел много месяцев. Он даже не успевает все обдумать, а она уже горячо и отчаянно целует его. Джейме охотно отвечает, поворачиваясь к ней лицом, чтобы она могла целовать его глубже. Джейме вцепляется в ее тонкую ночную сорочку, прихватывая зубами ее нижнюю губу и покусывая – так, как ей нравится. Бриенна стонет, одна рука лежит на его щеке, вторая – в волосах. Он возбужден с момента пробуждения, от одного ее жаркого прижавшегося к нему впервые за долгое время тела, но ее вкус заставляет его член болезненно отвердеть. Джейме придвигается ближе и прижимается им к ее животу. Бриенна немедленно застывает, разрывая поцелуй, и страх затмевает все. Джейме отстраняется от нее – не сразу, не желая поддаваться панике в ее теплых объятиях. – Прости, – бормочет он и ласково поглаживает ее по спине. Но тут Бриенна снова обнимает его, и теперь его не смогла бы оторвать от нее даже тысяча лошадей. У него нет сил думать о том, что касаться ее живота членом странно или чересчур, он лишь знает, до чего хорошо снова обнимать ее вот так, чувствуя, что она тоже в этом нуждается. Он прокладывает дорожку поцелуев от ее рта вниз, останавливаясь там, где под тонкой прозрачной кожей шеи бьется пульс, потом жадно присасывается к месту между шеей и плечом, не заботясь о том, что на безупречно белой коже останется фиолетовый синяк. Однако когда рука Бриенны начинает стягивать с него штаны, он чуть не выпрыгивает из кожи. Джейме отодвигается, чтобы посмотреть на нее широко распахнутыми глазами, сердце практически выскакивает из груди. – Ты уверена? – выдыхает он. – Да, – выдыхает Бриенна в ответ. Он пропал. Джейме снова приникает к ее губам в жестком голодном поцелуе и перекатывается на спину, увлекая ее за собой. Он перекидывает ее ногу через себя, чтобы она его оседлала, и смотрит на нее снизу вверх – прекрасную и великолепную. Она сжимает его бедра своими и откидывает голову назад. Джейме впивается пальцами в ее бедра, пытаясь сохранить остатки самообладания, и медленно поднимает ее сорочку, обнажая бледные ноги. Бриенна смотрит на него сверху вниз – щеки порозовели, глаза полуприкрыты, светлые волосы, освещаемые огнем из камина за ее спиной, подобны нимбу. – Точно? – спрашивает он снова, все еще готовясь, что она положит этому конец. Бриенна выглядит раздраженной, и, если бы он не был в таком ужасе, то непременно улыбнулся бы – настолько это все ему знакомо. Она стягивает сорочку через голову. Боги. Он никогда не видел ничего прекраснее Бриенны. Богиня во плоти, кожа из молочной превратилась в золотую, освещаемая огнем, плечи широкие и гордые, груди полнее, чем в последний раз, когда он смотрел на нее вот так. От изгиба ее живота его собственный живот сводит от желания, от потребности. Он ладонью проводит по новым выпуклостям ее тела, правой рукой придерживая ее за талию. Она бы ни за что ему не поверила, но он считает Бриенну красивой уже давно. Однако если раньше она была красивая, сейчас Джейме не может и слов подобрать, чтобы описать ее. Вся ее едва сдерживаемая сила удвоилась теперь, когда она готовится произвести на свет новую жизнь. Джейме тянется к ее груди и останавливается, беря одну в ладонь и потирая сосок большим пальцем. Он твердеет от его ласки. Бриенна хнычет, когда он продолжает тереть и сжимать сосок. – Пожалуйста, – просит она, ерзая на нем. Он отпускает ее грудь и благоговейно оглаживает рукой изгиб ее живота. – Джейме. Она выгибается над ним. Но он должен спросить еще раз. Он не может допустить, чтобы наутро она сожалела. Джейме не знает, как переживет, если она сейчас передумает или если станет ненавидеть его после – за то, что воспользовался моментом слабости. – Ты уверена? – Боги, Джейме, да. Он никогда не слышал такого исступления в ее голосе. Он сбрасывает штаны, и она прижимается к его члену, горячая и влажная, и ничто, ничто никогда не сможет сравниться с этим, не сможет сравниться с ней. Бриенна напрягает сильные бедра, приподнимаясь ровно настолько, чтобы дать ему войти. Она опускается – и это еще лучше, чем раньше, ее тело приветствует его, раскрываясь, и он скользит внутрь, пока они не становятся одной плотью вновь. Он вцепляется в ее бедро, пытаясь не впасть в неистовство. Каждый мускул велит ему двигаться, брать ее, напоминать, насколько это хорошо. Он хочет, чтобы она позабыла, почему они вообще прекращали. Когда она наконец качает бедрами, он закрывает глаза, в груди нарастает почти животный стон. Мгновение он собирается, убеждаясь, что контролирует себя и не кончит слишком скоро. Он подстраивается под ее темп, рукой шаря по ее телу и снова отыскивая грудь, жаждая ощущать ее под своей ладонью. Он перекатывает сосок между большим и указательным пальцами, пока она не произносит его имя – словно ищет что-то и не может найти. Джейме приподнимается, пока не оказывается тесно прижатым к ее животу, чтобы дотянуться до ее груди губами. Он втягивает один сосок в рот, легонько прикусывая. Бриенна практически кричит, до боли вцепляясь ему в волосы, не давая отодвинуться, и насаживается на него еще сильнее. Он переходит к другой груди, делая с ней то же самое, пока она приближается все ближе и ближе к краю. Тогда Джейме двигается, слегка наклоняясь и придерживая ее правой рукой, пока не находит место между ее ног – чуть выше, чем то, где их тела встречаются снова и снова, и ласкает его круговыми движениями, пока Бриенна не начинает сжиматься вокруг него, ее крики эхом отдаются от каменных стен. Она прижимает его к себе с силой, по которой он отчаянно скучал. Удовольствие от сокращающейся вокруг его члена плоти нарастает, и он судорожно толкается в нее. Он даже не сразу осознает, что повторяет: – Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя, – ей во вспотевшее плечо, когда оргазм накрывает его бурной волной. Он дрожит в ее руках, благодарный, что она не дает ему упасть.