(a love) a lantern in the dark

Служанки заканчивают наполнять гигантскую медную ванну, стоящую перед камином в покоях, с поверхности воды поднимаются влажные клубы пара. Разложив на столике возле ванны мыло, масла и полотенца, девушки робко улыбаются Джейме, приседают в кратких реверансах и выходят. Джейме поворачивается к Бриенне, приподняв бровь. Бриенна смеется и отвечает ему тем же. – Вы ревнуете, миледи? – Он подходит к ней, хитро ухмыляясь, и распускает завязки на ее тунике, оголяя плечи. – А если бы и ревновала? – Бриенна кидает на него горящий – но вовсе не от злости – взгляд. Она расстегивает и развязывает застежки и завязки его одежды, пока он помогает раздеваться ей – спустя недели практики оба справляются гораздо ловчее. Она принимается за узел на его штанах, и Джейме придвигается ближе. – Мне пришлось бы убеждать вас, что для этого нет никаких оснований. Они так близко, что чувствуют влажное дыхание друг друга. Бриенна медлит лишь мгновение, прежде чем впиться в его губы жадным поцелуем. Оснований ревновать к служанкам у Бриенны нет, и она это прекрасно знает. В большинстве случаев по утрам она просыпается в обнимку с Джейме, и оба одинаково обнажены. Но даже если на них остается одежда, она крепко прижимается к нему во сне. Однако зная, что они снова могут поддразнивать друг друга… Джейме не всегда может удержаться. Особенно когда это приводит к таким приятным последствиям. Джейме отстраняется, глубоко вдыхая. – Если так продолжим, ванна остынет. Бриенна приглушенно стонет, но отпускает его, давая снять с себя остатки одежды. Джейме делает шаг в сторону, берет ее за руку и подводит к ванне. Он залезает туда первым, раздвигая ноги, чтобы она устроилась между ними. Когда горячая вода касается ее ноющих и затекших мышц, Бриенна испускает стон, затмевающий все те, которые когда-либо заставлял ее издавать Джейме. Она прислоняется к нему и расслабляется, погрузившись в воду настолько, чтобы положить голову ему на плечо. Джейме ужасно благодарен Бриенниным предкам с размерами Селвина Тарта: ванны в этом замке запросто вмещают двух взрослых людей. В первый раз уговорить Бриенну на совместную ванну было непросто; она считала, что ему с ней будет неудобно: слишком она большая и тяжелая. Однако Джейме не собирался мириться с отказом и массажем ног и ласковыми уговорами свел все ее протесты на нет. Джейме приступает к ставшему уже привычным к этому времени ритуалу, сначала намыливая ее от шеи до пальцев рук, от груди до живота. Потом она по очереди поднимает бледные ноги, чтобы он мог потереть их мочалкой. Это не очень удобно, но когда Джейме видит ее довольное лицо, покрасневшее от пара, ему становится все равно. Когда он переходит к маслам, Бриенна разве что не тает под его пальцами, разминающими узлы и отеки разогретых мышц. Ушло некоторое время, чтобы выработать лучший способ массажа рукой и культей, но теперь Джейме знает все слабые точки, от прикосновений к которым ее конечности размякают, а сама она гортанно выдыхает, и он беспощадно использует это знание. Джейме целует Бриенну в висок. – Пора вылезать, пока ты здесь не уснула. Бриенна что-то мычит. Джейме хмыкает и слегка двигается, подталкивая ее. – Я вряд ли смогу тебя поднять сейчас. Бриенна поворачивает голову и смотрит на него, сощурившись, но все же хватается за бортики ванны и выпрямляется. Джейме выскальзывает из воды и встает рядом с ванной, протягивая руку, помогая Бриенне подняться. Пламя камина отражается на стекающих по изгибам ее тела ручейкам воды. Джейме мечтает – не в первый раз уже – запечатлеть этот миг на холсте. Бриенна – высокая и сильная, мягкая и теплая, ожидающая ребенка. Он вытирает ее полотенцем и отводит в постель. Самое поразительное, во что Джейме до сих пор не может поверить: каждый вечер она позволяет ему гладить ее живот – сколько вздумается. Бриенна ложится на подушки, оголяет живот и наблюдает, как Джейме что-то бормочет ребенку, пока тот не начинает пинаться в ответ на его голос. В этот раз долго ждать не приходится. Он только опускает ладонь на твердую выпуклость и тут же ощущает толчок. – Малышке понравилась ванна. – Джейме улыбается, глядя на Бриенну. Она закатывает глаза. – Откуда тебе знать, что это девочка, – в сотый раз повторяет она, по-прежнему скорее весело, чем недовольно. – Она пытается меня пнуть всякий раз, когда я слишком долго с ней разговариваю, – объясняет он, так же в сотый раз. – Она дочь своей матери. Бриенна дрыгает ногой, в шутку легонько пихая его в живот. Джейме со смехом уклоняется. – Видишь, о чем я? – говорит Джейме ей в живот, где ребенок вовсю толкается. – А теперь пора спать, малышка. Ты не даешь маме выспаться, и она становится сварливой. – Он получает еще один, уже чуть менее шутливый, пинок, на этот раз в бедро. – А она еще удивляется, откуда я знаю, что ты девочка и походишь больше на нее, чем на меня. Когда мы наконец встретимся, я буду с ног до головы в синяках, если вы так и будете объединять против меня усилия. – Джейме. – Он поднимает глаза на Бриенну – наполовину раздраженную, наполовину позабавленную. – Ты нелепый человек. Он широко улыбается ей и целует в живот, а потом приподнимается и целует в губы. Она охотно целует его в ответ, на мгновение ловя его верхнюю губу своими, а затем снова опускается на подушки. – Продолжишь в таком тоне – и будешь весьма разочарован, если родится мальчик, – говорит она ему, слегка нахмуриваясь. – Ни за что, – клянется он. – Ничто в нашем ребенке никогда меня не разочарует. – Бриенна тяжело сглатывает, как делает всякий раз, когда Джейме переводит шутливую беседу в серьезное русло. Он не может иначе, не желая, чтобы у нее оставались сомнения в искренности его чувств. Он не кривил душой, когда обещал ей быть терпеливым. Она может никогда не произнести слов, но ее любовь проявляется по-другому. В ее прощении. В ее доверии. В том, как она снова подпускает его к себе. В том, как больше не отказывает ему, когда он вызывается помочь. В том, как обнимает его, когда он двигается в ней. В ее поцелуях – таких, как будто она изголодалась по нему. Он не позволит себе сомневаться. Не станет обижаться на ее сдержанность. Он более чем заслужил любую оставшуюся у нее неуверенность. То, что она не запрещает говорить этого ей или шептать их ребенку каждый вечер, то, что она не отстраняется и не кривится, когда он произносит это ночами, пока они двигаются в едином ритме, – уже гораздо больше, чем долгие месяцы представлялось ему возможным. Этого достаточно. -- Целый день Джейме не допускают до Бриенны – так велела сама леди. Они не тренировались на мечах уже несколько недель. Без этой физической разрядки и по мере увеличения срока она становится все менее терпимой к поддразниванию, помощи или просто присутствию Джейме. Любое срабатывавшее раньше проявление заботы – от прикосновений до горячей ванны – теперь будто раздражает Бриенну даже сильнее, чем боль, которую она испытывает. Джейме помогает сиру Гудвину тренировать самых молодых сквайров – те как раз выполняют упражнения на ноги, когда перед ним вдруг предстает раскрасневшийся, вспотевший паж и пыхтит, запинаясь: – Л-л-лорд Тарт. Джейме все понимает прежде, чем юноша успевает договорить. – Где она? – В ваших покоях, милорд. Джейме бежит так быстро, словно за ним по пятам гонится дикий огонь. -- Джейме приходится пригрозить освобождением со службы нескольким повитухам и одному мейстеру, когда те пытаются прогнать его от Бриенны. Раньше он всегда присутствовал при появлении своих детей на свет, и мысль о том, что один хилый старикашка и четыре чопорные женщины смогут не пустить его к Бриенне, кажется ему просто смешной. – Милорд, мужчине здесь не место, – умоляюще произносит одна из повитух. – Скажите мне, – говорит Джейме, на устах язвительная ланнистеровская улыбка, – разве я не присутствовал при зачатии этого ребенка? – Джейме, – шипит Бриенна. Он не обращает на нее внимания. – Я участвовал в зачатии и буду здесь, когда ребенок родится на свет. Сам Неведомый не сможет прогнать меня, так что вам не советую и пытаться. Джейме не часто обращается к повелительному тону, который постоянно использовал его отец, и столь же редко – к тону Лорда-командующего, грозящегося обрушить на головы всех бедолаг, вставших у него на пути, всяческие беды, но в этот момент он не пренебрегает ни первым, ни вторым и даже находит некоторое удовольствие в том, как люди съеживаются перед ним. Они притихают, конечно, не смея перечить своему лорду. Джейме поворачивается к Бриенне – на нее его речь не произвела никакого впечатления. Она открывает рот – наверняка чтобы отчитать его за такое обращение с подданными – как вдруг ее лицо искажается от боли, и она вцепляется в простыни так, что костяшки пальцев белеют. Джейме мгновенно подскакивает к ней, беря ее лицо в ладони и бормоча какую-то ласковую чепуху, пока она тяжело дышит, переживая схватку. – Тебе не обязательно оставаться, – говорит ему Бриенна все еще натянутым от боли голосом. – Нет, обязательно, – отвечает он, устраиваясь рядом с ней на кровати. – Это надолго. – Я знаю. Бриенна тяжело вздыхает, но все же приваливается к нему, и когда приходит следующая схватка, изо всех сил вцепляется в его бедро. -- Это и впрямь надолго. Проходит час за часом. Солнце садится и вновь поднимается, прежде чем мейстер и повитухи сообщают Бриенне, что время пришло. В животе Джейме селится паника, перед глазами появляется бледная мертвая мать в септе, плачущий у груди кормилицы Тирион, полное боли лицо отца. На лице Бриенны он читает такой же страх и осознание того, что и ее мать пала в этой битве. Ее взгляд отрезвляет Джейме от пелены паники, напоминая, зачем он, собственно, здесь. – Бриенна. Слушай мой голос. – Джейме дожидается, пока отстраненный Бриеннин взгляд сфокусируется на нем. Волосы у нее прилипли к вспотевшей голове, каждый дюйм кожи покраснел от напряжения, но сильнее всего в глаза бросается страх на ее лице. – Ты победила Пса в поединке. Билась против армии мертвецов. Ты пережила такое, чего не пережили бы мужчины и женщины слабее тебя. Ты спасла меня. Ты справишься. Джейме наблюдает, как на лице Бриенны постепенно проступает решительность, а ужас сменяется стальной готовностью к битве. Он мягко улыбается ей, ужасно гордясь ею и ее внутренней силой. Происходящее оказывается кровавым, как и любая битва, а стоны и крики, издаваемые Бриенной, наталкивают на мысли обо всех предсмертных криках, что доводилось слышать Джейме. Временами он думает, что это никогда не закончится, и проваливается в бездну отчаяния, воображая возможные последствия. Он знает, насколько хуже сейчас ей, и самое тяжелое – что он никак не может помочь. А затем раздается последний мучительный крик – и все заканчивается. Бриенна обессилено обрушивается на него, а их ребенок, попавший из тепла и темноты утробы в яркий и холодный мир, яростно рыдает. У Джейме на миг так кружится голова, что он боится упасть в обморок. Только вес прильнувшей к нему Бриенны, всхлипывающей ему в шею изможденно, счастливо и облегченно одновременно, приводит его в чувство. – Девочка, – объявляет мейстер, стоя между Бриенниных ног, и передает пищащее дитя повитухе – вымыть и спеленать. – С ней все хорошо? – все еще слабым и натянутым голосом спрашивает Бриенна. – Судя по силе этих воплей, я бы сказал, что да, – усмехается мейстер. Джейме сверкает на него глазами. Он уже открывает рот, чтобы сообщить старому козлу, какая именно судьба ожидает его за недостаточное уважение к будущей Вечерней Звезде, осведомляющейся о своей дочери, как вдруг сбоку появляется повитуха, держа в руках сверток со сморщенным, красным, вопящим ребенком. – Изволит ли милорд взять ее? – чинно спрашивает она. Джейме кивает, лишенный дара речи, и повитуха устраивает ребенка так, что голова оказывается на сгибе его правого локтя. Его дочь. Ее прекрасное и яростное лицо начинает плыть: глаза застилают слезы, но он не ощущает ни капли стыда. Он неистово моргает и поднимает палец, чтобы провести им по ее невозможно мягкой, круглой щечке, по нежному трясущемуся подбородку, крошечным ушкам, светлым волоскам намечающихся бровок. Эта тяжесть в руках – самое прекрасное из всего, что ему доводилось держать. Он наконец переводит взгляд с ее лица на Бриенну – она не сводит с них глаз, по щекам у нее тоже катятся слезы. Она улыбается ему – широко, открыто, никакого стеснения, лишь безмерное счастье при виде Джейме, держащего на руках их дочь. Повитухи прибирают окровавленные простыни, мейстер убирает остатки последа, и Бриенне наконец позволяют расслабиться на постели. – Думаю, она голодна, – шепчет Джейме, глядя сверху вниз на вертящую головой словно в поисках своего первого обеда дочь. Бриенна слегка приподнимается на подушках. Она нервно теребит завязки чистой сорочки, которую повитухи помогли ей надеть, и наконец высвобождает одну грудь. Джейме передает ей ребенка, поглаживая светлые пряди на ее макушке. Девочка ерзает, тихо яростно сопя, потом наконец отыскивает сосок и захватывает его. Она жадно сосет, и ее недовольное заплаканное личико наконец расслабляется. Она распахивает глаза, и Джейме расплывается в улыбке, видя, что они яркого голубого цвета, обещающего, что они все же будут Бриенниными. Они сидят молча, наблюдая, как она ест, ее тельце сыто расслабляется. Джейме так и обнимает их обеих, с удовольствием глядя, как Бриеннины руки изучают лицо и волосы их дочери, раковины ее ушей, сморщенную кожу шеи. – Я же говорил, что будет девочка, – тихо говорит Джейме, улыбаясь, когда Бриенна издает смешок, не сводя с дочери глаз. – Ты с такой же вероятностью мог бы ошибиться, – бормочет она. – Ммм, но я не ошибся. – Бриенна наконец отводит взгляд от ребенка и закатывает глаза. – Ты придумала ей имя? Бриенна замирает на секунду – не испуганно, скорее задумчиво, ее щеки розовеют – но уже не от родовых потуг. – Джоанна, – говорит она почти вопросительно, нервно моргает и снова переводит взгляд на причмокивающую во сне дочь, поглаживая пальцем ее щеку. – В честь твоей матери. – Бриенна… – Слова застревают у Джейме в горле. Его мать – не единственная женщина, которой они лишились. Он ожидал, что в первую очередь она почтит память своей собственной матери или Кейтилин Старк, но никак не его матери. – Как насчет… – Она ведь и твоя дочь тоже, – говорит Бриенна, по-прежнему не глядя на него. – Ты отрекся от своего дома и своего имени, чтобы стать частью моих. Я… – Она наконец поднимает на него взгляд – твердый и решительный. – Я хочу, чтобы у нее было что-то от тебя. Тогда он снова плачет, наклоняясь к ней и накрывая ее губы своими, вкладывая в этот поцелуй всю любовь, страсть и эмоции, обуревавшие его весь последний год. Он отстраняется и целует голову дочери – Джоанны – чувствуя, как Бриеннина рука опускается на его затылок, а пальцы перебирают волосы. – Я люблю тебя, – шепчет он в нежный Джоаннин висок. – Я люблю тебя, – так же тихо говорит Бриенна. Джейме поднимает голову, разделяя с ней этот момент. Ее глаза прикованы к нему. Мгновение он не способен пошевелиться, глубина чувств в ее взгляде парализует. Она больше не смотрит на него так, словно один его вид причиняет ей боль. Она смотрит так, словно оказалась дома. Он улыбается еще шире, чем прежде, и она улыбается в ответ. Джейме прижимается губами к ее лбу, рукой прикасается к щеке. Бриенна накрывает его руку своей, переплетая их пальцы, притягивая его к себе.