Тень другого мира за спиной

      — Идём.       Одзи-сан протянул руку, помогая подняться, и хмуро побрёл на выход. Все остальные старейшины давно ушли.       Врата за нами закрылись, оставляя Шодай наедине с собой.       Пустынный коридор, освещаемый лишь светом факелов, давил на психику. Почему-то сейчас он казался бесконечно длинным.       — Твой потенциал недостаточен. — Бэнкей остановился и, не оборачиваясь, со скрытым недовольством уточнил: — Это из-за той девочки? Ещё немного и Шодай мог передать тебя Рокудайме. — Я молча пожала плечами под тихий вздох одзи-сана. — Дитя… огонь души зависит от трёх факторов: силы воли, эмоций, захвативших твоё сердце, и умения думать головой. Сегодня ты проявила лишь первое. Если так продолжится и в следующую встречу пламя не вспыхнет со всей своей силой, то твой удел — служить. А я — зря сделал эту ставку.       — Но вы же сами, в первую нашу встречу, сказали, что мой возраст…       Бэнкей поманил меня за собой и медленно двинулся вперёд.       — Ты выглядишь старше, мыслишь иначе, — каждое его слово припечатывало, вдавливая в каменный пол, — но это не поможет тебе выжить. Талант в одной сфере не даёт особых привилегий. Он может раствориться в круговороте жизни, а потенциал души — вечен.       — Кровь…       — Чистота, заложенная в твоей крови, не помеха служению. Этого мало для твоего назначения членом главной ветви. Так думают старшие. Любого другого вознесли бы на пьедестал, назвали наследником первой линии души. Но не тебя.       В молчании мы добрались до небольшой шестиугольной залы с четырьмя дверями по сторонам. Коридор пронзал её насквозь. Он уходил всё дальше и дальше во тьму, факелы на его стенах появлялись всё реже, пока мы не остановились у последнего.       — Идёшь позади. Молча. Ни единого звука. Не отставай.       Я даже кивнуть не успела, как Бэнкей ступил в темноту.       Помявшись немного на границе света, стиснула зубы и бегом догнала растворяющийся силуэт одзи-сана.       В темноте звуки казались обжигающими. Грохот сердцебиения, сбившееся дыхание, стук сандалий о каменные плиты пола — оглушали. Я чудом уловила единственный доступный мне ориентир почти беззвучные шаги, спокойное, размеренное дыхание Бэнкея. Глаза пришлось закрыть. Зрение сейчас скорее мешало, показывая калейдоскоп световых пятен и полосок. Из-за этого мельтешения, я на секунду потеряла равновесие, пошатнулась и смачно врезалась плечом в стену. Но проглотив готовое вырваться шипение, пошла дальше.       Пульсирующая боль вгоняла в странное состояние. Шаги Бэнкея как-то размылись, слились в единый ритм с биением сердца. Дыхание замедлилось. Окружившая меня тьма казалась абсолютной. Но и она жила в каком-то своём ритме. Словно глубокий-глубокий, безмерно умиротворённый океан, тьма окутывала меня со всех сторон и порождала волны, в такт шагам, любому движению…       Солнце обожгло.       Ощущение было столь неожиданным, болезненным, что я рухнула на пол. Прикрыв руками лицо, едва вспомнила о необходимости дышать. Горло просто перехватило. В общем это состояние можно было бы описать кучей умных слов, мне хватило двух: полная прострация. Шоковая терапия в действии. Зато мозг сразу проснулся и заработал на максимуме. Даже дезориентация прошла.       Передо мной открылся довольно любопытный пейзаж. Словно раскиданные группками по три над белой пустыней возвышались каменные горы. Они были единственными источниками жизни в этом месте, сродни оазисам. Только вокруг них росла зелень.       Всё остальное казалось мертво.       Но чем дольше я вглядывалась, тем страннее казался этот, вырванный из контекста, кусочек пустыни. Белый песок, словно причёсанный гребнем, лежал волнами, вписываясь в хорошо считываемый прямоугольник, а вся площадка была окружена ещё более высокой горной цепью без ярко-выраженных вершин. Причём с видимой стороны склоны этих «стен» были почти отвесными.       Задумавшись, я автоматически уселась в позу лотоса и уставилась на пейзаж. Что-то не давало мне покоя.       — Сколько пиков ты видишь? — вопрос Бэнкея застал меня врасплох. Я почти забыла о том, что рядом кто-то есть.       Одзи-сан сидел на небольшом выступе слева, чуть выше моего, и тоже любовался горами. С таким же лицом он сидел, когда спрашивали о покровительстве надо мной.       — Четырнадцать.       Вернувшись к рукотворному кусочку пустыни, я ещё раз прошлась взглядом по всем заключённым в нём горам. Но настроение уже скатилось вниз, переломав по пути половину супового набора.       Наверное, именно поэтому в этот раз уже я нарушила тишину:       — Я думала, на собрании будет испытание.       — А ты его не заметила?       Тяжёлый вздох — тягостный и одновременно с этим… ностальгичный — заполнил пустоту молчания.       — Дети, выросшие вне клана, изначально слабы и так наивны. Единственное испытание, которое вы можете пройти при такой подготовке — проверка потенциала. А в твоём случае это была ещё и первая встреча…       Бэнкей покачал головой. Я почти увидела это, настолько подходил этот жест его интонации, что…       — Я говорил об особом отношении к тебе?       Недоумённо приподняв бровь, я напрягла память. Было что-то такое. В самом начале нашего знакомства.       — Да, кажется.       — И ты подумала, что следует ожидать чего-то хорошего? — Бэнкей тихо хмыкнул. Вот только я услышала в этом больше, чем он хотел передать. Есть такая птица, Наивняк, называется.       Покраснев, наверное, до кончиков волос, я поникла.       — Да, — точно дурочка.       За прошедшее время прошлая наша встреча подтёрлась из памяти, оставив лишь ощущение доверия к этому добренькому «персонажу» и надежды, что всё будет хорошо, ведь рядом со мной будет тот, кто поддержит в трудную минуту, подскажет, поможет.       — Я не обещал тебе ничего. И всё же ты надеялась на помощь. Я был добр к тебе. А ты даже не подумала о возможности ловушки, предательства, простого лицемерия, лжи. Даже мысли не возникло, что что-то может быть не совсем так, я прав? Теперь понимаешь, о чём я?       Кивнув, я упёрлась взглядом в переплетённые пальцы. Несмотря на всю подготовку, пусть по большей части непрофессиональную, я всё ещё недостаточно… цинична. Играю в крутого спеца, иногда удачно, часто не очень, но лишь играю. И при этом продолжаю думать категориями другого мира. Точнее нет. Категориями романтика-идеалиста. Хех.       — Да, твой характер, слова, эмоции оценили. И вынесли вердикт. Всё твоё обучение с момента появления в храме до двенадцати лет будет проходить под моим косвенным руководством. Докажешь, что достойна стать приоритетом клана, и за тобой закрепится наследство четвёртой линии крови. Вернёшь титул, полагающиеся тебе привилегии, получишь клановые техники, обретёшь призыв. Не мало, правда?       Бэнкей поднялся и спрыгнул со своего выступа, оказавшись у меня за спиной.       — Если не будешь глупить и хорошо проявишь себя на тренировках, ты действительно сможешь стать приоритетом клана и частью главной ветви.       Тренировки… Кем я вообще должна стать, чтобы это случилось? Что должно произойти, чтобы настолько изменить меня? Слабенькую, добренькую, наи-ивную… которую за три года жизни здесь так и не сумели перекорёжить достаточно? Не понимаю. И не знаю, хочу ли. Но, видимо, придётся. Я же не просто сотрясала воздух своими обещаниями: выжить, стать сильнее, защитить своих несмотря ни на что?       — В чём тогда ваша выгода?       — Сначала скажи, что выбрало твоё сердце в тот день.       — Чётки и лотос.       Пространство вокруг исказилось, воздух поплыл волнами.       — В этих словах и заключён ответ, дитя.       В глазах резко потемнело, и из этой тьмы, словно сквозь толщу воды, донёсся мягкий, приглушённый голос одзи-сана:       — Восстановление четвёртой линии души и крови клана, — Бэнкей положил мне руки на плечи, удержав от падения, и с улыбкой на губах прошептал: — Ты поможешь вернуть то, что разрушила твоя мать.