***
Когда Лионза снова оказалась в Цвиллиге, королевство ещё не пылало, но уже тлело. Восстания баронов, набеги кентавров на Пограничные Марки, крестьянские бунты. Сам король был жив, но был почти все время без сознания. По крайней мере, так ей сказали драконьеры из ближайшего пограничного форта. Она и сама это все видела, пока пересекала страну с запада на северо-восток, в Шарцельские горы. Бароны и графы засели в своих замках, готовясь к обороне, а может, и нападению друг на друга. Крестьяне были не очень дружелюбны к незнакомым путникам. Везде ходили слухи, один нелепей и мрачней другого. Лионзу смущала расплывчатость предсказания. Шарцель — большой горный регион, здесь живут тысячи разумных. И где искать одну-единственную девушку? Но её имя не было местным. Уроженок Шарцеля обычно звали Герда, Грета, Бруна, Хильда… Имя Асцелина могла носить монашка. И это сильно облегчало поиск, здесь была только одна женская обитель. В момент, когда Лионза стояла на перекрестке, раздумывая, каким путем ей следует идти в монастырь, порыв ветра неожиданно вырвал перо киннари из её волос. Лионза направила коня галопом вслед. Ветер грациозно пронес подарок Цэрин по небольшой лесной тропинке и забросил между ветвей старого дуба. Пока Лионза залезала на дерево, спасая свой талисман, до неё доносилось пение и стук топоров. Спустившись, луанийка увидела, как на поляне дружно трудится группа горных гномов или, как их ещё называют, кобольдов. Эти существа представляли собой довольно удивительное зрелище. Известно, что горные гномы отличаются дурным нравом, самое частое их занятие — разбой, насилие и контрабанда. Их собратья — гномы, живущие в городах на побережье, всячески открещиваются от родства с ними, придумывая различные теории их происхождения от гоблинов или иных существ. Кобольды отличаются от гномов выступающими зубами, торчащими ушами и гораздо большим размером носа. Выглядит типичный кобольд весьма уродливо и очень свирепо. Однако эти кобольды не выглядели враждебно. К тому же они слишком увлеченно рубили деревья, чтобы это было отвлекающим маневром. Ещё удивительнее была их одежда. Во всем Восточном крыле королевства Близнецов о неряшливо одетых людях говорят: «Он одет, как кобольд». Часто такими словами матери попрекают детей, что в пылу игру извозились в грязной луже. Но на дровосеках была опрятная одежда, более того, со священными знаками драконов, что говорило о высокой набожности незнакомцев. Пока Лионза вставляла перо обратно в волосы и думала о том, что это за удивительные дровосеки, кобольды заметили луанийку. Самый старший, с бородой, расчесанной двумя прядями, прекратил петь и повернулся в её сторону. — Приветствую вас, миледи! — сказал он приятным густым басом и поклонился. Остальные гномы тоже приостановили работу, чтобы поприветствовать странницу. — Куда держите путь? — спросил второй кобольд с густыми бровями и бородой округлой формы. — В женскую обитель, — ответила Лионза, церемонно поклонившись в ответ. — О, вы желаете принести обет Близнецам? — спросил третий, самый молодой гном, у которого бакенбарды ещё не успели стать полноценной бородой. — Не совсем. А вы поставляете дрова монастырю? — И не только! — ответил старший кобольд. — Мы всячески помогаем этому святому месту. Времена сейчас непростые, потому мы служим невестам Драгана, чем можем. — И вы знакомы с монашками? Это вопрос смутил гномов. Самый младший даже покраснел и опустил глаза. — Мы хорошо знаем настоятельницу и некоторых сестер, — ответил старший. — Вам случайно не знакома сестра Асцелина? Лионза не могла читать мысли гномов, даже если бы сейчас устроила оргию с их участием. Но по лицам этих дровосеков можно было прочесть мысли и без подобных манипуляций. Они явно были знакомы с Асцелиной. Притом её упоминание их всех очень расстроило. — Вы тоже пришли её забрать? — спросил младший. — Забрать? Её кто-то забрал? — Ну да, её забрал Конрад Короткий! — сказал кобольд, который до того, не участвовал в беседе. — Она сама с ним пошла! — возразил ему круглобородый. — Давайте так, — Лионза мягко прервала начавшийся спор. — Вы немного отдохнете от своих трудов, я сделаю привал. Мы сядем под дубом, перекусим и поговорим о том, что произошло с Асцелиной.***
Их было семеро братьев. Кобольды вообще любят держаться семейных традиций. Но братья Штрольхи с детства были сами по себе. Их клан был разгромлен во время разборок с более многочисленным и свирепым. Их, как принято у горных гномов, угнали в рабство, работать в шахтах. Там они хлебнули лиха, Арнульф потерял левый глаз, Асгрим заработал каторжный кашель, Агни ревматизм в спине, Аскольд сломал ногу и она криво срослась, оставив на память хромоту. Так жить было дальше нельзя. Да и не жили рабы в шахтах дольше пяти-шести лет, даже если они кобольды. Арнульфу удалось организовать побег. Убив охранников, братья сбежали в другой конец Шарцеля. Эти места были не столь дикие, тут можно было нарваться на облаву, но зато сюда их более свирепые соплеменники и носа своего длинного не казали. И все складывалось у братьев неплохо. После набега на ту или иную деревню у них на столе всегда была баранина и свежее пиво. Что ещё надо для счастья? Но когда брюхо набито, просыпаются иные желания. Братья уже вошли в половозрелый возраст, им нужны были женщины. Но о женщинах-кобольдах нечего было и мечтать, для этого надо было идти на поклон к убийцам их родни. В этом случае их ждали уже не шахты, а изощренная казнь. А с женщинами иных рас здесь тоже было туговато. Впрочем, Арнульф, самый старший и самый умный среди братьев, знал, что делать. — Пойдем добывать монашек! — постановил он на семейном совете, стукнув по столу большой бараньей костью. — Так они за стены… кхе-кхе-кхе… не выходят почти! — возразил второй по старшинству Асгрим, с широким лицом и бородой округлой формы. — Кхе-кхе-кхе… А туда попробуй залезь. — У них есть фруктовый сад, — хитро прищурившись единственным глазом, сказал Арнульф, — на террасе. Она не за стенами. А у нас что на дворе? — Время урожая! — в один голос радостно завопили остальные братья, стуча по столу костями и пивными кружками. На том и порешили. Впрочем, план оказался простым только в голове Арнульфа. Стоило кобольдам появиться на террасе, монашки подняли истошный визг. В горе-налетчиков полетели яблоки. И хорошо, если гнилые. Бывали и недозрелые, крепкие, как камни. Но самым неприятным было то, что все монашки, работающие в саду, оказались старухами. К тому же не по-монашески злобными, больше похожими на ведьм из сказок. Гномы уже приготовились ретироваться, когда самый младший, Атгер, заметил единственную среди этих фурий молодую девушку, которая не участвовала в битве, а истово молилась. Атгер бросился к ней и, несмотря на то, что получил множество метких яблок в лицо, захватил желанную добычу. Арнульф, видя успех младшего, протрубил отступление, приложив ладони к разбитым губам. Домой гномы вернулись сильно побитые, но довольные. Хотя многие раны оказались и серьёзней, чем казались. Захваченная девушка долго плакала и отказывалась от лучшей баранины и вкуснейшего пива из таверны «Ноздря тролля». Впрочем, братья-кобольды не отличались благородством и чуткостью к горю монашки. Девушка прекратила плакать и в ужасе замерла, когда кобольды окружили её с членами наперевес. — О, нет… — пролепетала она. — Умоляю! — Ну, ты же дала обет Близнецам… — ухмыльнулся Арнульф. — Да, да, я дала им обет… Я невеста Святого Дракона Драгана… — Я помню, мы как-то священника грабанули, — засмеялся Арнульф, продолжая надрачивать свою огромную балду. — Он нам всю ночь проповеди читал. Я запомнил оттуда, что, мол, служащие Близнецам должны помогать ближнему своему, чем могут. А нам очень нужна помощь. — Кхе-кхе-кхе… Невмоготу уже дрочить… — под общий смех добавил Асгрим. — Ах! — вскрикнула девушка, покраснев. — Неужели у вас не осталось ничего святого? — Вот мы и приобщимся сейчас к твоей святости! — сказал Арнульф. Монашка хотела возразить, но рот её заткнула огромная резко пахнущая головка старшего брата. По её щекам покатились слёзы. В тот вечер она больше ничего не говорила и даже не стонала, когда кобольды по очереди сношали её прямо на большом столе, где обычно обедали. Стол ходил ходуном, яростно скрипел. Девушка отрешенно смотрела в потолок и молча плакала. Её пышные груди колыхались в такт напористым фрикциям гномов. Ноги дрожали. По ним текла кровь. Монашка была девственна. Впрочем, Арнульф и все его братья — тоже. Старшему стоило некоторых усилий, чтобы пробиться через плеву в заветную глубину. Когда его балда оказалась внутри, монашка сильно дернула тазом, сдерживая крик. А кобольд впервые в жизни почувствовал, как его член сжимают упругие стенки женского лона. Это было непередаваемое удовольствие. Он начал загонять член резкими движениями, не уставая любоваться её совершенными формами, пышной грудью, небольшим животиком, густыми зарослями на лобке. Он не хотел ее отпускать, даже когда кончил. Но порядок есть порядок. Нехотя он уступил место уже нетерпеливо кашляющему Асгриму. Кобольды не были слишком искушены в подобных забавах, и вся их фантазия сводилась к тому, что они трахали её по очереди в одной единственной позе на спине, руками широко разведя ноги девушки. Кто-то, кому было невмоготу ждать, подходил, тыкаясь членом в рот или щечки. Аскольд же несколько раз спустил на лицо, едва взявшись за свой фаллос. Заплаканная и залитая спермой девушка только закатывала глаза, безмолвно взывая к своим небесным покровителям. Самым стойким оказался старший гном. Он поимел её в тот вечер не менее пяти раз. Когда прочие братья, довольные, улеглись спать прямо под столом, Арнульф развернул пленницу так, чтобы она целиком помещалась на столешнице. Потом залез сверху, навалился на неё всем телом, прижался к её пышной груди и долго медленно елозил в её теплой, раздолбанной семью членами вульве. Ему никогда в жизни так не было хорошо, разве что в далеком и забытом детстве. Девушка плакала, и кобольд тоже. Причем слеза текла из слепого глаза. Кончив, он сел рядом, вытирая щеку. Его слепой глаз неприятно зудел. Он потер его, закрыл веко. Снова открыл и… не увидел свой нос. А он всегда видел кончик своего большого носа с тех самых пор, как окривел на левый глаз. Арнульф закрыл здоровый глаз и… комната вокруг не погрузилась во тьму. Он видел! Видел вторым глазом! Гном со всей силы ущипнул себя за руку, проверяя, не заснул ли он. И заорал от боли, перебудив остальных братьев. — Что такое? — спросил Асгрим. — А ты почему не кашляешь? — спросил его Арнульф. — Не знаю… Дышится как-то легко… Нет боли в груди… — задумчиво ответил второй по старшинству брат. — И у меня спину не тянет… — сказал Агни. — А я вижу! Вижу вторым глазом! — прервал его Арнульф. — Это чудо! Чудо! Монашка, ничего не понимая, смотрела на своих похитителей, приподнявшись на столе. — Как тебя зовут, святая сестра? — спросил Атгер, ощупывая свои щеки. Он не страдал ни от каких особенных болячек, однако после сегодняшнего набега, все его лицо было в синяках и ссадинах. Но сейчас от них не осталось и следа. — Асцелина… — пролепетала девушка. — Асцелина, ты — настоящее чудо! — провозгласил Арнульф.***
Лионза, увлекшись рассказами братьев, крутила перо, вплетенное в иссиня-черный локон. Она никогда не слышала ничего подобного. Суккубы умеют забирать чужую энергию. Но чтобы кто-то мог дарить, да ещё исцелять? О таком она слышала впервые. Вот почему волшебное перо указало на неё. — И что потом? — спросила она, подождав, пока Арнульф напьется воды из кувшина. — Вы её отпустили? — Конечно, нет! Тогда мы ещё сильно погрязли во грехе. И даже такое чудо не могло заставить нас повернуть на путь святости. Мы хммм… испытывали её снова и снова, и каждый раз не могли поверить свои глазам, когда наши раны тут же заживали после того, как мы… ну… возлежали с ней. — Моя хромота прошла только через месяц, — добавил Аскольд, гном с самым длинным носом. — А монашке очень понравилось это всё. Ну и заниматься этим с мужчинами. Но главное, приносить добро. Она и дом наш в порядок привела. Мы, когда вернулись из набега, не узнали нашу берлогу. Все чисто, прибрано, аж блестит. И она нам все время проповеди читала, словно тот святой, что проповедовал зверям и птицам, — сказал Асгрим. — И божественное слово проникло в наши черствые души, — продолжил Арнульф. — Мы завели алтарь, стали чтить святые дни, отказались от спиртного и неправедного образа жизни. — Да, мы стали другими людьми! То, есть кобольдами! — радостно добавил Атгер. — И мы решили её больше не держать в плену! — Да, сняли с её ноги цепь. — Но Асцелина не ушла никуда! Она сказала, что благодаря нам нашла свое истинное предназначение. Её служение людям. — После этого все пошло наперекосяк… — мрачно завершил Арнульф.***
— Где Асцелина? — кричал старший гном. — Где она? Атгер, который в тот день остался дома, по хозяйству, испуганно хлопал глазами. — Она… это… пошла в деревню в долине. Ну, за молоком. Говорит, молоко лучше этого вашего пива. Остальные кобольды кивнули. Они и правда в последние недели полностью отказались от алкоголя, и им это даже нравилось. — И чего ты её отпустил, на ночь глядя? — Так она утром ушла. — И не вернулась? Арнульф хотел ударить по глупой роже младшего брата. Но перед его мысленным взором возникла Асцелина, такая добрая, чистая, праведная. Она бы такого не одобрила. Кобольд опустил занесенный кулак. — Нельзя её одну отпускать, даже днем! Места тут неспокойные. Ну-ка, братцы, пойдем выручать нашу женщину! Кобольды вооружились чем смогли и спустились вниз, в долину. Когда они достигли деревни, куда отправилась Асцелина, уже начало смеркаться. Впрочем, здесь никто не готовился ко сну, все крестьяне были крайне взбудоражены. — Чудо! Чудо! — кричали они. У Арнульфа появилось очень плохое предчувствие. Громче всех кричал совершенно голый старик. Рядом стояла смущенная Асцелина. — Вы видели? Ни следа не осталось! — радовался дед. — Это колдовство! — говорила какая-то старуха. — Нет, чудо, явленное нам Близнецами! — возражал ей радостный крестьянин. При виде кобольдов деревенские смолкли. Кто-то потянулся за вилами. Никто не любит кобольдов, особенно в Шарцеле. Но Асцелина остановила их: — Эти гномы со мной! — И вы после этого сомневаетесь в ней! — закричал голый старик. — Она даже кобольдов обратила в истинную веру! Посмотрите, на них Священные Знаки! — Да что тут случилось? — не выдержал Арнульф. Все оказалось довольно предсказуемо. В деревне старый охотник заболел кожным недугом, той жуткой болезнью из Порфины, известной как проказа. О лепрозориях в этих местах ничего не слышали, потому беднягу просто изгнали из деревни. Идти ему было некуда, и он стал жить в шалаше у дороги к поселению. Оттуда он громко плакал и просил милостыню у проходящих мимо односельчан или путников. И вот однажды мимо него шла Асцелина с пустым кувшином для молока. Она не могла пройти мимо бедняги. К ужасу местных крестьян, девушка опустилась на колени и заползла в шалаш к прокаженному. Потом оттуда стали раздаваться весьма непристойные звуки. Девушка томно вздыхала, шалаш ходил ходуном. Они занимались этим непотребством почти весь день. Но когда охотник голый выскочил наружу, от жуткой болезни не осталось и следа. Его лицо, ставшее из-за проказы похожим на морду тролля, снова было чистым. Собственно, потому он так и не оделся. Старик радостно демонстрировал всем, что он полностью здоров, на его теле не осталось ни пятнышка. Так слава об Асцелине пошла по всей округе. В ту ночь гномы вернули девушку домой. И, казалось бы, все вернулось на круги своя. Но уже на следующее утро возле их дома появилось двое крестьян: мужчина и женщина. Мужик простил излечить его сухорукость, женщина — крапивницу. Асцелина, несмотря на возражения Арнульфа, взялась помочь мужчине. Женщине же с большим сожалением отказала, объяснив, что чудо происходит после проникновения в её лоно, потому, она способна лечить только мужчин. Однако крестьянка не успокаивалась, она на коленях умоляла её излечить, в отчаянии раздирала свои покрасневшие руки. В конце концов, за её лечение взялся Атгер. Он утащил больную в кусты и долго со вкусом её лечил. И что интересно, её крапивница и правда со временем прошла. Не так быстро, как у Асцелины. И больной требовались все новые и новые сеансы лечения. Но Атгер не возражал. Он всегда был готов помочь своему ближнему. Что касается Асцелины, она вскоре попросила братьев возвести для неё отдельный флигель. Там она и принимала всякого страждущего. Слухи о ней дошли и до женской обители. К дому кобольдов пришла делегация, состоящая из настоятельницы монастыря и нескольких монашек. Но Асцелина отказалась возвращаться с ними, сказав, что она нашла свой вид служения. В стенах монастыря она не сможет исполнить своего предназначения. Настоятельница стала ее попрекать, говоря, что пути богов неисповедимы, и она не может знать, что ей назначено. Но Асцелина была тверда в своем решении, и монашки ничего не смогли тут сделать. Жизнь кобольдов стала ещё лучше, ведь просители приходили не с пустыми руками. Но только старшему брату Арнульфу это все было не по душе. Часто он в приступе тоски заглядывал в окно флигеля, где Асцелина лечила очередного страждущего. И ему становилось ещё хуже.***
— А потом за ней пришел Конрад Короткий, — сказал Арнульф. — Кто это? Никогда не слышала, — спросила Лионза. Эти рассказы об Асцелине и её способе исцелять здорово завели суккуба. Потому она сама не заметила, как её руки нежно опустились ниже живота кобольдов, что сидели рядом с ней. Левая гладила наливающийся силой член Арнульфа, правая — член Асгрима. — Когда я был маленьким безбородым гномиком, мой папаша вел с ним дела, — сказал старший кобольд, задыхаясь от жарких ласк. — Он был самым безбашенным пиратом во всем Северном Заливе. — Но потом вроде как ему было видение или что-то вроде того, — добавил Асгрим. — И он оставил разбой и стал чтить Близнецов. От него много пиратов разбежалось. Но те, что остались, стали его верными последователями. — А тут наш король как раз приболел, времена пошли неспокойные. К нему потянулся народ. Самому Конраду стали поклоняться, вроде как святому или пророку. — И когда он прознал про Асцелину, прислал целое посольство. Там были и пираты бывшие, и женщины какие-то, и дети. — И она согласилась с ними пойти? Но почему? — удивилась Лионза. — Он был слишком сладкоречив… — Да не, она сама вызвалась… Сказала, что… — Что она так поможет большему числу нуждающихся… Лионза уже достала члены гномов из штанов. Они хорошо лежали в её красных ладонях. Кобольды довольно пыхтели. — И где сейчас Конрад? — В своей крепости… — На острове… Крепость… Цитадель… — Цитадель Тул-Садум… Там наша Асцелина… — Кстати, а вы почему не пошли к Конраду? Он же вроде больше не бандит, собирает вокруг себя праведников… — Мы — гномы. Знаешь, на нас не действуют всякие магические уловки. — От Асцелины буквально исходили добро и святость. А от Конрада — нет. — Он такой же пират, как и был. Просто словами стелет мягче пуха. — Мы сразу это чувствуем… Да, чуем подвох… Два фонтанчика спермы взлетели вверх и забрызгали лицо суккуба. — Неплохо… — сказала она, слизывая семя. Продолжение следует…