Наш ласковый и нежный Хищник

Когда Солоха вошел в спальню, Касаюрк уже был готов к ритуальному искуплению: огромная белая туша висела на прикованных к потолочной балке цепях вниз поджарым пузом. Распятая, выгнутая и зафиксированная так, что почти не могла шевелиться. Кажется, сегодня лацертид использовал все фиксаторы до единого, хотя раньше даже при самых жестких сценариях игр им никогда не требовалось больше половины. Но сегодня даже дредлоки были растянуты и пришпилены каждый на собственный крепеж, отчего клыкастую голову запрокинуло к спине так, что шея, казалось, вот-вот переломится. А еще Касаюрк был абсолютно обнаженным, даже без защитного ошейника, с которым он обычно не расставался даже во сне. Полная открытость, беспредельное доверие и принятие своей судьбы. Солоха сглотнул ставший горячим воздух. Касаюрк головы повернуть не мог, только скосил в его сторону свои невозможно голубые глаза. —Умански! — Взреветь в такой позе было затруднительно, но у упакованной в кожаную авоську бледной крокодилятины получилось. — Я жажду понести наказание соразмерно своей вине! И достойно наследника великого рода принять кару! Умански! Не медль! Цепи были вывалены прямо на пол, всей кучей, разные. Та самая, с шипами, лежала отдельно. Подняв ее, Солоха понял, что ошибся: цепь была другой. Похожей, да, но с гораздо более крупными шипами, способными пробить не только человеческую плоть. Соразмерно, значит... Касаюрк зарычал что-то непереводимое, и Солоха ударил. Настолько сильно, насколько смог. Касаюрк замолчал, только вздохнул прерывисто. Белое бедро с серыми разводами вен окрасилось яркой зеленью. Наверное, достаточно для ритуального искупления, но даже если и нет… Солоха отбросил цепь. Вынул из кучи другую, шире, легче и с кожаной оплеткой звеньев. Работать пришлось долго. Солоха взмок, но наконец-то его усилия начали приносить плоды: Касаюрк, поначалу принимавший удары со стоицизмом нефритовой статуи, начал вздрагивать, потом дрожь стала крупной и непрерывной. Потом он захрипел, временами срываясь на тонкий, совершенно непристойный скулеж. Сжал в кулаки огромные пальцы с мощными когтями, задергался, попытался свести колени, но не преуспел. Теперь Солоха бил с оттяжкой, стремясь захватить и промежность, выбивая каждый раз из партнера стоны все более высокие и неприличные. Наконец после очередного удара Касаюрк не смог больше сдерживаться – и огромный молочно-белый яутский хрен с треском вырвался наружу, разбрасывая из многочисленных форсунок мелкие капли смазки. Касаюрк дернулся, выворачиваясь, вращая выпученными глазами и пытаясь вырвать цепи, мощные мышцы взбугрили изрядно позеленевшую шкуру. Подвижный член дрожал, выгибаясь и рыская из стороны в сторону, форсунки сокращались. Он так явно хотел вовнутрь, в тесное-горячее-влажное, что у Солохи скрутило живот, а под коленками расползлась щекотная слабость. Его собственный член стоял колом, задница требовательно пульсировала. Но стоп-слова так и не прозвучало, цепи держали надежно (сам же Касаюрк и крепил, знал на кого рассчитывать). А значит, надо было продолжать. Солоха застонал, изнемогая от желания освободить хотя бы одну руку, и ударил снова. И снова. И снова. Пока наконец Касаюрк не выгнулся, не захрипел как-то особенно яростно и не задергался, обдавая все вокруг зеленоватой кончей. И не обвис на цепях, расслабленно и тяжело дыша. Не в силах больше терпеть ни секунды, Солоха уронил цепь, с облегченным стоном сунул в штаны сразу обе руки и лихорадочно задрочил, уперевшись лбом в горячий яутский бок. Хватило нескольких быстрых движений, и он тоже кончил — и буквально повис на яуте, дрожа, всхлипывая и задыхаясь, полностью удовлетворенный. Такого сокрушительного и потрясающего оргазма у него не было уже почти два месяца. — Спасибо, — произнес он почти беззвучно касаясь грубой шкуры искусанными губами, когда немного отдышался. — Спасибо… — Жертва крови принята? — деловито осведомился намного быстрее отдышавшийся лацертид. — Да. — Солоха был не уверен, что его услышат, но громче он просто не мог. — Достойный потомок достойного рода прощен? На этот раз Солоха только кивнул, ткнувшись в горячее Касаюрково бедро носом и подбородком: сил не было совсем. — Тогда почему умански до сих пор не открыл замки?! — взревел достойный потомок достойного рода. — Хилый тупой умански! Солоха всхлипнул, улыбаясь. Жизнь налаживалась. *