Worlds Heard In Silense/Xena Uber ( Слова, услышанные в тишине/ Зена Убер)

Воскресенье, 20 ноября 1864 г. Тот день был более утомительным, чем Чарли ожидал. Возможно, это была его собственная болезнь, возможно, это были сны, которые мучили его лихорадочным сном прошлыми ночами, возможно, это была огромная попытка излечить разрывы между Союзом и Конфедерацией, даже на небольшом уровне сообщества Округа Калпепер. Он сел на кедровый сундук у подножия кровати и снял свои полусапожки. Пальто и вески уже были аккуратно сложены на вешалке. Он выскользнул из брюк и сложил их над стойкой на вешалке. Стоя у очага, глядя в огонь, одетый только в рубашку и носки, он потянулся, поворачиваясь взад и вперёд, пытаясь ослабить узлы на спине и плечах. Ребекка подошла к двери, держа бутылку линимента, которую Элизабет дала ей, чтобы помочь остудить Чарли. Она остановилась, увидев его там, в основном раздетым, чуть не уронила бутылку, но сумела удержать её.  — Полковник? Чарли начал быстро оборачиваться.  — О, мисс Ребекка. Извините. Я не поняла, что вы были там. — Он слегка покраснел, потом понял, что она видела почти всё его тело в тот или иной момент. — Всё в порядке. — Ребекка тяжело сглотнула. — Хм, доктор Уокер была достаточно любезна, чтобы дать мне эту ментоловую мазь от простуды. Она сказала, что я должна тщательно растереть вашу спину. Чарли покраснел более тёмным оттенком красного.  — Хм, в этом нет необходимости. Я чувствую себя намного лучше. И я уверен, что вы бы предпочли не спать с соседом по комнате, который пахнет как лекарственный шарик. Она вошла в комнату и закрыла дверь.  — Я действительно думаю, что мы должны следовать её приказам, если вы собираетесь полностью восстановиться. — Она прикусила губу, чтобы не улыбнуться. — Хм, наверное, это значит, что вам нужна моя голая спина? — Это сделало бы работу немного легче, да. Чарли выглядел очень похожим на испуганного оленя, в тот момент, когда он бежал.  — И вы хотели бы, чтобы я был тут, чтобы вы могли бы втереть в мою спину… — ≪Своими руками≫. -…линимент? — Да. — Она могла только улыбаться сейчас. — Почему бы вам не снять рубашку и не лечь на кровать? Ещё больше покраснев, Чарли отвернулся от неё лицом к кровати и медленно снял рубашку. Сильные плечи, сужающиеся к тонкой талии и аккуратным бёдрам, возникли нерешительно. Сзади Ребекка видела простые хлопчатобумажные трусы, которые она носила, и полосу вокруг её рёбер, которая стискивала её грудь. Ребекка глубоко вздохнула, чтобы попытаться успокоить своё раскалённое сердце.  ≪О, Боже≫.  Она могла только стоять там и находить Чарли только поразительным.  — Давайте я помогу вам. — Она шагнула вперёд, облизывая чрезвычайно сухие губы, а затем поставила бутылку на тумбочку и потянулась за крепежами, которые освободят полковника и полностью приведут женщину в чувство. Чарли закрыл глаза. Её руки на его коже были тёплыми и нежными. В одиночестве этот момент был свободным, когда полосы вокруг его груди были освобождены, и он мог дышать глубоко, выпустив Шарлотту, хотя бы наедине. Перед этой женщиной был момент необычайного страха и ожидания. С преобразованием из Чарли в Шарлотту, она будет отталкивать? Голос Шарлотты был громче в его голове, напоминая ему о том, какой он был мерзостью.  ≪Ты так долго жил как мужчина, Чарли Редмонд, ты забыл, что значит быть женщиной. За исключением таких моментов, когда вы выходите из своего костюма и своей роли и сталкиваетесь с правдой того, кем и чем вы являетесь≫.  Его дыхание было поверхностным, и каждый мускул напрягался в туловище. Как будто она держала его в своих руках. Руки Ребекки на самом деле дрожали. Она медленно, глубоко вздохнула, чтобы контролировать всё, что чувствовала, разворачивая привязки Чарли. Желание прикоснуться к этому прекрасному существу для неё было подавляющим.  Когда привязки упали на пол, Ребекка прошептала: — Ложитесь. — Она узнала тембр в своём собственном голосе, но надеялась, что он избежит Чарли. Шёпот Ребекки выстрелил в тело Чарли. Сочетание прикосновения Ребекки и её голоса было почти достаточно, чтобы заставить её потерять контроль. Она хотела обернуться, взять её на руки, ощутить её кожу на своей. Она легла на край кровати лицом вниз, обхватив голову руками. Глубокий вдох, медленно выдохнувший, помог ей собрать себя и свои буйные гормоны.  — Это то, как вы хотите меня? — ≪О, Божье ухо, дай мне силы≫. Она хотела сказать Чарли ≪нет≫, а затем выяснить, как именно она её хочет. Вместо этого она взяла бутылку и налила немного масла в свои руки.  — Это хорошо. — Вышло почти как писк. Чарли кивнул.  — Ох, не могли бы вы прикрыть мои ноги? Здесь немного холодно.  Холодно было не так, как она себя чувствовала. Но, возможно, немного скромности поможет. Может быть. Несколько. — Спасибо. Здесь это было немного остроумно. — Чарли ещё глубже уткнулась головой в сложенные руки. — ≪Может быть, я смогу ускользнуть в Вашингтон на несколько дней. Может быть, это поможет. Если бы я только что получил немного этого от своей системы, это могло бы быть проще. Кому, чёрт возьми, ты шутишь, Чарли? — Голос в её голове вернулся, облегчая управление чувствами в её животе. — Она не может хотеть тебя. Вы не человек, просто изображение. Ни одна такая женщина не может любить такую мерзость, как ты. Зачем смотреть на тебя — единственный раз, когда тебя трогали, это были шлюхи. Она просто добрая. Вот и всё, просто доброта от дамы, которая слишком хороша для такого как ты≫. — Скажете мне, если я сделаю вам больно. — Сказала она, прежде чем положить руки на плоть перед ней.  У неё перехватило дыхание, когда она впервые коснулась Чарли. Несмотря на шрамы, кожа была гладкой и тёплой, и Ребекка почувствовала, как глубоко в животе ощущается уникальное ощущение, когда она начала лёгкий массаж. Чарли не мог ничего с этим поделать. Она не могла остановить это. Длинный стон был вынужден выйти из её глубины. Ощущение её рук, мягко разминающих её тело, её плечи и тяжёлые мышцы спины, были бесконечно чувственными. Её дыхание стало глубже. Мурашки по коже натянули её кожу. Её соски отвердели так, что лёгкое давление простыни было почти болезненным.  — Вы можете использовать немного больше давления. — Её голос был тихим.  Это было всё, что она могла сказать прямо тогда. Что-нибудь ещё, и она будет знать. Ребекка сделала, как просил Чарли, усилив давление. Она снова облизнула губы. Она отчаянно хотела просто наклониться и поцеловать мягкую кожу перед ней.  — Лучше? Другой стон появился, когда её руки пошли, чтобы ослабить узкие узлы на её плечах.  — О, да, замечательно. У вас замечательные руки. Я не думаю, что когда-либо чувствовал себя так хорошо. Ей казалось, что она упадёт в обморок в любой момент. Ещё один стон от Чарли, и она будет потеряна для неё навсегда.  — Я рада, что я заставляю вас чувствовать себя хорошо. — Она не могла ничего поделать, когда это заявление прозвучало почти как её собственный стон. Ответ пришёл бездумно, прямо от её сердца к её губам.  — Вы заставляете меня чувствовать себя лучше, чем когда-либо. — ≪ О Боже. Что я говорю? Это был я? Она убежит, она должна бежать. О, чёрт≫. Блондинка улыбнулась и ещё больше усилила давление на спину Чарли.  Перенесла свой вес, чтобы она чувствовала себя более комфортно и имела гораздо лучший доступ: — Чарли, я могу вам кое-что сказать? — Она знала, что сделает это.  Это случилось бы или сломало бы их, но она не могла терпеть ни секунды. — Вы знаете, что можете. — Чарли наслаждалась каждым моментом, каждым прикосновением, каждой лаской, отдавая их в свою память, чтобы вынуть, тщательно изучить и сохранить, когда она наконец выгонит её. Она глубоко вздохнула, надеясь, что это правильно.  — Я думаю, что вы, несомненно, самый привлекательный человек, которого я когда-либо видела. Её слова сломали её дымку удовольствия. Она фыркнула.  — Как вы можете так говорить? Я не мужчина и не женщина, а какое-то странное существо на полпути. — По её телу прошла дрожь. — ≪Как она могла сказать такое? Неужели она не видит, кто ты? ≫ — Тихий голос принудительно её ударил. — Нет. — Она перестала тереть спину и легла рядом с ней, но продолжала натирать маленькими успокаивающими кругами по спине. — Посмотрите на меня, Чарли. Чарли посмотрела ей в глаза. От того, что она увидела, у неё перехватило дыхание. Она смотрела на неё как на ребёнка, наполненного болью, ожидающего, когда её снова ударят. Она перестала дышать. Она могла чувствовать мурашки по всей своей коже. Она чувствовала, как мускулы, над которыми она так усердно работала, чтобы расслабить, превратились в стальные полосы. — Вы доверяте мне, не так ли, Чарли? Она кивнула, её глаза были прикованы к Ребекке. — Вы знаете, что я бы никогда не соврала вам? Снова она кивнула, затаив дыхание, ожидая. — Тогда вы должны верить мне, когда я говорю это вам, Чарли. Я вижу в вас лучшее из обоих. Вы сильный, как мужчина, обаятельный джентльмен, и всё же вы самая красивая женщина, которую я когда-либо видела. Вы напоминаете мне о классической скульптуре древней богини. Что-то в её словах коснулось пустого места внутри неё. Её лицо немного расслабилось. Очень мягким голосом Чарли наконец нашёл слова.  — Спасибо, дорогая Ребекка. Никто никогда не говорил мне, что я красива. Я всегда был слишком высоким, слишком неуклюжим, слишком пышным. Как мужчина, я был слишком проворным, слишком худым. Это очень странно, но очень приятно. — Румянец вернулся в полную силу. — Любому, кто говорил вам это, должно быть стыдно. Вы самый поразительный человек, которого я когда-либо видела. И поскольку я так много сказала, я чувствую, что должна продолжать. Это хорошо? Во всяком случае, румянец вырос выше. Чарли кивнул. Если бы она сделала что-нибудь ещё, она могла бы попытаться заползти в объятия Ребекки, но это не сработало. — Я говорю вам это, потому что я хочу, чтобы вы поняли. Я немного смущена всем этим, Чарли. И я очень усердно работаю, чтобы всё это понять. — Она сделала длинный томный удар вверх и вниз по спине, который и должен был быть чувственным. — Я надеюсь, что смогу найти способ выразить вам, как много вы для меня значите. Сколько я проехала, чтобы заботиться о вас. Но это ново и сильно отличается от меня на разных уровнях, и я просто прошу вашего терпения. С ударами вверх и вниз по позвоночнику, Чарли замёрз. Её глаза закрылись, и её лоб слегка нахмурился, когда она сосредоточилась на словах Ребекки.  ≪Позаботиться обо мне? Она заботится обо мне? ≫  Когда её глаза снова открылись, она обнаружила, что смотрит на озёра из чистого серебра.  — Я здесь, Ребекка. Как бы вы не хотели меня. Всё, что вы хотите от меня. Вам остаётся только протянуть руку, и я буду здесь. Рука Ребекки переместилась с её спины на лицо, лаская её щеку. Она долго смотрела на неё, наклонилась и дала Чарли очень мягкий, целомудренный поцелуй. Прямо в губы. Она задержалась на короткое мгновение, позволяя ощущениям успокоиться, чтобы она смогла проработать их позже. ≪Сладкий Иисус≫.  Жар пронёсся сквозь Чарли, зажжённый этим нежным прикосновением. Все мышцы в её теле напряглись. Лёгкий блеск пота вспыхнул у неё на лбу. Ребекка могла чувствовать дрожь в её теле сквозь кровать. Если бы она удержала этот поцелуй ещё на секунду, Чарли не смогла бы помешать ей взять Ребекку в свои руки и удерживать её там. Она посмотрела в глаза Ребекке, её душа была там для неё. Ребекка внимательно посмотрела на неё. Она украсила её с застенчивой улыбкой.  — Спасибо, Чарли. — Спасибо, дорогая Ребекка. — Чарли прочистил горло. — Гм. Ребекка? Мне нужно кое-что здесь сделать, иначе я либо смущу себя, либо напугаю вас. Она посмотрела на него, не понимая.  — Чарли? — Ах, мне нужно надеть одежду. — О да, конечно, позвольте мне принести вам ночную рубашку. — Она поднялась со своего места на кровати и вытащила свежую рубашку для Чарли. Она положила её на кровать, а затем, даже не желая этого, повернулась, чтобы уединиться. — Вы бы не напугали меня, Чарли. Чарли не мог этого вынести. Ей нужно было снова почувствовать её тело, хотя бы на мгновение. Она встала позади Ребекки и очень осторожно притянула её спиной к груди. Она опустила руки на руки, а затем мягко обернула их вокруг своей талии, прижимая к себе, зарывая лицо в её волосы, наслаждаясь её теплом и запахом. Мысли Ребекки вспыхнули мечтой, которую она видела. Внезапно это стало почти слишком ясно. Она положила руку на руку Чарли и откинулась назад.  — Когда я с вами, я чувствую вещи, которых никогда не чувствовала раньше. — Прошептала она, закрыв глаза и наслаждаясь этой связью.  Ей хотелось, чтобы она прикоснулась к ней, как во сне. Ощущение её тела, прислонённого к её обнажённой груди, её плечи, коснувшиеся её сосков, сводили Чарли с ума.  — Если я не отпущу вас, я буду умолять вас здесь и сейчас заняться любовью со мной. А я не хочу этого. Я не хочу, чтобы вы решили, что я не тот, кого вы хотите. Мне нужно, чтобы вы были, конечно. — Она надеялась, что Ребекка поняла, что она пытается сказать. Она ахнула, прежде чем открыть глаза.  — Если вы не отпустите меня, вам не придётся просить. Но я благодарна за ваше терпение, Чарли. Я хочу поделиться с вами очень многим, но мне нужно пройти через это. — Её сердце колотилось так сильно, что она почувствовала лёгкое головокружение, но она не отпускала её, ей нужно было сначала подвигаться. Медленно, нежно она провела руками по её тонкой талии и по бокам рёбер, как будто она запоминала её. Она наклонилась и нежно поцеловала её в плечо, где её ночная рубашка оставила его голым.  — Милая леди. Когда вы будете готовы. — Затем она отступила, схватила ночную рубашку и быстро натянула её на голову. Она тяжело дышала, её руки чесались от желания удержать её, и в её груди была зияющая дыра, которую заполнила стройная фигура Ребекки. — Когда вы приготовитесь. Они вдвоём легли в постель, оба немного стеснительные, оба немного неловкие. Чарли поймал руку Ребекки и поднёс к своим губам.  — Готовы спать? Она усмехнулась.  — Не очень, извините. Если вы хотите поспать, я могу ненадолго спуститься вниз. — Нет, я сам не совсем сонный. Я думаю, что-то с кустарником. Ребекка покраснела.  — Я не пыталась…ну…вы знаете. —  Она хихикнула, затем вытерла лицо, пытаясь избавиться от румянца. — Можем ли мы поговорить немного? Или я могла бы почитать. — Оставайтесь здесь и говорите, если вы не возражаете. Мне нравится узнавать о вас, и я считаю, что вы одна из тех немногих, кому мне удобно говорить о себе. — Мне так мало что нужно знать. Боюсь, вы знаете, что большинство из них уже готовые. Расскажите мне что-нибудь о себе. Скажите мне, почему вы присоединились к армии. Чарли положил груду подушек на спинку кровати и расслабился, раскрыв руки, чтобы Ребекка прижалась к ней.  — Это очень мило, дорогая. — Удовлетворённый гул исходил от маленькой женщины, которая положила голову ей на плечо. — Я обещал, что расскажу, откуда у меня на спине полоски. Ребекка удивлённо посмотрела на него. Она спрашивала историю о том, как она присоединилась к армии, никогда не догадываясь о наличии связи. Чарли продолжил тихим голосом. Это было почти монотонно, без эмоций. Ребекка была обеспокоена. Это было так, как будто Чарли ушёл и оставил только этот голос, вспоминая то, что Чарли помнил. — Я родился в Чарльстоне, штат Южная Каролина, в 1829 году. Мой отец, Марк Рассел Редмонд, был торговцем, который предоставлял всевозможные товары и оборудование для торговых флотов, которые входили и выходили из Чарльстона. Он был крупным мужчиной, чернокожим Скотом со строгим лицом и крепким кулаком за деньги. Моя мама, Эмилия Хьюджер ДюБоск, была из одной семьи французских гугенотов, маленькая, нежная, со смеющимися голубыми глазами и угольно-чёрными волосами. Они были довольно яркой парой. Мне сказали, что я плохо помню свою мать, так как мне было всего четыре года, когда она умерла от жёлтой лихорадки. В основном я помню только маленькие отрывки, похожие на фрагменты снов. Я ужасно скучал по ней много лет. — Чарли на мгновение остановился, воспоминание о сне о его матери всё ещё было свежо в его памяти. Он понял, что прекрасная женщина, обнимающая его руками, была первой женщиной, кроме его матери, которая когда-либо обнимала его, потому что она этого хотела. Он немного сжал Ребекку, удивившись этому ощущению. — После того, как моя мать умерла, мой отец стал очень поглощаться своей работой. Он становился всё более и более далёким, и всё более и более резким. Когда я вырос, стало очевидно, что, хотя у меня был цвет моей матери, у меня было его телосложение. В 15, я был высоким, неуклюжим, неловким, и прочее, чего не было в образе чарльстонской дамы. Я думаю, он надеялся, что я вырасту в образ моей матери. Всё, что я знал, это то, что всё, что я делал, его разочаровывало в очень одиноком детстве. — Чарли остановился. Когда он возобновил, его голос был ещё более отдалённым и контролируемым. — Я до сих пор помню тот день, словно это случилось вчера, погоду, слова, звуки и запахи. Было холодно и пасмурно. Шёл дождь, мелкая морось от иголок, казалось, прорезали твою кожу. Я только что вернулся от папиного обеда в торговом центре. Я устроился перед большим огнём на зимней кухне, чтобы высушить свои мокрые волосы и платье. Мами, наш повар, дала мне чашку тёплого супа, чтобы помочь унять холод. Когда я высыхал, Джошуа, мальчик на побегушках для нашего мастера по изготовлению мантильи мадам Преевост, принёс мне новый воскресный капор. Я помню, как подумал: ≪Я не знаю, почему я беспокоюсь; Отец всегда говорит, что я похож на мальчика в одежде для девочек≫. Но тогда я продолжал пытаться быть дочерью, которую хотел мой отец. Я помню, как пристально смотрел на Джошуа, когда он поставил передо мной шляпную коробку. Он был босиком и без пальто, мокрый и дрожащий от холода. Мами принесла ему чашку горячего супа и полотенце, ругая его за то, что он капал по всему телу на её хороший, чистый пол. Было довольно забавно наблюдать, как Джошуа пытался одновременно вытираться полотенцем и пить суп. Суп выиграл; он быстро осушил чашку, едва успев полотенцем высушить большие капли. Я открыл шляпную коробку и просто посмотрел на капор. Это было прекрасно, но я помню, как тогда подумал, что красивой шляпы было недостаточно, чтобы из сорванца сделать меня такой милой дамой, какую хотел мой отец. Я помню, как подумал, что Джошуа выглядит так, будто ему не хватает еды. Он был худым, слишком худым даже для мальчика его возраста. Мне было интересно, были ли у мадам Преевост проблемы. Последний приступ жёлтой лихорадки серьёзно ограничил социальную жизнь Чарльстона и деятельность в этом году, и я подозревал, что её бизнес сильно пострадал. Я думал, что похолодание поможет, так как жёлтая лихорадка — это болезнь тёплой погоды. Возможно, зимний сезон будет для неё хорошим. Но тогда я подозревал, что её слугам собирают короткие порции. Я спросила Мами, есть ли у нас какие-нибудь торцы с толстым беконом, или черенком или хамбоном, которые мы могли бы дать Джошуа в качестве компенсации за его поручение. Она согласилась со мной; он выглядел так, будто ему не хватает еды. Но она предупредила меня, что если я выну что-нибудь из шкафчика для мяса, будет ад, чтобы заплатить за это моему отцу. Я всё равно сделал это и пообещал ей, что я буду нести ответственность за это. Мы дали бедному мальчику ещё одну чашку супа и отправили его с небольшим пакетом жира и прикладом с ветчиной. Было так грустно видеть, как крепко он прижимает этот клочковатый пакет к груди, как будто это было сокровище, которое нужно бережно охранять. Я поднялся по лестнице со своим новым капором, и, когда я это сделал, я помню, как услышал громкий шум на улице. Я выглянул в окно из зала и увидел там отца, держащего Джошуа за шею, продолжавшего кричать. Я выскочил через парадную дверь, надеясь как-то облегчить ситуацию. К сожалению, мой отец был в полной праведной ярости. Он назвал Джошуа вором-негром, подлецом и множеством других выборочных эпитетов. — Чарли остановился на мгновение. Следующая часть этой истории была одной из самых болезненных в её жизни.  Ребекка была загипнотизирована. Чарли так редко открывался, как сейчас. Она инстинктивно знала, что любая история, которую она рассказывает с таким большим количеством деталей, была чрезвычайно важна. Всё, что она могла сделать, это нежно держать Чарли за руку, чтобы поддержать. Она не осмеливалась говорить что-либо из страха, что она нарушит это здоровое излияние давно скрытой боли. Чарли глубоко вздохнул и продолжил.  — Я вмешался. Я сказал своему отцу, что Джошуа не был вором. Его ответ был не тем, что я ожидал. Он сказал: ≪Если он не вор, тогда кто-то иной. Я не давал разрешения на то, чтобы мясо забирали из моего дома≫. — Голос Чарли стал странно решительным. — Вы знаете, я мог бы солгать в тот день, я мог бы позволить Джошуа принять гнев моего отца. Но я решил быть правдивым. Я дорого заплатил за эту правду. Я сказал отцу, что взял мясо и отдал его Джошуа в обмен на то, что он принёс мне шляпу. Ответ моего отца потряс меня до глубины души. Я ожидал, что он будет раздражён, отпустит Джошуа и выдаст мне лекцию о будучи слишком щедрым на семейные ресурсы. Вместо этого он сказал мне: ≪Тогда ты вор. Будь то ты или этот маленький негодяй, кто-то заплатит за это≫. Я не мог в это поверить. Человек, стоящий передо мной, не был моим отцом. Этот человек, с красным лицом, выпуклыми венами на шее и глазами бешеного пса, не был спокойным, суровым отцом, которого я знал. Я был в ужасе, и по праву таким. Мой отец буквально бросил Джошуа в канаву, где он схватил пакет с мясом и пробежал сквозь толпу. Папа подошёл к входной двери, где я стоял, взял меня за руку и бросил меня в зал, захлопнув за собой дверь. Он спросил, я ли взял его ветчину. Я сказал ≪да≫. Он спросил, есть ли у меня разрешение. Я сказал ≪нет≫. Он спросил меня, понимаю ли я, что взятие чего-либо без разрешения — это кража. Я ответил ≪да≫ и спросил, что я могу сделать, чтобы исправить ситуацию. — Чарли был почти жёстким.  Ребекка старалась не плакать от боли, которая исходила от её тела в эти суровые воспоминания. — Он сказал: ≪Ты, дочь, заплатишь цену, которую заплатит любой вор. Через полчаса ты выйдешь во двор≫. Я никогда не слышал, чтобы он звучал так холодно, так сердито или так отдалённо. Наказания во дворе были главными событиями. Каждый член семьи, вплоть до самого низкого раба в конюшне, должен был присутствовать. Я думал, что он будет делать то, что он обычно делал, позоря меня на публике за такой провал и разочарование, как дочери. Я был неправ. Тридцать минут спустя, до минуты, я стоял во дворе. Он заставил меня ждать там, под ледяным дождём, что-то вроде ещё десяти или пятнадцати минут. К тому времени, когда он вышел в своём пиджаке из клеёнки, я был промокшим. Я посмотрел ему в глаза, надеясь найти там немного отеческой терпимости. Вместо этого я увидел глаза, такие же холодные и серые, как булыжники под нашими ногами. Потом стало ещё хуже. Он велел мне снять рубашку. Я был в ужасе. Он хотел, чтобы я стоял перед этими людьми только в рубашке и в юбке. Я сделал так, как он приказал, потому что знал, что каким бы ни было моё наказание, было бы хуже, если бы я продолжал его не слушаться. Потом он выхватил руки из-за спины, и я увидел кнут. Ребекка съёжилась. Чарли всё ещё была ниже её, но она чувствовала, как бьётся её сердце. Ребекка взяла руку Чарли, которую она держала и поглаживала, и поднесла её к своему сердцу, пытаясь дать своему другу немного комфорта. — Он объявил о моём преступлении, назвав меня мелким вором. Затем он приказал главному конюху привязать мои руки к высокому посту во дворе, который обычно использовался для привязи лошадей, и при необходимости удваивался в качестве кнута. После первого удара кнута от чёрной змеи всё, что я могу вспомнить, — это жжение, жгучая боль и всепоглощающий стыд. Мой отец избивал меня, как непокорного раба, перед всей семьёй. Я понятия не имею, сколько раз он ударил меня. Я обвила руками кольцо на стойке и продолжала висеть. Я отказалась рушиться, умолять или падать. После того, как всё это закончилось, всё, что я могу вспомнить, — это то, что Мами ухаживала за мной. Честно говоря, я не знаю, хуже ли причиняет потом порка или лекарство в ранках. Я знаю, что тогда, во время курса Мами, убиравшей рубцы и порезы на моей спине, я потерял сознание. Даже после немедленного лечения некоторые порезы заразились. У меня была лихорадка в течение нескольких дней, дрейфовал в сознании. В конце концов, я вернулся в мир, у меня за спиной масса струпьев. Первое, что я помню, попросил воды, если бы мой отец был рядом и смотрел на меня. Он этого не сделал. Очевидно, уход за вором был для него более отвратительным, чем уход за его дочерью. Это было то, что заставило меня уйти. Для него я никогда не был ребёнком, которого он хотел, никогда не мог быть той дочерью, которой он меня ожидал, и после порки я был явно не лучше мелкого вора. Я выждал, пока моя спина исцелится, затем я подстригся, получил пару костюмов для мальчиков и перебрался на корабль в Филадельфию, работая беспорядочно. Мой выбор был ограничен, у меня было мало навыков. Я мог бы быть самой уродливой проституткой вмире, или я мог стать Мужиком и идти в армию. С неприятностями в пивоварении в Мексике армия казалась лучшим выбором. В январе 1846 года президент Полк объявил войну Мексике. К концу месяца я поступил на службу в армию в Филадельфии. После некоторой базовой подготовки я отправился на запад, чтобы вступить в ряды пушечного мяса. После мне повезло. — Чарли лежал тихо и спокойно.  Но Ребекка слышала, как стучит его сердце. Боль, которая заставила её стать Чарли вместо Шарлотты, агония предательства её собственного отца и бесконечное чувство неадекватности были написаны на лице Чарли и, как поняла Ребекка, на душе её любимого. Она не знала, с чего начать исцеление такой глубокой раны души или если у неё были для этого средства, но в этот тихий момент она поклялась в своём сердце, чтобы попытаться. *** Среда, 23 ноября 1864 г. Чарли посмотрел между двумя женщинами, которые смеялись и явно наслаждались обществом друг друга. Этим утром добрый полковник чувствовал себя очень неуместно за столом для завтрака, и, будучи профессиональным солдатом, он знал, когда будет тактическое отступление. Он сделал последний глоток кофе и положил салфетку на стол. — Хорошо, дамы, если вы извините меня, у меня скоро встреча, нужно подготовиться. — Он стоял в ожидании извинения. Ребекка кивнула с улыбкой, а Элизабет просто улыбнулась. Она нашла всё это чрезвычайно забавным. Она могла видеть, что её здесь накрыли своей работой, и это было больше, чем просто забота о больных и раненых. Как только Чарли ушёл, Элизабет больше не могла сопротивляться, особенно после того, как Ребекка смотрела, как Чарли выходит из комнаты. Доктор не могла не посмеяться. Ребекка посмотрела на неё вопросительно. — О, Чарли — он такой джентльмен. И он совершенно не подозревает, какое влияние он оказывает на других. — Вы очень правы, доктор. Я никогда не смогу заставить его принять кредит за его добрые дела и доброе сердце. — Дорогая, я подозреваю, что он, возможно, позволяет тебе видеть больше, чем большинству. Он, без сомнения, самый честный человек, которого я когда-либо встречала. — Не то, чтобы вы могли обвинять его. Он должен быть очень осторожным. Если кто-то захочет причинить ему боль, это всё, что нужно. — Это, безусловно, правда. Должна признаться, Чарли иногда смущает даже меня, и я думаю, что знаю о таких людях больше, чем большинство. — Как он? — Ребекка надеялась, что хороший доктор просветит её.  Может быть, это поможет прояснить некоторые из её собственных недоразумений, чтобы немного лучше понять Чарли. — Вы должны знать, что в мире есть все виды людей, Ребекка. Большинство следуют традиционному пути мужчины и женщины. Другие предпочитают компанию своего пола, а третьи, похоже, рождены в неправильных телах, и имеют характеристики одного противоположного пола. Это было верно на протяжении всей истории, хотя об этом не часто говорят. — И как бы вы подумали о Чарли? Я имею в виду, что не из-за обстоятельств, которые сделали Чарли тем, кто он есть? Разве он не может измениться? Я имею в виду, если он покинет армию и начнёт всё сначала. Пожалуйста, помогите мне, чтобы понять. Есть так много вещей… — Она опустила глаза, глубоко вздохнула и уставилась в свою кофейную чашку. — Так много всего? Возможно, Ребекка, было бы проще, если бы ты только спросила меня. Я думаю, что мы обе очень заботимся о Чарли, и у него так мало людей, которых он может называть друзьями. Осторожно она подняла глаза и посмотрела на доктора. Она могла видеть беспокойство и новую дружбу, оглядываясь на неё.  — Я думаю, что очень переживаю за Чарли. — Тихо сказала она. — А то, как ты заботишься о нём, смущает тебя? — Тревога Элизабет была очевидна в тоне её голоса и открытой честности её лица. — Да, очень. Я смотрю на него и вижу всё, что мне нужно и хочется, но я знаю, что не должна так себя чувствовать. — Когда вы смотрите на Чарли, кого вы видите, Ребекка? Вы видите полковника, джентльмена или женщину под изображением? Это имеет огромное значение, вы знаете. И это, вероятно, имеет огромное значение в том, почему вы так думаете, ведь ты не должна чувствовать себя так. — И это все. Я вижу и то, и другое. В один момент он — галантный и обаятельный полковник, а в следующую минуту — женщина. Я очень расстроена, потому что меня просто привлекает она, и всё это не имеет значения для меня, но всё же есть голос, который постоянно говорит мне, что-то, что возможно, никогда не возможно. Элизабет долго смотрела на своего нового друга. Она была уверена, что даже если бы Чарли не был вынужден принять мужскую личность, чтобы выжить, он всё равно искал бы женскую любовь, которая завершит его. Она также подозревала, что для Чарли годы сокрытия его настоящей личности в сочетании с какими-либо обстоятельствами, побудившими его полностью уничтожить свою женскую личность, заставили его поверить, что ему придётся оставаться одному на всю оставшуюся жизнь. Опасения Ребекки только подпитывают отсутствие безопасности Чарли. — Дорогая леди, я лично не верю, что забота о ком-то когда-либо неправильна. Но я также знаю, что общество не согласно с моей точкой зрения. Вам придётся принять это решение для себя, если у вас есть желание оставить Чарли в вашей жизни. Ребекка засмеялась над ситуацией.  — Доктор, я полагаю, что сообщество было бы гораздо больше шокировано, если бы я приняла офицера янки как любовь…э-э… ну… — онапрочистила горло. — Я хочу, чтобы Чарли был в моей жизни. Я имею в виду, я понимаю, что прошло совсем немного времени, но, Боже, помоги мне, в нём есть что-то неоспоримое. Элизабет, ты веришь в любовь с первого взгляда? Элизабет разразилась резким смехом в первом предложении Ребекки.  — Моя дорогая леди, вы спите с мужчиной. Весь лагерь знает, что полковник спит в главном доме, а не в его палатке. И все они предполагают, что вы двое — любовники. Это было одно из первых, что я услышал о Вас. Я думаю, что это было случайно, когда Чарли делает одну из глупостей, которые он иногда делает, чтобы попытаться укрепить свой мужской образ. — Она посмотрела на теперь краснеющую Ребекку. — Здесь больше, чем просто изображение Чарли, не так ли? И я предполагаю, что слухи не соответствуют действительности — но какая-то часть вас желает, чтобы они были? — Слухи не соответствуют действительности. Мы спим вместе, но это очень платонично, уверяю вас. — Брови Ребекки сошлись в созерцании. — Если вы не учли тот факт, что я каждое утро просыпаюсь в его объятиях меньше, чем платонически. И я должна признать, что со времени встречи с Чарли у меня возникают очень необычные чувства и мечты. Элизабет глубоко вздохнула и подошла к окну, глядя на нежную, катящуюся землю. То, что она увидела, было не прекрасной землёй, а воспоминанием о лице Чарли, разорванном болью и пустотой в одном случае, когда они говорили об отношениях и будущем — о временах после войны. Она видела взгляд в глазах Чарли, когда он смотрел на эту молодую женщину. Количество боли, с которым её подруга могла бы столкнуться, было ужасающим. Она сделала ещё один глубокий вдох.  — Ребекка, Чарли — самый честный человек, которого я когда-либо знала. Но его очень сильно ранили давным-давно, и я подозреваю, что он никогда не исцелялся от этой боли. Наш общий друг считает, что ему суждено быть одному в мире, никогда не знать никого, кто больше заслуживает бы быть любимым и быть больше способным дарить любовь, но я боюсь за него. Честно говоря. — Я? Я бы никогда не сделала больно Чарли. — Ребекка хорошо чувствовала слёзы на глазах и на сердце от одной этой мысли. — Я бы никогда не сделала ему больно. Я обещаю тебе, Элизабет. — Ребекка, если ты предложишь свою любовь Чарли, а потом обнаружишь, что мнение общества — это больше, чем ты можешь выдержать, ты действительно очень сильно его обидишь. Я просто прошу тебя быть очень уверенной, прежде чем ты что-нибудь сделаешь. Я думаю, как Чарли. Я бы предпочла компанию женщин, независимо от того, что произошло в его жизни. Но обстоятельства, которые заставили его отказаться от своей истинной личности, сделали его ещё более трудным. Пожалуйста, будьте нежны с ним. Ребекка кивнула в знак понимания.  — Я знаю это. Вот почему я так растерялась. Я знаю, мне должно быть всё равно, что думают другие люди, но когда дело доходит до Чарли, я просто не могу. Мне всё равно, что его люди думают, что мы любовники, и мне всё равно, что всё сообщество Калпепера уверено, что полковник и я ведём незаконное дело. Мне нравится его компания, и я просто тону в этих глазах каждый раз, когда он смотрит на меня. Я никогда не чувствовала ничего подобного раньше в своей жизни. — Ребекка, ты уверена, что не просто реагируешь на то, что ты находишься в обществе кого-то, кто очарователен и внимателен, и кто ослабил твоё одиночество после смерти твоего мужа? — Я знаю, что мои чувства к Чарли реальны; рождены от заботы о нём. Имеет ли значение, почему они проявили себя? — Возможно. Много раз я видела людей, которые были побеждены последствиями войны и которым необходимо утверждать реальность жизни через страсть. Если это так, то вы можете обнаружить, что ваши чувства к Чарли исчезнут, как жизнь возвращается к чему-то более нормальному. — Я не верю, что так будет. — Она прикусила нижнюю губу, борясь со слезами. — Я люблю Чарли. Я хочу быть с ним. Я хочу, чтобы он был со мной. Элизабет обняла женщину за плечи.  — Ребекка, почему ты плачешь? — Я просто так растеряна. Я знаю, что люблю Чарли. Я думаю, что он заботится обо мне. Почему это должно быть так сложно? — Иногда любить кого-то очень тяжело, моя дорогая. Но любить себя часто ещё сложнее. Ради вас обоих я прошу вас выглядеть по-настоящему. Вы влюбляетесь в Чарли или в идею Чарли? Взгляд, который она бросила на Элизабет, был по-настоящему смущённым. Она покачала головой, надеясь, что это поможет, но это не помогло.  — Я не понимаю, что? Элизабет немного подумала, пытаясь найти лучший способ выразить довольно сложный набор мыслей. Она вздохнула и начала объяснять свои опасения.  — Вы были женаты на джентльмене, с положением и званием в обществе. Война отняла это. У вас отняли семью и, по сути, у вас отняли дом. Вы выживали здесь одна в течение какого времени? — Я была замужем, но он не был джентльменом. И моя жизнь, какая она была, закончилась задолго до войны. Да, я была одна долгое время, и я устала быть одна, но я хочу поделиться моей жизнью с Чарли. — Ненавижу спрашивать тебя об этом, но что ты на самом деле знаешь о Чарли, который делает тебя настолько уверенной в том, что ты хочешь быть с ним? Возможно ли, что это потому, что он обаятельный, нежный, вежливый — на самом деле всё то, что о которых написано в романах. Другими словами, образ Чарли, который, как вы знаете, он тщательно создал, привлекает вас. Ребекка начала чувствовать себя полностью побеждённой.  — Может быть. — Тихо сказала она. — Я никогда не смогу победить Чарли. Ему нужен кто-то, кто… — Она улыбнулась своей храброй улыбкой. — Но я останусь его другом и буду следить за его комфортом, пока он здесь. Элизабет почувствовала поражение в тонких плечах подмышкой.  — Моя дорогая леди, я не сказала ни слова о том, что Чарли может или не может чувствовать. Я спрашиваю о том, что чувствуете вы. Уверяю вас, вы именно та женщина, которую Чарли находит невероятно привлекательной. — ≪Что здесь происходит? ≫ — Она спросила женщину о подлинности её чувств к её дорогому другу Чарли, и внезапно она превратилась в одну из самых печально разбитых душ, которые когда-либо видела Элизабет. — Элизабет, вы задаёте правильные вопросы, на которые я не могу ответить. Я люблю Чарли, почему, я не уверена, но я так и делаю. Я была несчастной неудачницей как жена, и я только обманываю себя, думая, что могу… — Ребекка хотела убежать и просто пойти поплакать. Она медленно отстранилась от женщины. — Я обещаю тебе. Я бы никогда не сделала ничего, чтобы причинить боль Чарли. — Ребекка. — Голос Элизабет был нежным, но командным. — Я не знаю, что с тобой было сделано, чтобы заставить тебя поверить, что ты потерпела неудачу как жена, но я вижу, как ты заботишься о Чарли — и обо всех нас здесь — в очень трудные времена. Я также вижу его лицо, когда он смотрит на тебя; когда ты в комнате; даже когда кто-то упоминает твоё имя. — Да, но, возможно, это тоже одиночество. Он говорил мне, что он был один в течение долгого времени, что у него никого нет. Я уверена, что после войны он найдёт кого-то… — Сердце Ребекки почти перестало биться, в мыслях о Чарли её с ней не было.  Но она знала, что Элизабет была права, и она знала, что её неудача вернётся, чтобы преследовать её. Чарли понадобится сильная женщина с особыми взглядами, чтобы иметь хоть что-то близкое к жизни, которую он заслуживает. — Ребекка, дорогая леди. Я не думаю, что вы неудачница, ни как леди, ни как жена. Вы действительно очень хорошо относитесь к Чарли. И я очень уверена, что, если он покорит ваше сердце, вы станете идеальным партнёром для его. Должна признаться, я была гораздо больше обеспокоена тем, что ты нашла, ну, в общем, новинку того, кем Чарли на самом деле должен быть, именно этим. Новинкой. И что влечение, которое ты испытываешь к моему другу, может побледнеть перед фактом никогда не иметь возможность заиметь детей, заиметь собственную семью, которая станет для тебя реальной. Если бы твоя любовь к нему исчезла, я думаю, это сильно повредило бы вам обоим. Я смотрю на него, когда он думает, что его никто не видит. Я вижу его лицо, когда он смотрит на вас. Если вы обнаружите, что действительно любите Чарли — и женщину, и мужчину — я думаю, что вы сделаете его очень счастливым человеком. -Элизабет двинулась вперёд и снова обняла Ребекку. — Дорогая, это столько, сколько кто-либо может попросить. Любить и позволять любить за то, кто ты есть, а не за то, кем ты являешься. Чарли, без сомнения, самый честный человек, которого я когда-либо знала. Он нежный и внимательный друг, и когда вы будете готовы, я думаю, что он будет впечатляющим любовником и мужем. Я думаю, что гораздо больше вопрос о том, может ли он принять вашу любовь как подлинную и длительную, чем один из твоих страхов быть неадекватным. — Я бы сделала всё, что в моих силах, чтобы доказывать это ему, каждый день. Я не хочу, чтобы вы беспокоились за своего друга, хотя я знаю, что вы делаете. Любовь Чарли — это самое большое, что я могла бы иметь в своей жизни. Если бы мне дали такуювозможность. Я верю, что мы могли бы сделать прекрасную жизнь для себя. Но я хочу, чтобы Чарли был со мной, потому что он любит меня. Я не могла терпеть быть с другим, который не любил меня. — Я вижу любовь, которую он несёт тебе, дорогая леди. Тоска нарисована на его лице и горит в глазах, когда он смотрит на тебя. Я подозреваю, что он очень боится, что тебе не хватит; боится, что ты найдёшь настоящего мужчину, кто удовлетворит ваши потребности больше, чем может он. — Я не хочу другого. — Призналась она тихо. — Чарли заставляет меня чувствовать себя так, как никто другой. Я знаю разницу между тем, что я чувствовала раньше, и тем, что чувствую сейчас, я уверена, что никогда не смогу почувствовать себя так по отношению к ≪настоящему≫ мужчине. Часть моей любви к Чарли заключается в том, что, будучи женщиной, она обладает нежностью и пониманием, которых не может быть ни у одного мужчины. — Тогда продолжай исследовать, как ты себя чувствуешь. Идите медленно. Будьте уверены. В Чарли нет ничего ненормального, просто необычное. И очень одинокое. Я благодарю вас за ваше доверие ко мне, это очень много значит для меня, потому что я почувствовала мгновенную привязанность к тебе, моя дорогая, и потому, что я глубоко забочусь о Чарли. — Я знаю. — Она улыбнулась, слегка смущённая. — Признаюсь, когда я впервые увидела вас с Чарли, я испытала сильную ревность. Могу я задать вам личный вопрос, доктор? — Конечно. Я не могу себе представить, чтобы стать намного более личной, чем мы уже имеем. — Элизабет засмеялась. — Но если вы собираетесь задавать мне личные вопросы, пожалуйста, обращайтесь к Элизабет. Доктор Уокер всегда должна поддерживать её дух профессиональной отрешённости, и я почему-то подозреваю, что вы не хотите этого от меня. Ребекка глубоко вздохнула и направилась на территорию, на которой никогда не представляла себя. — Элизабет, вы с Чарли когда-нибудь были любовниками? — Будет ли это беспокоить вас, если бы мы были? — Ах, нет. Потому что у меня нет претензий к Чарли. — Ребекка снова почувствовала слёзы на глазах и отчаянно пыталась сдержать их. Уклонение Элизабет от ответа заставило её бояться худшего. — Но я, конечно, не хотела бы быть помехой для вас, если бы вы были. Мы обе знаем одно и то же. Чарли заслуживает того, чтобы его любили и заботились, и если вы — женщина, делающая это, то я только хочу, чтобы он был счастлив. Элизабет увидела то, что она надеялась увидеть — настоящую, честную приверженность счастью подруги. Она потянулась и левой рукой осторожно подняла лицо Ребекки, чтобы они смотрели в глаза. Вручая ей мягкий льняной платок, она говорила с нежным сочувствием.  — Нет, дитя, я никогда не была и никогда не буду любовницей Чарли. Я его друг, тот, кто глубоко заботится о нём. Но я предпочитаю дружеское общение с другим. — Спасибо. — Она вытерла слёзы из уголка её глаз. — Я действительно думаю, что отчаянно влюбляюсь в твою подругу, Элизабет. — Тогда, дорогая, не торопись и будь уверена. Чарли — терпеливый мужчина и нежная женщина. — Я сделаю, но ещё раз спасибо. Вы мне очень помогли. Очень приятно иметь кого-то, с кем можно поговорить. Кто-то, кто действительно понимает. — Всё, что нужно, — это желание увидеть, что там есть, а не то, что диктует общество. Я вижу, что это ничем не отличается от моего желания стать врачом, когда общество говорит, что врачами должны быть только мужчины. Ребекке пришлось хихикнуть, когда она закончила вытирать слёзы с глаз.  — Я не хочу спорить с леди вашего положения, но я думаю, что это немного по-другому, доктор. — В некотором смысле, Ребекка, твоя ситуация легче, чем у меня. Чарли был Чарли так долго, что он никогда не будет ничем другим. Если ты решишь быть с ним, тебе не придётся объяснять, почему ты выбираешь компанию другой женщины. Судя по всему, вы будете нормальной парой. Вам, моя дорогая, придётся иметь дело с выбором янки, но остальное будет между вами двумя. Я должна справиться со всем обществом, борющимся с Идеей женщины-врача. — Ты правильно поняла. Ты такая же удивительная, как и Чарли. Я очень рада, что вы обе вошли в мою жизнь. — Я подозреваю, что у вас будет много вопросов по пути. Я доверяю вам, и у меня будет больше этих маленьких чатов, моя дорогая. Я с нетерпением жду их. Вы не представляете, насколько приятнее рассматривать состояние сердца вместо состояния изуродованного тела. — У меня есть одна просьба к вам, Элизабет. — Что угодно, моя дорогая. — Пока я не буду более уверена в себе и своих чувствах, я бы попросила вас держать наши разговоры в секрете. — Я бы не стала думать о нарушении этой уверенности. Я рада, что вы прислушиваетесь к моему совету, не торопитесь и очень уверены в своих чувствах. — Я сделаю. Последнее, что я хочу сделать, это причинить Чарли больше боли. Элизабет только улыбнулась и похлопала Ребекку по руке.