По ту сторону старого холста

- Говорю вам, это был черт! – Мальвина нетерпеливо топнула хорошенькой ножкой, обутой в голубую туфельку. - Деточка, а тебе не могло показаться? – осторожно спросил Карло. Мальвина поглядела на него с возмущением и, в общем, была права – сумка со сбором за спектакль отсутствовала вполне наяву. Но черт, черный, как черт, и с хвостом и рогами, как у черта, якобы ограбивший артистов – это, пожалуй, было немного чересчур. Мальвина рассказала еще раз, в лицах – как черт страшно закричал («кровь стыла в жилах», именно так и выразилась тряпичная кукла с фарфоровой головой), как прыгнул с дерева, как выхватил сумку и помчался прочь, и сзади совершенно точно мелькнул хвост – а что же еще может быть у черта сзади, ну вы сами подумайте? Буратино не преминул воспользоваться моментом и, дурачась, с диким воплем выскочил у нее из-за спины. Девочка с голубыми волосами ахнула и картинно лишилась чувств. - Буратино! – укоризненно воскликнул Карло, но длинноносый мальчишка только расхохотался. Суеверные куклы взволнованно гудели. Разве они могут продолжать давать спектакли, когда где-то поблизости бродит черт? О нет, они все умрут от ужаса. Страшно, ах как страшно! Карло вздохнул. Разубедить их было не в его силах. Куклы его не слушались и, если уж совсем начистоту, в грош не ставили. Они бы откровенно расхохотались, если кто-нибудь назвал его директором или хозяином театра – был он для них что-то вроде слуги, совмещавшего обязанности шарманщика, уборщика, грузчика, повара, билетера и возницы, управлявшего белой Кьярой и каурой Лизеттой, двумя лошадками, таскавшими по всей стране кибитку с чудесным вертепом старого Джеппетте и маленькими артистами. Карло не спорил, молчаливо соглашаясь с отведенной ему ролью. Он даже остерегался журить кукол за ошибки после представлений – хватило нескольких первых дней. Какое-то добродушное замечание или просьба могли довести их до истерики. Когда Карло впервые увидел, как они привычно втягивают голову в плечи в ожидании удара бича, у него сжалось сердце. В тот момент он понял больше об их жизни под пятой у Карабаса, чем по любым красочным рассказам или жалобам. Если его служение могло хоть как-то залечить их бедные маленькие сердца – да будет так. Его же вполне вознаграждало разноголосое обращение «папа Карло», которое он слышал каждый день – с легкой руки Буратино так называла старика вся труппа. Он не стал в новом театре и кукловодом, и это было удивительнее всего. Почти сразу задумавшись о том, что в театре понадобятся, помимо сбежавших от злобного Карабаса живых марионеток, и «куклы-статисты» (так ему было привычно, по прежним годам работы в театре Лоренцини), Карло потерпел неудачу при попытке выстругать первого же персонажа. Кукла открыла глаза, кажется, раньше, чем глаза были готовы. Еще пять кукол, одна за другой, ожили под его руками, к веселому изумлению мастера, а дальше он и пробовать не стал. Поразительно, но старый Карло утратил способность делать бессловесных марионеток, нуждавшихся в нитках и руке кукловода. Так что теперь небольшая труппа состояла из полутора десятков живых, крикливых, шумных, нервных, мнительных человечков, столпившихся сейчас перед ним и требовавших защитить их от непонятного «черта», привидевшегося девочке с голубыми волосами. Что ж, суеверие суеверием, а потеря сумки со всем последним сбором неприятно била по финансам театра. Куклам, как это было ни странно, теперь, когда они обрели свободу, требовалась пища. Карло не пытался разгадать этот феномен, а просто ежедневно варил для артистов на костре похлебку в большом котле. Сборы бывали неплохи, и даже удавалось немножко откладывать, но все же пока – поначалу - считали каждый сольдо. Кое-как успокоив разволновавшихся актеров и пообещав им некое неопределенное принятие мер, Карло про себя просто решил впредь самостоятельно следить за деньгами – и выбросил черта из головы. Однако куклы, как выяснилось позднее, в его «принятие мер» не поверили и положились на собственные силы. Вернее всего, инициатива «охоты на черта» исходила от Буратино – он единственный плевать хотел на загадочное и опасное. О результатах охоты Карло узнал на другой день, к вечеру. Оставив кукол у котла с похлебкой, он присел на колесо кибитки отдохнуть, но не успел даже разжечь трубку, как услышал гвалт, крики и собачий лай, доносившиеся от костра. Встревоженному Карло, приковылявшему на шум, открылась поразительная картина. Куклы, облепив со всех сторон, с трудом удерживали странное существо, в действительности очень напоминавшее черта. - Поймали! – с гордостью возгласил Буратино, подсветив фонарем, и Карло увидел девчонку лет двенадцати, черноволосую, оборванную и настолько чумазую, что принять ее за черта было немудрено. При виде старика девчонка рванулась, но куклы держали цепко. Артемон скакал вокруг, захлебываясь лаем. - Ах ты… - пробормотал старик, присаживаясь на корточки, чтобы заглянуть в лицо маленькой воровке. Из-под спутанных вороных косм блеснули сердитые черные глаза, и Карло вдруг понял, что в глубине души досадует на кукол за их инициативу и удачливость. – Кто же ты такая? Как тебя зовут? – спросил Карло, стараясь говорить приветливо. Маленькая цыганка шмыгнула носом, подняла голову и объявила с вызовом: - Меня зовут Мальвина!