Покидая розарий

В начале марта наступило потепление — теплые ветра с моря принесли много радости продрогшим от зимних холодов и холода войны людям. И много бед — потому как тепло принесло с собой грязные лужи, простуду, месиво вместо тротуаров, много работы и ночные бомбардировки над крышами домов. Жители столицы будто бы снова вернулись в прошлогоднее лето — не было только тепла и ясного неба над головой. Припасы, оставленные на зиму, давно кончились, оставив некоторые дома в неясном ожидании голода. А с уходом основных вражеских войск из столицы ушел последний порядок. На улицах появились ободранные люди с хмурыми лицами, которые примечали оставленные дома, врывались туда, разбрасывали вещи, искали что-то ценное или съестное. В некоторых районах резко вырос уровень преступности, кое-где появились первые жертвы. Чеен переживала все это время в борьбе — ее до сих пор мучала работа, которую она была вынуждена выполнять, несмотря на депрессии и истерики госпожи Шухуа, а в свободное время она бежала помогать товарищам Сон Сынван, половина из которых бесследно пропадала в эти тревожные дни. — Чеен-ним, — шептала ей на ухо уставшая Сынван с покрасневшими от недосыпа глазами. — Сегодня снова приезжали. Наверное, завтра арестуют. Чеен кивала, не отвечая, исчезала в переулке, а потом появлялась глубокой ночью в доме Сынван, неся за пазухой украденный у Намджуна документ, сэкономленные деньги или лекарства. То, что именно было необходимо очередному попавшему в беду другу. И потом снова растворялась в темноте… Оглядываясь назад, потом, много позже, Чеен и сама не могла понять, откуда у нее было столько сил. Она не спала сутки напролет, иногда часами притворялась и делала то, чего от нее ждали другие, работала и боролась — и всякий раз ей хватало только десяти минут, чтобы прийти в себя и снова ринуться в бой. Миллионы раз она была на краю гибели — Намджун иногда с опаской смотрел на нее, когда понимал, что очередная операция его подопечных провалилась, или нужный им человек исчезал из города. Но Чеен хватало пары минут, чтобы убедить его в своей невиновности. Она отчаянно отдавалась ему — соблазняла сама — и позволяла ему играть с собой, лишь бы тот ничего не понял. И лишь когда они с Сон Сынван успевали спасти очередного человека, она приходила в пустую холодную квартиру, где больше не было ни Сокджина, ни Цзыюй, и долго сидела на кровати, глядя в одну точку. Она не понимала, почему она еще жива — и в то же время радовалась этому. Случалось, конечно, она не успевала. Часто бывало. Приходя к темному дому, где ее ждали с документами, она видела, как кого-то уводили, избивали, а однажды просто расстреляли в темном переулке. Каждый такой промах она воспринимала как свое личное упущение — ей хотелось рыдать от боли и страха. И все-таки каждый такой промах был и опытом — Чеен училась на ошибках, даже таких страшных, чтобы никогда не опаздывать в следующий раз. Она никого не оплакивала — они с Сон Сынван понимали, сейчас не лучшее время для этого. Это все будет потом, много позже, когда они смогут снова спокойно сидеть на кухне, читать конспекты и пить чай. Сейчас же шла война — с самими собой в первую очередь — и ничего у Чеен и Сынван не было. Только вера и надежда. Только этот прожитый день. Только желание жить. И поэтому на каждое следующее утро Чеен просыпалась полной сил — и начинался новый день. Она снова воровала и меняла документы, искала деньги, находила нужных людей. Жила. Ким Намджун смотрел на деятельную, полную энергии Чеен со стороны и убеждался — он не просто так ее встретил. Эта странная девушка, которая — он это понимал — презирает его за насилие и боль, покорила его сердце полностью, он даже не успел найти в себе силы сопротивляться. Красивая, сильная, способная, умная — она заменяла ему обычный для него в другое время целый рой симпатичных пустоголовых любовниц. С Чеен ему было хорошо и спокойно. Чеен умела делать то, что он хотел. О Чеен он грелся, с Чеен решал проблемы. Думал о ней снова и снова — и всякий раз понимал, ему невыносимо жаль оставлять ее тут. — Я встретил тут девушку, — писал он начальству в письме. — Она удивительная. Да, не такая, как коммунистки в Пхеньяне, но и не хуже их. Красивая и странная. Все, как я люблю. Писал много и сам ненавидел себя за это — обычно он ничего ни у кого никогда не просил. Но с Чеен все было по-другому — пришлось искать другой вариант. Оставить ее тут — жалко, взять с собой — никто не разрешал, жить так, как жил недавно — не получится. Мир менялся вокруг Ким Намджуна, и он это понимал. Он мог только смотреть теперь на то, что он раньше менял по собственному желанию. Хотелось ему этого или нет — Пак Чеен уходила из его жизни, становясь полностью недосягаемой. Теперь она не будет подчиняться ему, ее уже не напугаешь, не заставишь пойти с собой, не внушишь ей, что только с тобой она выживет в это непростое время. А она, эта дурочка, будто бы и не понимала, что они расстаются навсегда — ходила веселая, возбужденная, активная. Делала все, что они от нее ждали, и даже больше, и ни разу не спросила его, когда он покидает Сеул, будет ли он писать ей… Намджун ждал — сегодня или завтра, но Чеен спросит о своей судьбе, задаст ему тот вопрос, который он ждет. Хорошо это или плохо — такое должно случиться. Пак Чеен принадлежит ему, он ее мужчина, она обязательно наберется смелости и спросит. Сегодня. Нет, завтра… Спросит — подойдет и взглянет ему в глаза — и скажет все то, о чем он мечтает услышать. А может заплачет и попросит взять ее с собой. А может… Первые сомнения вкрадывались в сознание, Намджун внимательнее наблюдал за ней, ждал — и не дожидался. Один день сменялся другим, приближался день их отбытия, а сражения шли уже у самой реки Хан. И Чеен счастливо желала ему доброй ночи, покидая дом, в котором провела столько времени. — Ты… — спросил он как-то вечером, — Чеен-ним… Ты что — рада моему отъезду? Его словно осенило — будто бы проснулся. Она, собиравшая вещи, повернулась, удивленно посмотрела на него. — Что вы сказали? — спросила она, но он уже успел разглядеть в ее глазах радость, неприязнь и немного жалости. Он был поражен до глубины души. Как можно было не догадаться раньше? Как? Чеен радуется тому, что скоро столицу возьмут войска союзников. Она счастлива. Она, вероятно, ждет этого дня, как и тысячи других жителей, считающих коммунистов захватчиками. То есть… Она не отличается от них. Но этого не может быть… Как же так? Они ведь были вместе — он заботился о ней, защищал, делил с ней постель… Она радовалась, когда он приходил, засыпала рядом с ним, доверяла ему. Она должна была полюбить его за все это время — она ведь женщина. И значит — не полюбила? Не полюбила просто?.. Он с обидой и непониманием смотрел на нее — Чеен пожала плечами, не дождавшись ответа, вернулась к вещам. И было во всем этом что-то противоестественное, что-то неправильное и нехорошее — Ким Намджун, который и без того находился в стрессе, нервничал и не знал, как он переживет очередной день, просто потерялся, забыл, что происходит и как. А она, вероломная Чеен, смотрела на него, как на глупого ребенка, и просто складывала вещи — и все на этом. Намджун такого перенести не смог — бросился к ней и схватил ее за плечи. Встряхнул. Она испуганно вскрикнула — отвыкла от боли — выронила его китель. — Что вы делаете? — спросила она, голос ее был тихим и непонимающим. — Что? — Что ты делаешь? — спросил он, пытаясь вытряхнуть из нее ее обиды и равнодушие. — Что ты делаешь, Чеен?! — Ничего не делаю, — огрызнулась она — и это было что-то новое, несвойственное ей. — Складываю ваши чистые вещи. Вы сами просили. — Я не про вещи тебе говорю… — простонал он. — Ты что — на самом деле рада, что я покину тебя, а? После всего того, что между нами было?! Он тряс ее за плечи — Чеен безвольно подчинялась, как уставшая кукла, а потом просто подняла на него свои красивые глаза и спросила тихо, будто бы ничего особенного не произошло. — А что между нами было, капитан Ким? Что? И он вдруг понял — осекся, остановился, застыл буквально, готовый умереть от приступа боли — первый раз получил удар по своему эгоизму. Действительно — что было между ними? Насилие? Боль? Ее страхи? Такое, конечно, сложно будет не заметить. — Ты, правда, ненавидишь меня? — спросил он. — Настолько? — Нет во мне ненависти, — Чеен высвободилась — он больно сжимал ее плечи. — Ничего нет. Я просто устала. Очень устала, капитан Ким. — Я заботился о тебе… Защищал тебя… Я любил тебя… — как заведенная шарманка, повторял он. — А ты… — Я это ценю и ценила всегда, спасибо, — Чеен больше не чувствовала между ними дистанцию — они впервые и единственный раз были равны. — Я знаю, я пережила зиму и благодаря вам тоже. Спасибо. — Я не смогу без тебя, — сказал он. — Я жду, когда ты попросишь меня взять тебя с собой. — С вами?.. — Чеен вспомнила уверения Цзыюй, что Намджун ее любит, ужаснулась. — Это не произойдет. Я не стану просить вас об этом. Простите, но я не стану. — Почему? Почему? — глухо спрашивал он. — Потому что я не покину Сеул, — твердо сказала Чеен. — Я останусь тут. — Зачем? — он до конца не мог ее понять. — Что тебе тут делать? — Жить, — объяснила она. — Жить. Как я жила все время. И до вас. И после вас. — Но я… Я ничего не значу для тебя? — он зачарованно потянулся к ней рукой. — Чеен-а, ты же любила меня. Все это время… Я не поверю, что ты притворялась. Я знаю, ты меня любила. Любила и любишь. Хочешь быть со мной. Думаешь обо мне… Я точно знаю, я уверен… — Я не могу быть с вами всегда, — твердо сказала она. — Вы других убеждений. Вы уедите. Я всегда знала, что однажды вы уедете. — Я могу остаться… — Нет, не можете… — Чеен подняла глаза. — Не можете, капитан Ким. Ваши товарищи ушли — и вы уйдете. Таков ваш долг, вы обещали защищать родину, и вы его выполните. Ваши подчиненные уважают и верят в вас. Не подводите их. — А ты? — Я останусь тут, тут мое место, — просто сказала она. — Я люблю свою родину. И разве вы не понимали, что все закончится. Все заканчивается рано или поздно. В нашем случае — рано. И слава богу. — Черт тебя дери… — он шагнул к ней, исступленно обнял ее, прижал к сердцу, горячо вдохнул ее запах. — Не говори так. Люби меня. Прошу, люби меня. Ты же знаешь, я ради тебя все, что угодно сделаю, я убить готов, умереть готов, я… — Ради меня? — вырвалось у нее — Чеен отшатнулась, глядя на него — в глазах мелькнула злость, сверху усталость. — Вы ради меня не могли меня же в покое оставить. Вы избили меня, капитан Ким. Плетью. Я едва не умерла от травматической лихорадки. — Я ошибся, но теперь… — И теперь ничего не изменится, — сказала Чеен. — Вообще ничего. Все будет так, как будет. Я молюсь, чтобы вы остались в живых, но большего от меня не ждите. Не ждите вообще ничего. Как и я не жду. Ни от вас, ни от жизни. — Черт тебя дери… — он целовал ее, губы, нос, подбородок, щеки, словно стремясь поскорее наполнить ее отдушины своим теплом — наверстывал упущенное, исправлял ошибки, торопился и не успевал. — Ченни… Я заберу тебя с собой. Я поеду в Пхеньян. Я скажу всем. Я… Я женюсь, понимаешь? У нас будет семья! Дети… У тебя будет настоящий дом… Ты вступишь в партию, я попрошу, Мин Юнги мой друг, он поможет, и… — Я не поеду с вами, — просто сказала Чеен. — Нет. Это мое решение, и менять я его не буду. Я не поеду, капитан Ким. Не поеду. — Почему? — устало спрашивал он. — Почему? Ответь мне, почему? — Потому что я не хочу, я не хочу ехать с вами… — Там будет Исин и его девка. Ты ведь дружна с той девкой? Исин говорил, что она тоже просила взять тебя с собой. Если я поеду на фронт, а тебя отпущу с ними? Что скажешь? — С ними я тоже не поеду, — Чеен высвободилась без особого труда и вернулась к вещам. — Не поеду. Из Сеула меня не увезет ни единый поезд. Я останусь тут. Я буду ждать. — Кого ждать? — только и смог спросить он. — Всех, кто его покинул… — честно ответила ему девушка. — Вы тоже возвращайтесь туда, где вас ждут, капитан Ким. Я уверена — есть те, кто помнят вас и думают о вас. Возвращайтесь к ним. Сделайте их счастливыми. Больше они к этой теме никогда не возвращались. Когда Чеен покидала дом тем же вечером, он ее не остановил. Один этот разговор перечеркнул все, что было между ними, будто ничего и не было. Чеен просто закуталась в свой платок и ушла к себе — Намджун смотрел ей вслед из окна. Той же ночью начался первый авиаудар от войск союзников. Над головой Чеен снова громыхало — как в те летние дни, когда она пряталась от грохота и выстрелов на груди у Джонни, бои шли уже на правом берегу реки Хан. Последние руководящие посты спешно покидали Сеул. Чеен проснулась от холодного морозного воздуха — накануне оставила окно приоткрытым, и теперь в квартире стоял оглушительный холод. Она впервые не встала по будильнику, теперь ей некуда было торопиться. Закутавшись в старые одеяла, она спешно затопила печурку и поставила чайник с ледяной водой. В ее ушах все еще стоял голос Ким Намджуна. Чеен знала, что больше никогда не увидит его. — Привет, — сказала ей Цзыюй — она вошла в квартиру, открыв ее своим ключом. — Я пришла. — Цзы… — растерянно пробормотала Чеен — они не говорили последнюю неделю. — Привет. Цзыюй была хорошо и тепло одета — для дороги. Лицо казалось румяным с мороза, на голове фетровая шляпа. Она больше не была секретаршей для коменданта — теперь она была любовницей господина капитана армии. Чжан Исин постарался — нарядил ее хорошо. Втайне Чеен порадовалась, что Цзыюй выбрала именно его, у него хватит ума и совести позаботиться и о ней, и о ребенке. — Я за тобой пришла, — сказала подруга. — Поедем, Ченги. За углом стоит машина. Она увезет нас отсюда. — О чем ты? — удивилась Чеен. — Разве мы уже не решили все? — Мы не решили — ты решила, — сказала Цзыюй. — Я твое решение не приняла. Не могу принять, Ченги. Не могу оставить тебя тут, рука не поднимется. Поедем со мной. Сегодня ночью армия прорвала оборону. Они будут в Сеуле уже сегодня ночью. Больше нет возможности уехать. — Тогда ты должна поторопиться, — резонно сказала Чеен. — Ты и твоя безопасность в приоритете. Езжай скорее. И береги себя. Не простынь в дороге. — Поедем со мной, — попросила Цзыюй. — Ты нужна мне. Очень нужна, Ченги. Я не могу уехать, когда знаю, что оставила тебя тут. — Ты и не оставила, — мягко поправила ее Чеен. — Я сама осталась. Ты ничего мне не должна и ни в чем не виновата. Я благодарна тебе и люблю тебя. Ближе тебя у меня никого нет. — Ближе тебя у меня никого нет, — повторила за ней Цзыюй. — Поэтому, пожалуйста, поедем вместе. Я упросила Исина, он берет тебя. Ради меня он что угодно сделает. Он сказал, что и Ким Намджун хочет забрать тебя. Пожалуйста. Я не могу просить долго. Времени так мало, Ченги. Я не хочу умирать. — Ты не умрешь, — Чеен забеспокоилась — крупные слезы стекали по лицу Цзыюй. Цзыюй не должна плакать, не для этого она родилась. — Все будет хорошо, — честно сказала Чеен. — Ты спасешься, вырастишь ребенка, начнешь все заново. Жизнь длинная. Однажды, я верю, однажды мы встретимся. — Не встретимся, — с надрывом сказала Цзыюй. — Если ты останешься — нет. Пожалуйста. Я могу встать на колени, Ченги. Поедем вместе. — Я не могу, — Чеен мягко подошла к Цзыюй, протянула руки для последнего объятья. — Не могу я. Прости, пожалуйста. Езжай одна. У тебя одной все получится. Тем более, Исин будет рядом, и… — Мне ты нужна. Ты… — Цзыюй не выдержала — расплакалась — и только теперь Чеен поняла, она действительно устала, она действительно боится, она действительно носит в себе ребенка. — Я не смогу без тебя, Ченги. Я хочу, чтобы ты была рядом. Поедем со мной. Я больше не могу ждать. — Я жизнь за тебя отдам… — вздохнула Чеен. — Но уехать не смогу, Цзы. Я должна остаться. — Почему? Зачем? — Потому что хоть кто-то должен быть тут, когда все вернутся, — пояснила Чеен. — Я осталась одна — но я жива, и я дождалась. Люди будут возвращаться. Все мои оппы и онни. И я буду ждать. Я дождусь девчонок, дождусь солдат, онни свою дождусь. Я обещала им. Я не могу уехать. — Когда война кончится, ты сможешь списаться с ними, — пообещала Цзыюй. — Если останешься тут, погибнешь, понимаешь? Умрешь! — Не умру, — твердо сказала Чеен. — Теперь точно не умру. Я дождалась, Цзы, наши солдаты вернули нам столицу. Теперь мне уже ничего не страшно. Я дождалась, слышишь? Дождалась. — Они тебя арестуют… За связь с врагами… — Цзыюй плакала, размазывая слезы. — Ким Сокджин… Он ведь опасный человек… Высокая птица… Ты спасла того, кого не нужно. — Я никогда не откажусь от него, — Чеен повысила голос. — Он заслужил жизнь. Он будет жить. — Он взорвал тот поезд с гражданскими… — уставшая Цзыюй разбалтывала страшные тайны, позабыв обо всем на свете. — Именно он. — Какой поезд? — переспросила Чеен, чувствуя, как холодеют ее пальцы. — В котором погибли те последние жители. Твоя подруга Йерим, например, — пояснила Цзыюй. — Исин сказал, что он планировал все их операции. Понимаешь? Он забрал много жизней наших товарищей. А ты спасла его… Когда жители города узнают… — Он больше не будет убивать, — решительно сказала Чеен. — То, что было, не имеет значения. Важно только то, что будет. Я верю в будущее, Цзы. В его будущем он будет самым счастливым на земле. Поэтому я и остаюсь. — Ради него? — Ради того, чтобы однажды дождаться всех, кто ушел, — повторила Чеен. — И если Ким Сокджин захочет вернуться… — Он сюда не другом вернется, — Цзыюй осунулась, постарела лет на пятьдесят на глазах. — Он придет с войсками бомбить дома. И убивать всех оставшихся — тебя в их числе — спасшую ему жизнь. Он придет сюда врагом. Ты погибнешь, ты постоянно балансируешь на грани. Я не могу тебя потерять, Ченги. Я не вынесу, если что-то случится с тобой. — Я ради тебя на все готова… — честно сказала Чеен. — Но сегодня я хочу сделать что-то для себя. Поэтому я должна остаться. Пожалуйста, прошу тебя. Позволь мне остаться. Я не смогу жить где-то далеко от Сеула. Я хочу быть здесь… И тогда Джонни-оппа… — Твой оппа… — повторила за ней Цзыюй. — Он уже умер, Ченги. Все умерли. Неужели и ты хочешь? — Все не могли умереть, — перебила ее Чеен. — Я же осталась. Значит, и другие могли. Я буду ждать. Прости. Прости. Она хотела обнять Цзыюй на прощание, но та не позволила. Она говорила что-то, плакала, а потом просто вышла из квартиры, бросив ключи на пороге, громко хлопнув дверью. Чеен смотрела ей вслед — и ничего не чувствовала внутри себя, кроме любви к этой удивительной девушке и ее будущем ребенку. — Дорогой оппа, — тихо сказала она в пустоту. — Сегодня мой мир остановился в третий раз. Но я все еще жива, и я жду. Клянусь тебе, я буду ждать столько, сколько ты скажешь, и даже больше. И я дождусь, оппа. Дождусь. Даже если ты умер — дождусь твоего письма. И лета дождусь. Она плакала у печурки, кутаясь в одеяло, пила пустой кипяток, а потом просто легла спать и проспала несколько часов кряду, без сил, чтобы проснуться. Силы и сознание покинули ее — ничто не могло разбудить Чеен, кроме грохота канонады за окнами. Это случилось глубокой ночью. Войска союзников прорвали последнюю линию обороны и вошли в город. Они стреляли не по врагу — стреляли, чтобы сообщить всем. Столица была возвращена. Чеен очнулась ото сна из-за грохота, встала с места, испугавшись темноты, чиркнула спичками — они всегда лежали на полу у кровати, и зажгла крохотную керосинку — электричества в доме не было давно. Квартира не успела остыть — в комнатах было тепло, на кухне горел небольшой свет, и Чеен не сразу поняла, что это. Она вышла туда без одежды — в рубашке, в которой спала, в которой провожала Цзыюй, и застыла на пороге, не веря ни своим глазам, ни своему раздвоенному на части сознанию. Она вообще потеряла способность мыслить. Будто бы со стороны смотрела она на себя, и до конца не понимала — может, она все еще спит? Может, она умерла и не воскресла? За кухонным столом сидела Цзыюй — все еще в шубе и фетровой шляпе, сложив руки на коленях. Лицо его покраснело от слез и выглядело уставшим, глаза отекли. Она не смотрела на Чеен, будто бы ее не было — и Чеен не поверила своим глазам, подошла ближе, села, глядя Цзыюй в глаза. Потом ее осенило — Чеен бросила взгляд на окна — темнота, только всплески снарядов освещают улицы, на стареньких часах три часа ночи. — Цзы… — пробормотала Чеен. — Что ты тут делаешь, Цзы? Цзыюй не ответила, встала, наконец, стянула шляпу — волосы были собраны в простую косу, сняла шубу, бросила на пол. — Живу, — глухо сказала она. — Я тут живу. — Но ты должна была уехать, — напомнила Чеен, ее буквально трясло от страха и непонимания. — Почему ты тут, Цзы? Что ты тут делаешь? — Живу, — снова сказала она. — Раз ты осталась, значит, останусь и я. Помнишь? Чеен вспомнила — в день, когда брали столицу, Цзыюй встречала их в квартире с Ким Сокджином. Было это вечность назад. Теперь наступил день, когда столицу вернули. И Чжоу Цзыюй все еще сидела за столом и ждала ее. Чеен заплакала, понимая, какую именно ошибку она совершила сегодня — она все-таки дождалась, но совсем не то, чего хотела, о чем мечтала. Цзыюй проснулась — подошла к Чеен, вытерла той слезы рукавом, как мать, как сестра, как бог тоже, наверное. — Прекрати плакать, — твердо сказала она. — Я тут. Будем думать, как дальше выбираться. — Но… Цзы… — Чеен, наконец, смогла разрыдаться — этого не хватало ей эти долгие недели. — Но ты… Твой ребенок! Как же он? — Он тебе не помешает… — вспомнила Цзыюй, повторив ее слова. — Ты ведь так говорила? Он тебе не помешает…