Покидая розарий

На первый день после ареста Цзыюй саму Чеен допрашивали в течение нескольких часов, пока, наконец, не закончились их вопросы. На второй и третий ее вовсе не запустили в здание полиции. Далее были длинные выходные, во время которых Чеен обивала пороги управления, и лишь в понедельник, когда она снова пришла сюда, отпросившись с работы, к ней вышел командир северного подразделения, Ким Джунмен, неодобрительно косившийся на нее. — Я вроде как не приглашал вас для допроса, — заметил он. — Я пришла сама, — перебила его Чеен. — Как моя подруга? С ней все в порядке? — В полном, — сухо сказал он. — Если вы имеете в виду ее физическое состояние. — В первую очередь, именно это меня и волнует, — Чеен опустила голову, сухо улыбнулась. — Когда я смогу увидеть ее? — Она вам просто подруга, — Ким Джунмен сложил руки на груди. — Не сестра, и, насколько я знаю, вы подружились не так давно. Разве порядочная студентка и медсестра военного госпиталя должна поддерживать постороннего человека, обвиняемого в опасном преступлении? — Она ни в чем не виновата! — Чеен рассердилась. — Она просто беременная женщина, которой нужна помощь, в первую очередь. И пока ее вина не доказана… — Речь идет о предательстве Родины, — заметил офицер. — Ей грозит трибунал, к вашему сведению. — Она никогда не предавала Родину, — Чеен готова была объяснять даже на пальцах. — Никого не убивала, не предавала, не распространяла сведения, просто пыталась выжить, пока враг был в столице. К тому же не сбежала из города, а действительно жила в нем. И искренне надеялась, что наша славная армия изгонит врага и спасет нас… А вы арестовали ее… Пока она беременна, разве вообще может кто-то в чем-то ее обвинять? — Вот как… — Ким Джунмен сложил руки на груди. — Тогда скажите, от кого беременна ваша подруга? — Это ее личное дело, — не моргнув, сказала Чеен. — Я никогда не опущусь до того, чтобы обсуждать чужую личную жизнь. Это неприлично, в конце концов. — Когда вас допрашивали, вы сказали, что капитан Чжан Исин был вам знаком только по работе на фабрике, — вспомнил он. — Это правда? — Естественно, — кивнула девушка. — Я также работала в доме, в котором жил он и его сестра. Его сестра лично попросила, чтобы это делала я. Я могла, конечно, отказаться, но я боялась последствий. — Она попросила вас, потому что вы однажды оказали ей медицинскую помощь, — сказал Джунмен. — И у вас не было особой причины это делать, никто не знал, что вы владеете некими определенными умениями и навыками. — Я не могу пройти мимо человека, которому плохо, — упрямо сказала Чеен, злясь, что этот человек заранее знает гораздо больше чем все, — И впредь никогда не пройду мимо. — Но вы осознаете последствия? — Осознаю, — кивнула Чеен. — Но за это не арестовывают, согласитесь. По чьей наводке вы на нее вышли? Этот человек несомненно врет. Даже во время осады на Цзыюй были нападки из-за ее национальности. Она просто жертва обстоятельств, она тут не при чем. — Да бросьте, — отмахнулся Ким Джунмен. — Все прекрасно знали, что именно у нее были личные отношения с Чжан Исином. — Он ее домогался, — соврала Чеен. — Она боялась его. Потому что боялась и за меня. — Судя по свидетельствам, она не была против их отношений. — Вас там не было! — выпалила Чеен. — Откуда вам знать? Я была там. Я ее подруга, я знаю все о ней. — Так уж и все, — хмыкнул офицер. — Думаете, вам на слова можно поверить? — Проведите честное расследование, опросите свидетелей, — твердо сказала Чеен. — Они докажут вам, что ничего такого не было. — Уже допросили, — перебил ее Ким Джунмен. — Допросили практически всех девушек, работавших на фабрике, вместе с вами. И все они говорят, что Чжоу Цзыюй добровольно вступила в личные отношения с офицером вражеской армии, кроме того была достаточно груба и своенравна. — Это все ложь! Они лгут! — не сдержалась Чеен. — Откуда им знать, какие у них были отношения? Они постоянно обдавали нас обеих холодом из-за зависти, но они ничего не знали о нас. Меня едва не убили из-за того, что я отказала капитану армии, я пролежала в больнице… — Об этом нам известно, — лаконично заметил Ким Джунмен. — И после этого вы были вынуждены вступить с ним в связь. — Да, — гордо подняла голову Чеен — ее жгло внутри из-за ненависти к этому человеку и самой себе, но она держалась из последних сил. — И я не буду врать. — Однако мы также знаем, что вы неоднократно обманывали этого человека, воровали важные документы и помогали линии сопротивления, — сказал молодой офицер. — Если бы я мог отсалютовать вам, я бы это сделал. Снимаю перед вами шляпу… При первой встрече вы не казались мне настолько отчаянной и смелой. — Откуда вам так много известно? — не выдержала Чеен. — Разве… Это входит в ваши обязанности? — Практически, — сказал он. — Но то, что вы по-своему фигура легендарная, далеко не секрет. — Я просто человек… — Чеен стало неловко. — И я была рада помочь моим друзьям. Но ни я, ни Цзыюй никогда не предавали родину. Мы любим этот город. Мы любим свободную Корею. Она моя подруга, неужели вы думаете, что я бы стала заботиться о предательнице? — Да, стали бы, — офицер опустил глаза. — Ибо вы женщина, а женщинам не чужды некие слабости. — Она всего лишь хотела выжить, — Чеен устала объяснять что-то человеку, который заранее был настроен против Цзыюй. — Она хороший человек. Никогда она не желала плохого человеку или животному, она честно трудилась на благо победы… И то, что с ней приключилась такая история, это не ее вина. Это вина системы, которая не смогла защитить ее от произвола. Это вина сил, допустивших врагов в столицу. — Обвиняете регулярные войска? — осведомился офицер. — Никак нет, — Чеен с мольбой посмотрела на него. — Могу я увидеть ее? Прошу! Хотя бы немного поговорить с ней… Она девушка, она больна, к тому же она беременна… Ей нужна поддержка. — Никак нет, — в тон ей ответил Ким Джунмен. — Ее положение не настолько опасно. Ее осмотрел тюремный врач. Он сделал заключение — ее жизни ничто не угрожает. А свидания политическим заключенным не положены. — Она моя семья! — в отчаянье выкрикнула Чеен. — Она вам никто, если судить по фактам, — молодой офицер рассердился и перестал себя сдерживать. — То, что я уже тут говорю с вами о ней, само по себе не делает мне чести. Я не обязан распинаться перед вами и что-то вам объяснять. Считайте, что оказал вам услугу из уважения к вашей помощи нашему славному делу. Но больше я ничего делать не буду.  — Я ничего не просила у вас, — Чеен подняла глаза и посмотрела на молодого человека. — И никак вас не оскорбляла. И у вас нет повода говорить так со мной, как вы сказали, честной студенткой и медсестрой военного госпиталя. Я просто гражданка, чья близкая подруга попала в беду. И я смотрю на вас как на орган власти — потому что мне положено искать помощи у вас. Она выпрямилась, и этот жест сказал о ней больше любых слов. Спокойно поклонившись, она побрела, лихорадочно обдумывая, как ей спасти Цзыюй. И от одной этой картины Ким Джунмену стало неловко и больно. Он вспомнил другую девушку, которой однажды тоже не помог, и вспомнил, чем все это закончилось… — Пак Чеен, — окликнул он ее, Чеен медленно обернулась — и только теперь он заметил, ее глаза сухие, она не плачет, не отчаялась, не потерялась — она ищет решение, то есть не сдалась еще. — Да? — спросила она. — Я не смогу устроить вам свидание, — сказал он грубо, сердясь на себя за собственное малодушие. — Но я могу передать ей от вас посылку. В качестве исключения. Не ради нее. Ради вас. Раз вы так беспокоитесь. — Правда? — Чеен радостно улыбнулась — и он поразился контрасту, насколько мало она думала обо всем на свете — насколько много думала о плененной Чжоу Цзыюй. — Я соберу ей корзину… Вещи положу теплые и немного еды… Вы сможете передать? — Не больше трех-четырех килограмм, — буркнул он. — Принесете сюда завтра утром. Я передам. И прослежу, чтобы ей отдали все содержимое. Но никаких ножей или ножниц. И никаких химикатов. — Только еда и вещи, обещаю, — Чеен низко поклонилась и бросилась прочь, чтобы он не передумал. — Ищите адвоката, — сказал он ей вслед. — Или кого-то из высших чинов. Иначе все кончится плохо. Эти слова эхом отдавали в ушах Чеен, пока она бежала прочь — и это же было единственным благословением. Ей действительно нужно было найти кого-то, кто мог бы помочь Цзыюй, кто мог бы спасти ее — раз уж она сама тут оказалась бессильна. *** — Мы знаем про твою подругу, — сказал Кан Даниэль, когда она только заикнулась о том, что произошло. — И я тебе сопереживаю. Правда. Тебе. — Не понимаю… — Чеен растерянно смотрела на Джихе, которая прятала глаза. — Все вокруг знают? — Ее арестовали при нас, — Дахен теперь обустроилась в квартирке рядом, чтобы не мешать встречаться влюбленным, но дни проводила у них. — Мы видели. — Видели — и ничего не сделали, чтобы спасти ее?! — возмутилась Чеен. — Даже мне не сообщили! Какие же вы после этого друзья? — Хорошие, — деловито сказала Дахен, она вскинула гордо голову. — Если б прибежала ты и оказала сопротивление, тебя бы тоже арестовали. Или ты этого хотела? — Цзыюй ни в чем не виновата! — Чеен возмущенно ударила по столу. — Она добрейший человек! Она патриот! — Ты сама в это веришь? — Даниэль мягко поймал ее руку, погладил. — Вот про тебя точно можно так сказать, но про нее… Она ведь в положении? От кого? От кого-то из наших славных солдат? Нет… — Это не имеет значения! — Имеет, Чеен-ним, — Джихе поставила перед своим мужчиной кружку, которую тот принял обеими руками — ни дать, ни взять супружеская пожилая пара. — Подумай только, как о ней могут судить власти, если все вокруг говорят, что она хорошо жила во время осады, да к тому же носит под сердцем ребенка врага! — Это ее ребенок, в первую очередь! — Мне понятен твой гуманизм… — Даниэль отодвинул стул, чтобы Чеен села, мягко улыбнулся. — И я счастлив. Счастлив, что такой человек еще есть в наших рядах. Я ценю твою доброту, ценю то, как сильно ты стараешься защитить друга… Цени себя, пожалуйста. Сохрани в себе это… — Ты заговариваешь мне зубы, оппа, — Чеен услышала свой собственный голос и не узнала его. — Я понимаю, что ты пытаешься сейчас сделать, но это не то, что я хочу. Я знаю, мы с тобой не самые лучшие друзья, никогда ими и не были… Но можешь ты помочь мне? Пожалуйста… Я готова на все, что угодно, ради Цзы… Даниэль пригубил ароматный чай, который заварила ему Джихе, с обожанием посмотрел на свою девушку, а потом нахмурился и покачал головой. — Нет, — сказал он. — Не смогу. Прости. — Почему? — не выдержала Чеен. — Ты же офицер армии! Ты стал капитаном, многого достиг… Тебя уважают, к тебе прислушаются! Попроси за нее! Хотя бы попытайся… — Не могу, — с нежностью сказал он. — Пойми меня, не могу. Это не та история, где должно мелькать мое имя, и Чжоу Цзыюй не тот человек, ради которого я могу рискнуть. — В этом нет ничего такого, — Чеен ломала руки. — Я понимаю твои мотивы… Хотя бы попробуй. Если это не выйдет, я буду искать другой вариант. Ради нашей дружбы, ради моей дружбы с Джихе-ним… Прошу тебя, умоляю, попробуй… — Довольно, — перебила ее Джихе. — Хватит! Если оппа сказал, что не сможет, значит, он не сможет. — Что? — Чеен удивленно смотрела на Джихе, та сжимала в руках полотенце, пальцы ее дрожали. — Ты кричишь на Ченги? — удивилась Дахен. — Джихен-и, ты с ума сошла? — Ты ввергаешь всех нас в опасность, — сказала громко Джихе. — Пытаешься навязать нам свое поведение. Я понимаю, тобой движут благие намерения. Но ты должна помнить — Цзыюй нам не друг. Она друг только тебе. Нас она всегда избегала, от нас она старалась держаться подальше. Мы не знаем, виновата она или нет… Но именно она состояла в отношениях с вражеским офицером, и она беременна от него. Даже если и насильно. Мы не хотим в этом разбираться. У нас не выйдет помочь тебе, прости и смирись с этим. — Ченги… — Даниэль знаком заставил Джихе замолчать. — Мы рады будем узнать, что у нее все хорошо. А помочь не сможем, прости. Не получится у нас. В конце концов, не все так просто… — Мой оппа только вернулся! — не выдержала Джихе, она бросила полотенце, вцепилась в куртку Чеен и потянула на себя. — Ты же знаешь, откуда он пришел… Из пекла! Непонятно как он выжил! — Я не прошу его рисковать, я прошу помочь беременной женщине! — Чеен, наконец, обрела дар речь. — Я просто хочу вытащить оттуда будущую мать! — И мы хотим! — Джихе рассердилась. — Не ты одна такая добрая, Ченги! Думаешь, мы ей смерти желаем, да? Дудки! Я тоже хочу вытащить ее оттуда! Вот только не выйдет! Новые власти презирают предателей, а она таковая и есть в глазах миллионов горожан и мирных жителей. Ведь вы нормально прожили осаду! Питались хорошо! Ты до сих пор готовишь из контрабандных продуктов! — Нам они дорого обходились! — Чеен не выдержала. — Я не собираюсь отчет держать, тебя тут не было! — Не было! — Джихе рассмеялась — нарочито и громко. — Я успела сбежать. И всю зиму срывала лебеду на огороде, из которой нам варили суп. И мы голодали, Ченги! Голодали! Никакой работы, только налеты их солдат. Но достоинство мы сохранили. Да, чуть не умерли, но остались верны своим идеалам. — Ты меня обвиняешь в этом? — Нет, — Джихе уперлась руками в бок. — Я знаю, что тебя били. И вот тебя к связи принудили точно. Но ты же не пряталась, моя дорогая, ты выставлялась. А теперь представь, что Чжоу Цзыюй искала себе любовника среди врагов! И она его нашла. И припеваючи пережила зиму! — Он ее тоже заставил. — Она последнее время жила в его доме, — вмешалась Дахен. — Об этом тоже все знают. И собиралась уехать с ним… — Откуда?.. — пробормотала Чеен. — Вы что — подслушивали наши разговоры? — Нет, — поспешно замотали головой Дахен и Даниэль. — Да, — громко сказала Джихе. — Я слышала. И я не собираюсь врать властям! Я не буду никого прикрывать, ни о ком думать тоже не буду. Меня волнует только мой оппа и наше будущее. Я слишком долго ждала, теперь просто хочу быть счастливой. — Какой ценой? — рассердилась Чеен. — Ты что — жалко помочь ей? На ее месте мог бы оказаться любой! Клеветников много! — Я понимаю, — кивнула Джихе. — Но я не окажусь. Я люблю и я любима. И я счастлива. Остальное меня не волнует. — Боже… — Чеен закрыла руками уши. — Я слышать это не могу… Я не могу поверить, что ты так говоришь… После всего того, что было… Столько ненависти! Столько боли! — Я желаю тебе удачи. Найди тех, кто может помочь, — громко сказала Джихе. — Будут нужны деньги или продукты — мы дадим. Но больше ничем помочь не сможем. Мы хотим жить спокойно и счастливо. Заслужили, в конце концов. Я и мой оппа. Мы просто хотим быть счастливыми. Разве многого я прошу? — Нет, не многого, — Чеен устала, поднялась со стула, как дряхлая старуха, закрыла лицо руками. — Но сможешь ты стать счастливой, зная, что ее повесят на площади? Зная, что могла помочь ей? Не думаю, не думаю… — Смогу, — сказала Джихе. — Я теперь смогу стать счастливой, несмотря ни на что. Самой счастливой стану, ясно вам всем? И ничего не попрошу взамен… Она расплакалась — громко, отчаянно, как брошенный ребенок. Чеен слушать не стала, выскочила из дома, вслед ей летел голос Кан Даниэля. — Ченги, приходи к нам, если станет одиноко… Мы думаем о тебе, Ченги, береги себя! — Прости ее, — попросила Дахен, она вышла за Чеен, закрыла дверь, ведущую в квартиру, кутаясь в оборванную кофту. — Прости, если сможешь ее эгоизм. Он вынужденный. — Я не держу зла. Не держу ничего — добра тоже, — Чеен покачала головой. — Она хочет стать счастливой, пусть будет ею. Ничего не прошу, просто пусть будет счастливой, раз только об этом мечтает. — Она едва пережила его отсутствие… — сказала Дахен. — Сердце себе вынула и разорвала на части. Пойми ее… Между вами так много общего! — Ничего общего нет, — перебила Чеен. — Разные. Мы разные. — Ты тоже ждешь Джонни, — сказала Дахен. — Твой оппа тоже идет к тебе — и ты ждешь. И думаешь о том дне, когда он вернется, чтобы быть рядом с ним. И готова умереть ради этого. Я знаю, Ченги. Я знаю. Я завидую вам обеим — вот бы и я кого-то любила, чтобы и мне жить надеждой на кого-нибудь. Я завидую, потому что у меня веры нет. И надежды нет. Ничего нет у меня. И значит, я не живу, я существую. А она дождалась. Прости ей ее счастье… Она боится, что он вмешается, и его отнимут у нее… И дело не в Цзыюй. Дело в ней. И в нем. — Я жду оппу, ты права, Да-ним, — Чеен подняла глаза, протянула руку и сжала ладонь подруги, — Но я знаю, что, возможно, и не дождусь его. Даже больше скажу — я практически знаю это. И если не дождусь — что же… Я, по крайней мере, помогу кому-то еще. Виновата Цзыюй или нет — она ничего не сделала лично ни ему, ни ей. Если он не может помочь — что же, ничего страшного… Меня задевает не ее эгоизм. Ее равнодушие задевает. Ее холод душевный. Разве можно так? Разве так нужно? Она покачала головой, словно стряхнув с себя все на свете. — Я так не смогу, Да-ним, — сказала Чеен. — Если не попытаюсь, то, значит, не смогу себе простить ничего. Цзы достойна жизни. И ее ребенок тоже. Он самый лучший пример того, что жизнь продолжается. И я не все на свете отдам за возвращение оппы… Если вещи важнее — важнее меня или его, понимаешь? Она нагнулась к Дахен, горячо обняла ее. — Не так важно дождаться, важно какой ты его дождешься… — сказала она шепотом. — Если я дождусь его, но вместо меня будет сидеть эгоистичное и равнодушное существо — будет ли он рад мне? Смогу ли я любить его дальше? Нет… Он меня не такой полюбил. Она кивнула на окно. — Пусть не плачет из-за меня. Я не сержусь. Передай им обоим, что я вытащу оттуда Цзыюй. И без их помощи. А они пусть будут счастливы… Она так и не помирились друг с другом. В следующие выходные вернувшаяся из изолятора Чеен с окна заметила подъехавшую служебную машину, которая долго ждала у их общих ворот. Из подъезда вышли двое — Кан Даниэль в новом мундире, а вместе с ним Джихе. На ней было короткое белое платье, купленное, вероятно, у американцев. На завитых волосах была короткая фата. Кореянки не такое надевали на свои свадьбы, но Джихе шел этот наряд. Последней вышла Дахен в воскресном платье и шляпке. Все трое сели в машину и уехали. — Венчаться будут в армейской цервки, в переносной, — осенило Чеен. — Пак Джихе вышла замуж за своего принца… Чеен была рада за нее, никакой обиды — даже учитывая, что та скрыла от нее свою свадьбу, искренне помолилась за них и пожелала им счастья, а во сне заплакала от какого-то странного сна и долго не могла прийти в себя, все рыдала и рыдала даже утром. — Дорогой оппа, — написала она тем же вечером. — Как ты? Это я, твоя Ченги. Я скучаю… *** — Все приходит и приходит, — проворчал Ким Джунмен. Сынван подошла к окну и выглянула наружу — Пак Чеен сидела на крыльце, несмотря на промозглый дождь, поглядывала изредка в окна. — Прогнать ее? — спросил дневальный. — Я могу, господин капитан. — Нет, — покачал головой Джунмен. — Не стоит. Сама уйдет, когда стемнеет. — Добрый ты, — сказала Сон Сынван. — Это потому что я попросила? — Ты тут не при чем, — буркнул он. — Будто бы у тебя есть авторитет… Ты всего лишь дружинница, не больше. Знай свое место, нуна. — Я тебе не нуна, — огрызнулась та. — Имей уважение! И она хорошая, Пак Чеен. Не гоняй ее сильно. И не пугай. Иначе потом трудно будет. — Это она спасла двести человек от выселения? — уточнил дневальный. — Она, — кивнула Сынван. — И многих от ареста потом спасла. Узнавала фамилии и говорила мне, я предупреждала. Иногда, конечно, не успевали… Но чаще получалось. Люди уезжали, спасались. Я знаю, она это делала не просто так… Она хотела помочь. Ценила это. — Тоненькая такая, — заметил Джунмен. — Рукой можно пришибить… Не боялась. И сейчас не боится. Приходит постоянно. Просит, то то, то другое… Я уже и хамил, и выгонял, снова приходит. И ждет свидания с той китаянкой. — Китаянка красивая, — дневальный ахнул. — Все в нее влюбились. Еще б пузатая не была. — Она шлюха коммуниста, — процедила сквозь зубы Сон Сынван. — Если б не она, из Ченги бы хорошая партизанка вышла. Или получше… Она идейная и сильная. Но та дура полностью ее к себе расположила. Она думала только о ней. А та и рада стараться. Подложила Ченги под другого капитана. — Тоже шлюха? — разочарованно протянул солдат. — Нет, она сопротивлялась, — Сынван улыбнулась. — Он ее так избил, что едва не убил ее. А потом она извлекла из этого пользу. Нам помогла. И все хорошо вышло. Но это все благодаря Ченги. Уж очень она добрая. Никому не отказывала. Стольких вытащила… — Она не понимает, что дело Чжоу уже решенное, — тихо сказал Джунмен, знаком отослав дневального подальше. — Объяснишь ей? Вы же дружны… Ты же мне о ней сказала… — Я не могу, — Сон Сынван покачала головой. — Она меня презирает. Понимает, что без меня не обошлось. — Помиритесь, — сказал Джунмен. — И ты ей объяснишь. Скажешь, что дело закончилось. Что все давно принято. Трибунал есть трибунал. — Ты плохо Ченги знаешь, — хмыкнула та. — Ее таким не испугать. Она снова придет. И в покое тебя не оставит. Если она берется за дело, то до конца идет. — А придется… — вздохнул Джунмен. — Армия проигрывает… Вскоре могут снова прийти к столице… До того момента все ненадежные кадры осудят и казнят. Это решение правительство. И оставить в живых любовницу капитана армии, даже беременную, я не могу. — Что же… — Сон Сынван с жалостью посмотрела на Чеен. — Жаль признавать, но придется с ней поговорить. Раз делое такое…