***
Начинались рабочие дни. Брук небезосновательно считал, что труд помогает организму бороться с недугами и, прежде всего, с душевными. Поэтому почти все в лечебнице были чем-то заняты. Не работали только буйные и «растения», их держали по камерам, лечили или выгоняли во двор. А вот те, кто мог работать и при этом провинился, не знали покоя до самого вечера. Маска, конечно, попал в их число. Утром один из главных надзирателей обходил новых заключённых и пациентов и назначал места работы. — Вот, куда тебя поставим. — сказал он, когда очередь дошла до актёра. — На драки сил не останется. Давайте-ка его в котельную, там сегодня пусто. Маске надели кандалы на руки, и повели его в подвал. Актёр жадно разглядывал и запоминал каждый поворот, каждое помещение, пролёт. Время от времени эхо доносило до слуха актёра вопли и стоны, от которых внутри всё холодело. По пути Маска увидел Отмычку и Генри. Первый таскал ведро с ледяной водой, мыл в ней ветошь окоченевшими руками, а второй натирал полы и даже стены. Они работали быстро, стараясь согреться. Рукава у обоих были засучены, а на правом предплечье, почти у локтя, виднелась римская двойка. Ребята заметили артиста. Он успел кивнуть приятелям, но его толкнул сторож, и Маске пришлось опустить лицо. — За работу! — крикнул другой надзиратель и замахнулся палкой на Отто. Охрана вела Маску вниз по тёмной лестнице. Вой и крики усиливались. На полу сидел сумасшедший, прикованный к перилам, он дёргал руками, пытаясь освободиться от наручников, но при виде охранников притих. Рядом с ним на носилках лежал ещё один пациент с остекленевшими глазами. Санитары выволокли из-за дверей ещё одно бесчувственное тело. Маске стало не по себе. Конвой направлялся туда. Итальянца вели по холодному полу огромной тёмной галереи. Здесь не было ламп, зато свет шёл из-за дверей и небольших окон, проделанных в стене. Через них можно было наблюдать за тем, что происходит в кабинетах. Маска задрал голову: длинные трещины тянулись по потолку и стенам; местами виднелись мох и плесень. Казалось, всё это великолепие не рушится только благодаря паутине, окутавшей углы и потолок. На полу Маска заметил нечто тёмное. Издали оно походило на дыру, но позже актёр решил, что это огромное пятно чёрной плесени, по крайней мере было очень похоже. Это место охрана прошла очень боязливо. Влажный воздух наполнял запах хлорки, спирта, даже примешивался сладковатый аромат гари. У кабинетов валялись носилки. Двери были пронумерованы. Вероятно, эта часть была своеобразной «процедурной», один вид которой вселял ужас. Итальянец мельком взглянул в одно из окон. На кушетке извивался душевнобольной, а два санитара держали его за руки и ноги. — Хватит рыпаться! Ляг смирно! — говорили они сквозь зубы. — Голову держите, надо попасть под веко. — раздражённо говорил врач, маяча над пациентом. — Не надо! Не надо! Я буду работать, обещаю! — в один из кабинетов волокли плачущего пациента. — Не надо, пожалуйста! — навзрыд плакал сумасшедший и пытался сопротивляться. Его крики раздавались эхом по коридору и ещё долго звучали в голове у Маски. Слышались и другие вопли, совсем неразборчивые, жалобные, хриплые. — Слышал? — сторож пихнул актёра. — Выбирай: либо нормально ведёшь себя, либо сделают «растением». А там и до сада недалеко. — угрюмо усмехнулся он и снова замолчал. Хуже всего было то, что все пациенты были в такой же пижаме, как Маска. Сперва актёр испугался, но потом рассудил так: «Они все сумасшедшие, а я-то нет. Если буду вести себя потише, то и не попаду сюда». Маска чуть не молился, чтобы быстрее пройти этот коридор, но сторожа будто специально не спешили, чтобы посильнее напугать актёра. Наконец комика привели к железной двери. Пол здесь был тёплый, а воздух более сухой, да и запахи были приятнее. — Ты-то от печей шарахаться не будешь как эта дылда? — мотнул головой сторож, когда они подошли к дверям подвала. Маске сняли наручники, толкнули за двери, объяснили, что ему надо делать, и дали столько работы, что актёр понял — перевести дух будет некогда. Весь этот прокопчённый, грязный огромный подвал надо было мести от щепок и угля, мыть, валявшиеся полена колоть и таскать их в дальний угол, выгребать золу и при всём этом следить за печами и вовремя подкидывать дрова. Для новичка было невозможно успевать всё это с первого раза, но Маска быстро применился. Однако, это его не радовало. — Работы много, есть не дают. А ведь я ещё ни разу не пытался удрать. Это же как побег затянется, если батрачить так целыми днями? — кряхтел Маска, кидая полена в кучу. — Если здесь такое холодное и тусклое лето, то какая тут зима — страшно представить. Что ж, у меня есть время до наступления осени. Как бы то ни было, актёру повезло и сегодня. Ему удалось найти в котельной кусок медной проволоки, она была крепкой и хорошо гнулась. Маска огляделся и сунул её в карман. В голове у комика созревал план, как ему достать отмычки.***
— Кто посмел сделать это? — спросил Кёртис, слегка отогнув воротник пижамы ноль сорок девятого. — Хотя, можете не утруждать себя. — проговорил он и взял со стола рапорт сторожа, приставленного к доктору. — Вчера последним из пациентов был SCP 035. На иных у меня нет подозрений. — Брук с досадой и злобой взглянул на ноль сорок девятого. — Как это произошло? Он сделал это насильно? — говорил основатель, пытаясь сохранять хладнокровие. — Я не помню, сэр. — честно ответил врач. — Я заметил это только сегодня утром. — доктор знал, что любой его ответ не спасёт Маску. Над актёром уже сгущались тучи. — Мы найдём управу и на этого пациента, не беспокойтесь. — пробубнил Кёртис. — Но и Вы ведёте себя не лучше, раз позволили такому случиться. Ваш отец был бы разочарован, не так ли? — тихо проговорил основатель, наблюдая за ноль сорок девятым, но доктор оставался спокоен. — Я освобождаю Вас от обязанностей на некоторое время. Боюсь, этот человек измотает Вам нервы. Вашему охраннику передадут, чтобы он не пускал пациентов пару дней. Отдохните, доктор. — Брук вызвал санитаров, а потом добавил. — Надеюсь, Вы знаете себе цену и не позволите этой дворняге виться у Ваших ног. Доктор был очень встревожен. Когда основатель освобождал его от обязанностей, врача запирали на несколько дней в камере. А это значит, что он не сможет видеться ни с актёром, ни с другими пациентами. Доктор подозревал, что начнёт делать Кёртис. Нужно как можно скорее предупредить Маску об опасности, которая нависла над ним. Врач не мог знать, где будет работать ноль тридцать пятый и решил передать сообщение иначе. В рабочую неделю почти вся охрана занята, поэтому приказ Брука будет идти медленно, и Док успеет передать сведения приятелям. Ближе всего к его камере котельная, где он точно встретит своего товарища, и врач решил направиться туда. Вернувшись в свою камеру, врач наскоро собрал ящик с медикаментами и сказал охраннику, что ему необходима встреча с одним пациентом. Сторож пожал плечами — обычно доктор навещал больных утром, а вечером принимал остальных. Доктор выиграл немного времени — приказ ещё не дошёл. «В чём-то Брук прав. Этот своевольный итальянец измотает нервы кому угодно». — думал доктор, спеша в подвал.***
Маска совсем запыхался. Он выгребал золу из печи, то и дело обжигая себе руки, когда раздался стук в дверь, а на пороге показался доктор. — Вы здесь?! — воскликнул он, увидев актёра. Доктор даже не знал, смутился он или обрадовался встрече. Врач поспешил принять равнодушный вид и направился к итальянцу. — Док! Не ожидал увидеть меня? — засмеялся Маска, утерев лоб грязной рукой и оставив на нём тёмную полосу. Он протянул руку к доктору. Ноль сорок девятый, скрепя сердце, пожал чёрную ладонь артиста. — Не ожидал, но рад, что Вам придётся попотеть, если не за вчерашнюю драку, то за свои выходки. — улыбнулся врач, разглядывая чумазого комика. — И что же ты называешь выходкой? Вчерашний невинный поцелуй? — Боюсь, не Вам говорить о невинности. Или Вы делаете так при каждом знакомстве? — При каждом знакомстве с тем, кто мне очень понравится. Ну, а как ещё? Ты не согласен? Ха, не поцеловать разок хорошего человека! Не дышать может быть? Может не смеяться, когда смешно? — Поверьте, если Вы будете так же беспечны, смеяться будете не Вы. — доктор заговорил тише. — Вы нажили себе врага уже при первой встрече с ним. Таких, как Вы, он ненавидит. — Да ну, ты о Бруке? Любви от него мне тоже не хотелось бы! Слова ненависти от такого, как он, для меня комплимент. — рассмеялся актёр. Доктор улыбнулся, опустив лицо. Боже, в чём можно подозревать этого очаровательного грубияна? Попал в беду, а продолжает смеяться и надеяться. Он походил на живого среди призраков. Глаза Маски блестели. Каждый его взгляд был искрой для сердца доктора. А Брук захочет погасить эти глаза. — Тише. — доктор притянул к себе комедианта и зашептал. — Прекратите эти пустые разговоры, лучше послушайте. — и доктор в коротких фразах рассказал артисту, как ему вести себя с тем или иным пациентом, чтобы остаться невредимым. — Повторите. — приказал Док. Память у актёра была отличная, и через пару раз он безошибочно всё повторял. — Твёрдо запомните это. Тут доктор вынул из ящика с медикаментами небольшой кусок бумаги, размером с две ладони, написал на них пару слов, совершенно разборчивым почерком, и протянул ноль тридцать пятому. — Держите. Это пропуск. Не злоупотребляйте им. Я под арестом на пару дней, но всё-таки, если почувствуете себя плохо, сейчас же обращайтесь ко мне. — Маска спрятал бумажку в нагрудном кармане, а доктор продолжил. — И ещё… — он слегка замялся, но сказать это было необходимо. — Если у Вас есть хоть немного уважения ко мне, признайте моё право на приватность. — О чём это ты, Док? — Всё так же о вчерашнем, сэр. Боюсь, Вы снова ограбили меня. И на сей раз ещё хуже, чем при первой встрече. — Ну-ну, какие громкие фразы! Ты разве не помнишь, что происходило? Я поцеловал тебя, мы немного поговорили, а затем я всего лишь поинтересовался, нет ли в замке более безлюдной части. Соседи у меня буйные и очень крикливые, спать невозможно. Вот я и хочу, чтоб меня перевели в другую камеру. А ты вдруг начал говорить про какую-то… как там? Про северную часть. Потом тебе стало нехорошо, ты побледнел и начал говорить, что ничего не знаешь. Я даже испугался. Ну, вспомнил? — Ах, Вы придумываете это на ходу. — снисходительно проговорил врач. Слова Маски звучали правдоподобно, но доктор не желал верить им. Такой человек, как Маска, наврёт и не заикнётся. — Обижаешь. Неужели вы все англичане такие мнительные и нудные? Нельзя так с людьми. — К людям надо присматриваться. Слишком велик шанс обжечься. Всего доброго, сэр. «И чего я в нём увидел? Он же невыносим!» — думал каждый из них.***
На следующий день актёру тоже не дали выспаться. Он и несколько заключённых с утра до самого вечера гнули спину в огромном саду замка, вскапывали и рыхлили сухую землю, которая промерзала всё сильнее с каждым днём — солнце уже не грело и совсем перестало показываться. Маска понял, что часть запасов на зиму растят здесь. Видимо, до ближайшего города по-настоящему далеко, или лечебница лишний раз не хочет показываться в свете. Сад разделял небольшой кованый забор. На одной стороне работали Маска и заключённые, на другой шелестела сухая трава. В той части сада никого не было, но через какое-то время по ту сторону появился знакомый пациент «без лица». Маска так и не успел понять, откуда он вышел. В одной руке сумасшедший нес длинный заступ, в другой волок по земле пару вытянутых мешков из грубой ткани. Они были тяжёлыми на вид. Маска недолго наблюдал за Шпалой. Надсмотрщик прикрикнул на него, и актёру пришлось вернуться к работе. Когда всем дали небольшой перерыв, и комик взглянул на ту часть сада, Долговязый исчез. Только заровненная земля среди жёлтой травы напоминала о том, что здесь кто-то был. Долго комедианта мучило мрачное настроение после увиденного. — Вот, о чём говорил этот охранник. — догадался актёр.***
Так прошло пять дней. Актера ежедневно выматывала работа, ему вечно хотелось есть. Но время от времени Маску выслеживал Ключник, прибегал к нему и приносил немного еды. Голодный артист тут же уминал всё, что было. — А чья эта еда? — поинтересовался однажды комик. — Теперь Ваша. Не отказывайтесь, ешьте, иначе совсем обессилите. — отвечал Отто, смотря на еду и грызя пальцы. Под конец недели Маска страшно устал. В последний рабочий день всех отпустили по койкам, а его в камеру всё никак не вели, а погнали в совершенно другую сторону. — Давай-ка, последнее дельце. — злобно смеялся конвоир. Маска насторожился, но не показал своего беспокойства. Артиста вели по коридору, где находились камеры сумасшедших. Маска разглядывал номера на толстых железных дверях: «079 Е», «087 Е», «012 Е» и другие. Остановившись перед дверью, номер на которой комик не успел рассмотреть, сторожа сняли актёру наручники и протянули ему фотоаппарат, керосиновый фонарь и нож. — Дело такое: нужны фото этого выродка, его рожи точнее. — заговорил смотритель. — Днём его не заставишь снять повязку, а ночью можно, так что ты это и сделаешь. Заходишь, срезаешь ему бинты с башки, фотографируешь его морду и возвращаешься. Ясно? — Маска кивнул и отметил про себя, что охрана даже не предостерегла его. Он догадался, к кому его отправят. «Аа, вот, что придумал этот старикашка!» — догадался Маска. Только теперь все козни Брука бесполезны. — Эй, ещё кое-что. — оскалился один сторож. — Ты только при свете режь повязку, а то в глаз ему заедешь лезвием. — Разумеется. — с приторной вежливостью произнёс комик. — Забота о пациентах превыше всего. Маска тут же смекнул, в какую ловушку угодил бы другой на его месте. Актёр припомнил слова ноль сорок девятого, они придали ему смелости. «Ну, докторишка, выручил!» — сказал про себя комедиант, загораясь азартом. Дверь открылась, и Маска шагнул в тёмную камеру. Там он ощупью дошёл до ближайшего угла, опустился на пол и зажёг керосинку. Комик оставил фонарь в углу и осторожно огляделся. Странная камера: ни окна, ни койки, в дальнем углу навалена солома. Маска взял нож и фотоаппарат и стал пробираться туда спиной вперёд, как и велел доктор. Актёр нащупал стену, солому, присел и стал шарить рукой. Наконец его пальцы коснулись коротких волос, затем марли, которая закрывала почти всю голову сумасшедшего. — Отлично. Он даже спит в ней. — усмехнулся актёр. Теперь он мог выпрямиться и осмотреть пациента. — Ха-ха, оправдываешь своё прозвище! Такой шпале любая койка будет мала! — посмеивался Маска, оглядывая ноль девяносто шестого, который спал, вжавшись в стену. На одну руку он положил голову, а другой прикрывал её. — Ты, я вижу, научен горьким опытом. — добавил комедиант и стал возиться с фотоаппаратом. В конце концов Маска сделал пару снимков забинтованной головы Долговязого, как и говорил врач. — Да, теперь от них толку никакого. Если бы у меня было хотя бы одно его фото, я давно расправился бы и с Бруком, и с охраной, главное самому случайно не увидеть его физиономию. Эта дылда нам очень пригодилась бы. Как бы им воспользоваться, но не рисковать? — раздумывал Маска, и тут его осенило. Актёр притащил фонарь и потушил его. Затем в кромешной темноте нащупал повязку на лице пациента и принялся осторожно срезать её. Когда всё было сделано, Маска стал будить Шпалу. Долговязый зашевелился, а комедиант опустил голову и на всякий случай закрыл глаза. — Уже не спишь? Это хорошо. Ты ведь знаешь, зачем я здесь? — начал комик, а Долговязый внимательно слушал его. — Не бойся, твоих фото Брук не получит и пользоваться ими не сможет, обещаю. Зато у меня есть одно. — нараспев говорил артист, поглаживая нагрудный карман, в котором лежал пропуск. — Пожалуй, стоит показать ребятам твоё лицо, хоть будут знать, как ты выглядишь. Ах, ну раз ты протестуешь… — Маска кожей чувствовал испуг, исходящий от ноль девяносто шестого. «Поверил, болван.» — смеялся про себя комедиант. — Давай-ка договоримся. — продолжил он. — Думаю, возражать ты не будешь. На днях я зайду за тобой с охраной и доктором. Тебе нужно будет всего лишь пойти с нами, вот и всё. Никто ничего не заподозрит, я позабочусь об этом. Ну и разумеется, ты помалкиваешь обо всём, что произошло здесь, тебе не будет трудно. По рукам? — пациент не произнёс и слова. Актёр уже думал объяснять всё заново, но услышал сиплый голос. — Док знает? — Ах ты, бестия. Ещё и вопросы задаёт. — пробурчал Маска, а громче сказал. — Конечно знает, я как раз и передаю тебе его слова. Док арестован на некоторое время, поэтому не смог тебе ничего сказать. — эти слова подействовали на Шпалу, ему пришлось принять условия актёра. Маска был доволен собой. Настоящей наградой за это испытание были изумлённые лица сторожей, когда актёр без единой царапины вышел из камеры.***
Оставалось последнее крайне весёлое дело. В последний рабочий день утром Маска проснулся пораньше, достал запрятанную проволоку, которую нашёл в котельной, сложил её в пару раз и поставил в замочную скважину так, чтобы её не было видно с той стороны, но ключ нельзя было повернуть. Теперь нужно было ждать. Как Маска и предполагал, охрана не смогла открыть дверь. Снаружи на актёра полилась брань, а он закатил истерику для убедительности. Одного сторожа послали за отмычками. Когда попытались взломать замок, Маска в один момент убрал проволоку из скважины и спрятал её в щели на полу. Наконец замок «поддался». Зашли два смотрителя, которые сторожили камеру ноль тридцать пятого. Этого актёр и добивался. Охранники готовы были поколотить артиста за такой концерт. Маска принял виноватый вид и проговорил: — Ох, делайте, что захотите, только проверьте дверь с этой стороны. Не хочу снова оказаться запертым. — проговорил он. Охранники закрыли дверь и остались в одной камере с комедиантом. Действовать нужно быстро. Повлиять на туповатых сторожей Маске не составило никакого труда: надсмотрщики зашли в камеру озлобленными и суровыми, а вышли оттуда полностью убеждённые, что этот пациент хороший друг и чуть ли не лучший человек в мире. На угрюмых лицах впервые за долгие годы появились улыбки, оба мужчины стали разговорчивее, хотя прежде от них и пары слов нельзя было добиться. Но самое главное — они доверяли Маске как себе, поэтому разболтали актёру многое, что знали про замок, без разговоров отдали ему отмычки и пообещали проводить артиста туда, куда он им скажет.***
— Отмычки есть, проверенный путь к северной части есть, прикрытие есть, пара марионеток — в кармане, на сладкое — Док, он, кажется, ничего не заподозрил, хотя сомневается во мне. Чем позже он поймёт, что я собираюсь делать, тем лучше. Итак, пару свободных дней набираемся сил, а на следующей неделе — ноги в руки, Дока в охапку и дёру. Главное, чтобы ничего не сорвало плана. — думал актёр под конец рабочих дней. Всё складывалось как нельзя лучше.