Когда уходит мрак

      Если сначала открытка вызвала у Маркуса недоумение и даже сомнение — может, Джейкобу и правда лучше с отцом — то потом осталась только злость.       Как подозревал Маркус, этот человек портил жизнь сыну и наверняка жене. Зато пользовался ее деньгами и жил в ее доме. А теперь снова посмел высунуться!       Маркус связался с детективом из полиции, которая занималась смертью матери и делом Джейкоба. Хотя гибель была признана несчастным случаем — мать неудачно упала с лестницы — в деле явно было непонятное. Маркусу много чего не рассказывали, а он и не стремился выяснять. Но понял, что отца Джейкоба ищут не только за жестокое обращение с ребенком, но и за возможное убийство, вряд ли преднамеренное.       Маркус хотел бы расспросить Джейкоба подробнее, но открытка его расстроила, и он среагировал единственным понятным и привычным ему образом: замкнулся. Он выполнял то, что просил Маркус, смотрел с ним фильмы, читал книги, которые были дома. Но не проявлял инициативу, не вступал в диалог.       Когда стали приходить новые открытки с похожим содержанием, Маркус не стал рассказывать Джейкобу. Зато на детектива Коллинз вывалил весь свой гнев.       — Откуда этот урод вообще узнал о деньгах? И мой адрес!       Детектив Сара Коллинз была молода, но крайне профессиональна — или так казалось. Она выслушала Маркуса с неизменным спокойствием и даже сама приехала, чтобы взглянуть на открытки и забрать их.       Она хмурилась, рассматривая цветные картонки за кухонным столом. Ее светлые волосы падали на лицо, и она с раздражением их убирала.       — Мы разберемся, Маркус.       Он первым предложил называть его по имени. За последнее время слышал официальное «мистер Вуд» больше, чем за всю жизнь, и это осточертело.       Когда злость поутихла, Маркусу стало стыдно. В конце концов, детектив Коллинз пришла, чтобы помочь.       Он даже предложил ей чаю.       — Сообщите мне, если Даррен Спарк выйдет на связь каким-то иным способом.       — Конечно, — кивнул Маркус.       — Он не так глуп, как вам могло показаться. Даррен позвонил юристу, который занимался делами вашей матери. Только не ему, а секретарше. Представился родственником Джейкоба, устроил целый спектакль, и сердобольная девушка дала ваш адрес.       Маркус с трудом удержался, чтобы не выругаться. Хотя наверняка отец Джейкоба в любом случае нашел бы их, так или иначе.       — Что касается второго вопроса… Даррен Спаркс знал о деньгах вашей матери. Наверняка рассчитывал, что треть достанется ему. Если бы он не сбежал сразу после того, как сообщил о несчастном случае, у вас возникли бы проблемы.       — У меня?       — Если бы отец запугал Джейкоба или как-то еще воздействовал, заставил его молчать, вы бы узнали о существовании брата, но без деталей. Даррен получил бы треть денег и еще управлял тем, что причитается сыну. К счастью, он запаниковал, позвонил в службу спасения и сбежал. А когда они приехали, то обнаружили тело вашей матери у лестницы. И запертого Джейкоба.       Маркус нахмурился. Он никогда не видел Даррена Спаркса, но представлял его крайне неприятным человеком. Что было бы, если б он гнусно улыбался в лицо Маркусу на похоронах матери, не позволял Джейкобу выходить и не пускал к нему Маркуса? Вполне мог. Имел право.       Тогда бы у Маркуса до сих пор не было брата — может, уже перетаскивал бы вещи Трейси, тихонько погружаясь в депрессию. Джейкоб остался в своем подвале. Вряд ли бы дожил до своего восемнадцатилетия.       — Джейкоб знал о деньгах матери?       Маркус покачал головой:       — Вряд ли она сама осознавала, что это.       — Ну, она составила завещание, чтобы мужу ничего не досталось. Оно оформлено по всем правилам, оспорить его сложно.       — Джейкоб вообще смутно представляет, что такое деньги.       Новость правда не вызвала у него никаких эмоций — он явно не понимал, что это такое и зачем нужно.       — Могу я спросить, Маркус, а что вы решили делать с наследством?       — Оставлю лежать на счетах. Может… позже куда-то вложим.       Он смутился, и это не укрылось от Сары. Она чуть прищурилась. Может, подозревала, что Маркус знал о деньгах и не так бескорыстен, как могло казаться.       Маркус смущался по другой причине. То, что сказал Джейкоб, казалось наивным, но чем больше сам Маркус об этом думал, тем больше его привлекала идея.       — Мы не говорили об этом с братом, но он упомянул, что раз уж есть средства, можно помочь кому-то. Ему нравятся фильмы о животных. А я подумал о каком-нибудь фонде, который мог бы помогать таким, как Джейкоб.       Глаза детектива расширились, она явно удивилась, но быстро взяла себя в руки. Даже улыбнулась.       — Это очень благородно. Я могу поговорить с Джейкобом о его отце?       — Нет.       — Маркус, я понимаю, вы хотите защитить брата, но важно понять, что происходило. Это поможет предъявить Даррену Спарксу обвинения.       Маркус вздохнул. Его убедили последние слова Сары:       — Не волнуйтесь, я всё понимаю и постараюсь вести себя помягче. И вы будете рядом.       Сначала ничего не выходило. Джейкоб сидел в комнате перед Сарой, сцепив руки и уставившись на пол. Его плечи оставались напряженными, а все вопросы детектива будто отскакивали от его брони.       Маркус сначала сидел на кресле, потом подсел к брату.       — Джейк, — тихо сказал он, — я понимаю, что тебе неприятно. Но лучше рассказать всё один раз. Это поможет посадить Даррена в тюрьму. И он больше никогда тебя не тронет.       Джейкоб вздрогнул и затравленно посмотрел на брата. В этот момент Маркус почти ненавидел себя. Он считал, что давить в этом случае бессмысленно, Джейкоб сам бы всё со временем рассказал, как был готов. Но открытки пугали. Как сказала Сара, недостаточно, чтобы они воспринимались угрозами, но достаточно, чтобы беспокоили.       — Он плохой человек, — наконец сказал Джейкоб.       — Он… — Сара запнулась, как будто пыталась подобрать нужную формулировку. — Он причинял тебе боль? Или твоей матери?       Джейкоб кивнул, не поднимая взгляда.       — Особенно ей. Мама говорила, он сильный, значит, сможет защитить, но он не защищал. Только делал больно.       — Твои шрамы… это он сделал? — спросил Маркус.       — Нет. Я… я тогда жил наверху и видел Ника, он жил по соседству. У него была доска с колесиками, он постоянно на ней ездил вокруг дома. К нему друзья приходили. Я тоже так хотел, но мама запрещала. Говорила, это слишком опасно. Говорила, что может защитить меня, только если я останусь дома.       Маркус плохо помнил мать, но один эпизод вставал в памяти хорошо. Ему было лет пять, отец был на работе, а мать внезапно устроила истерику и рыдала, что они никуда не пойдут. Потому что на улице слишком опасно, и вдруг с Маркусом что случится? Он тогда ничего не понял, но перепугался и согласился напялить на себя настоящую броню из свитеров и теплой куртки, хотя на улице стояла жаркая весна.       Позже такого не повторялось, и Маркус почти забыл эпизод из детства. Как сказала доктор Фергюсон, скорее всего, болезнь матери обострилась с возрастом — и с рождением второго ребенка.       — Я хотел убежать, — признал Джейкоб. — Однажды вечером. Но ворота оказались заперты. Решил перелезть. У нас был очень высокий забор… я не знал, какой он острый сверху.       Маркус метнул быстрый взгляд на Сару и по ее приподнятым бровям понял, что она подумала о том же самом: скорее всего, забор был таким намеренно. Вряд ли мать хотела причинить сыну боль, а вот ее муж вполне мог что-то предпринять на случай его побега. Если он пользовался деньгами, ему было выгоднее подпитывать шизофрению жены, чтобы она занималась сыном и позволяла тратить ее деньги.       — Тогда и поранился, — закончил Джейкоб. — Мама много плакала, отец сказал, что мне опасно даже выходить из дома. Мама согласилась. Тогда он и предложил подвал, больше я в комнату не возвращался.       Сара что-то торопливо записывала в блокноте. Она кивнула, как будто осталась вполне удовлетворенной. Неожиданно Джейкоб поднял голову и с серьезным видом посмотрел на Маркуса:       — Отец запрещал маме общаться с тобой. Сначала говорил, это небезопасно для меня. А потом пригрозил, что со мной что-нибудь случится, если мать продолжит встречаться с тобой или бывшим мужем. Или попробует уйти. Они думали, я не слышал.       Маркус всегда считал, что матери просто не до него. Отец всегда описывал ее как женщину прекрасную, но немного не от мира сего. Она могла целыми днями рисовать, забывая даже поесть. Маркус решил, что он просто не нужен матери — сначала было обидно, но потом он смирился. Когда узнал о Джейкобе, само собой решил, что именно поэтому мать не общалась с ним, направила всю заботу на второго ребенка — и всю свою болезнь.       Оказалось, не так всё просто.       — Он… запрещал? — спросил Маркус. — Вот подонок…       Почему он сам никогда к ней не ездил? Знал ведь, где находится дедушкин дом, где теперь жила мать с новой семьей. Но Маркус не сомневался, что мать не особо им интересуется и поводов приезжать или напоминать о себе не было.       Может, тогда всё было бы иначе.       А может, Маркус только сделал бы хуже.       — Спасибо, Джейкоб, — детектив поднялась, решительно захлопывая блокнот. — Думаю, на сегодня мы закончили.       Уже в дверях, когда Маркус ее провожал, Сара написала что-то в блокноте, выдрала листок и протянула его:       — Это мой личный телефон. Если что, звоните в любое время и по любому поводу.       — А если захочу пригласить на чашку кофе? — улыбнулся Маркус.       — Я предпочитаю капучино. Но только после того, как мы поймаем Даррена Спаркса.              Той ночью Джейкоб почти не спал, да и сам Маркус не мог уснуть. Поэтому он сдался и достал снотворное. Джейкоб наблюдал за ним, закутавшись в одеяло до подбородка. Его глаза казались совсем темными при тусклом свете настольной лампы.       — Думаю, он ее убил.       Маркус выдавливал таблетки, и руки у него дрогнули.       — Даррен?       Называть его «твой отец» Маркус так и не смог себя заставить. Джейкоб кивнул.       — Мама прожила в этом доме почти всю жизнь. С чего ей падать?       Маркус кивнул, он и сам так думал. Полиция тоже.       — Они часто ругались, — Джейкоб взял протянутый ему стакан воды и таблетку. — Я знал, что отец запрещает матери общаться с тобой. Она сама много рассказывала о тебе. Но я радовался, что ты не приезжаешь к нам домой. Он бы и тебе сделал больно.       Маркус хотел возразить, что уж с ним-то Даррен так просто не справился. Он взрослый мужчина, а не ребенок или больная женщина.       С другой стороны, кто знает, какой мог приключиться «несчастный случай», если бы Маркус стал слишком лезть?       Джейкоб проглотил таблетку и запил ее стаканом с водой. Оставалось только поражаться, как при всей жизни Джейкоб еще мог доверять хоть кому-то, пусть даже брату. Он даже не спросил, что это за лекарство.       — Она уснуть поможет, — неловко сказал Маркус. — И… спасибо за доверие.       Джейкоб ничего не ответил и завозился, укладываясь спать.       Утром, правда, он проспал, а Маркус не стал его будить. Но в итоге Джейкоб выглядел так, будто сон не пошел ему на пользу. Он не стал рассказывать, кошмары ему снились или что-то другое — он вообще снова замолчал. Маркус подумал, как бы после разговора с детективом накануне всё не стало еще хуже.       Но потом привезли карандаши.       Маркус справедливо решил, что торговый центр — не их вариант, поэтому стоит заказать доставку. Это напомнило еще и о том, что чуть позже надо познакомить Джейкоба с интернетом. Он знал о его существовании, но очень смутно представлял.       Маркус никогда не рисовал и слабо во всем этом разбирался, поэтому заказал всего понемногу. Джейкоб тоже заинтересовался, так что они будто два ребенка разбирали подарки на Рождество: распаковывали коробки, шуршали пакетами и прямо на полу вокруг себя раскладывали карандаши, альбомы и еще кучу всякого.       Краска Джейкобу не понравилась. Его не устраивали цвета, что приходилось ждать, да еще он весь перемазался и с раздражением шипел. Хоть какое-то проявление эмоций, а не безразличие, подумал тогда Маркус.       Оказалось, настоящие эмоции поджидали дальше. Карандаши увлекли куда больше. Джейкоб с удивлением пробовал то одни, то другие — пока один из карандашей не сломался.       Маркус почти не обратил внимания. Продолжил листать альбом, удивляясь фактуре страничек. Потом краем глаза заметил, что Джейкоб застыл и не двигался.       Подняв голову, Маркус увидел, что на лице брата ужас. Он смотрел на обломанный грифель карандаша в руках:       — Я всё испортил.       — Ерунда! — бодро отозвался Маркус. — Смотри, его можно поточить. Они постоянно ломаются.       Он показал, и это будто бы успокоило Джейкоба, но карандаши он отложил в сторону. Как будто боялся еще что-то ненароком сломать или «испортить».       В восторг он пришел от фломастеров. Настолько, что отмахнулся от фильма и рисовал до глубокой ночи, а на следующий день продолжил.       Рассматривая рисунки брата, Маркус искренне удивлялся. Он почему-то ожидал мрачных депрессивных картинок, но рисунки Джейкоба были яркими, брызжущими насыщенными цветами. Наверняка еще из-за этого ему понравились фломастеры. Красочные изображения, будто бы жизнеутверждающие и решительные.       У Джейкоба чертовски хорошо получалось. И явно было богатое воображение: какие-то немыслимые химеры, очень много фантастических существ. Да и люди выходили очень живыми.       — Тебе стоит почитать комиксы, — заявил Маркус. — Наверняка понравится.       — А что это?       — Подозреваю, то, чем ты однажды завесишь всю комнату. Сделаем заказ.       Джейкоб серьезно кивнул. Смущенно спросил:       — Может, сами съездим в магазин? Где… ну, народу поменьше.       По крайней мере, он сам не жаждал запираться дома, с облегчением подумал Маркус. Он попозже поищет магазин и уточнит, когда у них меньше народу. Джейкоб ужасно боялся окружающего мира, не знал и не понимал его — но был готов изучать.              Очередная открытка пришла в день, когда в гости приехали родители Маркуса.       Элис очень хотела познакомиться с Джейкобом и настолько волновалась, что за утро успела позвонить раз пять. Спрашивала, стоит ли что-то привезти, а что он любит, а что не любит, а точно ли удобно.       Маркус уже ни в чем не был уверен. После визита Трейси он особо ревностно охранял свою территорию от других людей, у них бывала только детектив Коллинз. Ей Маркус и позвонил, сообщая об очередной открытке.       Мачеха была маленькой тонкой женщиной, которая всегда врывалась как небольшое торнадо. В их паре с отцом именно Элис руководила — и она очень любила детей. Как-то Маркус попытался у отца осторожно выяснить, почему они не завели еще ребенка, на что он грустно улыбнулся и покачал головой:       — Элис не может. Только не говори об этом с ней, болезненная тема.       Она всегда относилась к Маркусу хорошо, не пыталась баловать и не просила называть ее матерью. С Джейкобом она тоже повела себя деликатно: не кинулась обниматься или причитать. Элис остановилась напротив него, представилась и тут же завела непринужденный разговор. В отличие от Трейси, это не было монологом, она задавала вопросы и пыталась вовлечь в беседу Джейкоба.       Он, правда, настолько смущался и робел, что только качал головой или кивал. Элис не казалась разочарованной. Она сунула в руки Маркуса коробку с пирожными:       — Шоколадные, только вчера готовила, как ты любишь. Надеюсь, глазурь застыла! Джейкоб, твой брат сказал, ты тоже любишь шоколад.       Джейкоб кивнул. А Маркус заметил, что Элис сразу подчеркнула, что они братья. Она явно и Джейкоба уже считала одной с ними семьей.       Отец был скромен и смущен. Смотря на них с Джейкобом, Маркус едва не рассмеялся: у них не было общей крови, но они казались отцом с сыном даже больше, чем отец с Маркусом.       Оба оказались одинаково волновались, но пытались это скрыть.       В школе Маркусу рассказывали о суровых отцах, и он никогда не понимал этих историй. Зато, когда они остались вдвоем, ему пришлось резко повзрослеть и стать чертовски самостоятельным. Не то чтобы отец был слабым человеком. Вовсе нет. Просто… мягким.       Он принес игрушку — большого мягкого слона. У Маркуса был похожий в детстве. Отец тут же смутился:       — Знаю, что это совсем детский подарок, но мы не знали, что еще стоит… к тому же, игрушки всегда добавляют уюта.       Маркусу хотелось закатить глаза. Он прекрасно знал, что в спальне отца и мачехи до сих пор сидит на полке выводок плюшевых утят.       Джейкоб ошалело смотрел на игрушку, не торопясь забирать. Отец явно смутился еще больше, наверняка решив, что поступил глупо. Сунул слона прямо в руки.       — С-с-спасибо, — выдавил из себя Джейкоб.       Маркус уже знал, что брат начинает заикаться, когда особенно волнуется, или когда у него слишком много эмоций. Так что не удивился, когда Джейкоб молча юркнул на лестницу и к себе.       — Он благодарен, — сказал Маркус, перехватывая поудобнее коробку с пирожными. — Но смущен. И не очень умеет выражать эмоции.       — Ах, мы всё понимаем! — сказал Элис. — Ты только скажи, игрушка — это не слишком? Ты сказал, что вроде можно…       — Ну, я просто не думаю, что у него когда-либо были такие игрушки.       По правде говоря, Маркус вообще не помнил игрушек в подвале Джейкоба. Если у него что и было в детстве, потом от этого явно избавились.       Когда они сели за чай, Джейкоб вернулся и робко устроился на краешке стула. Слона он притащил с собой и не расставался с ним, чем окончательно покорил отца Маркуса и Элис. Они умели ценить действия больше слов.       В итоге всё прошло на удивление хорошо. Отец с интересом рассматривал рисунки Джейкоба, обсуждал с ним каких-то художников. Элис умилялась, а напоследок сказала Маркусу, что его брат — «хороший мальчик» и позвала к ним на ближайшие праздники.       Когда Маркус закрыл дверь, он чувствовал себя уставшим, но довольным.       — Не так уж плохо, — заявил он, возвращаясь в гостиную.       Но Джейкоб уже спал, крепко обняв игрушку и улыбаясь.