Я чувствую, что ты держишь меня крепче, я не знаю, Когда мы сможем наконец-то вдохнуть. Tommee Profitt feat. Fleurie — «Breathe»
Каждый день, проведённый с ним, был подобен новой жизни. Все они были разными, яркими, красочными, непохожими друг на друга. Я терялась в этом калейдоскопе своей жизни, жила каждый день по-разному. Но каждый раз Чжан Исин приносил мне своеобразную боль. Я не знала, касаясь его ладони, что она была утыкана шипами терновника. Этим же терновником он сплёл мне корону, водружая её на голову и приговаривая «моя королева», в то время как кровь лилась от висков к шее, от лба к глазам. Я была его королевой. Его терновой королевой. Его королевой боли. И я терпела её на протяжении долгого времени, ведь королеве не пристало опускать голову под тяжестью короны.[два года назад]
Студсовет (и я в том числе) постарались на славу. Всё было продуманно до мелочей: медик не должен был мышью проскочить мимо нас, а сразу пойти в свой новый кабинет, где его будем ждать мы с приветствиями от всех классов средне-старшего звена. Учителя сказали, что тоже подключатся, но только чуть позже — пригласят новенького в учительскую, обмоют его приход, если не будет возражений. А наши учителя были охотниками до выпивки: не раз и не два из школы буквально выталкивали детей, а внутри проводились мероприятия чисто для «своих». Мы не завидовали, ни в коем случае. У школьников были свои забавы. Первым уроком была физика, и я не позволила себе на ней расслабиться — пусть шли сообщения в беседу для учеников из совета, пусть староста класса поглядывала на меня с явным возмущением и негодованием, мне было плевать. Отметки по физике — вот, что действительно меня волновало в данный момент. И плевать, если скажут, что цифры в журнале на учёбе не особо важны. Они мне нужны были, чтобы поступить в университет, хоть я понимала — не поступлю, как бы ни работала, как бы ни напрягала мозг и ни старалась на уроках. Без дополнительных курсов было не выжить, но я и их не посещала. Стеснялась у родителей денег попросить и записаться. Дрожали руки от нервов, когда я смотрела на свою маму, которая в детстве никогда не поднимала на меня руку, а в последнее время только и делала, что уничижала меня. Важно сказать, что наши с ней отношения портились день ото дня — мы обе были раздражительными, любили оставлять за собой последние слова, а значит, постоянно кололи друг друга больными фразами, а потом расходились по разным углам, где она копила злость заново, а я плакала, сбегая из дома и теряясь в вечеринках, в других людях. Это была моя личная отдушина, в которой я могла быть другим человеком, за той маской, за которой хотела находиться. Сколько людей я видела на этих вечеринках, сколько были такими же в глубине души несчастными, как я. Счастливые люди не приходили туда — незачем, они радуются в своём уютном мирке, покрытом пионами и сладким запахом вафель, а мы, потерянные, изгнанные из земного Рая, собирались в земном Аду, курили, пили, употребляли вещества, целовались с незнакомцами и предавались страсти на перилах лестницы. Забавно рассуждать о последней вещи, ведь я доходила с Чунмёном только до третьей базы, не до четвёртой, слава богу, и это было… весьма неловко. Ким чувствовал себя не очень нормально — он меня старше, он привык добиваться от девушек секса, а я — слишком уж маленькая для него, слишком уж неопытная. Хотя, признаться, если он до сих пор делал попытки добиться меня, он не хочет проигрывать. Хвиён, как всегда, спала на уроке истории, закрывшись от учителя сумкой, а я даже не вникала в проблему, которую до нас хотели донести, вырисовывая на полях ромбы. Ну не могу я думать о развитии Корё, когда все мои мысли занимает Чжан Исин, с которым я переписывалась изо дня в день, каждый час. Даже сейчас я прислушивалась к сумке, надеясь, что телефон сообщит перезвоном колокольчиков о новом сообщении с контакта, который я даже не думала переименовывать. Но он молчал, видимо, оппа тоже был на учёбе, прилежно или нет вёл лекции. Или был где-то ещё. Так далеко от меня… На перемене Чонин пришёл ко мне в класс, подёргал Хвиён, которая будто вообще не собиралась просыпаться, и уселся за парту напротив, натужно зевая. Ему явно хотелось курить, но он сдерживался — вчера один из учителей сделал ему замечание, что сигареты до добра не доведут, а доведут его только до рака лёгких. Ким на это, правда, сначала засмеялся — не верил в это, пошутил, что сигареты не успеют довести его лёгкие до такой страшной болезни, как рак. Впрочем, это правда, потому что убила его совсем не злокачественная опухоль, а лысая резина на колёсах автомобиля. — Ну что тебе надо, надоедливый? — Хви морщила носик, и в такие моменты, когда она делала именно так, она становилась похожей на девушку-айдола — такая же милая, хрупкая и немного уставшая. — Идите с Хэджин, а я спать хочу. — Видимо, у кого-то была очень хорошая ночка, после которой принято не идти в школу, а отсыпаться, — гоготнул парень, заражая смехом и меня. Хвиён фыркнула и махнула на нас рукой, понимая, что бороться с нами будет бесполезно — проще просто принять поражение и отвернуться от нас. — Ладно-ладно, спи, спящая красавица, явно же опять ночью спать не будешь. — Ты на что намекаешь, извращенец?! — Ни на что, спи. Мы с Чонином говорили тихо, дабы не услышали остальные. Оказалось, пришёл он не по своей воле по мою душу, а его заслала одна девочка из студсовета, чтобы он передал мне «важную» новость о том, что лично я буду одной из тех, кто встретит медика в кабинете. Девочки уже всё распланировали — я должна буду получить со стороны запасного школьного входа букет цветов, нежных белых ромашек, а потом передать председателю, чтобы он уже поприветствовал человека как надо, с заготовленной речью, с чётким сценарием. Мне не о чем волноваться, да. Но в моей жизни многое идёт через причинное место, и этот момент тоже не обошёл меня стороной. Председатель забежал за мной буквально на предпоследнем уроке — на математике. Он улыбнулся госпоже Ким Хэджо, спросил, можно ли ему забрать меня, и та ответила согласием. Собрав сумку, я, показав классу язык и чуть ли не захохотав от пьянящего чувства свободы, удалилась из помещения. Технические науки давались нам всем с большим трудом, и я была рада, что могла отдохнуть от учительницы, которая хоть и не требовала от нас хватания звёзд с неба, но порядком утомляла. И хоть в её глазах всегда была искренняя радость, когда мы делали успехи по её предмету, вместе с этим грусть томилась в её глазах, затмевала взор и вызывало во мне странное чувство… сочувствия, что ли? Эта женщина была необыкновенной — если приходишь к ней на дополнительные занятия, она угостит чаем, сладостями, чем-нибудь, что может поднять настроение. Некоторые девочки ходили к ней, чувствуя чисто женскую поддержку, — именно с ней, госпожой Ким, они могли обсудить парней, попросить совета или поддержки. Она была намного лучше школьного психолога, ведь давала действительно жизненные советы, и никто не догадывался о том, почему она столько знает, почему понимает лучше, чем обычная подруга. Мы говорили с ней в будущем, уже потом. Именно тогда она поделилась со мной всем, не утаивая, как и я от неё. Но всё это будет потом. — Курьера зовут Бён Бэкхён, если что, у него на бейдже должно быть написано. Он в жёлтой кепке и жёлтой футболке, и я очень сильно надеюсь, что ты не дальтоник, — парень из параллельного класса, хохотнув, задел моё плечо, я ударила его кулаком в ответ, сдерживая смешок. — В общем, как получишь букет, иди к нам и, главное, не нервничай. Поняла? — Как же, будто непонятно. Я нервничала, раз за разом перепроверяла, сейчас ли явится курьер, достаточно ли денег мне дали, чтобы оплатить заказ. Мои руки замерзали, я стояла на достаточно проветриваемом месте, но была действительно заметна — улыбчивый парень, похожий на цыплёнка из-за своего жёлтого наряда, передал мне букет ромашек. Мой мозг на краткое мгновение вышел из строя, мол, как так, красивый парень дарит цветы, улыбаясь. Неужели я кому-то понравилась? А потом мысли встали на место. Дура, эти цветы для медика. — Спасибо, что заказали у нас цветы, — курьер подмигнул мне, поправляя жёлтую кепку. Мне даже не казалось, я знала — заигрывал, думал, что любая школьница от его подмигиваний ниц падёт перед ним. Но я не упала, не расшибла колени — в тот момент я тряслась от нервов, зная, что медику показывали экскурсию по школе, а значит, лично мне надо проскользить тихо и незаметно, как мышь. Цветы казались слишком громоздкими в моих руках — запястья затекли, форма пропахла ими и водой, я морщилась, пока шла по длинному коридору и несла нежные стебельки с венчиками. Эхо звучно пародировало меня и мои шаги: они отдавались от стен и подскакивали к потолку, продолжая свой путь уже где-то в конце. В этой части здания в учебное время царила госпожа Тишина — учебные кабинеты располагались выше, а администрация на этом этаже была чуть дальше, буквально в двадцати шагах от того места, где находилась я. Услышав чьи-то голоса, я затаила дыхание, вслушиваясь. Вслед за этим раздались тяжеловатые шаги, выдающие нашего директора, скрип ботинок его собеседника было сложно услышать. Я огляделась — по правую руку располагался медкабинет, и я судорожно вцепилась в ручку, открывая заскрипевшую в тишине дверь и молясь, чтобы медик, если это он был с директором, меня не услышал. Сюрпризы не любят, когда их расшифровывают слишком быстро. Я стояла спиной к ребятам, будто дожидаясь, когда заветная дверь откроется и нужные нам люди войдут в помещение. Паника охватила с головой, когда, обернувшись, я не заметила человека, который будет вручать цветы медику. Отступила назад всего на шаг. Вновь обернулась, сталкиваясь лишь с серьёзными лицами ребят из студсовета. Я растерялась, видел Бог, что я не хотела никак контактировать с медиком, никак с ним взаимодействовать. Ручка двери дёрнулась, послышался фырк, который, я думала, соткался лишь в моём воображении — он был каким-то донельзя знакомым, таким… желанным, что я отступила на шаг назад вновь, чувствуя, как сердце ухнуло куда-то вниз. Один из стебельков переломился — я случайно его сжала пальцами, а когда услышала хруст, отдёрнула руку, нервно улыбаясь. Ожидание всегда убивало, заставляло делать что-то механически, не задумываясь. Остальные так не нервничали, как нервничала я. Парочка девочек даже перешёптывались, раз за разом подавляя смешки. Мне же было не смешно — нервы шипами розы залезали под кожу, старались достать до внутренностей, а потом выходили из тела, заставляя крохотные капли крови течь из маленьких дырочек. Но неизбежное, то, чего действительно хотелось избежать, всё же наступило. Оно появилось внезапно, заставило меня почти что упасть на колени, почти что выронить букет и раскрыть в недоумении рот. Судьба слишком сильно любит шутить надо мной. И в этот раз её каламбур был убийственным в своей нелепости. Ручка двери дёрнулась, показала потом проём, в котором стояло два человека. Первым был наш директор — мужчина в самом расцвете сил, всего за сорок, имевший уже двух дочерей. Мы не боялись его, нет, мужчина хоть и ругал порой, но не повышал голоса. Его спутник… а что говорить про его спутника? Я его описывала уже слишком часто: в моём воображении он занимал место рядом с мной, на мотоцикле, улыбался, показывая игривую ямочку на щеке. Моё сердце перевернулось, застучав с утроенной силой, когда я заметила недоумение в его глазах. Он не понимал, что я тут делаю с букетом ромашек, почему у меня такой вид, будто я сейчас упаду в обморок. Передо мной стоял чёртов Чжан Исин, перекрывая мне одним своим видом доступ к кислороду. Я не могла дышать при виде него, хотелось спрятать глаза и задаться вопросом, сколько ему, мать его, лет, почему он мне ничего не сказал, точно ли он студент. Язык запал куда-то в горло, когда один из парней подтолкнул меня к Исину, шепча что-то в духе «да не бойся ты». Да я не боялась, меня тошнило от волнения. Я знала этого мужчину, что стоял напротив, знала, что он умел мило общаться с девушками и каждый день по-разному желал мне спокойной ночи. Он сейчас смог сдержаться, больше не показать ни единой эмоции, только улыбнулся, скрывая ямочку на щеке, я же неловко опустила глаза. — Это в…вам, — я не смогла ему посмотреть в глаза, просто впихнула в руки букет, уже порядком помятый, но хранящий следы той свежести. — Удачи на новой работе. — Спасибо, ученица Хван, — конечно же, ради приличия он скосил глаза на вышитое на нагрудном кармане имя, чтобы никто ничего не понял. Чтобы все подумали, что мы просто случайные люди, оказавшиеся в случайное время в случайном месте. Я чувствовала себя ужасно. Казалось, что все сосуды потихоньку вынимали из кончиков пальцев, поэтому они покалывали, заставляли кисти сжиматься в кулаки и дышать через раз, еле-еле, дабы притвориться воздухом, таким невидимым, таким неслышимым. Дура. Какая же я дура. Так смешно на мгновение стало. Я, чёрт побери, я дарила Исину ромашки, символ невинности и чистоты, когда сама такой уж тем более не была. От этого хотелось засмеяться громко-громко, не натужно, а натурально, прикрывая рот рукой, и упасть от тошнотворного смеха на колени. Я да невинная? Это же оксюморон! — Ученица Хван нервничает, но я надеюсь, что вы не волк — в лес не утащите, — директор, по нему было видно, не понимал, почему я так себя вела. Да и слава богу. Насколько мне было тогда неловко — словами не описать, не передать ни картиной, ни на бумаге. — Знакомьтесь, господин Чжан, это детки из нашего ученического совета. Они хотели устроить вам тёплый приём, чтобы вы сразу почувствовали себя как дома. Наша школа — ваш приют в плохие дни, наши учителя — сёстры и братья милосердия, которые могут вас излечить от всех душевных болезней, наши воспитанники — цветы, о которых мы заботимся. Давайте позаботимся о Чжан Исине, нашем новом медике. Итак, дети, три, два!.. — Добро пожаловать в нашу школу! — из моего горла вырвалось что-то сиплое, но я поклонилась вместе с остальными, внимательно изучая ботинки Исина. Как же хорошо всегда говорил наш директор. Не знаю, где он таких слов нахватался, но ожидание никогда не соответствовало действительности. Ученики здесь были на редкость дрянными, ведь половину из них я знала благодаря постоянным вечеринкам. Днём они были маменькими сынками и дочерьми, а вечером и ночью превращались в папенькиных оторв, залезавших на столы, орущих непотребности и заставляющих видеть себя даже из дальнего угла. Даже ребята из студсовета не были такими уж ангелами. Все мы были чертями, скрытыми за нимбами и белыми крыльями. Готова поспорить — половина девочек носили чёрные кружева, а половина парней тащились от минета в подворотне. Я разогнулась от поклона раньше остальных, будто не удосужилась уважать старших, но мне срочно требовалось выйти. Срочно требовалось на воздух, чтобы немного отрезвить мысли, сказать им не разбегаться, чтобы просто-напросто подумать, как же так получилось. Ему точно двадцать? Он точно студент? Почему тогда он будет базироваться у нас в школе как медработник? Что происходит? Я действительно выбежала из медкабинета, меня шатало из стороны в сторону, я чувствовала вибрацию телефона в нагрудном кармане, куда я засунула средство связи. Не важно, кто это звонил, пусть оставит меня на пять минут в спокойствии. Я не желала встретиться с Исином вот так вот скоро, да ещё и в школе. Да к чёрту разбегающиеся мысли, надо вернуться к ребятам из студсовета, чтобы не волновались. — Хэджин? — я вздрогнула, поворачиваясь и опираясь руками о подоконник. За мной стоял Исин с букетом тех самых ромашек, и в то мгновение мне показалось, что он, именно он самое чистое, самое невинное существо на этой бренной планете. Такой светлый, волосы уложены, одежда опрятная. Похож на принца, вышедшего из сказки про суровых королей и холодных королев, у которых рождались дети, похожие на пухлощёких херувимов. Он действительно был таким: мягкие волосы немного завивались, глаза светились теплотой и добром, и рядом с ним я испытала знакомую дрожь, почувствовала себя обнажённой, ничем не прикрытой. Исин будто всегда видел меня насквозь, знал некоторые мои желания наперёд, запомнил наизусть каждую деталь, которая нравилась мне. Когда мы вместе жили, он специально купил постельное бельё с незабудками — моими любимыми цветами, — и долго говорил, что я чем-то похожа на них. Говорил, что я незабываемая. — Привет. Значит, ты обучаешься здесь? — Да, — я всё же смогла ему легко улыбнуться, будто только что не помирала от его взгляда, от… этого парня в целом. Или мужчины? Всё же потом уточню его возраст, терпеть не могу тайны и загадки, скрытые в парах. Хранить что-то друг от друга — последнее, что бы мне хотелось в начинающихся отношениях. — Не ожидала, что медиком, за которого все так боятся, окажешься ты. В курсе же, почему ушла последняя наша медсестра? Парень покачал головой. Видимо, не знал. Из медицинского кабинета выглянул директор и окликнул парня, у которого от неожиданности даже немного подогнулись колени. Казалось, он был слишком занят разговором со мной, слишком сильно на мне сосредоточился, а директор выбил из колеи. Меня он, признаться честно, тоже немного напугал. Выскочил, как чёрт из табакерки, забрал Чжана к учителям показывать, будто зверюшку экзотическую, а я осталась одна, чувствуя, как взорвалось что-то внутри, поджигая внутренности. Я задержала дыхание на тридцать секунд и не заметила этого. Парень напротив вынул из букета один-единственный цветок, улыбаясь. Это всё произошло за спиной директора, который не заметил маленького подарка, моей неловкой улыбки и его «я напишу». Это было волшебное мгновение, наше таинство, ведь всё произошло тихо, волнительно, так, что у меня слегка спёрло дыхание. Я спрятала руку с цветком за спину, улыбаясь. В тот момент, когда директор поворачивался, Исин приложил указательный палец к губам, будто говоря мне молчать обо всём, но я знала, что Хвиён точно обо всём узнает. Но, может, не сегодня?.. Смотря вслед уходящим директору и Исину, я чувствовала какое-то странное волнение. Мне казалось, что парень может обернуться, посмотреть на меня, улыбнуться и показать, что всё хорошо, беспокоиться не стоит. Возможно, действительно не стоило стоять посреди коридора с ромашкой, которую он мне дал. Тонкий стебелёк, казалось, мог переломиться в моих пальцах, а лепестки так и хотели улететь от лёгкого порыва ветра. Я хотела, чтобы китаец обернулся в последний раз, посмотрел на меня, вновь подбодрил одной солнечной улыбкой. — Хэджин? — Чонин чуть толкнул меня в плечо, и я развернулась, судорожно хватаясь за грудь. Напугал до чёртиков. — О боги, ты что, испугалась меня? А тебя просто напугать, оказывается. Исин обернулся как раз в тот самый момент, когда друг обнимал меня за талию одной рукой, смеясь и постукивая меня по плечу второй. Его взгляд не озлобился, нет, просто в нём появилось непонимание. Хотелось вырваться ради приличия из объятий друга, потому что знала — мужчины не любят соперничество, потом буквально «забивают» на девушку, если к ней подкатывает другой молодой человек. Это мы, девушки, можем изойти ядом ревности, быть суками рядом с теми, на кого обращает внимание твой парень. Если даже к твоей лучшей подруге даже просто обращается тот парень, который тебе нравится, ты тоже можешь с ней повести себя как незнамо кто. Наговоришь, наплюёшь, можешь растоптать дружбу, которая строилась долго. У меня такого не было никогда. Всё, наверно, из-за того, что у всех моих подруг были парни. Этим парням я была не интересна, да и слава богу. Подруги не ревновали. А вот Чунмён был ревнивым. Настолько, что порой от резких слов, которые вылетали из его рта, хотелось спрятаться, укрыться чем-то. С ним были пролиты литры слёз: то приходилось говорить, что доставщик пиццы не мой знакомый, то я решалась банально прятаться от Кима. Он утешал меня, но редко. Всегда думал, что прав, хотя правым никогда не являлся. Моя мама не одобряла его поведения: слишком напыщенный, слишком ревнивый, такой и убить в порыве ярости может. Я спокойно выдохнула, когда сказала ему, что мы расстаёмся, что я не готова к отношениям с таким парнем, как Ким Чунмён, что из нас не получится пары, в которой не будет абьюза. Пугало порой, что он мне писал сообщения. Просил возобновить наши отношения. Я отвечала вежливо, мягко, как могла, парень вроде как всё понимал, но потом писал снова и снова, пытался позвонить, но я сбрасывала входящие от него, а неизвестные номера вообще игнорировала. Однажды, правда, Мён позвонил тогда, когда рядом был Чонин, так друг ничего умнее не придумал, чем впиться в мою шею поцелуем и дать послушать моему бывшему тот хрип неожиданности, который вырвался из моего горла. Друг у меня, конечно, тупой, но полезный. — Оп, а кто это у нас тут с цветочками, а? — Чонин завёл руку за мою спину, отбирая ромашку. Я была настолько слаба, что просто махнула на него рукой, но парень явно забеспокоился. — Хэджин? — Что? — буркнула я, всё же отбирая подаренный цветок. — Как насчёт того, чтобы сходить после учёбы поесть рамёна? — Ким не понимал, с чем связать мою перемену настроения, потому что я вроде была немного нервной, взбаламошенной, и тут резко превратилась в тихую и задумчивую девочку, до которой сложно достучаться. — Ты то ли голодная, то ли что, я не понимаю. — Ты платишь, — я ткнула парня в плечо, будто возвращаясь к прежнему состоянию, и пошла по тому направлению, в котором скрылись Исин и директор. — Тогда через пять минут в холле. Я не слышала ответа парня — его «хорошо», не расшифрованное мною, потонуло в звонке с последнего урока. Я забежала в учительскую, где, мне говорили, и находилась моя сумка, поклонилась учителю Ким, что заполнял какие-то отчёты. От взгляда учителя корейского языка и литературы у меня поползли мурашки. Казалось, он был не в курсе, почему меня сняли с его предмета, оттого я и подошла к его столу. Рабочее место учителя было строго организовано: на пятьдесят сантиметров вправо и влево от компьютера не было ничего, что он мог бы ненароком задеть и свалить на пол. Жёлтые стикеры, расклеенные вдоль стенки, сообщали о чём-то важном: на пяти из них было обыкновенное расписание, на нескольких написаны даты совещаний. Кроме фотографии мужчины со своими родителями и старшим братом, не было никаких напоминаний о его личной жизни. Все учителя должны придерживаться этого: минимум личного со всеми, максимум отдачи в работе. И Ким Чондэ, хоть порой и проявлял суровость, был справедливым и полностью отдающимся работе. — Извините, учитель Ким, — я снова поклонилась, держа в руках свою сумку, — я надеюсь, что вы знаете, почему меня не было на вашем занятии. Мужчина выдохнул. На самом деле, учитель был спокойным и терпеливым, никогда бы никого не обидел. Он умел посоветовать что надо, чувствовал тебя изнутри. Странная способность. Хоть после одного разговора, уже спустя два года после того, как я стояла пред ним и ждала слов в учительской, его чуть не заставили писать увольнительную. Отношения учителя с ученицей не приветствуются в обществе. Да Ким Чондэ плевать на меня в романтическом плане. Да, наша встреча тогда была неслучайной. Да, его утешительные объятия были не случайными. Я просто рассказывала ему о том болезненном событии, когда Исин сказал, что хочет со мной расстаться. — Да, я всё знаю, вы можете идти, — мужчина махнул рукой в сторону выхода, и я направилась туда, снова поклонившись. — Вам выслать работу на дом, или одноклассники передадут? — Я спрошу у ребят, извините за беспокойство, — я скрылась за дверью, осторожно прикрывая её. Я накидывала куртку, когда Чонин появился в моём поле зрения. Он молча затянул шнурки на своих кроссовках и накинул кожаную куртку на плечи, зовя меня за собой. Я поклонилась учителям, что проходили мимо, улыбалась на ответные улыбки и шмыгнула из школы, когда Чонин придержал мне дверь. Он делал эти действия автоматически, и я насторожилась: он над чем-то думал и, кажется, серьёзно, потому что не стал бы идти рядом с измученным выражением лица, опущенными плечами. Я подхватила его под локоть, обращая на себя внимание, и улыбнулась, когда Ким поднял тяжёлый взгляд на меня. — Что такой замученный? Только не говори, что штрафные за бег по коридорам получил, — я быстро подмигнула. Кстати, странное дело. Парню ни разу не прилетали штрафные баллы за то, что он курил за школой, зато за такую вот пробежку он мог получить их. Сама я редко попадалась, и порой за хорошее поведение меня поощряли. — Да так, просто поговорил с госпожой Ким, учительницей по математике, немного неловко было, но… в общем, мы, вообще-то, рамён есть идём, а не обсуждаем моих тараканов, так что пойдём, Хэджин, — он часто что-то утаивал от меня, но потом раскалывался. Всё же, наверно, дело было в том, что Ким Чонин — парень, а я, хоть и его друг, но всё же девушка. Пред девушкой парень должен быть сильным, без слабостей, а если даже хоть движением покажет, что что-то не так, будет стыдно. А ведь парни мало чем отличаются от нас. — Ладно уж. Мы направились к пешеходному переходу, который тихими сигналами для слепых и слабовидящих говорил нам, что пока что переходить дорогу нельзя. Машины проносились мимо с максимально допустимой скоростью, рядом собирались ученики нашей школы, спешащие к репетиторам или домой, чтобы плотно поесть и сесть за уроки. Мы с Чонином не разделяли их спешки: сначала хотели набить животы, перетереть кое-какие планы и, возможно, потом пойти по домам. Друг вне зависимости от своей занятости предпочитал доводить меня до дома, до порога, чтобы знать, что я в порядке и безопасности. Такая забота умиляла. Маленький магазинчик, в котором мы купили по упаковке острого рамёна, был нашим любимым. Он располагался в паре кварталов от школы, в нём всегда находился огромный термопот, который питал нашу лапшу горячей водой. Я скинула сумку на пол, села на высокий барный стул и принялась подготавливать рамён. Вот уже соус полила, сухую лапшу даже разломила, а Чонин сидел и вертел в руках упаковку, будто не имея ни малейшего желания есть. Я отложила от себя упаковку, понимая, что пряный аромат может быстро выветриться, и чуть протянула руку к Чонину. — Давай я тебе лапшу сделаю? — спросила. Парень кивнул. Термопот мерно жужжал, наливая воду в обе ванночки, и я пару раз оборачивалась, кидая взгляд на Чонина. Тот отстранённо копался в телефоне, не глядя на меня. Зевнув, он отложил мобильник и положил локти на круглый столик, занимая много места. Через пять секунд я толкнула к нему рамён, который он накрыл этикеткой и зажал палочками. Мне уже дико хотелось есть, но я отсчитывала время. — Откуда у тебя эта ромашка? — Ким кивнул на цветок, который я осторожно положила на столик. — Взяла его из букета? — Да так, сам медработник дал. Сказал, от нервов помогает, — я опустила глаза, чтобы Чонин не видел в них лжи. Какие там нервы, если он молча всунул мне цветок в руку и ушёл. А ещё вроде как сказал ничего не говорить никому, но цветок от лучшего друга, который я чисто даже физически не смогу выкинуть, не утаишь. — Тебе тоже нужен ромашковый чай для душевного равновесия? — С тобой, зараза, да. — Обойдёшься, — я высунула язык, кидая взгляд на часы, висящие над кассой. — Давай кушать. Приятного аппетита. Мы достаточно часто так ели с Чонином: порой сбегая с уроков, порой просто прогуливаясь, мы заходили в маленький неприметный магазинчик, покупали рамён быстрого приготовления, а потом заваривали его себе. Об этом священном месте не знали Хвиён с Чанёлем, ведь если бы узнали, с нами бы ходила большая компания. А мне бы не хотелось, чтобы кто-то мешал нашим с Чонином разговорам, шуткам. Я даже Исина сюда никогда не приводила, хотя, по правде сказать, стоило, ведь он мне показывал свои тайные уголки города, и я чувствовала себя немного виноватой, не показывая ему свои маленькие радости. Но ведь главное, что маленькие радости есть, да? Без них в нынешнее время очень скучно живётся. Ким ел с шумом, часто дуя на лапшу, висящую на палочках. Мне хотелось бы начать с бульона, но я поняла, что многое просто могу расплескать, потому что рамёна много. Да и стирать потом форму не хочется — до завтра она не высохнет, а мама весь мозг проест и будет гонять по дому тряпкой из-за даже крохотного пятнышка. Но я избежала всего этого: принялась есть лапшу, осторожно на неё дуя. — Знаешь, тут буквально через три дня один парень из школы будет устраивать вечеринку в честь собственного дня рождения. Тебя взять на неё? Сказали, чтобы все парочками пришли, мол, это для родителей надо, чтобы показать, какие у него благополучные друзья, — я подавилась лапшой и слегка ударила себя по груди. Надув щёки, чтобы потом медленно выдохнуть, я посмотрела на друга, который говорил все эти слова с настолько серьёзным лицом, что хотелось его ударить. Парочка, блин. — Пожалуйста, думай, что говоришь, — сказала я. — И извини, я в этот день немного занята. — Ты да занята в воскресенье? — Чонин отставил от себя пустую ванночку для лапши и положил в неё палочки. — И чем, стесняюсь спросить? Никогда не отказывалась от тусы, а тут притворяешься монашкой и отказываешься. Мне хотелось съязвить. И я понимала, что, если съязвлю, не видать мне больше дружбы с Чонином. Он и так был взвинчен до невозможности, будто разговор с учительницей Ким что-то в нём взбудоражил. Я, конечно, не догадывалась, в чём дело. Его руки дрожали, казалось, кончик носа тоже подрагивал, а потом парень выдохнул и протянул ко мне руку, касаясь пальцами моего запястья. Жест был нежным, совсем не в его характере: он бы встал из-за стола, подошёл сзади, обнял бы где-то под грудью, а потом залез бы под юбку, принимаясь щекотать. Он же не может без таких прикосновений. Не знаю, когда у него появится постоянная девушка, но я надеюсь, что она будет терпелива по части прикосновений. — У меня встреча одна важная, — сказала я, слегка кашлянув и убирая руку. — Что ж, я пойду вынесу мусор и куплю банку газировки. Тебе что-нибудь купить? — Нет, спасибо. Ким шёл снова понуро, будто его глодали мысли. Я и сама на краткое мгновение поместилась в раздумья, покусывая губы и сжимая кулачки. Меня волновал Чжан Исин. Я боялась, что он старше того возраста, про который говорил. Боялась, что он не студент, а потом, как узнают родители о том, что я интересуюсь парнем на много лет старше меня, дрожала, понимая, что мама может наговорить тонну обидных вещей. Сделает всё, чтобы мы с ним не были вместе. На самом деле, мама так выражала свою заботу по отношению ко мне. Я была единственным ребёнком в семье, и не дай бог злой дяденька заберёт меня с собой, совратит, а я останусь одна с ребёнком на руках. «Ты ещё мала для серьёзных отношений!» — неустанно повторяла моя мать. Да что уж тут говорить, если моих друзей она тоже не одобряет? «Эта девчонка тебя на свадьбу по залёту пригласит в двадцать лет». «Этот парень, кажется, в состоянии притворяться и играть с чувствами, не позволяй ему быть близким к тебе». Зачастую родители вмешиваются в дружбу детей, пытаются ею манипулировать и показывать, с кем дружить правильно, а с кем нет. Для моих родителей правильная дружба была с ботаниками из студсовета, а мои друзья для них являлись никем. Так, мусор, от которого стоит отдалить их девочку. Хвиён и Чонин были мне намного ближе родителей, которые хотели казаться заботливыми и участливыми, а у меня нога к социальному педагогу не поднималась подойти, чтобы спросить, как поступать в таких случаях. Как общаться с родителями. Как не опускать руки после обидных слов. — Хэджин, а ты любила когда-нибудь? — я отставила банку с газировкой от лица и посмотрела на парня. Проглотив жидкость, я, подумав, кивнула. — Я просто слышал от девочек, что с госпожой Ким Хэджо о таком можно поговорить, но не думал, что она парней бы принимала… а тут поговорили, попили чай… — Ты влюбился? — прямо спросила, выкидывая пустую банку из-под газировки. Обернувшись, заметила изучающий взгляд друга и слегка икнула. — Извини, просто не говори загадками, я их не люблю, говори прямо. — Скажем так, я испытываю определённый интерес к одной даме, и мне бы хотелось разобраться, точно ли я влюблён, точно ли хотел бы с ней встречаться и всё такое. Госпожа Ким чётко направила меня, — казалось, с каждым словом Чонину было легче говорить. — Так что скоро у меня будет девушка, и ты единственная из нашей компании будешь не в отношениях. Я остановилась, наблюдая, как парень шёл вперёд. Покачав головой, всё же проследовала за ним. Возможно, я тоже скоро буду в отношениях, кто знает? — Я на свидание в воскресенье иду, придурок, поэтому и не пойду с тобой на вечеринку, — я улыбнулась, бормоча себе эти слова под нос. — Так что мы ещё посмотрим, у кого будет парочка, а у кого нет. Так забавно было идти и спорить об отношениях с другом. Хвиён говорила, что из нас выйдет хорошая парочка, ведь крепкая любовь начинается с дружбы, но я в это не верила. Чонин и я были противоположностями, которым будет неинтересно друг с другом начинать отношения. Если я была приверженцем чего-то более классического: конфетно-букетный период со своими милыми штуками типа свиданий, разных милых подарков и парных вещей, а уже потом что-то большее, то Чонин всё делал сумбурно: целовался на первом свидании, на втором уже проходил все базы. Конечно же, я об этом знала: парень слишком громко об этом говорил со своим одноклассником Ким Мин Соком, который был тем ещё пронырой и передавал мне всё, как сплетник. Казалось, он хотел нас свести, но Чонин не был моим идеальным типом. Да и я не была его идеальным типом. Проводив меня до порога дома, Ким зевнул. Ему явно наскучила наша прогулка, но при этом я видела его интерес. И вполне понимала, о чём он мог спросить в следующую секунду. — Так с кем ты там на свидание идёшь? — Пока не скажу, — улыбнувшись, я вошла на участок, закрывая за собой калитку. — Пока, до завтра, оппа. — «Оппа» своему хахалю будешь говорить, дурында, — но в его голосе я слышала улыбку. Парень с особой нежностью меня ругал, и я всегда на это смеялась, прикрывая глаза. Такой смешной. — До завтра! Когда я вошла в прихожую, то выглянула в окно. Чонин улыбался, глядя на экран телефона, и я почувствовала, как тепло за друга разлилось где-то внутри. Мне было приятно, что он счастлив. Если счастливы мои друзья, счастлива и я — тут нет ничего необычного. Родителей не было дома, и я прошла в собственную комнату, наслаждаясь тишиной. Несколько часов без ора. Несколько часов без криков. Мой рай выглядел именно так: я в одиночестве дома, родители на работе, и мы друг другу не мешаем. Прекрасно. Сбросив с себя все вещи, я устало надела тёплую кофту и спортивные штаны. В этом было удобно делать домашние дела, да даже и спать порой, если ленилась переодеваться в широкую мужскую футболку. Она раньше была Чонина, да. А теперь стала моей. Этот извращенец у меня вообще лифчик в своё время украл! Спустившись вниз, на кухню, я вынула из холодильника остатки ужина и принялась сооружать нечто съедобное. Получилось что-то странное, что я отправила в микроволновку разогреваться, а сама пока взяла ложку. Сообщение, пришедшее на телефон, испугало меня. Я схватила трубку, вводя пароль, который я всё же вчера усложнила, и уставилась на строки, что мне прислал Исин. «Надеюсь, ты не забыла, что мы с тобой встречаемся в воскресенье. Скажи только, что предпочитаешь: горячую кукурузу или сырный рамён?» Я улыбнулась. Забыв на краткое мгновение о том, как боялась его в школе, я отправила сообщение, что больше люблю как раз сырный рамён, и заблокировала экран. Сообщения этого парня делали меня счастливой. А ещё он сам был неисчерпаемым источником моего личного счастья.[30 марта 2017]