Мог бы одарить твоё тело любовью, И ты единственная, кто может прекратить это. Давай, получи эту любовь, Ведь ты одна, кто может остановить это. ZAYN feat Sia — «Dusk Till Dawn»
Голова — это чердак, в котором есть буквально всё: что-то нужное, что-то ненужное, покрытое паутиной и пылью, а по этому всему могли бегать насекомые, а возможно, и мышки, грызущие любые вещи на полу: воспоминания, мысли. Было забавно, потому что из-за «мышек» многие люди забывали, что хотели поведать, не могли сказать отдельное, о чём думали. Мне хотелось, чтобы не безобидные мышки, а крысы поселились в моём сознании, выжирая все мысли, все до единой, оставили без ничего. В моём состоянии, когда я выплакала все глаза, когда я была в отчаянии и хотела только одного — умереть, мне надо было выключить мысли. Мысли о нём, свербящие в подсознании и до тошноты ударяющие по вискам. Больно, чертовски больно. Я хотела, чтобы эта боль закончилась.[два года назад]
— Я надеюсь, у тебя есть веская причина разбудить меня в пять, блядь, утра, — пробормотала я, улёгшись щекой на телефон и проклиная Чонина, который заставил меня открыть глаза в столь раннее время. Глаза горели из-за яркого свечения мобильника, голова болела от того, что я не выспалась. Ким звонил мне так рано только два раза в жизни: когда у него умер верный семье пёс и когда родители купили ему на день рождения мотоцикл. Парня тогда не будили, нет, он просто рано встал попить водички (или отлить, что было наиболее вероятным) и увидел за окном, как папа, сидя на тротуаре перед домом, то ли заправлял бак, то ли качал колёса. — Прости, — его голос не был ни сонным, ни бодрым. Я бы сказала, он был уставшим. Будто парень не спал всю ночь. — Мне просто не спится, мы можем поговорить? В дешёвых мыльных операх начала двухтысячных обычно девушки звонят в соплях и слезах своим подругам, рассказывают, как им тяжело живётся и какие парни порой бывают мудаки. Чонин — парень. В его словах не слышались слёзы, он не наматывал сопли на кулак, но отрывисто жаловался на какую-то девушку, что вчера на вечеринке подмигнула ему, целовалась с ним, потому что он спас, видите ли, её от изнасилования, а потом упорхнула к своему парню, который надавал таких тумаков моему другу, что тому банально поморщиться больно. Я нервно забормотала, услышав про спасение от «изнасилования», вспомнив ту самую вечеринку, где познакомилась с Чжаном. Эта тема всё же немного травмировала меня. — А вот послушал бы меня и остался дома, — сказала я, уже разлепляя глаза и смотря в потолок. — Нечего там делать. — Интересно, в какой это момент Хван Хэджин стала такой монашкой? — с иронией в голосе спросил парень. — Я думал, с тобой всё нормально, а ты в последнее время очень странно себя ведёшь. — В последнее время — это с пяти по полшестого утра? — я ухмыльнулась. — Ты же знаешь, что я утром — это не тот человек, что вечером. Заедь за мной в семь, пойду поем, что ли. Я сбросила вызов, так и не дождавшись ответа, но зная, что парень приедет за мной. Откинув с тела одеяло, я потёрла глаз и чуть пригладила встопорщенные после сна волосы. Лучей солнца ещё не особо было видно, а вот уличный фонарь через дорогу светил прямо в лицо. С детства ненавидела его, хотела даже лампочку как-то булыжником разбить, но не позволили две вещи: собственная мать и совесть, постучавшаяся в грудь. Поэтому каждый день я натурально мучилась, просыпалась порой даже ночью от света фонаря, а потом накрывалась с головой одеялом и продолжала спать дальше. Утро этого дня было весьма спокойным, неторопливым. С кружкой горячего кофе с молоком я уселась в гостиной на диван, включила телевизор и поставила громкость на самый минимум, дабы не будить родителей. По одному из каналов в такое время уже крутили мультики, и я смотрела их. Впервые утро было не суетным, а даже немного сонным, дающим мне шанс прийти в себя после сна. Я медленно готовила себе завтрак, медленно поела, с той же скоростью приняла утренний душ и пошла собираться. Было всего полседьмого утра. «Приди в медкабинет после первого урока». На самом деле, я вздрогнула, когда получила это сообщение. Мама как раз была в моей комнате, наблюдала за тем, как я совала в рюкзак тетради с учебниками, и прочитала послание я украдкой, когда родители уезжали на работу. Так же тихо написала «хорошо», чтобы Исин ни в коем разе не подумал, что я его игнорировала. Папа почти всегда, почти каждый день возил свою ненаглядную Ким СонУ на работу в маленький ресторан, где она работала администратором. Это была повседневная рутина, в ходе которой глава семейства спрашивал, не хотела ли я быть подброшенной до школы, но я неизменно отказывалась, предпочитая общество либо себя любимой, либо Чонина, мотоцикла и скорости. — Ты точно с нами не поедешь? — спросил папа, в последний раз кидая на меня взгляд. — Воздержусь. На самом деле, я не особо была близка с отцом. Если мама провела всё моё детство в нравоучениях, в сравнениях меня с другими детьми, то папа всегда как-то сторонился меня, не воспитывал, а бесконечно работал. Мама любила его, я знала, делилась с ним многим, в том числе и событиями из моей жизни, но, кроме «ага» и «угу», она ничего от него не дожидалась. Папа уставал всегда, поэтому даже не слышал её женский лепет, а когда она задавала вопросы по типу «что ты хочешь на ужин?» или «когда мы пойдём в магазин?», отвечал «да». Внимательность, к сожалению, ему не была свойственна. Ровно в семь утра на всю улицу раздался гудок мотоцикла. Благо, родители уехали минут десять назад и не застали Чонина, который открыто улыбнулся мне, когда я появилась на крыльце, а потом, подойдя, приобнял за плечи, как собственную девушку. — И что это были за звонки в пять утра? — спросила я, когда мы направлялись к транспортному средству. — Я понимаю, что ты по мне скучаешь, но всё же стоит понимать, что я тоже человек. А ещё я нуждаюсь во сне больше, чем ты. — Мы все нуждаемся во сне, но у меня бессонница. Я села сзади, по привычке обхватив талию друга, и прижалась к нему всем корпусом. Чонин некоторое время просто посидел, будто отдыхая, но у меня закрались некоторые плохие мысли, из-за которых я поморщилась и чуть ослабила хватку. Ким обернулся, улыбнулся и ткнул меня в плечо. — А я чувствую твою грудь. Держись! К сожалению, пришлось всем телом навалиться на парня, когда он лихо надавил на газ, заставляя мотоцикл сорваться с места и с максимально возможной скоростью помчаться по улицам. В горле пересохло, я зажмурилась, прижавшись лицом к лопатке друга. Хотелось убить его за такое: знал же, что я не любила скорость, не любила пошлые намёки во время езды, потому что я не могла говорить или ударить. Меня вечно сковывало от страха, что я упаду. Такого страха никогда не было с Исином, который вёл мотоцикл осторожно, даже спрашивал у меня порой, не снизить ли скорость, чтобы я не так судорожно за него цеплялась. Я со смехом, конечно же, говорила, что снижать скорость не надо, мне и так хорошо, а сама внутри дрожала от страха. Как таковой боязни рядом с ним не было, только опасения. Именно откровенный страх появился только после смерти Чонина. Мы достаточно быстро домчались до школы, и мне пришлось приглаживать волосы и поправлять юбку, когда друг закатывал мотоцикл под крышу и устанавливал дроссельный замок. После этого он махнул мне рукой, мол, всё готово, и я, кивнув, отправилась по направлению к крыльцу, специально идя медленно, чтобы парень меня догнал. Но его планы были отличными от моих; вместо того, чтобы потянуть меня к дверям школы, Чонин вёл меня на задний двор — припёрло покурить перед занятиями. Я глянула на окна медицинского кабинета — в них не было света. — Извини, но хочу потравиться, — его сигаретная зависимость, кажется, потихоньку превращалась в манию, и в тот момент мне показалось, что пора бы уже отучать его курить. Заменять сигареты на леденцы, в принципе, кажется неплохой идеей, но если он привыкнет сосать… господи, это слово так странно звучит. Надо на день рождения купить ему никотиновых пластырей, а то порой даже находиться рядом невозможно — изо рта пахнет, от одежды несёт. — Как ты после моего утреннего душевного излияния? — Кофе впервые за неделю выпила, почувствовала себя человеком, так что в каком-то смысле спасибо тебе за твоё нытьё. Чонин был первым и последним парнем в моей жизни, который был вечно страдающим поэтом, что стихи не писал, но изливал душу вполне себе внятно и порой даже в рифму. Мат, правда, рифмовал, да и бог с ним, хоть какое-то творчество от него было замечено за много лет общения. Я порой не понимала его: прерогатива баб, извините, девушек ныть, но уж не парней. А потом, конечно же, сразу вспоминала последние мировые тенденции: девушки становятся более мужественными, парни более женственными. От этого не становилось ни в коем случае мерзко, нет, просто всегда, когда смотришь фильмы, читаешь любовные романы, хочется, чтобы роковой красавчик с узкими глазами и на мотоцикле сделал шаг первым, а по итогу что? А по итогу ничего хорошего. Приходится порой нам, девушкам, брать волю в зубы и дерзать. Парней завоёвывать. — Ну хоть моё нытьё может чем-то помочь. Мои друзья были повально странными. Хвиён, вечно витавшая в облаках, напоминала порой маленькую неиспорченную девочку, хотя, по словам Чанёля, порой она была той ещё оторвой, особенно наедине с ним. В тихом омуте бесы лапками машут и говорят, что им там очень хорошо. Чонин же, окружённый практически только женским вниманием, порой перенимал нашу модель поведения, уже не стеснялся обсуждать с нами что-то поистине личное, что должны мальчики обсуждать с мальчиками. К великому сожалению, парни редко общались с Кимом — к нему часто липли их девушки, и парни зверели, как-то даже стрелку забили Чонину, но он вышел победителем, потому что позвал каких-то своих друзей с кастетами и битами. Наши школьники просто позорно зассали. Пока Чонин курил, я стояла, держа в руках лямки от рюкзака и оперевшись спиной о кирпичную стену. Я смотрела в серое утреннее небо, в которое друг пускал дым, и слушала шум с улицы. Мимо порой проходили люди, совсем не ведая, что за оградой, за простыми кустами, которые весной, летом и часть осени были покрыты зелёными листьями, курил школьник. Нарушал, кстати, правила школы и нарываясь на административный штраф за курение в неположенном месте. Если мне не изменяет память, парень ещё ни разу не нарывался, а как обводил учителей вокруг пальца — загадка. — Что у тебя сейчас? — Ким Чондэ, — я вздохнула. — А у тебя? — Физкультура. Сходил бы на историю поспал, если честно, а не бегал и занимался какой-то хернёй по типу перетаскивания мячей из угла в угол, — парень затушил сигарету о кирпичную кладку. — Чондэ будет громко орать, если ты немного опоздаешь? — Я бы не хотела опаздывать. Отчитывать он не будет, конечно, но и грозных взглядов учителя мне не надо. После этого я глянула на наручные часы, которые нашли своё пристанище на запястье Чонина. До начала уроков было ещё где-то полчаса, но я уже начала нервничать, а потому, махнув, пошла к крыльцу, на ходу доставая из кармана пропуск и поднимаясь по ступенькам. Войдя в холл, я кивнула охраннику и собиралась было прошмыгнуть, приложив пропуск к турникету, как весьма неожиданно кто-то пристроился сзади, обхватил одной рукой мою талию и с помощью моего же пропуска прошёл вместе со мной вперёд. Кажется, своей спиной я чувствовала всё тело незнакомца: лямку от рюкзака, тёплое дыхание, ерошащее мои волосы, его руку, которая продолжала сжимать мою талию. То, что мне было неловко — неоспоримый факт. — Прости, мне ещё пропуск не сделали, — шепнул прямо на ухо Исин, и я задрожала. Мы были чересчур близко, и любой, кто находился в вестибюле, мог заметить, что студент-практикант заигрывал с обычной школьницей. — И привет, Хэджин. Я ждал нашей встречи. Только после этого ловелас отпустил меня и чуть отошёл, склоняя голову в кивке, а мне же, по правилам вежливости, пришлось поклониться ему. Я улыбнулась, заправляя волосы за ухо, и попыталась чуть-чуть расслабиться. Всё-таки нас связывает нечто большее, чем банальное «спасение» меня на вечеринке и попутчество. Клянусь, я уже думала о том, что хочу поцеловать его губы, нарушить своё правило, запрещающее мне целоваться с парнями на первом свидании. — Удачной практики, господин Чжан, — я поклонилась и чуть задержалась в таком положении, продолжая: — и я тоже рада тебя видеть. Его улыбка провожала меня прямиком до раздевалки, где я снимала верхнюю одежду и переодевала обувь. Сам он, забрав на вахте ключи, отправился в медкабинет, насвистывая какую-то мелодию. Я уже было выдохнула, так как не хотелось кому-либо показывать, что мы чем-то связаны, как в поле зрения появилась Хвиён. Весьма, кстати, сонная и полная вопросов ко мне. — Я, конечно, всё понимаю, но меня напрягает немного твоя любовь к парням постарше, — зевнула она. — Он сам на тебя внимание обращает, или ты ищешь достойную замену? Её слова самую малость задели меня, но я качнула головой, вздыхая. Не ответив, направилась к лестнице и стала подниматься наверх, только потом подруга очнулась и побежала следом за мной, вдогонку получая замечания по типу «не бегать!» от проходящих мимо учителей. Хвиён было плевать, можно или нет бегать, запрещено ли приводить парней из соседней школы в свою, она часто делала то, что ей взбредёт в голову. Она не отличалась этим от меня — мы обе старались жить сейчас, сегодняшним днём, а поэтому в своё время пылко влюблялись, громко ссорились, завели традицию пробовать в разных кафе разные пирожные и раз в несколько месяцев зависать друг у друга дома. Мои родители, к сожалению, были резко против моей подруги в доме, поэтому ночевала я зачастую у Хвиён, перед этим заказав две большие пиццы, пару бургеров и литра три газировки курьером. — Это тот, с кем я вчера была на свидании, — сказала я, чувствуя, как будто через ткань рюкзака мою спину прожёг мешочек с тремя предметами, один из которых внушал мне серьёзное опасение, — и не надо говорить, что я ищу кому-то там замену. Что было, то прошло. Исин — новый этап моей жизни. — Допустим, я тебе поверила, — вздохнула подруга. — Ладно, нет времени сопли жевать. Пора и на урок идти. Всем классом мы дожидались учителя примерно минут пять от звонка. Ким Чондэ влетел каким-то всклокоченным, запыхавшимся, и мне на секунду стало его жалко: он всегда спешил на уроки, всегда буквально горел своими дисциплинами. Мы, к сожалению, его энтузиазма не разделяли, зачастую просто сидели, ничего не делали, страдали весь урок и пытались занять себя чем-либо другим. — Простите, я немного припозднился, — на учителя обратила внимание только староста, которая подскочила с места и хотела было поднять со стула кого-то ещё, чтобы поклониться, но не сработало. Как дура, она стояла посреди сидящих детей и смотрела на Ким Чондэ. — Садись уж, ученица Кан, я не думаю, что хоть кто-то, кроме тебя, из класса «C» почтит меня приветствием. В его голосе слышалась усталая язвительность, но я лишь глаза отвела, дабы не встречаться с ним взглядом. Я, конечно, буду слушать урок, буду писать всё, но вечно подниматься лично меня уже достало. Порой устаёшь быть вежливой, а поэтому включается режим «мне всё равно, мне за это ничего не будет». На уроке я думала о том, о чём думать не надо было. Роились мысли о парне, к которому надо было бежать после занятия, думала о том, как бы банально не заснуть. Взгляд учителя преследовал меня, заставлял пытаться сосредоточиться, а под конец я уже морально умирала, потому что мужчина спрашивал только, чёрт побери, меня. Как только прозвенел звонок, не дожидаясь разрешения, я выбежала из кабинета, сжимая в руках телефон. Ким Чондэ замер, явно не понимая, почему я вдруг стала такой смелой и резвой, но махнул рукой, прощаясь с моими одноклассниками и уходя из кабинета следом. Коридоры пока не заполнились учениками и учителями, а поэтому я бежала на всех парах в медицинский кабинет, время от времени утирая слёзы — они выступили из-за быстрого бега, от ветра, что бил в лицо. Только спустившись с лестницы, я упёрла ладони в колени, надеясь отдышаться. Я не смогла этого сделать — вновь пришлось идти по коридору, но на этот раз более спокойно, статно, будто я не спешила и просто сделала парню одолжение, придя на встречу. Я выдохнула, заправила за уши волосы, прокашлялась и всё же без стука вошла в кабинет. В тот самый момент, как дверь закрылась за моей спиной, на первом этаже послышался топот ног младшеклассников, чьи кабинеты находились рядом. В первую секунду я здорово струхнула, ноги подкосились, потому что я увидела Исина в белом каноничном халате, с бумажками, разбросанными по столу, и кружкой чая в руке. — Закрой кабинет на ключ, — он не поднимал головы от документов, но явно краем глаза заметил меня, то, как я бестолково топталась на пороге. Я прикрыла дверь плотнее, повернула ключ один раз и судорожно выдохнула. — Подойди, мы тут одни. Ноги подкосились, когда я стала медленно подходить к Исину. Он был красив даже утром. Я слышала, что студенты спят по два часа в сутки дай бог, а студенты медицинских факультетов уж тем более не спят, и поэтому я поражалась, как парень мог всегда, каждый день оставаться свежим, находить время на студенческие вечеринки с алкоголем и девочками, на меня саму. Если уж я порой засыпала на уроках от того, что спала часов пять-шесть, то как, вот просто как Чжан мог выспаться за жалкие пару часов? — Злобный Ким Чондэ не покусал, что ты убежала прям со звонком? — я вздрогнула от заданного вопроса: во-первых, хотелось спросить, откуда он узнал, у какого учителя я была на уроке, а во-вторых, как он понял, что я бежала до его кабинета так, будто за мной волки гнались. Ну, или Ким Чондэ. — Да ладно, Хэджин, не делай такого лица, сам был школьником, понимаю тебя. Я присела возле парня, на соседний стул. Скрывать то, что я устала от бега, было бессмысленным, а поэтому и откинулась на спинку, сдувая с лица волосы. Некоторое время Чжан ничего не говорил мне, просто что-то дописывал, а потом, поставив точку, мощно вытолкнул воздух из лёгких и улыбнулся мне. Я улыбнулась в ответ, опуская ладони на юбку, и Чжан скинул тоненькую тетрадку в свой рюкзак, стоящий на полу. — Дневник практики — два слова, а столько боли. В силу возраста и того, что я училась в школе, в тот момент не поняла, что это такое. Дневник — это что-то по типу либо личного, либо школьного дневника, но как практика в школе была с ним связана? Честно говоря, только потом Исин мне объяснил, что это такая тетрадочка, в которую лично он писал сведения о школе, выписывал что-то из медицинских карт учеников и оценивал обстановку. Зачем это надо было его университету — непонятно, но, в принципе, интересно, каких именно учеников он отобрал из масштабной выборки и что именно выписал. — Я бы хотел с тобой обговорить пару моментов, — сердце скакнуло вниз, и я уже начала бояться его последующих слов. Что будет? Скажет, что ему не понравилось вчерашнее? Скажет, что я, оказывается, не в его вкусе? — Во-первых, — сердце замерло, — нам надо договориться о том, как мы будем вести себя в школе, — кажется, у меня случился микроинфаркт из-за этого китайца, — а во-вторых, я бы хотел обсудить, куда бы ты хотела сходить на наше второе свидание. Чжан Исин всегда мастерски играл на моих чувствах. Он исследовал меня целиком, словно Шерлок Холмс место таинственного убийства, влюбил в себя, талантливо манипулировал даже в какой-то степени. Я всегда его слушала, всегда шла следом, порой даже его мысли были моими мыслями. С одной стороны, мне казалось это нормальным — ты любишь, ты любим, ты счастлив, но если вкапываться в суть наших отношений, можно ужаснуться, удивиться и покрутить пальцем у виска. Какая девушка ушла бы с криком и скандалом из дома родителей, будучи несовершеннолетней, к парню, который старше её, жить? Кто бы при этом разорвал с ними все отношения, а потом открестился от многого, что было раньше — от вечеринок, от алкоголя, стал бы, чёрт побери, монашкой, которой место только в монастыре на отшибе? Я не отрицаю — мы все подвержены изменяться под напором любви. Но моё поведение порой и меня саму удивляло. — Я думаю, если мы будем пересекаться в коридорах, мы не будем обращать внимания друг на друга, — сказала я смело. — Потому что если ты посмотришь на меня, я буду улыбаться, надеюсь, ты это понимаешь. Но я буду к тебе бегать пить чай, если захочу. Выхватив кружку прямо из-под пальцев китайца, я показала ему язык и отхлебнула зелёный чай, ставя затем её на стол и чуть касаясь рукой рта, дабы вытереть капли. Исин смотрел на меня с чуть приоткрытыми губами, а затем глянул мне прямо в глаза, прошибая током. На мгновение я почувствовала себя странно, ведь казалось, что между нами проскочила какая-то искра, заставляющая китайца податься вперёд и остановиться в считанных сантиметрах от моего лица. Я ждала, когда он сделает последний шаг, когда поцелует, избавив от тянущего чувства в груди, но он быстро пришёл в себя, откашлялся, прикрыв рот ладонью, и отстранился. Видимо, мы оба хотели, чтобы человек, смущённый и сидящий напротив, сделал первый шаг. Какими мы в тот момент чувствовали себя идиотами. — Да… думаю, ты можешь заходить ко мне, если хочешь, но не часто, чтобы и ко мне не было претензий, и к тебе. Никому в школе не говори о том, что нас связывает, поняла? — я медленно кивнула, понимая, что до этого проболталась обо всём Чонину и Хвиён, но знала — они меня не выдадут даже в том случае, если учителя что-то заподозрят. — Отлично. А теперь… — Свидание, — выдохнула я. — Ты права. Варианты? Предложения? Пожелания? Я, как и многие девушки, часто задумывалась о том, каким может выглядеть идеальное свидание. Ужин при свечах и розах на крыше с добавлением красного вина и перчинкой в виде поцелуев у пропасти, где был только парапет? Слишком банально. Да и всей этой показухи именно в свиданиях я не терпела — смысл арендовать крышу, покупать такие дорогие цветы, как розы, и жечь свечи, которые могут погаснуть от порыва ветра? Это просто деньги на ветер, настроение в минус и отсутствие романтики. Я любила в свиданиях что-то более спокойное. Это как-то раз подметил даже Чунмён, который, будучи молодым человеком с богатыми родителями, любил пафос, пыль в глаза и дорогое красное вино. Он был старше меня и вполне себе легально мог в большом количестве употреблять алкоголь. Может, это и сыграло на его весьма дерьмовом и абьюзном характере. Так вот. Я любила что-то воистину домашнее: можно вечером было у кого-либо дома настрогать вкусный салат вместе, заварить чай, а потом, греясь под пледом, смотреть вместе фильм и всё есть, есть и есть. Конечно же, потом может разморить: я как-то раз заснула так на плече Чунмёна за просмотром дорамы, а очнулась от того, что парень целовал мою шею, подминая под себя и уже намереваясь сдёрнуть с меня юбку. Или просто поднять её. Тогда я остановила его, впервые и очень сильно испугавшись: нет, я не плакала от ужаса, но я была банально не готова лишиться девственности прямо сейчас. Возможно, когда-нибудь в будущем, возможно, с другим человеком, но не с Ким Чунмёном, который порой напоминал мне животное. — Кинотеатр, вечерний сеанс, последний ряд, ты и я, — игриво подмигнув, я снова похитила кружку, на этот раз отпивая больше, чем надо было. — Перед этим желателен плотный ужин, но это только если захочешь ты. — Если ты захочешь есть во время нашего свидания, я не имею права отказать тебе. Мне снова казалось, что между нами шмыгнула искра, в особенности тогда, когда Исин прислонился губами к моим волосам, обхватывая руками моё лицо, а губы мои изнывали от желания поцеловать хотя бы его шею, хотя бы прижаться так, как я к нему ещё ни разу не прижималась. Внутри, как бы всё клишированно не звучало, разрастался пожар, и мой личный соблазнитель всё же не удержался, провёл носом по моей щеке, вынуждая меня вцепиться в его халат и откинуть голову, чтобы он коснулся моей шеи. Я настолько жаждала этого его действия, что выдохнула нервно, когда дыхание Чжана донеслось до моего подбородка. По закону всех жанров, мы должны были поцеловаться, я должна была дрожать, но нас прервал стук в дверь и громкое «господин Чжан, вы тут?» Парень кивнул мне на соседнюю дверь, незаметную, кажется, в том кабинете нам делали прививки от всех болезней, и я быстро подскочила, ломанулась к двери, резко закрыла её и прислонилась спиной к стене, зажимая рукой рот. Это всё было слишком неожиданным, чтобы не паниковать. — Господин Чжан, я б хотел убедиться, что у вас всё хорошо. Приходил ли кто? И, если приходил, на что жаловался? Я не знала, кто пришёл в медкабинет, но, видимо, это был директор или же кто-то из замдиректоров: я не разбирала их по голосам. Вместо этого я выдохнула, поднялась на ноги и поправила волосы вновь. Нервничала. Немудрено — сначала эта встряска с Исином, после которой хочется если не ударить себя за потерю бдительности, то поцеловать его, а потом этот приход неизвестного мне человека. Честно, мы слишком часто рисковали. Слишком часто запирались в одном кабинете, делали друг с другом многое: доводили сами себя до исступления, до почерневших от желания глаз, до мокрого от пота лба. И вроде бы как все закрывали глаза на всё. Мы вели себя слишком беспечно и, на самом деле, потом поплатились за это. Я не знала, каким мифическим существом был Чжан Исин, но то, что соблазнял он весьма талантливо, целовал весьма пылко и отдавался мне, как и я ему, целиком, я понимала. Мы были смертельно влюблены друг в друга. Как будто два подростка, честное слово, а не школьница и студент. Таких чувств у людей моего возраста практически не бывает: не до глубокой привязанности влюбляются, не до желания раскроить себе голову и вынуть воспоминания после расставания. Говорят, что после депрессии и тяжёлых расставаний человек становится другим. Чжан Исин заставил меня раскрыться, подарил свободу в некотором роде. А потом резко заставил стать другой: разбитой, растерянной, практически доведённой до синдрома Адели Гюго. Я отошла к койке, очень неудобной, на самом деле, и присела, дожидаясь, когда человек уйдёт, чтобы выйти. Минуты проходили за минутами, и вскоре Чжан сказал, мол, да-да, конечно, у меня там девушка на койке спит, и я быстро легла, переворачиваясь на бок и закрывая глаза. Приведя дыхание в норму, я максимально расслабила тело, и в эту самую секунду дверь раскрылась, впуская в помещение Исина и мужчину постарше. Старший покашлял чуть, явно почесал голову и кивнул. — Что с ней? Из какого класса? Как зовут? Вопросы следовали один за другим, и я поняла, что на половину из них Исин не знал ответа. Я уже хотела было «проснуться», но парень нашёл в себе силы заткнуть собеседника и начать отвечать на вопросы. Он говорил последовательно, не нервничая, будто я действительно ученица, которой на первом уроке резко стало плохо. Острое воспаление хитрости, видимо. — Хван Хэджин. Попросила дать обезболивающее, сказала, что живот очень сильно болит, вроде месячные начались. Думаю, её сейчас лучше не трогать, а то вдруг проснётся и накричит, что мы её сон потревожили, — на последних словах парень добро усмехнулся, и мне захотелось автоматически улыбнуться в ответ. Но всё же надо было держать планку и не улыбаться. — Пойдёмте, не будем мешать ей спать. — Я скажу её классному руководителю, что она придёт только на третий урок, ладно? — похоже, Исин кивнул. — Отлично. Я тогда пойду, позвольте откланяться. Удачи вам, господин Чжан. — Спасибо, господин Кан. Только после того, как закрылась дверь и щёлкнул замок, я позволила себе встать и проследовать к выходу. Но я не успела дёрнуть ручку — Исин сам открыл дверь, сам вошёл ко мне, заставив отступить на шаг. Я чувствовала — ему что-то надо было мне сказать, что-то сделать, но он просто заключил меня в объятия, вдыхая аромат моих волос. Я прижалась к его груди, улыбаясь. Хотелось так простоять всё учебное время, но хорошее рано или поздно кончалось, а поэтому парень отстранился. — Сядь, сейчас сделаем так, чтобы было видно, будто ты действительно спала. Сказать по правде, сначала я испугалась. Только через пару секунд я смогла довериться его тёплым рукам, которые весьма настойчиво усаживали меня за плечи на койку. Я села, и его живот оказался на уровне моих глаз. Я не рискнула смотреть чуть ниже, хотя глаза хотели опуститься. Но вместо того, чтобы хотя бы сказать, что он собирался делать, Исин запустил руки в мои волосы. В этот момент перед глазами промелькнуло всё порно, которое я смотрела, закрывшись в комнате, и я схватилась за бёдра парня, смотря на него дикими глазами. — Я не готова к этому, эй! — я думала, он понял, о чём я, но Чжан будто удивился, почему я препятствую его действиям. — Я собираюсь встрепать тебе волосы, чтобы они не выглядели такими аккуратными, — медленно, будто маленькой девочке, объяснял парень. — А ты о чём подумала? О секс-просвете? Пока не дождёшься. Я слишком отчётливо слышала в его голосе иронию и предпочла лишь фыркнуть, но бёдра его не отпустила. Опасалась в какой-то мере, смотрела на его живот и чувствовала ерошанье волос. Такой своеобразный массаж для головы был приятен в какой-то степени. Воротник и бабочка на шее тоже подверглись изменениям, и теперь я более-менее выглядела как сонная школьница после порции обезболивающих. Конечно же, можно было бы поработать с юбкой и рубашкой, но я отогнала от себя мысли. — В принципе, ты готова, — он поднял пальцами мой подбородок, оценивающе оглядел. — Но я бы сделал ещё чего, если честно. — Что именно? — спросила я, а затем увидела, что парень опустился на колено. — Чжан Исин, ты меня, чёрт побери, пугаешь. — Сам себя пугаю. В тот момент он ни о чём не думал, ни о чём не думала я. Просто доверилась, когда он поправлял чулки на моих бёдрах, а в следующую секунду произошло непредвиденное. Он резко потянул меня за ногу, я чуть не упала на локти, и в тот момент он запечатлел поцелуй на моём колене, которое тотчас же врезалось в его лицо. Поцелуй он спланировал. А вот удар, после которого я осела рядом, нет. — Боже ж мой, если ты ещё раз так сделаешь… у меня уже рефлекс на разные неожиданные прикосновения, — лепетала я, рассматривая лицо парня. — Прости, пожалуйста, я не хотела… Исину всегда нравились моменты, когда я гладила его лицо. Он млел от прикосновений, будто самый настоящий кот. Мы были оба достаточно тактильными людьми, оба горели от прикосновений, желали их, а поэтому как-то сразу срослись, будто стали едиными, наши жизни перестали иметь смысл друг без друга. Конечно же, и такая привязанность тоже имела свои рамки времени. Привязанность, правда, не могла быть оторвана и сразу же выброшена, нет, это длительный процесс — распутывание узлов, вытягивание всех нитей, возможно, перерезание их ножницами. От этого ты делаешь больно только себе, потому что в большинстве случаев, избавляясь от привязанности, другому человеку всё равно на твои чувства. Хоть кромсай, хоть бей, хоть распутывай, — не отреагирует, не вскрикнет. — Всё хорошо, — он расположил руки на моей талии, а потом поднялся на ноги вместе со мной. — Так значит, мы идём в кино. Но когда? — В пятницу вечером, — прошептала я. — Мои родители уедут, они не будут брать меня с собой, так что я буду свободна на весь день и всю ночь. — И на что ты мне таким образом намекаешь? — его лоб соприкоснулся с моим лбом, и я прикрыла глаза улыбаясь. — Ни на что, извращенец. Я пошла на занятия. Когда звенел звонок со второго урока, я, практически счастливая, чуточку помятая и улыбающаяся, шла по коридору. И никто не додумался, что у меня творилось в душе, какие мысли вертелись в моей голове. А я была счастлива. Настолько банально, что становилось смешно. Я не знала, в какой именно момент Чжан Исин стал для меня ближе всех в этой галактике, но я знала одно — он сделал меня сейчас до одури весёлой, до одури счастливой, а также предвкушающей встречу. Я ждала пятницы.[03 апреля 2017]