Через пару дней пёс пошёл на поправку, повеселел и, когда его выводили на прогулку, останавливался у каждой двери и принюхивался, словно искал кого-то. Очень ему не нравилось, когда его оставляли одного, зато когда Семён или Света забегали в комнату проверить четвероногих пациентов, радовался и старался ткнуться носом в руку, чтобы с ним побыли подольше. Невозможно было пройти мимо и не погладить эту мокрую кнопку и не потрепать за уши. Семён всей душой привязался к нему и с удовольствием забрал бы к себе, но куда ему ещё и собака. Это Егорка может день сидеть в клетке, а с собакой надо гулять, воспитывать её…
А ещё Семён видел, как реагировал пёс на Родиона, когда тот приходил: если встречая его или Свету — просто радовался, то на своего спасителя смотрел с такой преданностью и любовью, что впору было ревновать. Но это было глупо и неправильно. С Родионом их ничего не связывало, кроме отношений доктор-пациент. Вот заберёт он своего найдёныша, и всё — разойдутся, как в море корабли, и не вспомнят друг о друге. Хотя тут Семён лукавил, уж он-то будет вспоминать.
И Родион менялся рядом с собакой: и улыбка становилась искренней, и взгляд приобретал мягкость. С ним и со Светой он держался иначе: вроде и дружелюбно, но всё же немного отстранённо.
Честно говоря, Семён был неправ и сам это понимал. Ему-то Родион как раз уделял внимание: смотрел с исследовательским интересом, словно решал для себя какой-то важный вопрос. Прожигал взглядом, не стесняясь и не пытаясь скрыть этого, как будто имел на Семёна права, смущал одним своим присутствием, и не оставалось ничего другого, как делать вид, что ничего не происходит.
Семён не был слепцом или глупцом и прекрасно понимал, что таят в себе эти взгляды. Они будоражили, чего уж там — всё-таки он живой человек, а не робот, — но наступать в который уже раз на одни и те же грабли не хотелось. Нет, он не собирался бросать попыток урвать от пирога судьбы свой кусочек счастья, но потом, позже. А пока общаться с кем-то вне работы был не готов и внимание со стороны Родиона напрягало.
Хотелось передышки. Все его неудачи в личной жизни, конечно, опыт, но до чего же горький. Раньше он пытался перебить эту горечь новыми отношениями, но понял, что только вязнет глубже. Все его знакомства происходили здесь, в ветлечебнице, и это неудивительно — с его-то загруженностью и нелюбовью к шумным местам. Это, наверное, и становилось причиной всех расставаний: Семёну хотелось тишины и уюта, спокойных разговоров по вечерам, а его бывшие любовники ждали от него внимания и подарков. И он бы рад был им это обеспечить, если бы они хоть слово сказали, но почему-то все до единого считали, что Семён должен уметь читать мысли — пациентов же своих как-то понимает!
Последние его отношения и вовсе закончились не очень красиво и болезненно. После них у Семёна остались упавшая самооценка, громадное разочарование во всех и во всём и Егорка. Егорка был самым ценным приобретением: слушал не перебивая, веселил и умудрялся вымотать так, что сил на самобичевание уже не оставалось. Правда, Андрей, бывший хозяин Егорки, уходя, обвинил Семёна в подлости и вероломстве — мол, специально приучил енота к себе, — и пригрозил подать в суд. Ситуация и так была абсурдная, но эта угроза стала последней каплей. Оскорбления в свой адрес Семён пропустил мимо ушей, а вот за енота встал горой. Какой из Андрея хозяин?! Он же чуть не заморил голодом двухмесячного щенка, хорошо мозгов хватило обратиться к специалистам.
Семён буквально вынянчил малыша, даже отпуск брал на работе, чтобы круглосуточно быть с ним. Как-то так получилось, что вместе с енотом в квартиру перебрался и его хозяин, очень быстро обосновавшись и в ней, и в постели Семёна. Андрей споро взял его в оборот — Семён и моргнуть не успел. Не замечал ничего: ни грубости, ни лени, ни вранья. Андрей любил клубы — и Семён шёл с ним, почти засыпая под громкую музыку, пока тот отплясывал на танцполе. Андрей любил вкусно поесть — и Семён после работы стоял у плиты. Андрей говорил, что любит, — и Семён верил. Или хотел верить. А на поверку оказалось, что никого тот кроме себя не любит, а только использует.
То, что Андрей ему изменяет, Семён узнал в самом конце их недолгого романа — он сам ему всё рассказал. С гадкой улыбочкой и в красках: где, когда и с кем. А в конце и вовсе растоптал, объяснив недоумевающему Семёну, что ему просто нужно было временное пристанище.
— А ты что, думал, в тебя и правда влюбиться можно? — спросил он издевательски.
Было очень обидно после почти полугода совместной жизни услышать столько нелестных эпитетов в свой адрес: и эгоист он, и жадный, и в постели так себе… Но Семён снёс всё молча, только сжал упрямо челюсти. А Андрей, зная, как он привязался к Егорке, видимо, решил его добить окончательно, заявив, что забирает енота. В этот момент Семён понял чувства мужчин, которым жёны после развода не дают видеться с детьми. Но он бы и это стерпел, но возмутился сам енот, он просто-напросто цапнул Андрея за руку, когда тот пытался схватить его.
Андрей такой наглости со стороны «бессовестной скотины» сносить не собирался и пнул енота. И вот тут Семён показал, кто хозяин в этом доме — выставил Андрея за дверь и пригрозил вырвать ноги. Собственно, из-за двери Андрей ему и высказывал и про вероломство, и про подлость — на радость всему подъезду. Просто чудо, что соседи не предали Семёна анафеме после этого концерта.
Так что нет, не надо ему сейчас ничего и никого, пусть заживёт всё, забудется…
— Семён Эдуардович, — тихо позвала Света. — Не берёт.
Они по очереди с утра пытались дозвониться до Родиона, но безуспешно. Знал бы Семён вчера, что начальству вдруг ни с того ни с сего приспичит провести проверку, сразу предупредил бы Родиона.
— Может, он передумал? — Света опять набирала номер, который они за день выучили наизусть. — Или им нельзя…
— Давай не будем паниковать раньше времени. Он, скорее всего, на дежурстве, что-то такое вчера говорил, а я прослушал. Заберу собаку сегодня к себе, за выходные, думаю, свяжусь с ним.
— А если… — Света прижала телефон к груди и смотрела на него с жалостью.
— Вот если нет, тогда и будем думать. Приготовь ошейник и поводок.
* * *
Псу было страшно. Ему не очень нравилось, как здесь пахло, но зато тут было тепло и кормили. А сейчас собираются куда-то уводить. Он хорошо помнил, как его хозяин вот так же цеплял поводок, ласково поглаживая и виновато отводя глаза, а потом оставил в том пустом доме и приказал ждать. И пёс ждал. Хотелось есть, но он боялся убегать надолго — а вдруг хозяин придёт и не найдёт его! Силы иссякали, хозяин не возвращался, а пёс всё ждал, ждал, ждал…
Надежда таяла, но он не сдавался. Пока не пришли те страшные люди. И вот тогда пёс понял, что есть вещи похуже холода и голода. Было очень больно, он скулил, лаял, звал хозяина, но никто не приходил. И когда он в конце концов сдался, появился тот, кто спас его. А потом его привезли сюда и он снова поверил. И вот опять собираются куда-то увести…
* * *
— Ну что ты, дурашка, — ласково приговаривал Семён, цепляя поводок к ошейнику и поглаживая вздрагивающего пса. — Сейчас домой поедем, я тебя с Егоркой познакомлю. Ну, давай шагай.
Пёс переставлял лапы медленно, будто нехотя, и всё время оглядывался на двери ветлечебницы.
— Нет, дружок, туда ты больше не вернёшься. Надеюсь, теперь ты будешь жить долго и счастливо, — вздохнул Семён, втайне желая того же и для себя.
Он распахнул заднюю дверцу машины и потянул за поводок.
— Ну, давай же, садись.
Принюхавшись и ещё раз оглянувшись, пёс запрыгнул в машину, как будто всю свою недолгую собачью жизнь это и делал. Семён поправил ему защитный воротник и пригрозил пальцем.
— И без баловства, ехать недалеко, так что потерпи.
Семён всегда ездил аккуратно, а сегодня — вдвойне. Понимал, что каждый толчок, каждая кочка будет доставлять пассажиру неприятные ощущения. Поэтому домой получилось попасть позже обычного.
Внимательно следя за дорогой, старался не думать, как Егорка отнесётся к новому жильцу, как и о том, что, похоже, желание Родиона увидеть енота исполнится очень скоро. Если, конечно, не окажется права Света в своих сомнениях…
Егорке пришлось ждать, Семён оставил пса осмотреться, а сам ушёл на кухню — надо было кормить всех, и себя в том числе. Енота такое положение вещей не устраивало, и он возмущённо гремел своими игрушками. Собака интереса к квартире не проявила, не отходила от Семёна ни на шаг, с тревогой и надеждой следя за каждым его движением. Собачьего корма в доме не было, пришлось делить приготовленную для Егорки кашу на двоих. Сначала накормил пса, а потом уже выпустил изнывающего от любопытства енота.
Вечер прошёл весело: Егорка, приняв пса за новую игрушку, то и дело дёргал его, обнимал, пытался утащить к себе в клетку гостя, превосходящего его раза в два, а пёс сначала испуганно жался к ногам Семёна, а потом забился в угол и рычал оттуда, стоило Егорке только посмотреть в его сторону. Наконец енот был посажен в клетку, пёс выгулян и устроен на ночлег в коридоре, и Семён взял в руки телефон. Время близилось к одиннадцати, и он задумался: прилично ли так поздно звонить? Но выхода не было, и он набрал номер Родиона.
Ответили не сразу. Он уже хотел нажать на отбой, когда в трубке раздалось чуть приглушённое «Слушаю».
— Добрый вечер, — поздоровался Семён. Горло пересохло, пришлось прокашляться. — Это Семён Эдуардович, ветеринар…
— Да-да, я узнал. — Голос изменился, стал теплее, что ли, или Семёну просто показалось. — Что-то случилось?
— Нет. То есть да, — замялся Семён. — Понимаете, мы вынуждены были выписать вашу собаку…
— Вы что, его на улицу выгнали? — Теперь в голосе отчётливо проступило возмущение.
— Нет, вы что?! — возмутился в ответ и Семён. — Он у меня. Я, собственно, и звоню спросить, когда вы его заберёте? Понимаете…
— Понимаю, — кажется, Родион улыбнулся, — у вас енот. Говорите адрес, мы сейчас подъедем.
— Зачем же сейчас? До утра с ним ничего не случится, пусть поспит.
— Хорошо, — быстро согласился Родион. — Раз он не мешает, то пусть поспит. Но адрес всё-таки скажите.
Семён быстро продиктовал адрес, услышав в ответ: «Так это же совсем рядом!», и отключился. Ему показалось, что перед этим услышал смешок, но списал всё на усталость и разыгравшееся воображение.
Он долго не мог уснуть, неожиданный квартирант растревожил чувства и заставил вспомнить не совсем приятные вещи. Не помог и горячий чай с двойной дозой сахара. Одолевали грустные мысли, словно кто-то открыл тайную дверь, за которой они хоронились до поры до времени. Будто терпко-горький дым от осенних костров проник в голову и в душу.
Почему у него всё так? Что он делает неправильно? Без ложной скромности Семён мог сказать: он хороший, добрый, надёжный. Но, видимо, эти качества сейчас не в моде и никому не нужны. А Семён не умел быть другим. Его искренность только животные и ценят. Ещё и этот Родион с его непонятными взглядами. Себе врать бесполезно — нравился он Семёну. Вопрос в том, что тот от него хочет...
И опять мысли по кругу, тревожат, бередят... А утром рано вставать, надо успеть погулять с псом, прежде чем за ним придут... Семён поставил чашку в раковину, выключил свет, ещё немного постоял у окна, вглядываясь в ночь, и наконец отправился отдыхать. "Утро вечера мудренее", — согласился он с народной мудростью.
А пёс, не подозревая ни о чём, спал на старой куртке Семёна и шумно вздыхал во сне, словно предчувствовал, что скоро и в его жизни, и в жизни этого доброго человека с печальными глазами произойдут изменения…
