55
Радио-демону было приятно думать, что у него не осталось эмоций. Любое проявление чувств он полагал слабостью и, чего греха таить (особенно в Аду), был вполне доволен маской, которую являл окружающим каждый день. Репутация одного из самых могущественных демонов и страх, который зачастую испытывали собеседники, откровенно льстили, но внутреннего отклика не вызывали. Аластору, впрочем, по большому счёту было абсолютно наплевать кто там и что думает. Ему было скучно. Если судить по клочкам воспоминаний, оставшихся после смерти, он и людей-то убивал от скуки. Хотя и тяга к насилию, разумеется, имела место быть. Дело тёмное, Аластор уже почти ничего не помнит, да и давно это было. Когда Аластор предложил Шарлотте Магне помощь с её откровенно идиотской задумкой «Счастливого отеля», он прежде всего рассчитывал на зрелище. «Это же надо только придумать — искупление грешников!» — почти весело думал Радио-демон, объявляя, что скоро состоится интервью с Чарли в прямом эфире. Спустя пару недель интервью действительно состоялось — и было отнюдь не провальным. Аластор не мог позволить себе ошибаться, особенно в радиовещании. Он знал, какие вопросы задавать, как воздействовать на публику и подтверждением этому было то, что с того момента нет-нет, да кто-нибудь приходил каждый день. Аластор был в восторге, когда через два месяца половина отеля была заселена, и ждал. Судьба, разумеется, подкармливала демона чужими страданиями. Большинство постояльцев, конечно, даже не помышляло об искуплении, но некоторые господа… О, именно ради этого Аластор всё ещё был в Отеле. Они пытались, они падали. Снова пытались, раздирая руки в кровь, и вновь провал. Это могло продолжаться целую вечность. Чарли ничего не замечала, живя в своём наивном мирке из радуг, солнца и доброты. Вэгги беспокоилась о Чарли. Энджел был занят подкатами ко всем подряд. А Аластор… Что ж, он давным давно стал наблюдателем. Эта позиция всегда его привлекала — вокруг тебя (но не с тобой) разворачиваются события, вот они — драмы, беды, (но не твои) как на ладони! Ничего не угрожает, будто смотришь кино и комментируешь его невидимым собеседникам через микрофон. Никаких обязательств. Иногда провалы постояльцев заходили так далеко, что на утро в номере болталось тело в петле. Аластор в такие моменты торжествовал, а вот у Чарли однажды случился нервный срыв. Радио-демон тогда не отреагировал на это никак, но мысленно добавил в воображаемое досье пункт «чрезвычайно впечатлительна». Вот и вчера, дети — по-другому не назвать. Одна с виноватым лицом сидит в гостиной, вторая ревёт в комнате и, сама того не осознавая, цепляется за пиджак Аластора, полностью забив на тот факт, что демон это очаровательное создание щелчком пальцев в пыль сотрёт. Помяла, между прочим, пиджак-то. Раздражает. Ещё раздражает Энджел Даст и его нелепые попытки пикапа. Иногда этот… эта… Да Сатана его разбери, эта секс-игрушка на ножках бесит так, что хочется устроить ещё одну резню. Но Аластор, естественно, убийственно вежлив и продолжает улыбаться. До поры до времени, пока не надоест, уничтожить их он всегда успеет.***
Этим пасмурным утром, часов в пять, Радио-демон отложил фолиант, в который всю ночь периодически тыкался носом. Переоделся, вновь нацепил на себя привычную маску, что въелась в сознание настолько, что затопила его целиком и иногда Аластору начинало казаться, что это и есть его истинное лицо. Кто знает, возможно, так оно и есть. Он не хотел признаться самому себе в том, что начал забывать себя. «К лучшему, » — отрезает Аластор про себя, всё ещё убеждённый в том, что любые чувства — качество слабых и ничтожных. Однажды, в самом начале его пребывания в Аду, невероятно давно, Аластор сидел в кофейне с одной хорошей знакомой, что была узнаваемой личностью в круге самых могущественных демонов Ада. Радио-демону въелись в мозг её слова тогда, за маленьким столиком у окна, когда на улице лил дождь стеной. «Знаешь, Ал, твои эмоции сравнимы с айсбергом, огромным и неприступным. То, что я — все вокруг, — видим — всего лишь лужа на его верхушке. Так, детские шалости. Для того, чтобы расколоть этот лёд, я лично не стала бы размениваться меньше чем на тайфун. Я не стану, конечно, мне это незачем, но когда найдётся человек, кому будет не плевать на твои чувства… Пожалуй, ты поймёшь, когда будешь стоять в темноте и видеть, как на тебя летят тяжёлые глыбы льда, а холодные осколки царапают щёки. Впрочем, можешь не беспокоиться, у нас в аду таких днём с огнём не сыщешь», — задумчиво говорила она, уставившись всеми шестью глазами в окно, будто Аластора тут и не было вовсе. «А ты поэт», — усмехнувшись, ответил он тогда, не переставая улыбаться, чтобы не показать впечатления, которое на него произвела эта речь. Неужели эта леди действительно видела его насквозь? Первой мыслью было просто стереть её с лица земли на месте, но Аластор не стал. Это лишь доказало бы его слабость перед фактом. Шли годы, но извечно отрешённый голос той демонессы стоял в ушах. Маска делалась прочнее, чтобы больше никто и никогда не смог найти ни единого слабого места у Радио-демона. Истинная личность оказалась погребена под льдом прагматичности, равнодушного интереса к миру и упоения от чужих страданий. Всё это было закрыто на замок извечной улыбки, сарказма и иронии, ключ от которого сам Аластор потерял давным-давно и, стоит признать, не стремился искать. Он восхитительный, харизматичный, его боятся, его обожают — чем не идеальная позиция для Ада? Аластор отбрасывал размышления в сторону, когда все просыпались. Общался, как ни в чём не бывало, разнимал спорящих клиентов одним взглядом. Следил, как Чарли и Вэгги избегают друг-друга, но не вмешивался. Вёл эфиры, острил, всё как и обычно. Ближе к вечеру сидел в гостиной вместе со всеми, лишь изредка примечая для себя, что на то или иное действие он должен среагировать таким-то образом. Аластор послушно играл роль, которую сам же придумал. Смотрел со стороны, делал объективные выводы, понимая, что победил ещё тогда, когда решил прийти сюда. Усмехался тому, насколько они всё-таки его недооценивают. Ночью Радио-демон топил камин и внезапно рассуждал о том, зачем вчера пришёл к юной Магне. Она бы справилась с проблемой и сама, да и с Отелем проблем не было. Аластор редко делал что-то без корыстных целей, а если и делал, то лишь ради собственного удовольствия. А какое тут удовольствие? Помятый пиджак, облитый девичьими слезами. Весело, ничего не скажешь. Аластор знал, что у него не было ни цели, ни желания помочь. Так зачем? Наверняка от скуки.Вовсе не для того, чтобы заполнить зияющую пустоту там, где должно быть сердце.
Верно?..