***
В книжках, что однажды Курт читал вслух — было несколько типов персонажей и доведённый по всем стандартам логичности ответ в конце. Были те, что говорили правду, те, что всегда безбожно лгали и те, что давали случайный ответ, запутывая Субедара в этой паутине действий ещё больше. Он не понимал этого, его критическое мышление было достаточно отвратительным, сформированное войной, где не было чёткой логики, а присутствующим детям было просто не ясно кому именно они должны верить. Путешественник по-доброму усмехался и начинал склеивать кусочки воедино. В этом было что-то удовлетворительное, когда сложная паутина становилась несколькими предложениями. Реальность, как оказалось, была хаотична. Правила — а были ли они вообще? — придуманные в этом грёбаном цирке имени Олетус были ничем иным как головоломкой, которую крутишь, вертишь в руках, а толку от этого ноль. Наиб на них честно забил, нарушил всё и вышел сухим из воды, под аккомпанемент криков пророка и мисс Дайер. Сломал не один десяток костей, умер бесчисленное количество раз, как с поводом, так и без. А потом в нём что-то щёлкнуло, скорее сломалось, и он начал раздражать охотников без тени сомнения и боязни умереть окончательно. Письма, что наёмник нашёл, слишком быстро сложились в почти что целую картинку. Он был несколько расстроен и никак не хотел рушить чужое счастье, но в то же время не хотел упускать своё. Блядь… он не простит себе, если оставит после этого пророка одного. Пальцы парня сжались в онемевшие кулаки, а лицо Эли расплылось в извиняющейся улыбке, когда рука медленно была поднята вверх. Он даже не осознал, что именно делает, поднял чисто на автомате что бы убедиться, что она не своём законном месте. Неаккуратная повязка была пропитана ржавыми пятнами и держалась видимо на силе веры. — Прости, я, вероятно, сделал что-то неправильно, но смотреть на эти раны было выше моих сил. — Дай угадаю, Эмили вызвали в игру, а ты решил сыграть в медсестру, — начал Субедар. Кларк замахал руками, нервно хихикая. — Не говори так! — Я констатирую факт. — Прости. — Наёмник кивнул, не то что бы его это извинение сейчас волновало, что сделано, то сделано. — Сейчас ночь, ты в моей комнате и раз уж на то пошло я думаю, мы можем поговорить? — Давай будем честными? — А вариантов иных быть и не может. Дурь несусветная. Кое-как он, упираясь на спинку кровати, садится и вздыхает. Здоровая рука тянется к цепочке на шее и сжимает кольцо, зная, что вся история несуществующих отношений началась с этого безобидного украшения. Они никогда не смогут быть до конца честны друг с другом, не после тех писем, что Илай писал. Пророк спрятал их под матрас, но кто такой Наиб, что бы судить об их местоположении. В теории он вообще не должен был их трогать. — Как долго ты собирался скрывать, что тебя ждёт невеста? Это первый раз, когда друид был совершенно безмолвен. Он выглядел так, словно изо всех сил пытается подобрать правильные слова, мысли и понять, что именно нужно сказать, а у Наиба просто не хватает терпения. Он не хочет тщательно продуманного ответа. Ему нужна правда, но не та, что выведена из благих намерений — ими можно выстроить дорогу в ад. Из огня да в полымя. — С тех пор как подарил то кольцо тебе, — он снимает перчатку со своей руки и Субедар видит золотой круг на безымянном пальце. — Ты нашёл письма? О так их всё же было два, а он явно не понял те две строчки из письма, оно и не удивительно. В конце-то концов, у Субедара были как хорошие дни, так и плохие — одним дерьмовым выводом больше, одним меньше. По словам Эмили все люди с психическими заболеваниями имеют тенденцию разделять свои неудачи именно таким образом или она говорила о какой-то философской концепции в сравнении психологии? Неважно… они уже сделали ход, поздно думать о неправильности этих действий. — Не то что бы ты их так хорошо скрывал. — Я хотел сделать ей предложение, но не успел. — Последние несколько месяцев в его голове было другое имя, оно не принадлежало девушке, что он оставил. Эли частично осознавал, что Гертруда может его уже и не ждёт, может уже и вовсе больше не жива. — Потом всё закрутилось, достаточно сумбурно, что бы понять как именно я её любил. Наиб, ты знаешь, что любовь многогранна? — Возможно? — очевидно, что наёмник не полностью понимает эту концепцию. — Я любил её как друга, как сестру. А потом появился ты — шумный, самоотверженный идиот, готовый лезть на рожон при любом удобном случае. Наиб, ты действительно хотел мне помочь, — друид мягко улыбается, присаживаясь на край кровати. Субедар спас его порядка трёх раз, более того он чуть не убил охотника. Это был скорее неосознанный пример того, как несправедливо устроена вселенная. — Но когда я попытался сделать хоть что-то, спасти тебя — ты накричал на меня. Парень не двигался. Повязка всё же сползла вниз по его руке. — Наверное, — он не может сказать, что таким образом пытался хотя бы немного заглушить свои чувства, — я не такой уж хороший герой. — А теперь… — Эли долго смотрит на него. Его руки дрожат. — Ты понимаешь, что я беспокоюсь? — Я знаю, что ты меня любишь. — Слова отдались эхом в голове пророка. — Я тоже беспокоюсь, — он протягивает свою руку и их пальцы сплетаются вместе, — но это в моей природе лезть в пекло и выхватывать местами пиздюлей. — Ты прочитал это из письма. — Проблема была не столько в том, что он не понял в первые несколько дней для чего оно — проблема была в том, что кольцо ему принесла Брук. Когда же парень попытался вернуть его владельцу — птичка лишь наклонила свою голову в бок, а после клюнула пророка в щёку. — Разве кольцо тебе не сказало об этом? — Она принесла его мне, — он кивнул в сторону совы, — не ты. — Извини. — Ты хочешь сказать те слова мне? Наиб почувствовал, что Клак колебался. Он тихо рассмеялся, крепче сжимая его руку, а после, потянув провидца на себя, нежно коснулся её губами. Сова в очередной раз стащила с глаз повязку, и наёмник увидел страх, неуверенность, смешанные с надеждой, любовью, тоской… — Я люблю тебя, — прошептал Эли. — Я тоже люблю тебя. — Щёки Субедара покраснели. — Я могу смириться с тем, что ты умалчиваешь.***
Хастур хлопнул себя ладонью по лбу и проклял свое существование. Слегка придушить Джека не получилось, а стратегия, которой он предпочитал придерживаться в большинстве случаев — не понадобилась, поскольку Потрошителя утащила Мичико. Препятствовать этой женщине себе дороже, потом не только от неё люлей схлопочешь, но и от Марии. Женская солидарность или что-то вроде того. Из пары фраз, которые она проронила, было понятно, что на их этаж пришёл кто-то помимо Франка, вероятно доктор, ибо Ву Чангу не помешает помощь, а Олетус так и не проявил никакой активности — видать ему понравилось это представление. Может быть, он не должен был оставаться, но гейша покачала головой на его попытки последовать за ними. Был ли в её жестах скрытый смысл? А потом в воздухе запахло приторно сладкими лилиями. Речной бог понял, что уйди он из этой комнаты то непременно бы облажался, потому что в дверях появилась знакомая фигурка в белом одеянии. Он давно не видел её в этом костюме, но не то что бы им не позволялось менять что-то время от времени. Хозяин поместья достаточно щедр для подобных вещей, а так же этот мудак падок на шутейки в стиле «а давайте нарядим кого-то в платье горничной». — Ты выглядишь усталым. — Сопровождаешь Эмили? — Фиона в общем-то не должна так разгуливать по их этажу, Идра её недолюбливает потому что она может её видеть, как и пророк. Им опасно находиться тут без защиты со стороны. — Не совсем, — она заправляет выбившуюся прядь волос за ухо. — Скорее использую возможность увидеть тебя вне матча. Он любил её, но он так же не мог быть с ней предельно честен. Он чувствовал родство, но жрица держалась в большинстве случаев на расстоянии вытянутой руки. Так было безопаснее, куда безопаснее, в сравнении с отношениями пророка и наёмника. Дело даже не в том, что он не знает как нужно объяснять подобного рода вещи, с его точки зрения влюбляться в Фиону не самое правильное решение. Люди не живут долго, как только вся эта трагедия закончится — их пути кардинально разойдутся. Дело в проблеме еле заметной конкуренции. — Верно, — он хлопает по дивану, девушка кивает и присаживается рядом, — ты не приходишь сюда как некоторые личности. Я бы набрал тебе цветов. Гилман хотела что-то сказать, но обнаружила, что не может. Она уставилась в красные глаза, а Хастур, молча, провёл рукой по руке девушки. Спустя несколько минут она схватила ее, крепко сжимая, словно спасательный круг. Она была не на своём месте, ей, в конце-то концов, было страшно, а чувство что кто-то сверлит взглядом её затылок — нервировало всё больше. Несколько долгих мгновений они не осмеливались говорить. У каждого было что-то своё на уме, что-то, о чём они не хотят сейчас говорить и поэтому сейчас они задыхаются в неловком молчании. — Останешься? — Конечно, — глаза жрицы загорелись, на её лице появилась улыбка. — Если ты сможешь проводить меня с утра. — Ну, теперь, думаю, я могу со спокойной совестью украсть тебя. — Это всё что говорит Хастур перед тем как поднять девушку на руки и уйти из зала в свою комнату.