Плоть и Кости

Вечер воскресенья. Когда нефтяные краски сгустились над БХ, а последние сухие лучи осеннего солнца покинули верхушки деревьев на черных холмах, глаза Стайлза легко открылись без будильников и трясок за плечо. Взглянув на часы на прикроватной тумбочке, Стайлз понял, что не проспал, а проснулся задолго до первого понедельничного урока. — Все еще воскресенье… — пробурчал подросток в теплую подушку и сладко потянулся на кровати. В комнате было темно, тихо и одиноко. Дезинформированный мозг поднывал встать и срочно спуститься проверить — дома отец или нет, взять трубку и позвонить Скотту — спросить, что он пропустил за сегодняшний день. Ощущения были такие, словно непременно что-то случилось. Или зомби-апокалипсис или срочная ликвидация людей куда-нибудь на другую часть страны по тем же безумным причинам. Тишина, тишина, а рядом никого, когда ты беззащитно открываешь глаза, надеясь проснуться под чей-то защитой. Это ли есть взросление? Стайлзу оно не приходилось по душе, на вкус хуже просроченного клубничного йогурта. Собираясь спуститься вниз и проверить дом на обитаемость, Стайлз поднялся с кровати так быстро и без привычного от усталости головокружения, что недоверчиво, но довольно улыбнулся. Ну, голова перестала болеть. Может он все же не так плохо переносит алкогольные пьянки, как думал. А, может, и сон лечит, как говорила мама. При спуске вниз, ступив ступеньки на три или две в бодром темпе, Стайлз почувствовал… пустоту? Холод? Еще не сойдя до первого этажа, он понял, что дома все-таки один. Так оно и оказалось. Что ж… тогда… Честно, Стайлзу хотелось подняться обратно и снова лечь в кровать, закрыться с головой теплым ворхотистым пледом, заменяющим ему толстое душное одеяло, и забыться до утра. А там бы и школа, друзья, любимые и не очень учителя… Но на сон абсолютно не тянуло. Сбитые внутримозговые часовые пояса заводили мозг и сердце Стайлза как моторчик. Тр-р… Тело жутко активизировалось, словно перед Стайлзом шел последний тайм игры по лакроссу, и он наблюдал, как его команда ведет счет в ничью, последний гол должен все решить. Стайлз схватил со стола зеленое яблоко и, уперевшись бедром в столешницу, устремил взор на улицу через окно и укусил фрукт. Яблоко хрустнуло во рту, твердая растительная плоть превратилась в мягкий фарш. Стайлз любил фрукты и овощи, хоть и редко ел их. Он вообще иногда забывал что-то либо съесть, и ел только либо когда его взгляд падал на еду случайно, либо когда ему напоминали о завтраке, обеде или ужине, либо когда он был очень голоден, буквально на последнем издыхании. В любом из случаев еда была вкусной, даже отвратная еда была по-своему прекрасна в своих ужасных проявлениях. Но сейчас… Жуя свежее, мытое и ароматное яблоко, Стайлз словно жевал пропитанную перекисью вату. Его язык не ощущал вкуса яблока, что говорится, «совсем». Вскоре к горлу подступил рвотный позыв. Дожевать хотя бы кусочек яблока Стайлз не смог. Он бросил фрукт на стол и согнулся над раковиной, выплевывая пережеванные нелицеприятные остатки еды. В животе резко кольнуло, словно кто-то изнутри ударил ножом, и несколько секунд не отпускало. От неожиданной боли Стайлз защитно прикрыл глаза и задержал дыхание в ожидании, когда его отпустит. Лезвие в кишках медленно растворилось в воздухе, и Стайлз выдохнул, открыв глаза и лицезрея свой омерзительный эстетичный плевок в раковине. Брови Стайлза нахмурились. Подросток включил воду и смыл остатки яблока, вытирая рот тыльной стороной ладони. — Надеюсь, это не какая-то побочка. Серьезно, если он получил какое-то отравление из-за того, что впервые (ладно, вторые) в жизни решил развлечься для себя, а не работать и решать взрослые мистические вопросы, то… он неудачник. О, это похоже на правду. Стайлзу всегда так или иначе говорили, намекали или еще как вербально давали понять, что он испорчен. Что он делает не по системе, живет не по-нормальному, отличается, выпендривается и все в этом духе. Иногда Стайлзу хотелось закричать в ответ: он не может быть другим. Только может в альтернативной реальности есть Стайлз без СДВГ и без панических атак, без то приходящей, то уходящей бессонницы, а, и не стоит забывать о неразделенной любви. Кошмар. Иногда собственный мозг бесил Стайлза, словно они два разных разумных существа, что просто живут в одном теле и не могут найти точки соприкосновения. Его мозг работал против него, заставляя то говорить невпопад, то думать о чем-то, что портило настроение быстрее щелчка пальцев, как сейчас. — Надо позвонить Скотту, — сказал себе Стайлз, чтобы тут же не забыть, и, оставив укушенное яблоко на столе, пошел обратно в свою спальню на второй этаж. Мракобесие одинокого дома последовало за ним по пятам. Стайлз дошел до своей двери и, открыв ее, зашел в комнату, щелкая заодно по выключателю на стене рядом, и тут же чуть не умирая на месте, где замер. — Дерек! — тело Стайлза дернулось, и он сделал шаг назад, но потом проходя вперед к своему порванному Скоттом креслу. — Пугай так лучше своих врагов, а не меня. Мне и так страшно было, а еще ты тут, стоишь посреди пустой темной комнаты как одинокий маньяк. Ты же уже заходил ко мне через дверь, что, так давно этого не повторял, что навык потерял? Есть же прекрасная дверь со звонком прямо под окнами… Стайлз бухнулся на стул на колесиках и развернулся к севшему на кровать оборотню. Дерек случайно уперся руками в простынь, на которой еще ощущалось фантомное присутствие Стайлза после сна. Это было не тепло, видимо постель уже успела остыть, а пряничный аромат и крупицы отпавших молекул, что воссоединились с молекулами простыни и одеяла. — Прости, не хотел тебя пугать, — сказал Дерек, не сводя с подростка взгляда, — я не подумал про то, что можно было постучаться. Решил, если ты спишь, то будет не хорошо тебя будить, понимаю, что тебе нужен отдых. От рубленного многословия у Стайлза сводило кончики пальцев на ногах и таяло в сердце. Неужели Дерек намекал, что ему не все равно на его ментальное здоровье? Не может быть, тащите летописи, это нужно запечатлеть. — Ладно, проехали. Просто в следующий раз предупреждай, что ты в комнате до того, как у меня случится инфаркт, — от внезапного появления Дерека и его столь близкого присутствия Стайлз начинал нервничать и краснеть. Он развернулся к окну, чтобы хотя бы немного скрыть свое лицо, а еще скрестил руки на груди, потому что крайне неловко ощущал, как его соски трутся о ткань полупрозрачной мятой рубашки, которую он как-то и забыл снять по возвращению домой. — Зачем ты вообще пришел? Не посчитай меня негостеприимным, в отличие от тебя, я не против твоего присутствия на своей территории, мне просто интересно, что тебе вдруг понадобилось от меня в полпервого ночи. Вы разве не бегаете сейчас по городу по ночам как черепашки ниндзя? Дерек сделал предупредительный вдох, который Стайлз почему-то услышал громко, словно он лежал на груди альфы, и сдержанно ответил: — Стайлз, я тоже не против твоего присутствия на своей территории, я же говорил, что… — Что это временная мера, для моей защиты и все такое. Да, я уже слышал, и понял это с первого раза. Так зачем ты пришел? — Поговорить. О том, что все-таки произошло ночью. Ночь. Ночь… а что произошло ночью? Воспоминания размывались как масло на сковородке. Да и какая разница, что было ночью, если ничего не случилось, все живы и здоровы, ну, почти здоровы, если вспоминать рвотный позыв от яблока, но это такая ерунда по сравнению с завтрашним тестом по математике. Стайлз откинулся в кресле и с напыщенным безразличием ответил: — А что произошло ночью? Ничего не произошло ночью. Все, что было интересного, я тебе уже рассказал, а больше и добавить нечего… — Стайлз… — Что, Дерек? — Стайлз резко выпрямился, все еще сидя, и острым взглядом посмотрел на Дерека Хейла, что просто пришел узнать, все ли хорошо у слабого подростка, что, по видимому, ни шагу не может сделать без супер-друзей, чтобы не оказаться в беде. Прямо-таки принцесса в беде. — Знаешь, я, правда, устал. Башка трещит, живот болит. Может быть это заразно. Так что тебе лучше уйти, пока не подхватил чего-нибудь от меня… — Но… Стайлз завелся, взорвавшись как порфиритовая бочка, и вскочил на ноги, указывая рукой на открытое окно, откуда дул ветер, колыхающий тонкие занавески. — Иди, Дерек. У меня нет настроения для твоих допросов сегодня. Может в следующий раз, но сейчас… Уходи! Стайлз развернулся, чтобы не видеть очевидного раздражения на лице альфы, но на лице Дерека была смесь тревоги и смятения, ничего, что хоть как-нибудь было похоже на те эмоции, что вообразил себе Стайлз. Два тихих шага, одно мягкое приземление на шуршащие листья за окном, и Стайлз снова остался один на один со своими нерешенными чувствами и страхом. Подросток сглотнул, во рту пересохло. Взорвавшаяся бочка, видимо, испарила всю влагу, а заодно погас и фитиль с огнем, и Стайлз ощутил трезвое, отупляющее чувство собственной глупости. И что он наделал? Повел себя как истеричка. И был бы хотя бы весомый повод… Подходя к окну, чтобы его закрыть, Стайлз уже не видел никого под окнами или рядом с домом. Ушел… — Как я ему и сказал, — грустно прошептал Стайлз. Что же, видимо, просьбы, что мы говорим вслух, исполнять куда легче, чем те желания, что мы держим у себя в голове. Стайлз включил компьютер и подошел к шкафу, чтобы найти футболку или толстовку, в которую можно было бы переодеться. Когда он расстегнул и снял с себя рубашку, то не ощутил взгляда на своей голой спине, что поспешно отвели в сторону, стоило подростку коснуться пуговицы на джинсах. Дерек спрыгнул с дерева, на которое залез с помощью когтей, и, еще немного посмотрев на свет в окне Стайлза издалека, развернулся и убежал обратно в дремучий лес на черных холмах. ****** — Эй, ты почти опоздал, — вместо приветствия сказал ему Скотт, когда Стайлз с рюкзаком на плече залетел в кабинет химии. — На химию? Серьезно? Я не настолько самоубийца. Стайлз щурился от яркого света, светящего ему прямо в глаза, и пытался найти тетрадь в куче других тетрадей. Домашка. Он же не забыл ее дома? Скотт, следящий за его действиями, наклонился над своей партой: — Что делал вчера? — О, еще один, — Стайлз нашел все же тетрадь и сел за парту, бросив рюкзак себе под ноги, — тебя что, Дерек попросил узнать, чем я занимался на выходных? — Дерек? Нет, просто ты мне ни разу не написал, и я уже было забеспокоился, все ли в порядке, — опешил Скотт, — а при чем тут Дерек? Он тебя снова чем-то достает? — Нет, все хорошо, забей, — Стайлз повернулся к другу, сидящему рядом, — вы нашли что-то новое? Улики или зацепки. Хотел спросить еще вчера вечером, но забыл. По лицу Скотта Стайлз понял, что это дохлый номер и ничего не изменилось, друзья как считали его бесполезным в расследовании, так и считают. — Ну, а домашку ты делал, Скотти? Могу дать списать, я все равно всю ночь не спал и успел сделать домашних на три дня вперед… как думаешь, Харрис поставит мне хорошую оценку, если я похвастаюсь ему, что вызубрил уже следующую тему? Скотт скривился и ответил перед самым звонком: — Думаю, нет. ****** На уроке математики после обеда, на котором Стайлз ничего не смог съесть из-за опять появившейся тошноты от одного запаха еды, Стайлз старательно — насколько мог — писал тест, что выдал учитель двадцать минут назад. Оценка по этому тесту была важна, потому что успеваемость Стайлза значительно съехала вниз, и это нужно было исправлять, если идея с поступлением в хороший колледж все еще актуальна. Но, Стайлз по своей природе не мог специально сосредотачиваться на чем-то одном, не отвлекаясь на внешние факторы. Обычно он случайно смотрел в окно — а потом зависал и начинал думать, почему осенью листья желтеют, или поднимал взгляд на сморщенного морщинами учителями и мысленно задавал вопрос — все ли педагоги быстрее стареют и в сорок выглядят на пятьдесят. Но в этот раз Стайлз был настроен серьезно и не отвлекся бы от теста, если бы не произошло что-то странное, что раньше никогда с ним не случалось. Думая над решением уравнения, Стайлз начал слышать сначала шорох чужой ручки, потом громкое постукивание ногой Скотта, на которое никто кажется больше не обращал внимания, а потом, сосредотачиваясь на мелких звуках, которые подросток обычно не слышал — не обращал на них внимания? — Стайлз услышал помехи радио. В их кабинете не было радио. Но было ощущение, что оно было и кто-то прямо сейчас пытался настроить станцию. Стайлз даже смог понять некоторые слова, что пелись по радио… — Стилински, ты муху увидел? Перестань вертеть головой, это тебе не физкультура, — раздался голос профессора математики. — В кабинете есть радио, мистер Герби? — Стайлз не унимался. Эта волна полностью увлекла его. Неужели никто больше не слышит? Стайлз в надежде посмотрел на Скотта, который со своим суперслухом точно должен был понять — что уловил слух Стайлза, но оборотень казался также, как все, не улавливал причин странного поведения одноклассника. — Не знаю, что за песни играют в твоей голове, — пренебрежительно продолжил учитель, привыкший к подобным вещам, — но в кабинете нет радио. Вернись к тесту сейчас, иначе я заберу твою работу и мне все равно, сколько ты успел ее сделать. Угроза подействовала на Стайлза, и, хоть звук радио не исчез, Стайлз опустил взгляд в свой лист. Песня Бритни Спирс «Возьми меня» началась с щелчков пальцев. И, если сначала Стайлз пытался блокировать звук и продолжить писать экзамен, то на припеве задергал ногой и начал тихо напевать: — La-la-la-love me, down, down (Ла-ла-ла, возьми же меня)*… Либо шепот оказался громок, либо у всех вдруг проснулся слух, но девушки в классе, что сидели неподалеку, начали хихикать и коситься на Стилински. Учитель стукнул по столу, и Стайлз вздрогнул, черкнув ручкой по своему листу. — Неслыханно! Стилински, ты понимаешь, где вообще находишься? Знаешь что, давай-ка тест, иди устраивать концерты там, где это воспримут. — Может, Стайлз… — Нет, мистер МакКолл, не надо защищать своего друга, иначе последуете вместе с ним. А вы понимаете, чем это грозит? Ваши оценки… Стайлз вздохнул, ему не первой, и вылез из-за стола, прерывая учителя. С рюкзаком на плече, Стайлз положил недописанный тест на стол перед мистером Герби и с недовольным лицом направился из кабинета. Хотелось сказать что-то бурное, но, конечно, это не было бы оценено. — До свидания, — цинично буркнул Стайлз при уходе. Дверь за подростком закрылась, а музыка прекратилась. Внимание Стайлза переключилось на гнев на учителя и себя. Посмотрев вдаль мертвецки тихого коридора, Стайлз пошел к лестнице. До звонка еще (Стайлз вытащил телефон и взглянул на время) почти двадцать минут. Если он сядет где-то на полу в коридоре, то может столкнуться с директором или кем-то из других учителей. Лучше подождать в раздевалке на первом этаже. А может лучше подождать на улице? Идея проветрить мозги не такая плохая. Спустившись по лестнице, Стайлз перепрыгнул последнюю ступеньку и хотел идти к выходу, но снова уловил радио. Уже играла другая песня, но все равно попсовая, словно с той же радиостанции, и с теми же помехами. Звук шел из коридора первого этажа, тянулся из глуби. Этот звук как ниточка привел Стайлза к кабинету с табличкой «Приемная». Это была не та приемная, где недавно был ремонт и куда переехали все важные бумаги и два секретаря, и, по идее, теперь «приемная» с первого этажа являлась кладовкой, но кто будет слушать радио в неиспользованном кабинете? Стайлз стоял перед дверью с зависшей над ручкой рукой. Интерес подвывал, хотелось узнать, что стало причиной провального теста. Стайлз почти сдернул занавес со своих догадок, но за деревянной дверью послышались шаги. Кто-то шел. Поспешно, Стайлз отпрянул в сторону и успел отбежать за ящички впереди, спрятавшись за ними. Человек из кабинета вышел в коридор. Стайлз почувствовал сырость мокрой тряпки и химозный запах моющего средства. Потом кто-то звякнул связкой ключей, убирая их в карман, и под шум тележки уехал в сторону, откуда только пришел подросток. Когда стук колесиков о плиточный пол уже был достаточно далеко, Стайлз выглянул из-за укрытия в след уборщице и потом, когда та свернула и совсем скрылась, вышел полностью. Радио уже не играло, но Стайлз видел его на столе уборщицы, когда та закрывала дверь. А теперь… немного логики. Кабинет математики на третьем этаже, кладовка уборщицы, где играла песня, на первом этаже. Труб, по которым звук мог бы передаваться от точки «А» до точки «Б» — нет, значит… Стайлз определенно не понимал, как мог услышать то, чего не слышали другие в классе. Может он сходит с ума? С ночи, когда он очнулся в лесу, все происходящее стало странным, хотя Стайлз больше не использует слово «странно», сейчас он не мог подобрать другого. У него не было объяснений происходящему. У него снова нет никаких объяснений, но есть куча вопросов. — Какое же дерьмо, Стилински… ****** — Стилински настолько въелся тебе в голову? Дерек, чей взгляд был сосредоточен на магической колбе, посмотрел на дядю. Иногда Дереку казалось, что Питер скрывает, что он телепат. Старший волк слишком умело понимал его всю жизнь, и иногда находил слова, что колко отзывались в груди, то ли специально болезненно, то ли случайно. — Моя голова забита упырем, — опустил руку Дерек, запрокидывая голову к потолку, сидя в мягком кресле. Питер обошел диван и сел напротив Дерека сложа нога на ногу и смотря на пламя в камине. В огне Питер что-то видел, потому что на его переносице появилась морщинка, а холодные лазурные глаза потемнели от боли. Впрочем, изменение это прошло без внимания племянника. — Не ври себе Дерек. Не стоит перенимать мои черты себе.

«Что ты видишь во взоре моем, В этом бледно-мерцающем взоре? Я в нем вижу глубокое море С утонувшим большим кораблем»