Плоть и Кости

Вторник. Утро Стайлза началось в обед. Он просыпался ночью, примерно, раз пять, но не хотел уходить из комнаты отца, да и вообще что-либо делать, поэтому заставлял себя заснуть вновь. В итоге, он проспал все свои будильники, когда солнце стало подниматься над горизонтом, и проснулся лишь в обед, почувствовав запах гари. Это шло по вентиляции с первого этажа, с кухни. На кухне Джон готовил — или пытался — обед. Сначала Стайлз подумал, что отец решил сделать себе завтрак, и все как всегда пошло не очень хорошо, потому что готовка обычно не то, что хорошо получается у Джона, но потом Стайлз взглянул на время, все еще сонный, несмотря на то, что спал больше десятка часов, и резко сел, быстро спуская ноги к полу. Волосы Стайлза топорщились в разные стороны, одежда не пахла и джинсы и свитер было сложно измять даже при желании, поэтому Стайлз пренебрег ванной и переодеванием, схватил сумку со спортивной одеждой и сбежал вниз по лестнице. Дерьмо, как, просто как он мог проспать. Он не хотел спать. Но проспал столько много. И все еще чувствует себя уставшим. Магия, не иначе. Злые козни кого-то свыше. — Все хорошо, я предупредил в школе, что ты не придешь по семейным обстоятельствам, — сказал мужчина в фартуке с кухни. Стайлз бросил сумку с клюшкой на пол и прошел к проему на кухню, останавливаясь в нем и осматривая бардак из яичной скорлупы, муки, которые были размазаны и рассыпаны по стулу и немного возле плиты. В раковине была сковорода, от которой все еще шел светло-серый дым, а плита, хоть была и выключена, все еще источала тепло, которое Стайлз чувствовал даже с расстояния. Наверное, отец включил максимум. Неудивительно, что пахнет горелым. — Так ты видел, что я проспал, и даже не разбудил меня? — Стайлз скрестил руки. — Не за что, — Джон махнул в его сторону венчиком, послав на пол пару бежевых капель жидкого теста. — Подумал, что один день ничего не изменит. Да и мы давненько не общались, да?.. Он развернулся обратно к столу, на котором был бардак, и, не зная, за что взяться, положил венчик и взял муку, чтобы убрать ее на место. Стайлз подошел и сел на свободный стул, наблюдая за картиной. Стало менее тревожно из-за того, что он проспал школу, но небольшое опасение, что тренировка после школы, и что до нее час, и он не хочет и на нее опоздать, еще и перед игрой, было еще внутри. Кстати, о тренировке. Стайлз позвал отца: — Пап, — он дождался, когда тот ответит «да, ребенок?» и продолжил, — ты как, завтра занят вечером? — А что будет завтра? Какой-то родительский день? Ты же знаешь, как я не люблю ходить по учителям, выслушивая их скучные монологи о том, как правильно воспитывать детей. Все говорят одно и то же. Удивительно. Словно зазубрили единый справочник. Это смешно, у ваших учителей дети хотя бы есть? Я не припомню, кроме матери Лидии… — Да, да, старые ворчливые и бездетные, — вздохнул Стайлз. — Нет, это игра. Прежде чем ты откажешься, хочу сказать, что в этот раз я играю. Меня взяли на игру недавно. Я бы хотел, чтобы ты пришел. Если ты, конечно, не занят работой… — О, Стайлз, — Джон потрепал его по волосам, оставляя в них немного мучной пыли, — я приду. Пару часов ребята справятся и без меня. Стайлз широко улыбнулся. На самом деле, он ожидал, что отец откажется или у него возникнут вопросы, каким образом его взяли на игру. Но тот согласился и про вопросы забыл. И это так здорово. Воодушевленный, Стайлз обратил внимание на коптящую сковороду, ту, которая еще бабушкина. Стайлз даже не помнил, чтобы она все еще была у них. Он давно уже купил две новые сковороды, для блинов и обычную антипригарную. — Что ты пытался приготовить? — Не пытался, а приготовил, — гордо поправил Джон и обошел Стайлза, открывая холодильник и извлекая из него тарелку со стопкой блинов. Не полностью черных, на удивление Стайлза. Только местами. Джон поставил тарелку на стол. — Они были горячие, я решил, что в холодильнике они быстрее остынут, — объяснил он. Стайлз приподнял брови: — Ты же знаешь, что нельзя ставить в холодильник горячее? Они бы остыли через минут пять-десять и так. Джон посмотрел на старый холодильник. — Что же, — вздохнул он, возвращаясь к мойке, — эти показания останутся между нами двумя, хорошо? Стайлз тихо посмеялся: — Как скажешь, пап. Но это последнее предупреждение. Прости, но этот пенсионер, — Стайлз указал на холодильник, — и так уже начал подтекать. Может, стоит вызвать мастера его посмотреть?.. Так, Стайлз просидел на кухне с отцом около получаса, в итоге понимая, что опаздывает и на обеденную тренировку. Схватив свои вещи, он попрощался с Джоном, и поехал в школу. Только доехать от пункта А до пункта Б без остановки где-то между у него не получилось. Машина Питера преградила ему недалеко от поворота к школе, и Стайлзу пришлось-таки выйти из джипа и начать еще один неприятный разговор с доставучим некровным родственником. Видимо, Питер вдруг увидел в нем сына или племянника, потому что иначе, почему тот так прилип к нему, как банный лист, Стайлз не знает. Они с Питером не то, чтобы были врагами, но они не были и любовниками. Или друзьями. Или вообще кем-то друг другу. И это странно, что Питер его преследует. Питер преследует, если ему только что-то нужно. Но что ему нужно на этот раз, Стайлз не понимал. Стайлз сел снова на свободное переднее сидение. У него было ровно две минуты на разговор. Игра через пятнадцать минут. Еще время на стоянку джипа и поход до раздевалки. Переодевание. Все рассчитано, но на разговор не больше двух минут. — Что на этот раз будешь мне внушать? — проворчал подросток. Питер начинал действовать ему на нервы, но в тоже время Стайлз понимал, что тот говорит по существу. — Ничего, — лаконично ответил оборотень, — я только хотел предложить еще раз. Последний. Дальше бегать за тобой не буду, это становится унизительным. Чтобы ты понимал, я никогда не бегаю за кем-то и не предлагаю дважды одно и то же предложение. Но ты, кажется, просто долго соображаешь. Стайлз протяжно вздохнул и резко сказал: — Хватит истязать смысл моего существования! — Каким образом я истязаю его? — по тону Питера было не понятно, правда ли тот заинтересован ответом, либо просто занимает время, чтобы расстегнуть пуговку на манжете. — Критикуя меня, — пояснил подросток. И Питер понял, что претензия относится даже не к нему, поэтому отстранился, просто промычав несколько безразлично в ответ. В конце концов, у него нет психологического образования и добросердечности, чтобы мягко интересоваться в ответ «о, какой кошмар, тебя это гложет, да? Немедленно расскажи мне об этом, мне так интересно!». Для Питера это был немного детский сад. Он просто хотел, чтобы Стилински уже выпил отведенное для него количество крови, и они разбежались по своим углам. Стайлз, однако, продолжил: — Эти бесконечные высказывания, что я делаю что-то не так, мне надоели. У меня такое чувство, что я ничего не могу сделать, не оплошав при этом. — Плошать не плохо, — хмыкнул Питер, не зная, за что еще ухватиться, что не привело бы к более длительному диалогу о том, о чем он не хотел бы говорить, — на ошибках люди учатся. Кто бы мы были, если бы всегда делали только правильные поступки? Питеру показалось, что он заметил движение впереди, но, подняв голову, там ничего не было кроме дороги, уходящей вдаль, и деревьев вдоль нее. Стайлз задумался. Часть его молча продолжала кричать на Питера: «Но я кошмар! Я… и… а это…». Но другая часть Стайлза хотела рассмеяться от того, насколько детские его обиды на мир. И как это эгоистично, думать, словно все живут только мыслью, а как бы унизить Стайлза еще раз? Люди действительно не стали бы постоянно, видя его на горизонте, менять свой ход мыслей, концентрируя его на нем. Это как-то было бы глупо. Все просто живут, думая о своем, о себе. Как, в принципе, и он сам. Несмотря на проблемы с концентрацией внимания, большую часть времени он прекрасно удерживает внимание на самом себе. И возможно, это не проблемы других людей, что в нем так часто замечают недостатки. Питер не умел читать мысли, но был готов утверждать, что заставил подростка переосмыслить некоторые вещи. Или хотя бы задуматься над тем, что некоторые вещи стоит переосмыслить. — Все еще хочешь продолжать отказываться? Стайлз вопросительно взглянул, а Питер покачал правой рукой, запястье на которой уже высвободил от одежды. — От еды. Знаешь, благотворительность не мое. Поэтому, предлагаю последний раз. Дальше будешь бегать за живностью в лесу. — Я не собираюсь пить чью-либо кровь, как… — Как вампир, который тебя обратил? О, брось. Это не вопрос желания. Это выживание. Тебя или, если затянешь с поиском еды, остальных, у кого есть несколько литров крови. Думаешь, можешь контролировать себя вечность? У вампиров, как известно, не очень хорошо с контролем. Думаешь, ты особенный? Стайлз не ответил. Он хотел сказать «да», но да ли? Он не знает. Вздохнув, он отвернулся к окну, а потом раздраженно поднял руку, прячась от солнца, чертово солнце. Бодрствовать днем стало как-то неприятно. Он становится все раздраженнее. Тогда, когда он не спал ночью, такого не было. Раньше он спихивал и это на проблемы со сном, что остались после злого духа лисы, но сейчас понимает и медленно принимает истинные причины вещей. Питер усмехнулся, смотря на Стилински, а потом опустил ему зеркальце, прикрученное над лобовым стеклом, добавляя тени, обволакивающей Стайлза, больше площади. — Я не хочу быть вампиром, — прошептал он. Питер закатил глаза на этот отвратительно жалостливый тон. Действительно, словно укус — единственная на свете проблема, которую никаким образом нельзя решить. Да, укус вряд ли получится обратить вспять, но и что? Это не так уж плохо, быть долговечнее других, сильнее других. Когда-нибудь Стилински поймет, что не проиграл последние деньги, а сорвал куш. — Не будь нытиком-Ромео, Стайлз. Укус еще не конец света. Ты и раньше болел за клуб клыкастых, теперь просто еще и играешь за них. — Играю, — хмыкнул Стайлз, представляя, как абсурдно он может выглядеть среди Дерека и его стаи волчат, которых тот тренирует уже больше года несколько раз в неделю, как морскую пехоту, даже Финсток менее безжалостный тренер, чем Дерек. Стайлз вспомнил: — Играю! Черт, тренировка. Я опоздал из-за тебя. Тренер меня убьет. — Скорее ты убьешь его самым жестоким образом. — Все отлично. Я держу себя в руках. — Стайлз указал на себя, словно это что-то доказывало. Питер видел только бледную кожу, поблекшие пряди волос и выпавший карий цвет в радужке, который, видимо, появился вчера, не зря же Стайлз выперся вечером в солнечных очках. Питер был поражен, насколько или тупым, или упорным может быть простой старшеклассник. Продолжать настаивать на своем, даже когда уже сам себе признался, что неправ. Блестяще. — Нет, все не отлично, — Питер запер двери. — Пока мы не решим вопрос, ты никуда не пойдёшь. Голодный вампир… — Мертвый, я уже это где-то слышал, — прервал его Стайлз, не заботясь о части «мертвый» абсолютно. — …Опасный вампир. Самосохранение толкает на многое. В том числе и на убийства, если это то, что может спасти от голодной смерти. — Ты говоришь так, словно убийство для вампира это не его выбор. Но убийство — это выбор. Не прямо всегда. Но если вампир убивает, он точно осознает, что делает. Они монстры. Я нет. Открой дверь. Питер? Ладно. Как хочешь. Стайлз, чего Питер не смог прогнозировать, выломал его дверь достаточно простым толчком, словно дверца уже висела на соплях и открыть ее ничего не стоило. И, если бы не треск, то Питер бы даже подумал, что случайно открыл дверь, и Стайлз просто вышел, воспользовавшись моментом. Но, конечно, Питер его не выпускал. Он не собирался отпускать голодного, опасного вампира-новичка, который ни разу не сталкивался с безумием, исходящим от инстинктов, в большое скопление людей с большим количеством крови. Это может закончится кровавым шоу прямо посреди дня. И тогда не только Стайлз и его горе-альфа из клана окажутся под ударом охотников и властей-людей, но и стая Дерека, так как Стайлз неформально приписан к ней уже не первый год. — Безмозглые дети, — Питер ударил по рулю, а потом достал сотовый, звоня племяннику, который вчера уже допрашивал Айзека — почему Стайлз оказался на игре, и, верно, определенно захочет получить некоторые неожиданные ответы. Поднимая взгляд от экрана телефона на дорогу, снова уловив в периферии движение, Питер увидел впереди фигуру. Мужчина смотрел прямо на него, держась там в нескольких метрах впереди так нарциссично гордо. Словно это его территория. Словно загнал мышку в ловушку. Питер скрипнул зубами, когда из динамика послышался голос Дерека: — Да… Питер сбросил, оставил телефон на сиденье и вышел из машины. Фигура держалась в тени впереди стоящего высокого хвойного дерева, но сдвинулась на свет. Дневное солнце забликовало на янтарных мягких волосах. — Смею предположить, ты пришел на переговоры, — первым сказал Хейл. Послышался смешок. Шерон улыбнулся, демонстрируя белые клыки, заточенные временем. Черные глаза обрели ярко-красный цвет от залившихся в них крови, и Питер на секунду почувствовал страх. Но страх — не его черта. Поэтому он быстро принял правила игры и, чувствуя внутренний азарт — этот черт так близко, он может его убить и принести Дереку тело — вытащил когти. Сердце уже забилось чаще, а уровень адреналина в крови скакнул. — Скорее, мне надоело выжидать момент, — прозвучал голос Шерона, и в следующую секунду он скрылся в лесу, а Питер погнался за ним. Игра в кошки-мышки продлилась недолго, и, когда не так уж далеко в масштабах карты, где-то на школьном поле тренер по лакроссу дал свисток — вперед, девочки — где-то в густом хвойно-лиственном лесу пролилась первая не подростковая кровь. ****** Когда Кейси сидел в школьном туалете, прогуливая очередной урок, то вспоминал их с Келли маленькие счастливые и грустные моменты, которые они нажили за время, пока встречались. Монотонно Кейси тер повязку на руке — он пытался порезать ночью вены, но у него ничего не вышло, это так больно, а кровь так быстро сворачивается — и он то улыбался, почти смеясь, то начинал плакать и задыхаться. За последние сорок минут он уже трижды впадал в какую-то истерику со слезами и нехваткой воздуха, и это было похоже на волны, огромные, смертельные волны, следующие друг за другом с какой-то периодичностью. Он справлялся с ними, вроде, но они отнимали у него все силы. Он не был уверен, что справится с еще одной волной, поэтому решил потратить последние силы на, он надеялся, удачную попытку остановить эмоциональные качели. Он вытащил полупустую пачку таблеток из рюкзака, который обнимал, выпил парочку, и поднялся на ватные ноги, поворачивая замок и выходя из кабинки. Его отражение в зеркале выглядело ужасно. И Кейси надеялся, что его никто не увидит таким, случайно зайдя в этот мужской туалет, когда основные уроки уже закончились, и остались лишь или дополнительные, или последние у выпускных классов. Выпускной класс. В конце года у всех выпускников большие планы на лето. У Келли тоже были. У них с ней были большие планы. И им казалось, что они конечно же, исполнятся, как желание в новогоднюю ночь. Но когда эти желания вообще сбывались? Он не имел запасного плана, и в итоге тогда, когда он ему нужен, не знает, как быть. Его возлюбленная была всем для него. У него есть пару друзей, но он не может полагаться на них также, как на нее. Она единственная понимала его. И любила. Кейси снова чувствует подступающие слезы и новую волну, и умывается, шмыгая носом. Он достает сотовый и пишет другу «где ты». Он не может справиться сам. И он не знает, что делать. У него больше нет его подушки безопасности. Его жемчужины. Ответ приходит довольно быстро. Кейси читает: «на поле, жду, пока Брендон закончит гоняться за этим мячом, как уличный пес. Приходи. Я на трибунах». Кейси не отвечает, потому что у него слишком трясутся руки для этого и мутно в глазах от слез, и выходит из туалета, идя на поле. Его запястья зудят и горят под этими бинтами, и он чешет свежие раны, не удерживаясь, когда те начинают особенно зудеть, пока он спускается по лестнице на первый этаж, и кровь проступает и впитывается в белую марлю. Та съезжает, когда узлы ослабляются, и, когда Кейси прячет руки в карманы своей полосатой фиолетово-черной кофты с капюшоном, то не замечает, как ткань кофты над ранами окрашивается в бардовый цвет. Ему слишком больно внутри, чтобы заметить боль от кровоточащих вновь ран на руках. ****** — Ладно, неудачники, на сегодня все! Жду вас всех завтра! Без опозданий мне! — прокричал Финсток и свистнул в свой излюбленный свисток. Он ушел, забрав мешок с инвентарем, и парни из команды, отобранные для завтрашней игры, последовали за ним. Стайлз окончательно вымотался за час интенсивной тренировки. И почувствовал, как под палящим осенним солнцем, у него начинает плыть картинка. Сглотнув, он свернул и пошел не за остальными, а сел на лавочку, упираясь локтями в колени. Словно сквозь толщу воды, он слышал, как кто-то к нему подходит и что-то говорит, мягко толкая за плечо. От мутной фигуры пахло противно резко одеколоном, и Стайлз что-то неразборчиво, по крайне мере для себя, ответил, на что давление на плече пропало, а запах исчез. Наверное, у него поднялось давление. Или он не знает. Но он слышал свой пульс в своей голове, и что-то давило изнутри на его виски, а еще было такое непривычное, новое чувство всеобъемлющей пустоты в животе. Он так устал. Хотелось срочно пополнить потерю энергии чем-нибудь. В тот неподходящий момент, когда на поле остался только Стайлз, из-за угла вышел Кейси. Он смотрел в пол и передвигался так медленно, как обезвоженная улитка, и не заметил, пока не ступил на игровое поле, что все уже ушли. Но он заметил Стайлза, который был в примечательной красной толстовке, и, как показалось Кейси, с одноклассником тоже что-то было не так. Кейси был слишком эмпатичным и даже с такого расстояния ощущал чужие муки. Они словно проходили через его бренное тело, как излучение, заражая его и подначивая подойти узнать — нужна ли помочь. Это Кейси и сделал. — Эй, Стилински? — он остановился в шаге от него, стоя с убранными руками в карманы. Одноклассник не ответил. Кейси не знал, что с ним, и тренера или кого-то из команды не было рядом, чтобы спросить, поэтому Кейси не нашел ничего лучше, как вытащить руки из карманов, присаживаясь на корточки перед Стайлзом, закрывающим лицо руками. На самом деле Кейси знает Стайлза. Он часто замечает его то тут, то там. Слышит что-то про его выходки на уроках. И не на уроках. В прошлом году Стайлз наделал много шума, выстрелив в Финстока из лука. И Кейси, вроде, немного боится, потому что Стайлз явно не самый адекватный в школе, а с другой стороны, Кейси сам тот еще чудик, и в Стайлзе он ощущает что-то «свое». По крайне мере, он знает, что Стайлз не стал бы окунать его в унитаз, как другие парни из школы. Или что-то в этом духе. — Эй, Красная Шапка, что-то случилось на тренировке? Хочешь, я позову кого-нибудь? — Кейси взял Стайлза за запястья, пытаясь убрать его руки и посмотреть — плачет тот или вообще как. Может, у того кровь из носа? Или он под кафом. Кейси может строить предположения бесконечно, у нег богатая фантазия. Кейси не ожидал увидеть алые глаза-светофоры, смотрящие на него. Сквозь него. Кейси вздрогнул, одернул руки и упал на зад. — Классные… линзы, — прошептал Кейси. — Но шутка не смешная. Стайлз не ответил. Тогда Кейси почувствовал то же самое, что чувствовал на уроке, когда им показывали видео, как леопард выслеживает свою добычу, а потом бежит за ней, догоняет, и впивается клыками ей в плоть. Бей или беги. Бей или беги. Кейси поднялся и побежал, не оглядываясь, к дверям, ведущим в раздевалку, но не успел и пробежать половины, как больно свалился на землю, а что-то острое вонзилось в плечо. Кейси перевернулся на земле на спину и сел. Теплое бежало ему по плечу и ключице, и коснувшись рукой места, пораженного болью, он увидел кровь на пальцах. Сердце Кейси быстро забилось, заставляя кровь течь сильнее из раны, и он поднял взгляд от руки на того, кто на него напал. Стайлз отошел от него и упал на колени, приняв позу эмбриона. Он уткнулся лицом в траву и закрыл уши руками. Стайлз был как раз перед дверьми, и Кейси ни за что бы не осмелился приближаться к нему. Он не понимал, что это такое, но точно что-то чертовски опасное. Поднявшись на ноги, Кейси побежал в обратную от Стайлза сторону — в сторону открытого леса, в котором бегают ребята из лакросса. Там должен быть проход к дороге. Или даже если нет, Кейси без разницы. Он особого не думал, его тело действовало за него. Стайлз почувствовал импульс извне — идти следом — и разогнулся. Он вцепился взглядом в Кейси и, когда тот вбежал в лес, побежал за ним. Через полторы минуты послышался крик Кейси, который было слышно не только в лесу, но и на территории школы. ****** — Знаешь, — вампир сидит перед ним на корточках, пока он лежит на земле где-то среди погнивших желтых листьев, — когда-то у меня была семья. — Не удивлюсь, если ты их убил, — хрипит Питер и давится собственной кровью, которая стекает ему по горлу в легкие и желудок. Должно быть, у него не только носовое, но и внутреннее кровотечение и, раз оно не заживает уже несколько минут, неслабое. Какая-нибудь кость тоже определенно сломана. Шерон улыбается, качая головой, и проводит нежно, словно пером, когтем по щеке оборотня, оставляя кровавую полосу. Питер даже не жмурится, больше сосредоточен на том, чтобы не задохнуться, пока ублюдок с ним играется, наслаждаясь его беспомощностью. Питер знал, что не убьет кого-то, кто выше его по рангу, в одиночку, но попытаться стоило. — Но я облажался, — продолжает свой занимательный рассказ Тейт. — А сейчас кто-то дает мне второй шанс. Разве я могу упустить его? — вопрос риторический. Шерон ставит ладонь на землю и нагибается к его лицу. Шелковистые длинные волосы, испачканные в крови, щекочут Питеру подбородок. Мысленно он представляет, как намотал бы эти пакли на кулак и дернул бы рукой пару раз сильно, чтобы шейные позвонки вампира-гаденыша вышли из строя. Конечно, зная о великолепных способностях регенерации вампиров, Питер сомневается, что такой простой акт убил бы выходца из такого клана, но сделать так хотя бы ради удовольствия все равно хочется. — Я не желаю Стайлзу плохого, наоборот, я единственный могу ему помочь. То, что я хочу научить его тому, как обращаться с новым телом, не повредит ему. Может быть, пару дней на катере повредят его истощенному телу, — шутливо бросает Шерон, и его взгляд становится томнее, словно он видит что-то в воображение, что ему нравится, — но для лучшего можно и потерпеть немного. Все мы терпели многое, чтобы в конечном итоге прийти к лучшему. Так что просто не мешай мне, старичок. — Никто не называет меня старик. И ты, сука, не будешь, — хрипит Питер, кровь стекает по его щеке и открытым ранам на теле. У вампиров такие точенные когти. Немного острее, чем у оборотней. На лице Шерона все также застывшая улыбка, но черные глаза уже не такие теплые. Вампир смотрит на мучения оборотня несколько секунд, а потом, ведя когтями по его подбородку, останавливается на шее. Он обхватывает оборотня за глотку и поднимается, поднимая и Питера. Движение приносит боль телу Питера, и у него перехватывает дыхание, а перед глазами на секунду темнеет. Но даже сейчас, когда смерть так близка, ему все равно не страшно. Как бы вампир не жаждал момента, когда оборотень начнет умолять его, Питер не начинает этого. Он, наоборот, продляет свои мучения и укорачивает вероятность удачного для него исхода. — Уйди на пенсию, старик, — бросает Шерон, волоча его за горло по листве до ближайшего подходящего дерева. У дерева торчит обломанная ветка с острым концом, и Шерон быстро придумывает этому механизму природы подходящее применение, насаживая оборотня на сук, как на шампур шашлык. С силой Шерона это не так уж трудно. Он делает это резко, и плоть Питера болезненно рвется, и он стенает в секундной агонии. Потом боль не такая резкая, как фейерверк, но не менее болезненная. Питер опускает голову, видя, как ветка торчит из его тела ниже груди. Он не может коснуться ногами земли и, наверное, это и есть конец. Кровь из рта волка вязко стекает вниз. Шерону нравится, как это выглядит. Но он не злорадствует. И Питер не знает, почему. Вампир смотрит на его проткнутую плоть, и Питер не понимает, что творится в голове у вампира. Тот наклоняет голову чуть набок и хмурится. Потом он молча исчезает, а Питер остается один, все еще живой. Но надолго ли. ****** Учитель литературы шел к своему старому, но любимому автомобилю, когда услышал пронзительный крик, идущий откуда-то позади, может, с поля, или с леса. Было не очень понятно. Но учитель узнал кричащего. Кейси. У мальчика поразительно мелодичный приятный голос. Не такой басистый и грубый, как у других мальчиков. Даже, можно сказать, ангельский. Идеально подошел бы для церковного хора. Он как раз знает один. Он ходит в церковь каждое воскресенье, и иногда по выходным попадает на пения. Ему надо предложить Кейси сходить с ним. Это будет лучше, чем кричать в поле. В храме божьем его выслушают и дадут дельный совет. Учитель решает, что на следующем уроке предложит Кейси это, кивает сам себе, и садится в свою машину, заводя двигатель и выезжая медленно с парковки для преподавателей. По дороге он встречает команду по лакроссу в неполном составе, и машет им, но никто не отвечает ему, и он неловко опускает руку и уезжает. Бойд смотрит в след уезжающей машине учителя. Он и еще четверо других парней только что вышли из школы, и как раз обсуждали в коридоре преподавателей. Точнее, они обсуждали. Бойд просто слушал. Он не был согласен, но привык не встревать в разговоры. Но сейчас, когда никто не ответил приветствию учителя литературу, Бойду стало неловко. Когда парни рассмеялись, Бойд почувствовал легкое раздражение, но не достаточно сильное, чтобы опять что-то говорить. Ему нравится молчать. Ему хватает разговор с младшими. Те постоянно о чем-то его спрашивают и вынуждают говорить. И вариант ответа «посмотри это в энциклопедии» уже не прокатывает. Мальчик, его брат, еще не такой заносчивый, но вот девочка — тихий ужас. Бойд не знает, каким образом у него родилась настолько любознательная и разговорчивая сестра. Иногда Бойда терзают сомнения, родная ли она ему сестра. Или, быть может, это он приемыш. Может, его специально усыновили первого, дабы он потом был бесплатной нянькой для остальных? Парни обсуждают, куда можно пойти вечером, и Бойд старается слушать, хотя знает, что не сможет никуда пойти, у него ни денег, ни времени, ни сил, и замечает боковым зрением что-то светлое. Силуэт. Бойд бы не заметил, если бы не подул ветер, и он не почувствовал запах. Спирт и кровь. Эрика говорила что-то про это. Кажется, ей казалось подозрительным, что кровью так ярко пахнет от кого-то из врачей в больнице, но потом она сказала, что это уже не важно, и Бойд быстро забыл. Но факт записался на подкорку, и вот всплыл. Бойд останавливается, парни продолжают идти, не замечая этого, увлеченные обсуждением марок алкоголя и девочек. Мужчина, а может парень, Бойд не знает, стоит поодаль и смотрит как-то слишком увлеченно, не шевелясь, на поле. Потом он словно чувствует взгляд Бойда и смотрит на него. Бойду не по себе от этого мужчины. И он хмурится, не зная, что может сделать, пока кто-то не зовет его: — Эй, нига! Ты кролика в кустах увидел, или что завис? Давай быстрее. Я хочу свалить домой, — кричит блондин в джинсовке, держа сумку в руке и сигарету в другой. Другой, темненький, согласно кивает. Да, да, быстрее. Все хотят свалить из школы, когда уроки кончаются. Конечно. Бойд идет, но оборачивается снова назад. Там уже никого нет. Он догоняет парней и снова начинает следить за их разговором, забывая о мужчине на парковке. В конце концов, ходить на школьной парковке может кто угодно, это не частная собственность и не место, куда пускают по пропускам, верно? Но все же. Что-то не то было в том человеке. Бойд поймет что, позже.