***
— Руслан говорит, теперь каждый день такое? Антон позорно вздрагивает; пока он курил под козырьком подъезда, прячась от моросящего дождя и одновременно перебарывая порыв перекинуться в волка и поиграться на природе (как будто тут есть какая-то природа, вообще), Дана успела подкрасться бесшумно. Ну и ничего удивительного, обиженно думает Антон; Соколова, вообще-то, ростом с гнома, её легко можно не увидеть. — Чё? — с опозданием в пару секунд спрашивает он, приглашающе раскрывает руки для бездумных объятий, в которые Дана прячется так же легко с ним, как и с любым другим членом своей стаи. — Какое такое? Привет. — Не заметил, да? — мелодично смеётся Дана, требовательно тянет руку; Антон прикуривает ей сигарету от своей, отдаёт, и она затягивается моментально, сдвигая на бритый затылок шапку-гондонку. — Позор какой, Антон, две Луны уже пережил, а эмиссара стаи почуять?.. — Я табак только чую, — отпирается Антон; ну, табак, или то дерьмо, которое в «Мальборо» теперь мешают. От привычки курить его призывают отказаться вообще все оборотни, кажется, и не понимая толком, как Антон в целом терпит запах. Но, похоже, у него реально траблы с обонянием, и они хуже, чем предполагал когда-то Поз. — И вообще. Что ты говорила? Дана молча указывает на противоположную сторону двора, и Антон вздыхает; там, у забора, сегодня обнаружилась очередная мёртвая кошка. Такими темпами, серьёзно, все бродячие животные в Москве возьмут и перемрут. — Она засохшая почти, — задумчиво говорит Дана. — Егор сказал, что теперь вот так. Как будто та мразь, которая раскидывалась тут в первые недели твоего обращения животными, и вот эта мразь — разные мрази. — Это вопрос? — без нужды раздражённо хмурится Антон; и у Эда, и у Даны есть дебильная и явно семейная способность разговаривать иногда полувопросительно, как будто они ждут от собеседника какой-то вменяемый ответ. Как будто — потому что секунду спустя и брат, и сестра обычно осаживают тебя так, что ты чувствуешь себя тупым. Антон уже не знает, как им донести, что чувствовать себя тупым не нравится никому. — Нет, зай, — Дана, невесело улыбаясь, выбрасывает недокуренную сигарету в урну; Антон повторяет за ней, затем без усилий поднимает чемодан размером примерно с саму Дану. — Пойдём, расскажешь про свою кровавую жертву укуса. И, может, позовёшь его сюда? * Дане, конечно, плевать, что Белый просил без необходимости не ебать Арсению мозг жизнью стаи; Антон рассказывает ей всё, что знает, — а этого, как обычно, мало, да и историю он повторяет совсем не впервые, ну что изменится? — и Дана качает головой: — Брат с ним бьётся, бьётся… Но всё не туда, мне кажется. Я думаю, с ним надо просто поговорить. — Выграновский с ним постоянно говорит, — угрюмо комментирует Крид, которому, насколько Антон в курсе, вообще неоткуда знать такие вещи. — И, кстати, на связь не выходит последние дня три. — Да, ни с кем, — кивает Антон; не выходит — с тех самых пор, как свалил от Арса чуть раньше Антона. Марк попросил тогда Эда не будить — ну, они и не будили; а Эд, проснувшись к полудню, ни слова вообще им не сказал. — Дело его, — обрывает их Дана таким тоном, что явно проще послушаться. У неё тон — как у Белого, и не зря она, наверное, их эмиссар, хотя Антон до сих пор не врубает, почему некоторые оборотни должны слушаться некоторых магов. — Когда он придёт? — Сказал, он недалеко, минут, — Антон оборачивается на настенные часы, — десять ещё. Слушай, а точно… — Да ничего не будет с ним, — лающе смеётся Олег, не отрывая взгляда от своего планшета. — Скажи спасибо, Лёхи с Нурланом нет. Тут он прав; Антон, реально, мысленно благодарит неизвестно кого. В квартире у Белого, ради разнообразия — только маги, Олег, Антон, Данила и сам Белый, у остальных жизнь кипит, середина рабочего дня, и Антон в который уже раз задумывается над тем, какой хуйнёй страдает он сам. Ладно, у него было оправдание: он, вот, Дану встречал у подъезда. Она же сама бы потерялась, конечно. — Поспать не даёте, чуваки! — сообщает Данила, которого Антон, ради разнообразия, чует раньше, чем тот заглядывает в комнату, заспанный и небритый, одеяло крепко удерживает на плечах. Опять, небось, видосы свои всю ночь снимал. — Люблю вас, но, может, гостей не будете сегодня звать? — Поздно, — ухмыляется Антон, но пожимает плечами в немом извинении. Поперечный пожимает плечами тоже; цепко оглядывает комнату и плетётся к Олегу. — Ну и хуй с вами, — радостно улыбнувшись, он заваливается к Олегу под бок; тот, не отрываясь от экрана, сдвигается к краю дивана, чтобы обоим было удобнее, и Данила стучит пяткой по свободному месту у своих ног. — Кридовский, иди сюда, ножки мне погреешь. — Больше ничего тебе не погреть? — зевает Егор. — Я занят. — Чем ты занят? Стоишь и пиздишь? — миролюбиво ворчит Данила; закутывается в своё одеяло так, что только башка торчит. — Ну валите тогда отсюда, у волчат тихий час. — Пойдём, правда, — Крид кивает им с Даной на дверь; Антону, возможно, даже не кажется, что Крид еле-еле сдерживает улыбку. — А то он ещё до Арсения этого доебётся. — Только до тебя, Егор, мой хороший, — летит им в спины; Олег припечатывает: — Дверь закройте, а то он никогда не заткнётся.***
Антон уже стоит на пороге, когда Арсений выходит из лифта; любопытство берёт верх прямо-таки немедленно: — Это ты меня унюхал или соскучился? — Антон только смеётся, ну, а Арсению этого достаточно; он чертовски устал, на самом деле, и спонтанная просьба Антона заглянуть в волчье логово кажется ему передышкой, чем-то вроде ланч-брейка. — Блин, эти встречи за обедом — терпеть не могу, ни поесть нормально, ни пообщаться, инвестора сейчас окучивал, кошмар полный, — Арсений аккуратно снимает ботинки, оставляя их возле впечатляющей кучи самой разномастной обуви. Кожаный рюкзак свой бросает у двери, ничего ценного там нет, кроме айпада, но вряд ли оборотни — воры? Не за этим же его зовут? — И, главное, я говорю, ну послушайте, я же не студвесну вам предлагаю спонсировать, блин, лучшее танцевальное шоу страны, у нас бюджеты и так охренительные, просто с вами будут ещё более охренительные, аудитория — миллионная… Арсений всплёскивает руками, взяв паузу на вдох, и Антон, чуть отвернувшись куда-то в сторону, фыркает вдруг: — Ты можешь… Ну, потише чуть-чуть? У нас там ребята заснуть пытаются. — А… А, ладно, — пытаются так пытаются, Арсений вот обычный не ленивый человек и спать ему в середине дня не хочется, но у всех свой режим, вопросов нет. — Ну в общем, — он действительно сбавляет тон, пока Антон ведёт его куда-то по квартире, которая оказывается какой-то очень огромной. Как будто советская коммуналка — только совсем бесконечная. — Я поражаюсь просто, если вот у тебя был бы бренд спортивной одежды, тебе бы не хотелось светиться в телеке в прайм-тайм? Это всё, конечно, не Арсений должен делать; встречи с инвесторами — не его прямая обязанность, но Арсения это мало ебёт, потому что больше денег — круче шоу, а именно этого они всей командой пытаются добиться. Выматывает, конечно, по-страшному — вот в этой квартире куда более спокойно, чем на злосчастном бизнес-ланче, Арсений даже не нервничает. Почти. — Э-эм. Это Арсений. Арс, это… Компания на кухне их ждёт презабавная: бритоголовая крошечная девчонка со слишком умными глазами и внешностью, которую Арсений немедленно мечтает сфотографировать («Дана, эмиссар стаи, я выучил, бля, это слово, наконец!»); глянцевый какой-то блондин, которому место на сцене одного из устраиваемых Арсением концертов, а не на барном кухонном стуле возле кофемашины («Егор, я тебе про него рассказывал»); наконец, явно высокий щетинистый мужик во главе стола, похожий одновременно на актёра Дениса Шведова и… на хищника, да. Вот он — похож. Особенно сейчас, когда скалится на Арсения — и не сказать, чтобы очень дружелюбно. — Оборотень — только ты, да? — не удерживается Арсений, наставив на мужика указательный палец, и Антон роняет лицо в ладонь: — Это Руслан Белый, мой альфа. — Твой альфа, — повторяет Арсений, потому что вслух это звучит забавно. Антон, конечно, в их разговорах уже оперировал всеми этими терминами — и не раз. И всё равно, ну забавно же. Как в песне Тимы Белорусских или в астрономической энциклопедии. — Вожак его стаи, — шире скалится Руслан. — Если тебе так удобнее, Арсений. — Мне удобнее так, как вам тут удобнее, я всё равно ещё в шоке, — немедленно пожимает плечами Арсений; Антон садится на стул, кладёт Арсению ладонь на плечо и слегка надавливает. В смысле, это Антону, наверное, кажется, что слегка; в реальности Арсений, выпучив глаза, покорно опускается на соседний стул, и Антон бормочет что-то похожее на извинение. — Ничего ты не в шоке, — смеётся вдруг Дана; голос у неё певучий. Антон, кажется, говорил, что её магия — именно в голосе. — Привык уже, да? — Ладно, не в шоке. Больше в ожидании, — наткнувшись взглядом на поднятые брови Белого, Арсений страдальчески закатывает глаза. — Ну, магия. Которая, как все говорят, есть во мне. Пока больше похоже на сказки, честно говоря. Вроде бы его голос не выдаёт какой-то детской обиды; Арсений последние пару недель чувствует себя так, будто ему наобещали на Новый год с три короба, а потом рассказали, что Деда Мороза, вообще-то, не существует, и подарки появятся под ёлкой, если родителям удастся на них заработать. — Я попробую помочь, — спокойно говорит Дана. — Извини, раньше никак, меня не было в городе. — А я думал, если у Скруджи не получается, то ни у кого не получится, — тянет Арсений абсолютно честно. — Он же, по идее, всё видит? Значит и это должен? — Совсем не всё, — бросает Егор; Арсений чувствует в нём неизвестно на кого направленное раздражение — то ли на всех собравшихся, то ли на Эда как раз. Смешно — Эд, похоже, не у одного Марка вызывает странные эмоции; Арсению вот он всё-таки нравится, пожалуй. Ни на кого не похож. Хотя — тут никто ни на кого другого не похож; Арсения на двадцать восьмом году жизни как будто забросило наконец в мир, где все люди действительно уникальны настолько, что это очевидно с первого взгляда. Люди… Существа. Блин, а как они сами себя называют? — Да, это никак не связано, — продолжает за Егора Дана. — Тем более, брат за тебя взялся, потому что ты был лично его видением, — брат? А, ну да. — А я хочу, чтобы любой маг был в контакте со своей магией. — Добрая душа, — недовольно подмечает Егор, но Дана только усмехается в его сторону: — Крид, либо не мешай, либо свали. Арсений почти в восторге — девушка явно сестра Эда, он прямо-таки видит их рядом словно наяву. — Дана поговорит с тобой, — вновь заговаривает Белый. Интересно, а Белый — фамилия? А в волка он превращается тоже в белого или нет? — Это не опасно. — А должно быть?.. — вскидывает брови Арсений; что может быть вообще опасного в разговоре? — Нет, — насмешливо улыбается ему Руслан. — Но ты можешь навсегда попасть к ней в подчинение, например, если Дана за словами не уследит. У неё, — он не обращает внимания на сдавленный смешок Антона, и Арсений не обращает тоже; звучит, вообще-то, достаточно настораживающе, — очаровательный голос. — Никакого гостеприимства, — горестно заключает Арсений. — Сплошные запугивания. — Гостеприимство надо заслужить. А ты орёшь как резаный, блядь, с порога, — всё так же спокойно отвечает Руслан. — Не первый день в курсе всего, башкой подумай, насколько хороший у волков слух? — Он не привык ещё, — вступается Антон; Арсений кидает на него благодарный взгляд, ему самому извиняться вот вообще не хочется — не то чтобы влом, но не перед Русланом, что ли. Хотя пока непонятно, насколько это опасная затея — перед ним не извиняться. — И у нас тут первый раз. — У вас, может, и книжка с правилами поведения есть какая? — добавляет всё-таки Арсений, подперев подбородок кулаком. — А то я… — Отвлекаемся опять, — перебивает его Егор, глядя на свои сцепленные пальцы. — Давайте к делу. — Арсений, — немедленно подхватывает Дана, и Арсений поворачивается к ней как загипнотизированный; манящий у неё всё-таки голос — неужели только в магии дело? — Расскажи мне обо всём необычном, что случалось в твоей жизни. Ну нихрена же себе. — С точки зрения кого? Дана улыбается. — С точки зрения логики.***
Субботний рынок в Кисельном тупике — та ещё головная боль; Марк иногда завидует москвичам, которые не в курсе, что это и не тупик вовсе — так, обманка для отвода глаз, недоступная непосвящённым, — обычные люди даже не видят, как раз в две недели тупик превращается в площадь, на которой толпятся торгаши со своими артефактами, травами и прочей хернёй. Иногда завидует, а иногда — так случается, что ему сюда надо. По абсолютно тупым причинам. Пробираясь сквозь приличную уже толпу магов, набежавших на традиционные скидки, Марк внимательно оглядывает прилавки, сам пока не до конца понимая, что ищет; за прошедшие с ночёвки у Арса дни он успел поиграться уже с десятком идей для защитного амулета, но ни одна не устроила его полностью, и дело наверняка именно в сосуде, которому предстоит всю защитную магию вместить и пропускать через себя. Грёбаный Эд. Не то чтобы Марк альтруист, вот ни разу, но один раз — случайность, а второй — уже нихрена нет. Он не знает, что там видящий наблюдал в своих кошмарах, — понял только, что кошмары случились, стоило им расцепить во сне руки, — что они прекратились, как только Марк, проснувшийся от болезненных каких-то чужих стонов, вновь схватил Эда за руку; таскаться за ним, чтобы бедолага не мучился так, Марк, ясен хрен, не собирается. Оставлять всё как есть — уже не собирается тоже. Он не врал в день их встречи: кольцо у Эда — хуйня полная, Марк может сделать лучше. Может — и сделает, и, возможно, Эд наконец от него отвалит, да и в видения свои явно болезненные перестанет проваливаться, а Марк заработает себе плюсик в карму. Или типа того. — Обожаю, когда он притворяется бесчувственным, — тихо веселится рядом с ним Саша; Лёшка согласно хмыкает: — Ага, а на рынок в восемь утра попёрся как миленький. — Хватит в тр-ретьем лице меня обсуждать, сволочи, — шипит Марк не без веселья. — Это же р-реально как пер-рвому встр-речному помогать, чё вы начинаете? — Ага, ты же постоянно всем помогаешь, — Сашка ржёт, уже не сдерживаясь. На ум приходит Арсений, которому Марк всегда предпочитал помогать невмешательством; Марк виделся с ним вчера, не смог не прокомментировать невероятные круги под глазами. Арсом уже пару дней как занимается Соколова, — «это на транс похоже какой-то, Марк, вот как у психолога, она спрашивает — и я всё вываливаю, только пока ничего особо путного», — и, ну, наконец у Арсения появился кто-то компетентный и при этом, блядь, вменяемый, без очевидного вороха собственных траблов. Марк не хочет в это лезть. Марк ни во что не хочет лезть. — Куклин, — знакомый голос настигает его у палатки с лекарственными зельями. Крид стоит слева от неё, прислонившись спиной к грязно-бежевой стене дома, курит и, как обычно, изображает кого-то, кем не является. Бесил раньше — и будет бесить всегда, Марк подозревает, что нихуя это не изменится. Можно было бы пройти мимо, но хотя бы видимость нейтралитета он обычно предпочитает сохранять со всеми знакомыми магами, никогда не знаешь, когда кто-то из них пригодится — пусть большую часть времени Марк и проводит отшельником вне любых магических дел. — Кр-рид, — Марк подходит, уже засовывая в зубы сигарету; склоняется, защищая слабый огонёк зажигалки от хрен знает кем наколдованного ветра, закуривает ещё на ходу. У Крида кожанка, наглухо чёрные очки и неестественно сияющие зубы; Марк окидывает его демонстративным, оценивающим взглядом. — Какой ты кр-рутой, опять сам на себя стоишь др-рочишь? Сашка с Лёхой смеются за его спиной; Марк, честно, и не помнит, кто кого невзлюбил первым. Пришлось однажды зависнуть на недельку в Сибири в гостях у одного старика-друида, — Марку по старой родительской дружбе, Криду — ради новых знаний или какой-то такой хуйни, — и расставались они даже не приятелями ни разу. Потому что Крид выскочка, вот и всё; Марк этого не любит. Ты либо крут, либо нет, и если не очень — так имей смелость не только менять это или не менять, но и признать по-честному. А Крид строит из себя невесть что на пустом месте, и это раздражает страшно, потому что Марк знает слишком многих магов сильнее Крида. Марк сам — сильнее; возможно, их стычки начались именно из-за этого. — Не смешно уже, — кисло отзывается Крид. — Шутка прямо старая, Куклин. Ты чего выполз-то, заскучал в своём танцклассе? — Да не, там не заскучаешь, — хмыкнув, Марк одёргивает задравшийся край свитшота. — Я б тебя позвал заценить, но тебе на искусство обычно похуй. Это тоже правда; то, что Криду похуй на танцы, Марка не особо колышет — много кому наплевать, — но у Крида и к магии подход не самый изящный. Он — из универсалов, которым даётся всё и одновременно полноценно не даётся ничего, — обычно таким сложно выбрать себе специализацию, но они стараются, а Крид всегда пытался сделать вид, что он отличник, которому всё одинаково охренительно удаётся, и в итоге любое заклятие получалось топорно; некрасиво. Марк не то чтобы такой прямо блядский эстет, но — это же магия, и её сила в тонкости, а не просто в умении применять. — Я бы к тебе и не пошёл, — усмехается вдруг Крид. — Опасно. Что у вас там произошло? — Марк только кривится непонимающе, но Криду, походу, и не нужен был немедленный ответ. — Когда Эд приходил к тебе — что произошло? Какого хера? — Ты и сам знаешь, не? Марк всё помнит отчётливо, — и тот день, и день после, — когда Арс признался, что, пока Марк пытался вырвать из лап видений Выграновского, он сам висел на трубе с волчком из стаи Белого, а рядом ещё кто-то подслушивал. Кто-то — ну да, и Крид тоже; Марк и без того по кольцу Эда понял, что они знакомы. Ближе, видимо, чем можно было подумать. — Ничего я не знаю, — совершенно нетипично для себя сплюнув, Крид щелчком уничтожает свою тонкую сигарету, закуривает вторую. — Только, бля, послушай меня, раз уж встретились. Он совсем невменяемый, когда в видения проваливается, — Крид смотрит хмуро, — совсем беззащитный, не верю, что ты не заметил. Из него силы высосать, пока он в отключке своей провидческой — раз плюнуть, Куклин, и если ты хоть что-то ему сделал… Марк взрывается смехом, эффективно перебивая; Крид продолжает хмуриться, а Марк — смеяться, от неожиданности больше, потому что нихуя это не весело. Пиздец как смешно. Не заметил, блядь; всё он заметил. Всё он, сука, заметил, потому и торчит уже полчаса в ебучем Кисельном, выискивая неизвестно что, и вот Крида только — отчитывающего как мамочка, угрожающего, как… блядь, как кто? — вот Крида только тут ему не хватало. Оборвав смех, Марк затягивается; выпускает дым ему в лицо. — Недели с др-руидами по всей стр-ране, столько, сука, усилий, а ты так и не допир-раешь, — отвечает он в конце концов тихо, почти мягко; с ебанутыми же надо попроще, да? Они так лучше понимают? — Др-руиды хр-ранят баланс, а не запускают хаос, идиот. Сколько надо р-раз объяснить? — тупая привычка многих магов, особенно ровесников Марка, нихуя в природе не смыслят — и лезут, лезут, сука, лезут. — Я не могу забир-рать силы у человека, планета делится ими со мной. Планета, — ещё затяжка; Марк стучит пальцем себе по виску вместо того, чтобы постучать по башке неизвестно с чего так сильно взъевшемуся Криду, — не люди, ты вр-рубаешься? Крид не выглядит убеждённым; это бесит больше всего в нём, да, пожалуй, вот это — то, что убеждён он бывает только в собственной правоте, а всё остальное ставит под сомнение, ведь никто же, блядь, не знает ничего в мире лучше, чем Егор Крид. Марк знает, что Крид втёрся пару лет назад в стаю Белого; честно не понимает, как его волчары ещё не сожрали за вредность. — Если ты хоть что-то ему сделаешь, я всё равно узнаю, — говорит Крид упрямо, зло, чуть ли не расстроенно; Марк нихуя не понимает, вот правда. — Так что даже не думай. — Да? — развеяв скуренную сигарету в воздухе, Марк скрещивает руки на груди. — Чё, сер-рьёзно? А я думал, пр-рикинь, только Эд из нас видящий. Крид сжимает кулаки, не скрываясь; зачатки заклинания на его губах Марк больше чувствует, чем видит, немедленно выставляет вперёд ладонь: — Совсем поехал?! — Крид замирает, не закончив едва начатое, смотрит враждебно. Как будто Марк, блядь, ему лично чем-то насолил, или Эду этому блядскому, как будто Марк не потратил дохрена собственных сил на то, чтобы вытащить видящего в реальность. — Чё с тобой? — Крид продолжает молчать; Марк медленно опускает руку, не отрывая от него взгляда, мрачно пытается сообразить, какого же, всё-таки, хуя. — Чё ты себе надумал? Эду твоему я помог только, было бы кр-руто, если бы на меня за это ещё не наезжали… — «твоему» вырывается случайно, присказкой, но Марк зависает на этой мысли. Бритва Оккама, разве нет? Самое простое объяснение — самое верное; Марк щурится теперь уже насмешливо. — Ты р-ревнуешь, что ли? Крид сдувается мигом, смешной в остатках былой воинственности; Марку почти интересен ответ, но услышать его не суждено — он чувствует третьего за спиной, и это не его друзья. — Вы чё тут зажимаетесь? — весёлый голос прямо над ухом; Марк расплывается в улыбке: — Макс, зая, — оборачивается, заключая мага в быстрые объятия. — Наконец-то кто-то адекватный. — Я помешал? Вы драться будете? Напряжённые какие, — Свобода довольный, почти урчит; в конфликты он влезать любит, дурак, но Марк рад ему сейчас как никому другому. К тому же — Свободу, пожалуй, можно подключить к поискам нужного артефакта. Всё-таки это должно быть кольцо — или браслет, или кулон, Марк уже, блин, не знает, и Крид неплохо сбил его с волны поисков, но Макс — спец по ритуалам и артефактам, не зря даже охотники затариваются у него постоянно. Чутьё на правильные вещи у него — даже не просто магическое, — животное, природное совершенно. — Занят? — Марк уже не обращает внимания на Крида, кивком головы увлекает Макса за собой в сторону, и тот идёт не задумываясь, рассеянно пробегаясь пальцами по прилавку с травами, возле которого вопит что-то завлекательное пожилая ведьма. — Неа. Гуляю, — Макс косится с интересом. — Чё у тебя? — Дело есть, — на выдохе улыбается Марк. Всё ещё чувствует взгляд, прожигающий спину.