No More Lonely Nights

Микки зевнул, наблюдая, как мимо проплывают огни города, пока они мчались к месту назначения. Ритмичное постукивание поезда по рельсам грозило усыпить его, но он боролся со сном как мог. Потирая затылок, он смотрел на маленькие домики, выстроившиеся в ряд под линией метро, вспоминая жизнь в одном из них и хриплую колыбельную своего детства. На Данте-Стрит все было по-другому. Хотя они все еще находились в Саутсайде, квартал был более тихим, чем он привык: в основном тут жили люди примерно их возраста, воспитывающие своих детей. У Евгения даже появилось несколько друзей, что было приятно, но Микки все равно не мог не чувствовать дискомфорт, когда сын исчезал с ними на несколько часов подряд, делая Бог знает что. А когда он вспоминал о том дерьме, которым занимался в девять лет, то беспокоился еще больше. И все же Евгений был адаптирован к окружающему миру гораздо лучше, чем он когда-то. Как бы Микки ни жаловался на Светлану, она была удивительной матерью, такой же строгой, как и любящей. Он и сам начинал чувствовать, что не так уж плох как отец. У них с Евгением сложилось довольно хорошее взаимопонимание, и постепенно он обретал уверенность в том, что при необходимости сможет наказать парнишку, хотя был рад, что это требовалось нечасто. Это не было принципиальным решением не бить своего ребенка: он действительно не совершал какого-то сознательного выбора в отношении Евгения или его воспитания. Он всего лишь делал то, что считал правильным, а расти в страхе перед мужскими кулаками и физическим наказанием было тем, что ему казалось неправильным. — Закрой глаза, — предложил Йен, прервав его размышления и положив руку на бедро. Хотя прикосновение было заземляющим и защитным, оно не позволило брюнету потерять бдительность. — Нет, — он потер глаза и вздохнул. — Единственный совет от Терри, которого я все еще придерживаюсь: никогда не засыпай в метро. — Я здесь, — напомнил ему Йен. — И никому не позволю украсть твое барахло, именинничек. — Отъебись с этой хуйней про «именинничка», и я в порядке, — заявил Микки, целуя мужа, прежде чем снова отвернуться к окну. Было странно то, как всего несколько часов могли заставить Чикаго казаться настолько другим. В 23:00 городской пейзаж искрился обещаниями и жужжащей энергией, но сейчас, в 4:00 утра, яркие лампочки были мягким ночным светом для спящего города; спящего так, как он и должен был. — Ты нервничаешь? — спросил Йен с легкой насмешкой в голосе. — Не столько нервничаю, сколько удивляюсь, какого хрена мы поднялись ни свет ни заря, чтобы сесть на летающую машину смерти. — Летающая машина смерти? — повторил рыжий со смехом. — Но ты ведь совсем не нервничаешь, правда? — Отвали, членовонь, — фыркнул он, тыча себя в нос костяшкой пальца и пытаясь сдержать ухмылку, которая растягивала его губы, когда он смотрел на поднятые брови своего мужа. (В оригинале Микки называет его «dickbreath», что буквально означает человека, дыхание которого имеет запах члена) — Мой рот не будет пахнуть членом, если ты перестанешь совать туда свой, — беззаботно резюмировал Йен с ухмылкой. — Ну, этого, блядь, не случится, так что мне лучше привыкнуть, а? — Микки хихикнул, когда рыжий наклонился и несколько раз чмокнул его в губы. — Все будет хорошо, — заверил он его, переплетая их пальцы и крепко сжимая. Микки только кивнул и принялся изучать граффити, нацарапанные на спинках передних сидений. Он не забыл, что Йен делал это и раньше в отличие от него. До того, как его закрыли, и если не считать короткого пребывания Йена в армии, они жили похожей жизнью — их мир был размером с этот город. Но все изменилось для Йена после того, как брюнет сел в тюрьму. Он больше не был ограничен в деньгах и отягощен раздумьями. Лето он проводил в Монако, а весну — в Париже. Он был в Новом Орлеане на Марди Гра и в Нью-Йорке на Новый год. В то время как для Микки годы медленно тянулись, для Йена они пронеслись на G650. Независимо от того, насколько синхронными они оставались, невозможно было стереть время, проведенное порознь, растущее и изменяющееся вместе с их несопоставимым опытом. Они сидели молча, пока не добрались до аэропорта. (G650 — реактивный двухдвигательный самолёт бизнес-класса) — Пошли, — подсказал Йен, легонько толкнув локтем предплечье мужа и наклонил голову, показывая, что это их остановка. Микки перекинул сумку через плечо, чтобы они могли выйти из вагона метро. — Не могу поверить, что мы не единственные тупицы, поднявшиеся в такую рань, — вслух размышлял он, пока они шли через аэропорт к службе безопасности. — Сказал же тебе, что так дешевле, — ответил Йен, занимая место в конце длинной очереди. — К тому же многие беспосадочные рейсы вылетают с утра. Нам пришлось бы лететь в Нью-Йорк через Вашингтон. — Посреди ночи, — поправил Микки. — И в этом нет никакого блядского смысла. Йен пожал плечами: — Я не знаю, почему они это делают, но они знают, и наш рейс в 6:00, это официально утро, даже для твоей плаксивой задницы. — Тогда какого хрена мы приперлись в 4:30? — огрызнулся он, как будто Йен не сказал ему двадцать раз во сколько они летят и почему им нужно быть на месте за час до вылета. — Проверка безопасности займет некоторое время, а потом мы должны успеть добраться до наших ворот, — заявил рыжий с раздраженным выдохом. — Сними обувь. — Мы не ебучие чурбаноголовые. Они должны позволить нам остаться обутыми, — в итоге он все равно неохотно скинул ботинки, получив убийственный взгляд от своего мужа. — Что? Ты такой чувствительный, потому что раньше трахал верблюжьего всадника, рыжий лобок? — он шлепнул его по заднице как раз в тот момент, когда пожилая пара, стоявшая перед ними, обернулась, чтобы бросить на них обоих взгляд, полный отвращения. — У вас какие-то, блядь, проблемы? — рявкнул на них Микки, заставив быстро повернуть головы вперед. — Никогда раньше не видели геев? Наверное, голосовали за то, чтобы мы не женились, но при этом не можете смотреть нам в глаза. — Заткнись на хрен, — прошипел Йен, схватив мужа за щеки и сжав их так, что его губы сложились уточкой. — Из-за тебя нас вышвырнут! — За то, что мы немножко поболтали в очереди? — спросил он, высоко подняв брови. — Это аэропорт или тюрьма? — Просто успокойся, — с этими словами он быстро поцеловал своего мужа во все еще сжатые уткой губы. — Остынь. Микки ударил Йена по запястью тыльной стороной ладони, чтобы заставить его отпустить собственное лицо. — Я в порядке, в порядке. — Достань свое удостоверение, они сверят его с нашими билетами. Ворчливый брюнет сделал, как ему было сказано, и когда они подошли к работнику службы безопасности, он передал его. — Макайло Алказандер Миковик, — прочитал служащий, полностью исковеркав его имя. — Откуда у вас такое имя? — От моей пизды-мамаши и куска дерьма-отца, — констатировал он как ни в чем не бывало, в то время как Йен стоял совершенно невозмутимый. Мужчина от души рассмеялся: — Да, это имеет смысл, но каково происхождение? Какая у них национальность? — Оно не имеет отношение к ИГИЛ, если ты об этом спрашиваешь, — отрезал брюнет, заставив мужа на мгновение закрыть глаза, чтобы собраться с мыслями. — ИГИЛ — это не… — Йен покачал головой и вздохнул, понимая, что его муж все прекрасно знал, но, очевидно, хотел специально поднять тему о запрещенной организации посреди аэропорта. — Они украинцы, — сообщил он охраннику, который оглядывался вокруг, как будто искал другого работника службы. Йен положил руку на затылок мужа — не столь уж тонкий намек на то, что ему следует закрыть рот. — Ну, — начал мужчина, возвращая ему удостоверение. — Как сказать «Счастливого дня рождения» по-украински? — Я не говорю на нем, — ответил Микки. — Но если ты хочешь сделать мой день рождения по-настоящему счастливым, дай нам пройти, чтобы я мог выпить ебаный кофе. — Как я погляжу, вы не совсем жаворонок, — усмехнулся мужчина, после чего взял удостоверение и билет Йена. — Йен Клейтон Миковик. Вы братья? — Педики мы, — поправил брюнет, когда Йен слабо улыбнулся мужчине. Он кивнул, не зная что ответить, и махнул рукой, приглашая их пройти к экрану. — Сраные гомофобы повсюду, — ворчал Микки, пока они направлялись к своим воротам. — Напомни мне, когда я буду бронировать билеты на Гавайи, что мы не полетим утром, даже если это будет дешевле. Я не могу выносить тебя так рано, — упрекнул его рыжий, делая выдох. — Как насчет того, чтобы я также напомнил тебе, что ты не выносишь меня слишком рано, когда твоя похотливая задница попытается трахнуть меня посреди ночи? — Микки щелкнул языком и ухмыльнулся. — Держу пари, тебе это не понравится, — Йен лишь закатил глаза, совсем невпечатленный этим заявлением. — И я уже сказал тебе, что мы не полетим на Гавайи. Не из-за денег, сука. — Но эта задница просто создана для… — поддразнил рыжий, хватая его за ягодицу. — Заткнись нахуй, — рассмеялся Микки, отталкивая его. — Это наш, — Йен указал на выход на посадку. — Усаживайся сюда, а я пойду принесу нам кофе, хорошо? — Да, отлично, — сказал Микки, занимая единственное свободное место рядом с женщиной, у которой была кошка в переноске. Он бросил на нее косой взгляд, прежде чем снова посмотреть на Йена. — И принеси мне одну из тех сладких хреновин, которые ты пьешь. Если мы, блядь, собираемся умереть, я хочу сделать это со вкусом тебя и шоколада во рту. Женщина выглядела совершенно шокированной, и Йен не был уверен, что именно - упоминание о смерти или оральном сексе заставило ее ощетиниться. Он покорно кивнул мужу, положил сумку на колени Микки и направился в кафе. Когда он отошел подальше, то услышал слабый звук голоса Микки, говорившего что-то вроде «Я, блядь, спрашивал тебя?», а потом раздался кошачий визг. Он покачал головой, думая, что у поездки уже было охуительное начало.