Бездарь внутри любовной трапеции

Чуя нервно щелкает зажигалкой, практически прожевывая фильтр сигареты. Горечь попадает на язык, заставляет морщиться, но это всяко лучше, чем тупая боль под ребрами. Телефон вибрирует уже пятый раз, информируя об очередном входящем сообщении, которое будет удалено непрочитанным, как и все предыдущие. Рыжеволосый знает, кто именно пишет. Знает, какой текст внутри. Знает, что если прочитает, то вернется в этот порочный круг, из которого больше не будет выхода. Лицо греет огонь на бензине, в небо летит серый дым из губ, искривленных в болезненной усмешке. Вторая пачка за день в этот раз вновь напомнит о себе судорогой в легком и повышенным давлением, но Накахаре на это вновь плевать. Неделя тянется долго и уныло, а все вокруг нещадно напоминает об Осаму, который сейчас, конечно же, находится в объятиях кого-то другого, в перерыве между сексом проверяя свой смартфон в надежде увидеть ответ от «своего рыжего солнышка». Сейчас это прозвище звучит настолько отвратительно, что на корне языка тянет, вызывая тошноту, а в глазах режет солью. Накахара скорее злится на себя, чем на Дазая, потому что все было слишком очевидно, потому что он прекрасно осознавал, что именно такая точка по итогу будет у этих отношений. Но продолжал, упорно продолжал верить в лучшее, раз за разом забываясь в теплых объятиях, вдыхая аптечный запах от бинтов и парфюма, который сам же подарил шатену на рождество. Смартфон вновь уныло вибрирует, экран маняще светится, показывая уведомление о входящем сообщении. Вновь от Осаму. С лапшой, которая так желает висеть на торчащих ушах Накахары. Чуя морщится, затягиваясь, затем ловко пытается разблокировать телефон и чертыхается, случайно нажимая на мигающее уведомление. Сигарета выпадает из дрожащих губ, падает под ноги и уныло тлеет. В сизых глазах отражается текст, короткий, по делу. И в самое, мать его, сердце. Осаму всегда знает, на что именно стоит надавить, чтобы Чуя, поджав собачий хвост, бежал к нему, ластился и верил. И сейчас не будет исключением. Это понимает сам Накахара, чувствуя, как сердце пропускает удар. «Это все нужно мне. И ты мне нужен.» Нужен. Вранье, нещадное и жесткое, пробирающееся спрутом в самый омут израненной изменами и ложью души. Вранье, которому никогда не будет равных, но Чуя поддается, набирая такой знакомый до боли номер, и нажимает кнопку вызова. Гудки бьют по вискам, отдаются в ноющем сердце. Ожидание скребется раненным животным в животе, а дыхание теряется из тела как жизненно важная функция. — Чуя, — Осаму шепчет в трубку, растягивая имя, буквально пробуя его на вкус. Накахара сжимает смартфон, стараясь говорить как можно спокойнее, но дрожь предательски скачет между буквами. — Когда ты вернешься? — Ты ждешь меня? Рыжеволосый прекрасно понимает, что именно сейчас там Дазай не один. Что с ним тот самый русский, настойчиво привлекающий к себе внимание. Накахара понимает, что возвращение к нему — лишь временное. Что больно не будет всего лишь нескольно дней, возможно недель. Накахара все понимает, но его сердце отказывает понимать. — Очень жду. Возвращайся. Он знает, что Осаму ответит ему. Знает, что сейчас начнется. — Это неправильно, — тихо отвечает Дазай и выдыхает. — Ты не один сейчас? — Это имеет значение? Чуя молчит, пытаясь ответить себе же на единственный вопрос, повисший сейчас в его голове. Почему именно в него. Почему именно в Осаму его угораздило влюбиться настолько сильно, что логика и чувство собственного достоинства просто закрывают глаза на все, что происходит. Почему он готов соглашаться на все, лишь бы еще раз почувствовать, как изящные руки шатена гладят его скулы. — Никакого, — Накахара сглатывает, закрывая глаза и чувствуя холод от воды на щеках. — Приезжай сегодня, пожалуйста. — Хороший мальчик. Гудки. Накахара чувствует, как Осаму загоняет перо под ребра. И вновь огонь на бензине освещает мокрое лицо, а в небо улетает столб дыма. — Ты идиот, — обращается сам к себе Чуя, жуя фильтр. — Просто тупорылый идиот. Он уже не считает, какой раз слушает и доверяется Дазаю. Собачий хвост послушно поджимается, ошейник застегивается туже, а поводок натягивается. Остается только смиренно возвращаться в их общую квартиру и ждать того, кто слишком умело врет. Чуя прощал все время. Он прекрасно помнит, как Осаму ушел от него в первый раз, никак не объяснив свое решение. Как он, Накахара, пересекся с ним случайно и узнал, что ему благополучно нашли замену. При чем достаточно быстро: буквально за пару дней. Узнал, что сам он в принципе не особо устраивал Дазая как партнер, что за ним воз и маленькая тележка ошибок, которые по-хорошему надо решить, но шатену не особо хочется ждать. Поэтому найти замену, которая устраивает во всем и полностью — идеальный вариант. Тогда Накахара впервые напился и полез в драку. Не помнил, с кем и по какому поводу, очнулся лишь под утро в вытрезвителе. А забрал его оттуда Осаму. Привез домой и выходил за пару дней. И черт знает, что тогда творилось в его голове, но Чуя наивно и преданно вновь лег к шатену в постель. И вновь слушал клятвы в любви. И принял обратно. Затем примерно через месяц появился Достоевский. Накахара не знает до сих пор, что это за человек и откуда вообще взялся, сам же Дазай ничего не рассказывал. Говорил, мол, не обязан отчитываться. Спорить было бесполезно и глупо, поэтому Чуя просто смотрел. Со слезами на глазах смотрел, как Осаму в очередной раз собирает вещи и покидает квартиру, бросая через плечо, что больше не любит. Три месяца боли и апатии. Самооценка превращалась в песок и рассыпалась в ногах, в груди протяжно ныло, а сны с примесью приятных воспоминаний сводили с ума. Накахара сорвался сам, позвонив Осаму и попросив того вернуться. Тот не стал долго уговариваться, но пропадал вечерами, нагло выключая телефон и не желая вообще никак объяснять все происходящее. Чуя перешел на транквилизаторы, пытаясь собрать себя по частям, перевязать скотчем и продолжить функционировать, но он трещал по швам, ломаясь все сильней при каждом шаге. И в один момент сломался полностью. Его истерика была практически неуправляема, претензии волнами били по самолюбию Осаму, тыча того носом в каждую ошибку, что тот совершил. Чуя кричал, срывая голос в кашель, а Дазай только молча слушал, перехватывая худые руки, пытающиеся его ударить. Тогда Накахара был уверен, что потерял шатена навсегда. Тогда Накахара хотел потерять его навсегда. — Я не твоя псина. — Но если я скажу погавкать, ты погавкаешь. И спорить было бесполезно. И он, Чуя, гавкал, покорно падая в теплые объятия. И сейчас он, Чуя, затянет чокер на шее сильней и вновь вдохнет аптечный запах от бинтов, смешанный с парфюмом, который он подарил Осаму на рождество.