Никогда не думала, что окажусь в Берлине...

В том, что дом графини фон Кауфман будет большим и богатым, я не сомневалась, но он оказался все же просторнее моих ожиданий, обставленный с изяществом и кажущейся простотой. При более детальном рассмотрении можно было заметить, что каждая вещь стояла именно там, где ей было предначертано с появлением на свет, все гармонировало и дополняло друг друга, играя свою партию в неслышимом оркестре уюта и функциональности. Складывалось впечатление, что именно эти шторы подходят именно этому окну, как ничто иначе. Поверхности пола и мебели были наполированы до такой степени, что в них легко было рассмотреть свое отражение. Я приехала одна, муж отказался и остался с детьми, сообщив мне, что у него на них свои планы. Дети графини гуляли в саду, муж был в делах, с нами была еще одна графиня — знакомая Инны, но она довольно скоро ушла. Фон Кауфман попросила подать ужин, несмотря на мои протесты, и сообщив, что многие блюда приготовила сама, даже при наличии повара из французской столицы: — Некоторые вещи я не доверяю никому. Например гранатовый соус к мясу. Никто его не умеет готовить так, как это делаю я. Попробуйте. При всей своей миниатюрности Инна обладала практически зверским аппетитом, и получала истинное удовольствие от еды, иногда закатывая или закрывая глаза, если попадалось что-то чертовски вкусное. Я рассказала о том, что творится в России, немного о своей семье и о наших планах. Фон Кауфман была немногословна, больше слушала. Иногда мне казалось, что ей безразлично или неинтересно то, о чем я говорю, но утверждать этого однозначно всё же не могла. На мои вопросы и высказывания она отвечала чаще односложно, а иногда одним взглядом или полуулыбкой. Со временем я поняла, что графиня вообще относится к такому типу людей, которые меньше говорят, но больше действуют. Смеялась не очень часто, но красиво. Такой тип смеха довольно редок. Люди, как правило, смеются бесшумно, либо напротив — ржут, как лошади, со всхлипом и рыданиями. Однако, с присущей мне самоиронией к концу вечера я умудрилась её порядком развеселить. Время пролетело быстро, мы не успели заметить, как прошло несколько часов, муж графини вернулся. Он был высок, коротко стрижен и гладко выбрит, вопреки нынешней моде, что, впрочем, играло ему лишь на руку. На его фоне Инна выглядела еще изящнее и грациознее, было видно, что он это знал и в целом гордился женой. Граф Кауфман своим присутствием напомнил и мне о моих обязанностях матери, любящей жены, я собралась уходить, но супруги смотрели на меня с удивлением: — Вы с ума сошли? В такую темень Вы никуда не пойдете. — Но я, как оказалось, живу от вас буквально в 20 минутах ходьбы. — Нет-нет, оставайтесь, наш дом большой и в состоянии принять огромную толпу, а тем более такую миниатюрную хрупкую женщину. — Меня ждет муж, он уже итак начал нервничать. Я пойду. — Я распоряжусь, чтобы запрягли карету. Выпьем по бокальчику вина и поедете. Буквально на донышке! Из сада в дом вернулись дети, чтобы пожелать родителям доброй ночи. Мальчик узнал меня и радостно подбежал, чтобы поздороваться, а затем спросил: — Ну, как там собачка? — После мытья оказалась белой с черными ушами, розовым носом и коричневым галстуком. Чувствует себя хорошо, хулиганит и ждет, когда ты её навестишь. — Обязательно навещу! — Ребенок просиял и побежал к маме. — Влас рассказал мне о щенке. Это очень мило с Вашей стороны, но если пес вырастет большим, ноги моей не будет в вашем доме — Инна рассмеялась. — За что же так не любите собак? — Я их боюсь. Меня однажды напугали. Столько лет прошло, а страх остался. Собаки это чувствуют. Другое дело кошки. — Графиня улыбнулась широко и конкретно в этот момент стала сама сильно напоминать кошку, которая натрескалась сметаны, закусив шикарным куском мяса. — Обожаю пушистых рыжих и розовоносых котов. У нас их несколько, сейчас они просто прячутся от незнакомого запаха. Нас известили, что карета готова. Фон Кауфман встала, чтобы проводить меня. — Приятно было послушать родную речь. Приезжайте в любое время, только оповестите заранее, чтобы я была дома. Мы простились, и я поехала домой, погруженная в размышления о том, какого быть надолго оторванной от родного дома и близких? Всё это мне лишь предстояло узнать, можно было бы поинтересоваться как-то у графини, но с другой стороны — каждый переживает по-своему. Я, например, узнаю, что соскучилась по человеку лишь тогда, когда мы встречаемся после разлуки. Вот тут меня накрывает волна радости от встречи, понимание того, что именно этого человека мне так не хватало всё это время. Либо, если прошло действительно долгое время, тогда я тоже чувствую что-то. Как будто откусили какую-то эмоциональную часть меня. Словно вырезали аппендикс — вроде бы и не смертельно, и жить дальше можно, но неприятно и чего-то не хватает. *** Мы часто виделись с графиней в городе, но почему-то навещали друг друга довольно редко. Однажды я проснулась и увидела на подоконнике белоснежного голубя. Тогда я подумала: «Странно, никогда не видела здесь таких красавцев». Подойдя ближе, я поняла, что он совсем не боится, а скорее наоборот — ждет меня. Я отворила окно и он аккуратно переступил порожек, выжидательно смотря на меня. К правой лапке была прикреплена записка: «Как Ваши дела? Grüße Gräfin von Kaufman.» Какой простой вопрос и как много на него можно ответить. Я села писать, желая ограничиться парой лаконичных предложений, но, поддавшись дурману слова, совершенно случайно набросала пару станиц. Посмотрела на терпеливо ждущего голубя. Бедный, зачем ему нести эту тяжесть? Выкинула треть текста, но на остальное рука так и не поднялась. Совершенно незаметно эта переписка вошла в привычку, на что муж даже сначала довольно ревниво реагировал, но потом, перехватив буквально пару голубей и ничего компрометирующего не найдя в нашей переписке, смирился.