Не могу

Мир жесток во всех его смыслах. Мы не можем позволить себе вольность, лишь потому что боимся осуждения со стороны. Мы не можем быть с теми, кто нам нравится, от которых сердце замирает и начинает работать в другом русле, вынуждая задыхаться от переполняющих эмоций. Но, к сожалению, мы не можем быть с ними, потому что у них нет взаимных чувств. Рассматриваешь потолок в комнате брата, слишком много мыслей лезут в голову, заставляя мозг работать намного быстрее, дабы не уснуть. Будто специально, ты видишь картинки лица брата, соглашающегося на эту сделку. Откровенно говоря, тебе дико стыдно, осталось еще то ощущение, будто щеки воспламеняются от лёгкой ухмылки, заставляя краснеть ещё больше. Перед глазами видишь жилистые руки блондина, от которых приходится сглатывать и повернуться на правый бок. Черт. Разве можно не зацикливаться на ком-то кроме Юнги? Тихий треск ламината отвлекает тебя от назойливых мыслей, заставляя переключиться на дверь. Замираешь мгновенно, начиная часто моргать и сжимать в руке краешек одеяла. Ты знаешь, кто это, не так трудно догадаться, когда в квартире только два человека. Он все же решил выполнить условия сделки. И пришёл. Сам. Ручка медленно опускается вниз, приоткрывая дверь, Юнги старается тихо зайти в комнату. Ты его почти не видишь, даже силуэт в темноте растворяется, потому что плотная ткань штор не даёт даже лучику от луны проникнуть. Квартира, как и её хозяин, закрыта ото всех. Ты лежишь с краю от окна, и когда матрас прогибается под весом брата на пустой части, приходится не двигаться и прислушиваться к тишине. Шуршание ткани, глубокие выдохи брата и только после того, как его голова коснулась подушки, повисла тишина. Никто не пытается даже двинуться, просто мертвая тишина вынуждает сердцебиение усиливаться. Что может быть хуже глупого бездействия? Юнги не такой наивный, нет, он может в любой момент пересечь черту, наплевав на моральные устои и на твоё мнение. Но он не слепой, прекрасно понимает, что нужно время. Время на твои встречные шаги. — Ты ведь не спишь? — задаёшь вопрос шепотом, разрушая повисшую тишину, тебе даже кажется, что ты намного громче это сказала, чем на самом деле. — Нет, — так же тихо шепчет Мин. Вытягиваешь руку, нащупывая пальчиками его щеку, подушечками ощущая мягкую кожу. Юнги чувствует твои холодные пальцы, наслаждается, когда ты ведёшь ими вдоль подбородка, останавливаясь на ушной раковине, ноготками цепляя серьгу. Ему до безумия приятно, но опять же признавать не хочет, сопротивляется. Твоего лица не видно, может, это и к лучшему, чтобы не уйти раньше. — Сейчас, — нерешительно подаёшь голос, зарываясь в жестковатые волосы Юнги, — ты можешь поцеловать меня? — звучит так глупо, что даже если включить свет, можно увидеть твой румянец на щеках. Вы оба играете со своими чувствами, экспериментируете в ожидании реакции на то или иное действие. Как дети, впервые попробовавшие лимон, вроде, кисло до безумия, но любопытство берет вверх, вынуждая снова откусить чуть-чуть. Юнги чувствует что-то наравне с волнением и предвкушением. Он уже давно хочет узнать, каковы твои губы на вкус, это любопытство, которое у него в голове гвоздями вбито. Снова шуршание простыни, его рука на твоей талии придвигает ближе к себе и вслепую губами находит твои. Горячие и суховатые, он сминает сначала верхнюю, пробует, в отличии от его твои холодные и влажные, мягкие, что прикусить будет просто преступлением. Передними зубами хватает и несильно кусает, медленно переходя к нижней. Точно так же засасывает, слюной мажет, снова кусая, только на этот раз сильнее. Ему нравится издеваться, смакуя твои губы на вкус. На этот раз в комнате не мертвая тишина, а звуки поцелуя, такого приторно сладкого и до безумия болезненного заполняют все пространство.