***
Арсений пожимает на прощание своему репетитору руку, слышит сказанное с улыбкой: «мой лучший ученик», и глушит в себе вырывающееся: но заслуга в этом не ваша. Это я сам по себе весь такой распиздатый. Захлопывает за ним дверь, судорожно выдыхает, без лишних людей в квартире спокойнее. Ещё бы отца куда-то сплавить, тот редко работает из дома. Сегодня, увы, то самое редко. — Арсений, подойди, — отец сидит на кухне, ждёт когда крутящаяся у плиты мама подаст ему жаренную курицу. — Присядь. И он садится. И он думает: боже, помоги не сорваться. Не наговорить лишнего. Не закатить глаза. Ну, или сделать это незаметно. — Как дела в школе? Как погода? Как тебе новый выпуск новостей? Предвыборная кампания Канье Уэста? — Да нормально, — лучше не бывает. — А у тебя как дела? Отец чувствует фальшь в голосе сына, но продолжает отыгрывать роль заботливого родителя. — Сеня, будешь кушать? — щебечет мама, и напоминает ему героиню фильмов шестидесятых. Ей не хватает пышной цветастой юбки и яркого макияжа. — Не называй меня так. Буду. — Не хами матери, — осуждает отец. — Поедешь со мной на выходных в Питер. Вот это предложение. Кто от такого откажется? Мама ставит перед ними тарелки с только что приготовленной едой, и отец тут же принимается есть. — Зачем? — спрашивает Арс, и смотрит на мать, та садится за стол, допивая свой остывший кофе с молоком. — Город посмотришь, все равно скоро переезжать туда, ещё в офис со мной сходишь. Познакомлю тебя со своими ребятами. — Зачем? — Да что ты заладил! — отец смотрит строго, мама успокаивающе гладит его по запястью. — Ума наберешься. — Мне не поможет, — хмыкает Арс и встаёт из-за стола, направляясь к выходу. Отец говорит, чтобы он сел на место, они ещё не договорили. Мать кричит, чтобы он доел, но ответом для них двоих служит громко хлопнувшая дверь в его комнату. Арс вслушивается в тишину, родители на кухне о чём-то переговариваются. Возможно, отец упрекает мать в том, что она упустила сына. Воспитывать надо было лучше. Мать, подавив в себе злость, ответит, что не нужно давить на ребёнка. Возраст у него такой, сам понимаешь. Попов клянётся, примерно такой разговор у них происходит. Он достаёт телефон, отправляет сообщение по номеру, который дала Кузнецова, потом звонит Серёже, говоря, что в выходные не получится погулять. Отец тащит в Питер. Серёжа выдаёт: вот это тяжёлая у тебя судьба, конечно, ебанёшься. И почему-то начнёт говорить о мечте побывать в Венеции. Где-то вдалеке, Антон получает сообщение от того же неизвестного номера, что и сегодня утром. Неясное: «почему отцы такие сложные?» Это вообще уже шиза, Антон хмурится, против воли вспоминает своего отца, оставшегося в Воронеже. И набирает ответ: «удали мой номер, кто бы ты не был». Хотя лучше бы он намекнул, что узнав кто это, разобьёт ему лицо, если ещё раз напишет. Некоторые люди понимают только язык насилия. А некоторые не понимают и этого. Почему-то в голове всплывает уебское лицо Попова. Пошёл нахер из моей головы. «Не удалю» Охуеть ответ. И что это значит? Антон думает секунду, две. Язык насилия. Ты такой, да? Из тех, до кого по-хорошему не доходит? «тогда я тебе руку сломаю, даже если ты девочка» Отправляет. Он ведь правда это сделает. Родителям нечем гордиться, сыночка они упустили. Хотели милого послушного мальчика, а им отдали Антона — гопника, каких ещё поискать. Шастун пялится в экран смартфона, видя, как его неизвестный собеседник набирает ответ, и закидывает руку за голову, удобнее распластываясь на кровати. Навряд ли что-то способно испортить ему выходной. «Я не девочка.» И следом: «ты злишься?» Антон пялится на книжный шкаф напротив кровати — осталось от предыдущих жильцов, или хозяев квартиры. Первая книга, которая величественно стоит на полке — Библия. Антон помнит свои смешанные эмоции по этому поводу в первый день приезда. Помнит, как в детстве бабушка зачем-то читала ее вслух. Толку-то, всё равно из Шастуна ничего путного не вышло. Пишет: «не препятствуй мне излить мой гнев и уничтожить их» Почему на форумах не пишут, что лучший способ избавиться от нежелательного собеседника — это процитировать Библию? Это ведь реально работает. Антон откладывает телефон в сторону, готовясь к перезагрузке мозговой деятельности его собеседника, это наверняка не скоро произойдёт, можно даже вздремнуть, но вот телефон раздаётся противным пиликающим звуком. Новое сообщение: «Война — это всегда демонстрация немощи и грехопадения человечества.» Антон тупо пялится в экран. Ему не нравится это сообщение, а вот бабуля его оценила бы. «ты это загуглил» «Нет.» «да конечно» Это самый тупой и бессмысленный разговор в жизни Шастуна, и он не придумывает ничего лучше, чем заблокировать контакт. И ему действительно становится лучше.***
В курилке за гаражами стоят пятеро. Это звучит, как начало анекдота, Антон обводит хмурым взглядом: Попова с Матвиенко, Диму рядом, и какого-то девятиклассника, болтающего по телефону. И смеяться ему точно не хочется. Дима говорит: — Если не репетитор, тогда факультатив, тебе нужно записаться обязательно, как ты сдавать егэ планируешь? В груди медленно закипает нервозная злость. Шастун пытается говорить тихо, чтобы больше никто не слышал: — Когда мне туда ходить? Я работаю, — и делает глубокую затяжку, пока сигарета не потухла. — Юлишь, — цокает Дима. — Раза два в неделю ты точно сможешь после уроков. К тому же, это бесплатно. Если ты не поставил себе цель завалить экзамен, то прислушайся. — Не огорчай мамочку, — слышится за спиной голос блядского Арсения, и Антон резко оборачивается простреливая его взглядом. — Рот закрой, — отвечает, словно в рожу бьет. Арсений примирительно поднимает ладони вверх. Шастун отворачивается, чтобы в следующую секунду по его спине пробежал мороз от сказанного: — А чё ты меня заблокировал? Сделать вдох почему-то становится сложно. Дима смотрит в его лицо, хмурится, пытается увидеть ответ, подсказку, злость. Не находит. — Это ты мне писал? — почти хрипит Шастун, поворачиваясь к нему лицом. Стоящий рядом Матвиенко ударяет себя по лбу ладонью. Шастун бы с радостью сделал себе так же. — Ага, — самодовольно улыбаются глаза напротив. — Ты не отвечаешь Кузнецовой, но зато отвечаешь мне. Лестно. — Я не знал, что это ты! — Шастун срывается на крик. За рукав его тянет Дима, говорит, что скоро звонок, надо идти. — Ты придурок, что ли, нахрена? — Незнание не освобождает от ответственности, — улыбается Арс, делает шаг вперёд, и незаметно выдыхает дым ему в лицо. Шастун надеется, что парни этого не видели. Шастун не хочет вспоминать, как однажды сделал точно так же Арсу, хрен знает зачем. Это притупляет на пару мгновений, подвешивает. — Руку сломаю. — Да, помню, ты обещал. И продолжает смотреть, гуляя взглядом по лицу Шастуна, неуместно задерживаясь на губах, заставляя щеки предательски гореть. Антон выдерживает взгляд, смотрит в упор, на языке вертятся ругательства — много ярких, неприличных. Он мечтает высказать каждое. — Ладно, блять, — Серёжа сильно офигевает, раз осмеливается подтолкнуть Шастуна с Поповым в спину. — Нам в школу пора, потом продолжите отношения выяснять. — Как семейная парочка, — добавляет Дима. И Антон ускоряет шаг, не зная, кого из них троих он хочет убить сильнее. Вылавливает краем глаза профиль Арса идущего рядом, его потрескавшиеся на морозе губы, и сглатывает. Пожалуй, его.***
«Ты меня решил разблокировать?» «не заставляй жалеть об этом, Попов» Пару минут телефон молчит. Капли дождя размеренно бьют по подоконнику, Антон вслушивается в начинающийся шторм за окном, представляет стену из воды, которая щедро поливает землю, уже поздняя ночь и засыпается под такую погоду просто отлично. Мама уже спит, и Антон думает лишь о том, что завтра у него полный рабочий день. Это хорошо, это ограничит доступ дебильных мыслей. Ничего лишнего не будет — лишь отточенные движения, доведённые до автоматизма. Он робот. Не совсем правильный, ведь меню он до конца так и не выучил, завтра опять получать по шее от Паши за это. «Какие планы?» Он достал. Правда. Шастун не знает, зачем Арс пишет, наверное ему скучно, или он просто идиот. Не нужно было его разблокировать. Попова, для профилактики, не мешало бы ещё пару раз отпиздить. Это называется — воспитание. Кажется, отец так говорил, когда лупасил Шастуна ремнём по жопе в детстве. «отвали» Антон зачем-то утыкается взглядом в свои сбитые костяшки. Когда они уже, блин, заживут. Почему так долго. Шастун ведь не железный, у него скоро новые синяки и ссадины появятся. «Где ты живешь, Шастун? Хочешь я приеду?» Антон хмурится. Перечитывает сообщение. Арсений что, объебался транквилизаторами? «нахер ты мне тут нужен?» Шастун хочет написать: обратись с подобной хренью к Матвиенко, а лучше сразу к психиатру. Может, помогут. А мне такое не пиши больше никогда, а то зубы пересчитывать будешь. Но вот, что важно: Антон это не пишет. Вслушивается в дождь. Он ведь это несерьезно, да? Ну, сказал бы Антон ему свой адрес, дальше что? Арсений не приехал бы. Ну, правда. Зачем ему это. Кто он ему, чтобы поздней ночью в дождь — приезжать? Они почти враги. Которые при первой удобной возможности пиздятся, но и сигареткой могут поделиться. Что-то типа такого. Подобные взаимоотношения не включают в себя больше ничего лишнего. Переписку, по правде говоря, они тоже включать не должны. «Не нужен?» Антон хмурится, Попов точно под чем-то. И раздражённое сердце почти останавливается, Шастун теряет контроль над ситуацией, и это совершенно не устраивает. Он облизывает взглядом каждую букву присланного сообщения. Какого, черт возьми, ответа он ждёт? «Я просто уезжаю завтра» Приходит раньше, чем Шаст успевает вернуть свой мозг на место. В голове снова рождаются сотни ругательств, неясных завуалированных оскорблений, хочется высказать Попову в лицо многое, абсолютно каждое, не затыкаясь пару минут, чтобы в возникшей тишине не прозвучало — а о чем ты молчишь? «мне нахрена эта информация?» У Шастуна от собственного ответа зудит внутри. Его буквально выворачивает, безжалостно. Он не хочет знать о Попове ничего. Он не хочет даже заглядывать в его темный мир. Арсений не спрашивает — пускает туда. Приоткрывает дверь, и услужливо протягивает ладонь, подкармливая хорошим отношением, словно псину бездомную. Не боится, что ему оттяпают полруки. «Чего ты злишься?» Чего ты лезешь? Антон чувствует руки Арсения на своем горле и все ждёт, когда тот сожмёт сильнее. «Ты меня боишься?» Он провоцирует. Весьма неумный ход. Шастун чешет кончик носа, прикусывает язык, и печатает ответ лихорадочно трясущимися пальцами. «че мне тебя бояться, придурок?» «Тогда давай увидимся. За гаражами у школы. Сейчас. Слабо?» Ответ: там дождь, звучит ничтожно даже в голове. Для чего ему это надо? Пауза затягивается. Шастун думает. Искренне надеется, что Арс собрал парочку своих пижонских друзей и за гаражами планирует ему рёбра пересчитать. Лучше бы так, честно, лучше бы так. Антон отправляет: «через полчаса», и вскакивает с кровати, подлетая к окну. Открывает настежь окна. Громко шумит осенний дождь, Антон протягивает руку, ловя его капли, делает глубокий вдох, полный морозной свежести и мокрой травы. Что ты хочешь мне сказать? Натягивает на себя толстовку — самую большую и тёплую, старенькие чёрные джинсы. Думает: а если он не придёт? Буду стоять там, как дебил, и мёрзнуть. И даже эта мысль радует больше, чем перспектива ночью остаться с Поповым наедине. Они ведь ещё ни разу не оставались наедине, как они с этим справятся? Может, заранее скорую по адресу вызвать, как раз успеет приехать. Арсений пишет: «жду.» И к собственному ужасу, Антон всё-таки ощущает, как чужие руки сжимаются на его горле.